Глава восьмидесятая

Это было последнее слово, которое я слышал от генерала в его доме.Затем, по случаю наступивших сумерек, старик предложил мне пройтись, и мы сним долго ходили, но я не помню, что у нас за разговор шел в то время. Впамяти у меня оставалось одно пугало "безнатурный дурак", угрожая которымПерлов говорил не только без шутки и иронии, а даже с яростию, снепримиримою досадой и с горькою слезой на ресницах. Старик проводил меня до моей квартиры и здесь, крепко сжимая мою руку,еще несколько минут на кого-то все жаловался; упоминал упавшим голосомфамилии некоторых важных лиц петербургского высшего круга и в заключение,вздохнув и потягивая мою руку книзу, прошептал: - Вот так-то-с царского слугу и изогнули как дугу! - а затем быстроспросил: - Вы сейчас ляжете спать дома? - Нет, - отвечал я, - я еще поработаю над моей запиской. - А я домой только завтра, а до утра пойду в дворянский клуб спать: ятам таким манером предводительского зятя мучу: я сплю, а он дежурит, а унего жена молодая. Но зато штраф шельмовски дорого стоит. Тягостнейшие на меня напали размышления. "Фу ты, - думаю себе, - да чтоже это, в самом деле, за патока с имбирем, ничего не разберем! Что это залюди, и что за странные у всех заботы, что за скорби, страсти и волнения?Отчего это все так духом взметалось, взбуровилось и что, наконец, из этоговсего выйдет? Что снимется пеною, что падет осадкой на дно и что отстоится ипойдет на потребу?" А генерала жалко. Из всех людей, которых я встретил в это время, онположительно самый симпатичнейший человек. В нем как-то все приятно: и егоголос, и его манеры, и его тон, в котором не отличишь иронии и шутки отсерьезного дела, и его гнев при угрозе господством "безнатурного дурака", иего тихое: "вот и царского слугу изогнули как в дугу", и даже его не совсеммне понятное намерение идти в дворянский клуб спать до света. Да, он положительно симпатичнее всех... кроме пристава Васильева. Ах,боже мой, зачем я, однако же, до сих пор не навещу в сумасшедшем доме моегобедного философа и богослова? Что-то он, как там ориентировался? Находит лиеще и там свое положение сносным и хорошим? Это просто даже грех позабытьтакую чистую душу... Решил я себе, что завтра же непременно к нему пойду, ис тем лег в постель. Записка не пишется, да и что писать, сам не знаю, а уж в уме у меняначали зарождаться лукавые замыслы, как бы свалить это дело с плеч долой. "Не совсем это нравственно и благородно, - думаю я, засыпая, - ну дачто же поделаешь, когда ничего иного не умеешь? Конечно, оно можно бы... данастойчивости и цепкости в нас нет... Лекарь Отрожденский прав: кажется,действительно народище может быть предоставлен пока своей смерти и сойдетсяс ней и без медицинской помощи... Однако как это безнравственно!.. Но... ноПерлов "безнатурным дураком" грозится... Страшно! Глупость-то так со всехсторон и напирает, и не ждет... Вздоры и раздоры так всех и засасывают..." Ивдруг, среди сладкой дремоты, завязывающей и путающей эти мои соображения, ячувствую толчок какою-то мягкою и доброю рукой, и тихий голос прошептал мненад ухом: "Спи! это все сон! все это сон. Вся жизнь есть сон: проснешься,тогда поймешь, зачем все это путается". Я узнал голос станового Васильева и... уснул, а утром просыпаюсь, ипервое, что меня осенило: зачем же, однако, мне поручили составить этузаписку? - мне, который не знает России, который менее всех их живет здесь? - Позвольте! позвольте! - воскликнул я вдруг, хватив себя за голову. -Да я в уме ли или нет? Что же это такое: я ведь уж не совсем понимаю,например, что в словах Перлова сказано на смех и что взаправду имеет смысл имогло бы стоить внимания?.. Что-то есть такого и иного!.. Позвольте...позвольте! Они (и у меня уже свои мифические они), они свели меня умышленнос ума и... кто же это на смех подвел меня писать-записку? Нет! этонеспроста... это... Я вскочил, оделся и побежал к Дергальскому.

Дата добавления: 2015-08-21