Мавераннахр в четырнадцатом столетии

Мирный союз Чингисидов, символизированный сво­бодной торговлей на дальнее расстояние, стал в на­чале четырнадцатого столетия давней химерой, даже если брать во внимание только области исламского мира. Мавераннахр и земля ильханов были двумя рай­онами, различный уровень цивилизованности которых глубоко ощущался — обстоятельство, как мы виде­ли, проявившееся уже в последней трети тринадца­того столетия. Мавераннахр по-прежнему был зави­сим сильнее, чем страна ильханов, от кочевников-скотоводов. Дамасский секретарь аль-Умари (1301-1349), благодаря своей профессии хорошо разбиравшийся в отношениях исламских государств, с которыми мам­люки находились или в дружеских, или во враждеб­ных отношениях, изображает в своих записках поис­тине убедительно боевую мощь войск в Мавераннахре. Один из его поручителей рассказал ему, что в роду ильханов мало проявляли беспокойства, когда войс­ка Синей Орды продвигались для нападения через юг России. И, наоборот, забили большую тревогу, как только Хорасан оказался в опасности ⁷¹. Пригодность к престолонаследию в Иране определяется тем, на­сколько успешно ведут войну в Хорасане против мавераннахрских войск. Другой свидетель рассказал аль-Умари о тяжелых географических условиях защиты Хорасана: естественной границы нет; кочевники Ма-вераннахра гонят свой скот, не обращая внимания на политические отношения, на территорию ильханов; во враждебных намерениях, большей частью, они вовсе не замечены, но потом, может быть, начнут вести борьбу, и в стране «захозяйничают, как волки»'².

Из этого короткого сообщения ясно просматрива­ется различие между Ираном и Мавераннахром. Оно, конечно, только начинается, так как и ильханам еще нужны были кочевники-скотоводы в начале четырнадцатого столетия, чтобы иметь возможность ввести в бой боеспособные войска. Однако началась подготов­ка стационарного войска, которому выплачивали де­нежное довольствие и со времен хана Газана давали ленные поместья⁷³. Можно предположить, что улус Чагатая значительно отставал от Ирана в превраще­нии из кочевой империи в бюрократизированное (чи­новничье) государство, а значит, в развитии, которое одновременно означало вхождение монгольских кня­зей в определяемую исламом цивилизацию, так как это развитие осуществляли, прежде всего, те из осед­лого населения, кто выжил. Аль-Умари подчеркива­ет также, что в Мавераннахре защищали Ясу намно­го жестче, чем где-либо в исламских странах, захва­ченных монголами⁷⁴.

Улус Чагатая не был, конечно, сам по себе одно­образной областью. Местность между Оксом и Яксартом, кажется, еще сохранила большинство следов когда-то цветущей исламской культуры. Во всяком случае замечания аль-Умари настойчиво говорят об этом. Туркестан, то есть северо-восточная часть улу­са, больше всего пострадал от татар. Один путешес­твенник смог сообщить аль-Умари только о развали­нах покинутых мест, об опустошенных городах и не­обработанных полях и — о мусульманских ученых, которые из-за недостатка воды постоянно совершают омовения песком⁷⁵.

Историю улуса Чагатая мы оставили на том момен­те, когда Тува, сын Барака, и Чапар, преемник Хай­ду, мечтали об умиротворении или помощи дружных Чингисидов. Красивая мечта быстро растаяла. Тува и Чапар не поладили между собой, и прежде чем Тува умер в 1306 году, Чапар, отпрыск Угедея, стал от него зависеть. Так соотношение потомков Чагатая и Уге­дея, которое во времена Хайду было в пользу пос­ледних, теперь в корне изменилось. После смерти Тувы его сыновья вели войну как против великого хана, так и против Ирана. В 1315 г. Олджайту отра­зил их атаку. И между собой сыновья Тувы не мог­ли сохранить мир. Один из них, Кебек, вступил в1318 г. на престол, который он короткое время уже занимал девять лет назад. Он правил до 1326 г. С его именем связывается попытка основательно упоря­дочить отношения внутри улуса Чагатая. В контурах можно узнать деление на административные округа, которые носят монгольское название «тьма», то есть десятитысячник, с этим словом Кебек связывает де­ление населения на десятки, относящееся к Чингисха­ну, но переносит понятие на территориальные едини­цы. Возможно, эти десятитысячники размежевывают районы страны, которые могли содержать определен­ный контингент войск и подчинялись какому-нибудь военачальнику⁷⁷. Очень трудно решить, насколько эти мероприятия учитывают домонгольское устройство, оп­ределенно в какой-то степени сохранившееся, которое можно себе представить как существующее наряду с местными нотаблями, землевладельцами и сайдами⁷⁸. Намного важнее для дальнейшей истории улуса Ча­гатая то, что основание административных округов должно было ограничить свободу передвижения во­еначальников, более или менее тесно связанных с ха­ном⁷⁹. Как оказалось, они не были согласны терпеть эти изменения. Устремления Кебека сводились к тому, чтобы установить свое господство в определенной об­ласти, не поддерживая его больше преданностью ко­чующих то в одну, то в другую сторону групп лю­дей. По примеру ильханов и великих ханов он осно­вал собственную столицу с резиденцией, хотя, конеч­но, в более скромном виде. Она получила название Карши, что на восточно-тюркском языке означало «за­мок». Она находилась в трех днях пути к юго-запа­ду от Самарканда. То, что у города еще не было никакой истории, именно потому что местные прави­тели еще до недавнего времени совсем не жили в домах, аль-Умари считает достойным упоминания⁸⁰. Создание более прочной структуры господства и уп­равления было в остальном и здесь, как в империи ильханов, связано с исламизацией ханов. Тармаши-рин, брат и преемник Кебека, сделал решительный шаг. Он стал мусульманином и открыл свою страну теперь также египетским и сирийским купцам, что мы тоже знаем от аль-Умари.

Отмена Ясы не нашла однако единодушного одоб­рения, так как этим упразднялось и право, которое чагатаевские эмиры связывали с Чингисханом, а имен­но созывать каждый год собрание и, пользуясь этой возможностью, снимать правящего хана, если он вы­звал их недовольство. Это право, милое чагатаевским эмирам, служит, большей частью, причиной запутан­ной истории улуса и очень частой сменой правителей. Во всяком случае, и теперь стали выбирать другого хана; Тармаширин бежал на юг в свои афганские владения, но был пойман, привезен назад и убит под Самаркандом. Мятеж был поддержан, прежде всего, малоисламизированными северными и восточными частями улуса Чагатая; там затаили обиду на Тарма­ширина, потому что он, вопреки обычаю, годами за­бывал навещать резиденцию Алма-Ату⁸². Разделение земель улуса Чагатая, которое уже давно началось⁸³, закрепилось политикой Тармаширина.

В юго-западной части за Тармаширином последо­вал ряд ханов, короткие сроки правления которых нельзя с уверенностью определить. Близкие родствен­ники свергнутого правителя искали убежища в Ин­дии; там также появился человек, который утверж­дал, что он является Тармаширином. Так как его бежавшие родственники это подтвердили, индусы должны были признать его притязания. Они, конеч­но, боялись различных политических осложнений и интриг и поэтому удалили того Тармаширина во дво­рец Музаффаридов в Ширазе, где он вынужден был провести остаток своих дней⁸⁴. В области между Оксом и Яксартом положение оставалось, между тем, не­прочным и запутанным. Казалось, что даже призна­ние тамошними ханами ислама снова было поставле­но под сомнение, однако ввиду и без того неясных отклонений нужно было доверять подобным толкова­ниям источников. Почему в ожесточенной борьбе за ханство та или иная партия не должна была ожидать выгоды от определенно антиисламской позиции?

Победителем в борьбе за власть оказался времен­но Газан, внук Тувы. Уже в 1330 году он должен был вступить на престол. Если эта дата соответствует ис­тине, то Газан, вероятно, должен был более десяти лет вести войну, чтобы силой завоевать себе призна­ние в Мавераннахре ⁸⁵. Газан уже знал, что без реши­тельного усечения прав и возможностей князей и во­еначальников слово хана вряд ли что-то стоило. Он подхватил предположительные цели своего отца Кебека, но не был уверен, что сможет достичь их околь­ными путями через создание управления, зависимого от двора, и предпочитал более действенные меры по отношению к нарушителям спокойствия. Когда созы­вались собрания советов зависимых от него князей, они предусмотрительно передавали кому-либо свой дом, так как в высшей степени было неясно, дожи­вут ли до конца переговоров. Зажиточным семьям пришлось оплакивать многие жертвы, и они просили в своих утренних и вечерних молитвах всевышнего единого Бога, чтобы он заставил зайти солнце султа­на Газана. Но одних молитв было недостаточно. Эмир по имени Казаган собрал мятежников вокруг себя и много воевал с Газаном. Зимой 1345-1346 г. Газан погиб в бою ⁸⁶.

Смерть Газана означает важный этап в истории улу­са Чагатая, так как Казаган, победоносный бунтов­щик, был выходцем из народа, названного «карау-нас», — это в бурные времена собранные из различ­ных этнических групп соединения, которые во время господства ильханов служили то одному, то другому военачальнику, но часто проводили свою политику. В начале четырнадцатого столетия их пастбища были летом на Мургабе, зимой они спускались в Систан. Сообщения о них очень скудные; взлет Казагана до­казывает, однако, что они имели значительный вес в южном улусе Чагатая.

Казаган отказался от мести обратившимся в бегст­во войскам Газана. Он женился на его вдове, но не стремился сам к ханскому сану ⁸⁷. Только Чингисид мог претендовать по праву на этот сан; это положение находило еще всеобщее признание. Казаган, сам выходец не из чагатаевского рода, получил легитим-ность, которая ему нужна была для его политики, посадив на трон потомка Угедея. Однако уже в 1347 году Казаган велел убить этого достойного сожале­ния марионетку. Эмиры роптали; страной издавна правили потомки Чагатая, и Казаган не хотел риско­вать из-за мелочи — хана, от имени которого издава­лись указы и который жил в военном лагере в неко­торой степени под постоянным домашним арестом. В Байяне Кули, одном из многих внуков Тувы, была быс­тро найдена замена нужного происхождения ⁸⁸.

Приблизительно до 1359 года о Казагане сложи­лась легенда в Мавераннахре. Источники говорят о нем, как о справедливом правителе, заботящемся о счастье народа. Ученые и потомки Пророка были в большом почете и получали широкую поддержку. Своей «безграничной благотворительностью» он тяхсе-ло нагрузил «вьючных животных надеждой большой и маленькой, бедной и богатой»; внутренний мир наконец установился в Мавераннахре и не было сму­ты в его дни, хотя он был в «кудрях повес»⁸⁹. Но­вый марионеточный хан имел перед глазами судьбу своего предшественника, правильно понял приметы времени и предпочел «играть на ковре империи в кости с князем Казаганом как хорошо знакомым со­бутыльником» и пренебречь своим честолюбием ⁹⁰.

Казаган смог так хорошо обеспечить себе тыл в юго-западном улусе Чагатая, что был в состоянии укрепить свое положение с внешней стороны предуп­реждающими ударами. Источники отмечают в 1348 г. поход до границ Синда, о точных обстоятельствах которого они, однако, молчат⁹¹. Между тем, на юж­ном фланге улуса появилась новая опасность. Малик Муидж-ад-дин Пир Хусейн Карт, правитель Герата, взял верх над рядом врагов и вследствие этого стал значительной силой, которую нужно было как можно скорее исключить, если хочешь действовать наверня­ка, чтобы однажды не пришлось печалиться об упу­щенном. Предлог для войны Казагана против Герата был найден в покушении на ценность, которую мон­гольские князья и военачальники считали неприкос­новенной. Пир Хусейн, опьяненный своими успеха­ми, наградил себя титулом «султан», хотя он и его предшественники постоянно были зависимы от милос­ти Чингисидов. Пять раз Хусейн бил в барабан для себя, велел держать над собой зонт правителя. Это было принято только для хана. Хан и султан рассмат­ривались как понятия равнозначные. Противники Пира Хусейна позаботились о том, чтобы это неслы­ханное поведение дошло до ушей Казагана, и этим предоставили ему обоснованный повод для принятия решительных мер, который обязывал также к учас­тию и остальных военачальников Мавераннахра. Борь­ба в 1351 году окончилась для Хусейна неудачно: ему пришлось просить Казагана о мирных переговорах, во время которых Пир ему подчинился и прислал мно­го лошадей со снаряжением, а также другое имущес­тво в качестве дани. Через год после этого он засви­детельствовал ему свое почтение в Мавераннахре⁹². В Хорезме Казаган тоже сумел укрепить свое влияние. Его сын Абдуллах принес ему там успех⁹³.

Не оседлые держали Казагана у власти. Его режим, созданный из мятежа против централизованных ус­тремлений Газана, подчеркивает регресс на пути фор­мирования институтов бюрократизации власти прави­телей, даже если верны данные, что население не затронул обычный произвол. Когда бы ни предстоял поход, кочевники могли так же, как и лица, занима­ющиеся хозяйством правителя, отправлять на служ­бу бесчетное количество всадников, каждый конный завод поставлял только одного. И от пограничной области Хорасана до Туркестана все было погранич­ной территорией членов дома Чагатая и связанных с ним князей. Кочевому обычаю соответствовал и об­раз жизни Казагана, который пренебрегал постоян­ной резиденцией и разъезжал между своим летним пастбищем, расположенным в области поселения Мунк, в узкой долине восточнее нынешнего Душан­бе, и его зимним пастбищем Сарай на Оксе⁹⁵. Если Казаган не был в походе, он делил свой день на пять отрезков, как рассказывают о нем. С раннего утра до восхода солнца он посвящал себя богослужению, до полудня занимался государственными делами. После этого он предавался до вечера своему любимому вре­мяпрепровождению — охоте. Сразу после охоты он посещал свой гарем, прежде чем отправлялся почи­вать⁹⁶. Этот распорядок дня, конечно, идеализирован. В другом, более древнем источнике речь идет только об охоте, на которой он проводил большую часть времени⁹⁷. По образу жизни человек из народа караунас был, конечно, похож на чагатаевских князей, но они, должно быть, обиделись на его притязания при­казывать им как Чингисид. Во время соколиной охо­ты он попал в окрестностях Сарая в руки своего убий­цы, мужа его свояченицы, которому он давно отка­зал в руководстве племенем кочевников и который вос­пользовался случаем отомстить, хотя вскоре после этого заплатил жизнью за злодеяние. Эмиры, преданные Ка-загану, назначили наследником его сына, Абдаллаха, который гарантировал господство над Хорезмом⁹⁸. Вскоре оказалось, что Абдаллах не дорос до своих за­дач. Он уже заболел удобствами оседлого образа жиз­ни, Самарканд ему это предоставил, и вопреки воз­ражению влиятельных эмиров перенес туда свою ре­зиденцию. Вскоре после этого он потерял по легко­мыслию расположение своих сторонников, когда убил хана Байяна Кули и заменил его неким Тимур-шахом. Это преступление было совершено из любви. Абдал­лах добивался жены убитого. Два могущественных князя, эмир Байян Зюлдус и Хаджи Барлас, глава одного из четырех зажиточных кланов улуса Чага­тая⁹⁹, выступили против Самарканда, победили Абдал­лаха вместе с Тимур-шахом и отплатили жестокостью их сторонникам.

Святотатство Абдаллаха и война, которую оно вы­звало, разрушили мир внутри государства, которым мог наслаждаться Мавераннахр несколько лет благо­даря политике Казагана. Князья южного Чагатая тоже не хотели, чтобы ими правил человек из караунаса.

Они мечтали скорее, пожалуй, о господстве кого-ни­будь из Чингисидов, который бы оставил им свободу в их пастбищных угодьях. До ханского сана они воз­высили некоего Кабулшаха, но это уже под впечатлением новой серьезной опасности ¹⁰⁰. Уже когда не­опытный Абдаллах возвращался в Самарканд, Тоглук-Тимур, правитель Моголистана, воспользовался удоб­ным моментом и понадеялся на воссоединение обеих частей улуса Чагатая. Когда он узнал о бесславном конце Абдуллаха, он удвоил свои усилия. В 1360 году многое говорило за то, что планы Тоглук-Тимура могли стать действительностью. Отражение этой уг­розы было затруднено эмиром Хусейном, внуком Ка-загана, который собрал вокруг себя оставшихся в живых сторонников и двинулся через Мавераннахр¹⁰¹. Когда все силы бросили против Тоглук-Тимура, не об­ращая внимания на эмира Хусейна, он смог извлечь из этого пользу. Остальные эмиры юго-запада долж­ны были решать, связываться ли ради предотвраще­ния внешней опасности с ним, отпрыском рода сомни­тельного происхождения, который запятнал себя кровью Чингисида. Только если бы эмир Хусейн пре­восходил всех своих соперников в ударной силе (ар­мии), это решение могло бы быть однозначно в его пользу. Ситуация допускала самые различные выво­ды, кто с кем заключил бы союз, кто кого бы пред­ал? В этой игре Тимур получил первые всходы.

Дата добавления: 2015-08-21