Глава пятая опять этот Гамлет

Это случилось, когда самолет, на борту которого находился российский Президент, только подлетал к аэропорту Шеннон.

Нельзя сказать, что в тот день Президент был в очень хорошей форме — сказывалась усталость. Да еще эти перелеты через Атлантику! Он вспоминал свой первый визит в США, тогда еще по личному приглашению одного из сенаторов, — как у него, бывавшего только в соцлагере, билось сердце, когда он вышел в аэропорту Ла-Гвардиа... Как давно это было, хотя на самом деле прошло всего несколько лет!

Теперь же Президент не испытывал почти никаких чувств, кроме глубокой усталости. Встреча с Госсекретарем была назначена на послеобеденное время того же дня, когда он вместе с супругой ступил на американскую землю. Разницу во времени и тот факт, что в Москве уже давно поздняя ночь, если не раннее утро, и что все члены российской делегации будут чувствовать себя крайне утомленными, никто не принимал во внимание.

Одно успокаивало — по крайней мере Фаина Петровна, которая всегда плохо переносила перелеты из-за больших перепадов давления во время взлета и посадки, могла остаться в резиденции и как следует отоспаться. Встреча первых леди, к счастью, была назначена только на следующий день.

Российский Президент с удовольствием отдохнул бы и сам, но не могло быть и речи о нарушении регламента — во время официальных визитов за границу его время всегда было расписано по минутам. Поэтому оставалось лишь выпить пару чашек крепкого кофе, принять душ, побриться и надеть свежую рубашку. Обычно этого бывало достаточно, чтобы даже после бессонной ночи он мог почувствовать себя бодрым.

Именно тогда ему неожиданно стало плохо. Закололо сердце. На лбу выступила испарина. «Годы-то берут свое», — невесело подумал Президент. Ему вдруг вспомнились слова Брежнева: «У тех, кто находится на самом верху, больше шансов продолжать влачить существование, тогда как любой простой смертный давно бы уже отдал концы». Президент поморщился — менее всего ему хотелось стать похожим на покойного Генсека.

В целом визит в США дался российскому Президенту настолько тяжело, что он решил на ближайшее время отказаться от таких дальних поездок. А ведь впереди еще встреча с ирландским премьером. Но она, как надеялся Президент, не будет такой выматывающей, как бесконечные заседания с американцами.

И все-таки перед этой встречей не хотелось выглядеть старой развалиной. Президент чувствовал себя скверно. Он по привычке достал из нагрудного кармана небольшую капсулу с «тонусином», новым отечественным препаратом, не имеющим аналогов за рубежом. Препарат значительно повышал работоспособность, будучи при этом относительно безвредным, поскольку его основу составляли травы — экстракты элеутерококка, женьшеня, лимонника и золотого корня.

— Дай и мне, — попросила супруга, сидевшая рядом.

— Ты тоже хочешь выйти? Может быть, не стоит?

— Что значит — не стоит? Первая леди России должна встретиться с женой ирландского премьер-министра, — с кроткой улыбкой ответила Фаина Петровна. — У меня тоже есть обязанности.

Президент открыл капсулу и вытряхнул на ладонь два небольших желтоватых шарика: один для супруги, другой для себя. Он уже достаточно был знаком с действием этого препарата — пять минут — и внезапно голова проясняется, появляется бодрость, желание работать. Это состояние можно продлить, приняв еще один шарик, но врачи не советуют — слишком большое напряжение на организм.

Президент закрыл глаза, ожидая, когда же начнется магическое действие препарата. Внезапно все вокруг поплыло — он лишь смутно, будто сквозь пелену видел лица членов делегации, охранников, стюардов... Их голоса, еще совсем недавно звучавшие тихо, но достаточно отчетливо, пропали. Свет стал меркнуть.

Не прошло и минуты, как Президент России и его жена погрузились в глубокий обморок.

— Вот здесь, Василь Василич, — говорил Петя Бояркин капитану Сивычу, когда они вместе подъезжали на милицейской машине к дому номер два по Мыльникову переулку. — Я в этой квартире был позавчера, жильцы вызвали, жаловались на шум. Двое соседей там пьяный дебош чуть не каждую ночь устраивали. А теперь, видите, дошло до поножовщины.

Петя продолжал еще что-то говорить, по-прежнему удивляясь, что такое мелкое дело, как драка между двумя неработающими алкоголиками, которая пусть даже окончилась тем, что одного увезли в больницу, могло вызвать интерес у капитана Сивыча, занимавшегося в МУРе преступлениями, связанными с приватизацией квартир и вообще квартирным вопросом.

Когда накануне поздно ночью в районное отделение милиции позвонила Софья Андреевна из девятнадцатой квартиры, лейтенант Бояркин, который как раз в тот день дежурил, решил было, что неработающие Шевченко и Станиславский опять напились и шумят в коридоре, и хотел отделаться общими словами, намекая на то, что сделать с ними все равно ничего нельзя, но Софья Андреевна твердо сказала:

— Надо приехать, Петя. Мне кажется, там что-то случилось. По-моему, они там поубивали друг друга. То кричали, а теперь вдруг совершенно тихо. И кровавые пятна в коридоре.

— «Скорую» вызывали? — машинально спросил Бояркин.

— Кто ж ее вызовет? Мы, соседи, не в курсе того, что у них там. А из них никто не выходил. Моя дверь как раз напротив телефона, я бы услышала.

— Так заснули, наверно, — продолжал Бояркин, стараясь отделаться от неизбежного похода среди ночи. — Не волнуйтесь, гражданка Корнилова. Давайте подождем до утра.

— Как бы до утра один из них не заснул навеки, — холодно ответила гражданка Корнилова. — Поймите, мне они дороги лишь постольку, поскольку являются одушевленными существами, не более того. Ну, решайте сами, товарищ Бояркин, будем ли мы сейчас вызывать карету «скорой помощи» или утром звонить в морг.

Она произнесла «товарищ Бояркин» таким тоном, что Пете ничего не оставалось, как, тяжело вздохнув и проклиная все на свете, отправиться уже по очень хорошо знакомому адресу.

Софья Андреевна Корнилова оказалась права— Шевченко и Станиславский, крепко выпив еще днем, вечером, начали свои обычные ссоры, но на этот раз дело не ограничилось обычной руганью и кулаками. Станиславский схватил со стола длинный острый нож и несколько раз ткнул им своего противника.

После этого, испугавшись содеянного, он притих, попытался перевязать раненого товарища, зачем и вышел на кухню. В поисках чего-нибудь перевязочного он изорвал посудное полотенце одной из соседок — Гали Кутиковой. Тогда-то и появились на полу кровавые подтеки, которые заметила гражданка Корнилова.

Войдя в комнату, где проживали неработающие, лейтенант Бояркин увидел истекающего кровью Шевченко и сидящего в углу Станиславского. Он, казалось, был в состоянии ступора и ни на что не реагировал.

— Ну что, режиссер, допрыгался? — спросил участковый.

Первым делом Петя вызвал «скорую», которая увезла Шевченко. Врач, осматривавший его, с сомнением покачал головой:

— Дело серьезное, слишком большая потеря крови. Хотя кто знает... Хорошо еще, что ничего существенного, кажется, не задето, кроме правого легкого.

После этого приехала милицейская машина и забрала Станиславского.

Тем временем в коридор вышли соседи. Софья Андреевна Корнилова была уже не в халате, а в домашнем сарафане с блузкой, какой обычно носила днем, и у Пети Бояркина, который ходил по дому в трусах и майке, даже промелькнуло удивление: «Она что, переоделась или просто еще не ложилась?» Запахивая на ходу халат, появилась Галя — Галина Алексеевна Крутикова, блеклая сухая женщина с большими печальными глазами на бледном лице, а затем и всклокоченный Сережа Ройберг, тоже официально не работающий, но писавший в анкетах: «художник-постмодернист».

— По крайней мере, хоть некоторое время поживете спокойно, — заметил, уходя, лейтенант Бояркин.

— Не беспокойтесь, Гамлет нас не оставит. Найдет других, еще похуже, — заметила Софья Андреевна.

«Опять этот Гамлет, — удивленно подумал Петя Бояркин. — Вот что значит — старость». Но вслух ничего не сказал.

Ну и конечно, не стал об этом рассказывать капитану Сивычу.

— А жильцы случайно Гамлета Карапетяна не упоминали? — внезапно спросил Сивыч, когда машина остановилась у дома номер два.

От этого вопроса Петя Бояркин чуть не подпрыгнул на месте. Лейтенанту понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что таинственный Гамлет, видимо, не был игрой старушечьего воображения, как он предполагал до этой секунды, а лицо реально существующее.

— Гамлета? — переспросил он на всякий случай.

— Ну да, — подтвердил Сивыч. — Владельцем этой комнаты является Гамлет Карапетян.

— Но прописан...

— Прописан — да, — ответил Сивыч. — Но прописка и владение вещи разные. У нас в стране сейчас интересная ситуация, одновременно действуют две системы: старая — с прописками, выписками, записями в домовую книгу и новая — владение.

— Но... — хотел что-то сказать Бояркин, однако передумал, понимая, что в этих вопросах он не очень компетентен.

— Сейчас можно владеть квартирой, но не быть там прописанным или быть прописанным в квартире или комнате, которой владеет другой человек.

— Странно это как-то, — покачал головой лейтенант Бояркин.

— Странно или нет, но это «реалии наших дней», — сказал Сивыч, подражая голосом и интонацией последнему советскому Генсеку.

Они уже поднялись на второй этаж и теперь звонили в квартиру номер девятнадцать. По просьбе Бояркина все жильцы квартиры были сегодня дома. Организовать это оказалось делом несложным — никто из них в настоящее время нигде не работал.

— Капитан Сивыч, — представился Василий Васильевич трем квартиросъемщикам,— Ну рассказывайте, что тут у вас и как. Только давайте где-нибудь присядем. Мне надо записывать, а разговор у нас займет некоторое время.

— Тогда прошу ко мне, — кивнула седовласая старушка в темно-сером шерстяном сарафане и кремовой шелковой блузке, кружевной воротничок которой был сколот брошью в стиле «модерн», по-видимому для того, чтобы скрыть дряблую шею.

Сивыч и Бояркин аккуратно вытерли ноги и прошли по коридору к двери, за которой располагались две большие смежные комнаты, занимаемые гражданкой Корниловой.

Петя Бояркин, хотя и бывал в девятнадцатой квартире уже несколько раз, в комнаты к жильцам не заходил, если не считать жилища Шевченко и Станиславского, и теперь вид комнат Софьи Андреевны поразил его. Кроме телевизора, здесь, по-видимому, не было ни единого предмета, которому не исполнилось бы меньше ста лет. По крайней мере, создавалось такое впечатление. Мебель красного дерева, гобелены и картины на стенах, фотография дамы в шляпе с перьями и мужчины с небольшой бородкой и усами, в изящной рамке стоявшая на комоде, — все было таким же древним, как и сама обитательница этих комнат.

— Вы, наверно, родились здесь, — предположил Бояркин.

— Да, — ответила Софья Андреевна. — Я родилась именно здесь незадолго до революции, а вообще наша семья живет в этой квартире с тысяча девятьсот шестого года. Разумеется, тогда она не была коммунальной, — добавила она.

— И вы не боитесь, что вас могут обокрасть?.. — Василий Васильевич оглядывал хрустальную люстру. — Тут ведь у вас такие ценности.

— И воровали у меня по мелочам, — махнула рукой старуха. — А что прикажете? Распродать все и деньги в сберкассу положить? Ну уж нет, я с детства окружена этими вещами и среди них хочу умереть. Понимаете? Вот посмотрите в окно, — она указала рукой в сторону высокого овального окна, на котором росли цветы. — Я смотрю в него, можно сказать, со дня своего рождения и не желаю видеть ничего другого. А Гамлет этого не понимает.

— Вы имеете в виду Гамлета Карапетяна? — спросил Сивыч.

— Очевидно, его, — ответила старуха. — Не могу себе представить, что на свете есть другой живой Гамлет, — ироническая улыбка скривила ее тонкие губы, — внешность которого так не вязалась бы с этим именем.

— Я присяду? — спросил Сивыч.

— Да, конечно, — кивнула Корнилова. — Садитесь за стол, здесь всем хватит места.

Милиционеры и жильцы расположились за овальным красного дерева столом, накрытым плотной зеленой скатертью. У Пети Бояркина возникло ощущение, что все они играют в фильме из жизни прошлого века. Не хватало только раздать карты и разыграть партию в вист или во что они там играли в прошлом веке, не в дурачка же, надо думать.

Капитан Сивыч тем временем вытащил из портфеля папку.

— Вот посмотрите, вам знаком этот человек? — спросил он, достав из папки средних размеров фотографию. — Посмотрите внимательно.

Софья Андреевна, Галя и художник Сережа по очереди посмотрели на снимок. На нем был изображен плотный, даже скорее толстый брюнет с сизыми щеками и большим носом.

— Это он, Гамлет, какие могут быть сомнения, — категорично заявила Корнилова.

— Гамик, конечно, — согласился с ней Сережа, едва бросив взгляд на фотографию.

— Это он, — тихо сказала Галя, внимательно вглядываясь в снимок, — я практически уверена.

— Практически уверены? — поднял брови Сивыч. — Что вы хотите этим сказать?

— На свете бывают двойники. — На бледном лице Гали появилось некое подобие улыбки. — Их теперь даже по телевизору показывают. Но это, по-видимому, Гамик Карапетян.

— Карапетян Гамлет Миртичевич, 1960 года рождения, место рождения город Аштарак Армянской ССР, с 1989 года прописан в Подольске. Он является владельцем комнаты, где проживают Шевченко и Станиславский.

— Проживали, — поправил Сивыча художник Сережа. — Я так понимаю, что их больше здесь не будет. Наша квартира теперь прославилась благодаря им. — В Сережиных словах прозвучала еле различимая нотка горечи: он-то думал, что квартира прославится благодаря ему, и не как притон, а как прибежище высокого искусства. — Видите, про нас теперь и в газетах пишут: «Станиславский убил собутыльника отверткой». Интересно, кому теперь достанется эта злосчастная комната? Гамик имеет право поселить здесь еще кого-нибудь?

Сивыч и Бояркин переглянулись.

— Эти вопросы не ко мне, — улыбнулся Василий Васильевич. — Я хоть и занимаюсь такими делами, но нынешнее жилищное законодательство так запутано... Если оно вообще существует.

Дата добавления: 2015-08-13