Глава первая Мыльников, два, девятнадцать

— Опять Мыльников, два, девятнадцать, — недовольно проворчал дежурный по отделению капитан Потапов. — Снова там перепились, дебош, ругань, драка. — Он повернулся к молодому лейтенанту милиции Бояркину: — Поезжай-ка, Петя, выясни, в чем там дело на этот раз.

— Это на втором этаже, где бабульки живут? — переспросил Бояркин.

Потапов кивнул.

— Так я там только на прошлой неделе был, — сказал Бояркин.

— Оттуда сигналы чуть не каждый день поступают, дают им эти двое жару.

— Так, может, их того... да на пятнадцать суток, — предложил Бояркин.

— И куда девать их? В Москве забито все такими вот... В общем, поди разберись, как там и чего, может, действительно на год за хулиганку наберется.

Лейтенант Бояркин вздохнул и пошел по знакомому ему адресу.

Дом два по Мыльникову переулку представлял собой весьма импозантное здание, построенное в самом начале века. Квартиры с высокими потолками, овальные окна, широкие лестницы. Правда, за этим красивым фасадом скрывались обычные советские коммуналки, но не такие перенаселенные — по три-четыре семьи в каждой. Однако в большинстве квартир по-прежнему сохранились бронзовые дверные ручки, мраморные подоконники и прекрасный дубовый паркет.

Стоит ли удивляться, что с началом эпохи приватизации квартир дом два стал привлекать изрядное количество фирм, желающих расселить коммуналки, с тем чтобы потом продать прекрасные пяти-шестикомнатные квартиры «новым русским».

Не проходило дня, чтобы в почтовых ящиках не оказывалось очередной бумажки: «Коммерческая фирма расселит коммунальные квартиры», однако жильцы упорно выбрасывали их в помойные ведра. Население дома, процентов на семьдесят состоявшее из пенсионеров, никуда уезжать не хотело и собиралось держаться до последнего.

Лейтенант Бояркин поднялся на второй этаж, подошел к высокой двустворчатой двери и позвонил.

Ему долго не открывали, затем за дверью раздались быстрые легкие шажки и слегка надтреснутый голос спросил:

— Кто там?

— Милиция! — рявкнул Бояркин.

Внутри завозились, загремели — дверь, видимо, была закрыта не только на засов, но и на крюк. Затем возникла небольшая щель, за которой Бояркин увидел озабоченное старческое лицо.

— Сейчас, одну минуту, — сказала старушка и снова захлопнула дверь, чтобы снять ее с цепочки. — Входите, Петр Михайлович. Времена нынче такие, — развела она руками, впуская лейтенанта Бояркина в просторную неосвещенную прихожую, — что, когда говорят «милиция», надо еще проверить, кто там на самом деле. А то, знаете, в газетах такое пишут... Преступления совершают люди, переодетые в милицейскую форму...

— Я, так стараюсь не читать, — буркнул Бояркин, оглядываясь по сторонам.

— Погодите, я включу свет.

Старушка щелкнула выключателем. Они находились в очень просторной и совершенно пустой прихожей. Пол, судя по всему, был вымыт недавно: пыли в углах не было. Однако от входной двери к одной из комнат тянулись грязные следы. Здесь же у входа стояли старые, стоптанные ботинки.

— Ну что у вас снова тут стряслось, Софья Андреевна?

— Видите, — картинным жестом старуха обвела прихожую, — не то что пальто, домашние тапочки боимся оставить. У Гали холодильник стоял, пришлось убрать в комнату — все съедали. Вы можете себе это представить? Я почти всю жизнь прожила в этой квартире, я ведь здесь родилась... Был, правда, большой перерыв перед войной и после... Но с пятьдесят четвертого я здесь безвыездно. За эти годы кто здесь только не жил — эти стены видели многое, но такого никогда не было! Вчера поздно вечером явились оба пьяные. Сначала у них было тихо, а потом начался шум. Пошли, стали стучаться к Сереже, он им что-то ответил... Они так кричали, невозможно было уснуть. Вышла Галя, попыталась их уговорить, усмирить как-то, так они ее обругали в довольно вульгарных выражениях...

— Ясненько — пьяный дебош, — констатировал Бояркин.

— Потом ушли к себе, и все затихло. Мне даже удалось задремать. И вдруг крик — что называется дикий. Это было уже под утро, часа в три с небольшим. У меня внутри прямо все оборвалось, думаю — убийство. Надела халат, вышла в коридор, а там уже соседи — и Галя, и Сережа. Смотрю — этот, Виктор, лежит, руки раскинул, лицо все в крови. Что-то они там между собой не поделили. Пришлось опять пить нитроглицерин. Поймите, Петя, извините, что я вас так называю, я многое в жизни видела, что вам не дай Бог, могу я на старости лет пожить спокойно и спокойно умереть в своем доме?

Софья Андреевна продолжала говорить, Бояркин вполуха слушал ее, прекрасно понимая, что помочь не может ничем. В лучшем случае только посочувствовать.

— Что ж вы хотите, чтобы мы их забрали?

— Что толку, — махнула рукой старушка, — новые появятся. Эти хоть нас не трогают. Они, в сущности, не злые люди, просто опустившиеся. Понимаете, мне их где-то даже жаль, у них ведь никаких интересов. Ну что они видят в жизни, кроме водки?

На это Бояркину было нечего ответить, и он только развел руками. Софья Андреевна, видя, что он с ней согласен, заговорила о духовной нищете и прочих высоких материях. Петя слушал ее молча, размышляя вовсе не о проблемах девятнадцатой квартиры, а о том, как ему надоело ходить по этим домам и выслушивать одни и те же однообразные жалобы... Вот бы уйти из участковых и получить интересное, пусть даже опасное задание. Короче, Петя Бояркин был в глубине души милиционером-романтиком, которые, как ни странно, не переводятся.

Внезапно плавное течение речи Софьи Андреевны было прервано возгласом:

— Это все Гамлет! Его рук дело! Он нарочно их сюда подселил, чтобы нас отсюда выжить.

Не уточняя, кто такой Гамлет, Бояркин решил, что уже выполнил свой долг, и для проформы спросил:

— А где они сейчас, эти ваши Шевченко и Станиславский?

— Кто же их знает, — вздохнула старушка.

— Ну раз их нет, что же я могу сделать. Так можно было бы вынести устное предупреждение. А больше ничего, — он снова развел руками.

— Да я понимаю, что ничего. — Софья Андреевна кивнула. — Видите, как сложилась ситуация. Никто ничего не может сделать. Ни с кем и ни с чем. Это, по-вашему, и называется демократия?

Опасаясь нового долгого монолога, лейтенант Бояркин пробормотал:

— Ну если уж слишком расшумятся...

И с этими словами покинул квартиру.

— Хоть бы вы их припугнули, правда, они ничего не боятся, — было последнее, что он услышал, прежде чем дверь захлопнулась.

Лейтенант Бояркин вышел на улицу. По Мыльникову переулку ветер нес сухие, жухлые листья, на другой стороне был припаркован темно-красный «мерседес», в который два мужика в кожаных куртках грузили картонные коробки.

«Гамлет, — почему-то вспомнилось Бояркину, — что за Гамлет такой? Или, может быть, у бабки крыша поехала?»

Дата добавления: 2015-08-13