Глава девяностая

Протер глаза, еще раз взглянул - все то же самое, и вверху надпись "Кней"... Я обиделся и рассердился и, не соображая уже никаких последствий,спросил с досадою: "Это еще что такое"? - А это, - отвечает мне младший из моих гостей, - на сих днях в балетебенефис одной танцовщицы, которая... с ней очень многие важные лица знакомы,потому что она не только танцует, но... elle visite les pauvres(Она посещаетбедных (франц.).) и... - Но, позвольте, - возражаю, - что же мне до нее за дело? - Совершенно верно, совершенно верно: вам нет до нее никакого дела, иона ни для кого никакого прямого значения не имеет, но... les jeunes gensfoNt foule chez elle...(Молодые люди толпятся у нее (франц.)) и стараютсяуслугами... совершенно невинными... невинными ей услугами доставитьудовольствие одному... очень, очень почтенному и влиятельному лицу. Ончеловек уже, конечно, не первой молодости, и в эти годы, знаете, женщина длячеловека много значит и легко приобретает над ним влияние. Согласитесь чтовсе это верно? - Отлично-с, - говорю, - но что же мне до этого за дело? Гость обиделся. - Я, - говорит, - и не настаиваю, что вам есть до этого дело, но япрошу у вас помощи и совета. - А, это, мол, другое совсем дело, - и, успокоенный, прошу гостейсадиться. Офицеры поблагодарили, присели и младший опять начал. - Генерал Постельников, именем которого мы решились действовать, совсемоб этом не знает. Да-с: он нас сюда не посылал, это мы сами, потому что,встретив в списках фамилию вашего дядюшки и зная, что ваша семья такаялитературная... Ну, уж тут я, видя, что мой гость затрудняется и не знает, как емувыпутаться, не стал ему помогать никакими возражениями, а предоставил всесобственному его уму и красноречию - пусть, мол, как знает, не спеша,изъяснится. Он, бедняк, и изъяснялся, и попотел-таки, попотел, пока одолелмою беспонятливость, и зато во всех подробностях открылся, что он желаетбыть замеченным генералом Постельниковым и потому хочет преподнести еготанцовщице букет и стихи, но что стихи у него вышли очень плохи и он проситих поправить. "Так вот, - думаю, - чем весь этот переполох объясняется! Бедный мойдядя: за что ты гибнешь?" И с этим я вдруг расхрабрился, кричу: "человек,чаю нам!" - Господа, прошу вас закурить сигары, а я сейчас... - и действительно яв ту же минуту присел и поправил, и даже уж сам не знаю, как поправил,офицерское стихотворение "К ней" и пожелал автору понравиться балетной фее иее покровителю. - Ах да! я ценю вашу дружбу, - отвечал со вздохом мой гость, - ценю иваше доброе желание, но наш генерал, наш бедный добрый генерал... он теперьв таком положении, что il semeut dun rien(Его волнуют пустяки (франц.).), инельзя поручиться, в каком состоянии он будет в этот момент. Я полюбопытствовал, что же такое отравляет драгоценное спокойствиегенерала Постельникова. - Ах, это то же самое-с, я думаю, что отравляет нынче спокойствиемногих и многих людей в нашем отечестве... Это, в самом деле, иначе даже неможет и быть для истинных европейцев: я молод, я еще, можно сказать,незначителен и не чувствую всего этого так близко. Но... но и я... jedeplore les maux de ma patrie(Я оплакиваю несчастья моей родины (франц.).)Но он, наш генерал, он, который помнит все это в ином виде, когда эта"дурная болезнь", как мы это называем, еще робко кралась в Россию подконтрабандными знаменами Герцена, но Герцен, помилуйте... Герцена толькозабили; он был заеден средою и стал резок, но он все-таки был человекпросвещенный и остроумный, - возьмите хоть одни его клички "трехполенный",трехполенный, ведь это все острота ума, а теперь... "Господи! что, - думаю, - за несчастье: еще какой такой Филимонугрожает моей робкой родине?" Но оказывается, что этот новый злополучныйФилимон этого нового, столь прекрасного и либерального времени естьразыскиваемый в зародыше Русский дух, или, на бонтонном языке современногобонтона, "дурная болезнь" нашего времени, для запугивания которого еесоединяют в одну семью со всеми семью язвами Египта. - Трудное же, - говорю, - господа, вам дело досталось - ловить русскийдух. - Чрезвычайно трудное-с: еще ни одно наше поколение ничего подобного неодолевало, но зато-с мы и только мы, первые, с сознанием можем сказать, чтомы уже не прежние вздорные незабудки, а мы - сила, мы оппозиция, мы идемпротив невежества массы и, по теории Дарвина, будем до истощения силбороться за свое существование. Quoi quil arrive(Что бы ни служилось(франц.).), а мы до новолуния дадим генеральное сражение этому русскомудуху. - Да было бы, - говорю, - еще где его искать? - О, не беспокойтесь: он такого свойства, что сам скажется! Теперь егоочень хорошо все понемножку издали по носу, да по носу! это очень тонкаятактика! Он этого долго не, стерпит, наконец, и откуда-нибудь брызнет изапахнет. Jespere, que moitie de force, moitie de gre(Я надеюсь, что частьюсилой, частью по доброй воле (франц.).) мы скоро заставим его высказаться,и тогда вы увидите, что всеобщее мнение о бесполезности нашего учрежденияесть черная клевета. Благодарю вас, что поправили мне стихи. Прощайте...Если что-нибудь будет нужно... пожалуйста: я всегда готов к вашим услугам...что вы смотрите на моего товарища? - не беспокойтесь, он немец и ничего непонимает ни по-французски, ни по-русски: я его беру с собою для того только,чтобы не быть одному, потому что, знаете, про наших немножко нехорошая славапрошла из-за одного человека, но, впрочем, и-у них тоже, у господ немцев-то,этот Пихлер... Ах, нехорошо-с, нехорошо, очень нехорошо: вперед ручаюсь, егонарочно осудят наши мужики! Ну, да черт их возьми. Поклонитесь вашемудядюшке и скажите ему, что генерал, еще недавно вспоминая о нем, говорил,что он имел случай представлять о его почтенных трудах для этих, как они...госпиталей или больниц и теперь в самых достойных кружках tout le monderevere sa vertu.(Все уважают его добродетель (франц.))

Дата добавления: 2015-08-21