Детские и школьные годы.

Родина! - Какое всеобъемлющее, все охватывающее понятие!

Это - страна, край, село, дом в котором мать тебя родила, вырастила, воспитала и отправила в самостоятельную жизнь

Это то, что воодушевляет человека на великие дела, подвиги, чем человек гордится, с чем в душе вершит свои дела, чему посвящает и отдает свою жизнь.

Где найдёшь страну на свете краше Родины моей, с её необъятными просторами, величавыми лесами,роскошными полями и необозримыми равнинами, неприступными горами, равнинными спокойными полноводными и бурными горными реками, чарующей прелестью синеоких озёр, морей и океанов?!.

В какой стране найдёшь такое обилие природных богатств в её недрах, полях, лесах, горах, водах и даже в воздушном океане?!

Какая страна раскинула свои просторы более чем на 11 тысяч километров, от южных благодатных оазисов, полутропических лесов и пустынь до Северного Ледовитого океана, с его вечными льдами, морозами, метелями вместе с Северным полюсом планеты Земля, пересекая все климатические пояса и простираясь с востока на запад на более чем 12 тысяч километров?!

Не было и нет другой такой страны на свете, кроме Родины моей - России – самой обширной и могущественной республики великого Советского Союза. Гордясь своей, Советской Родиной, наше поколение с радостью напевало любимую песню: «Широка страна моя родная». В одном из благодатных уголков России, на Северном Кавказе в Ставропольской глубинке была и лично моя маленькая родина – село Воздвиженка.

Ставропольские степи раскинулись южнее Калмыцких и западнее Астраханских, на обширной Прикаспийской низменности.

Это, полупустынный край, с резко континентальным климатом, где температура воздуха может колебаться зимой от минус 40 до плюс 50 градусов, летом. Особенно тяжел летний июльский зной. Над всем понизовьем на тысячи километров вокруг стоит страшная иссушающая жара. То дует с востока «Астраханец» приносящий в тучах раскалённый песок, то всё застывает в мертвенной неподвижности. Жара перехватывает дыхание. Травы в степи высыхают, выгорают. Ни скоту, ни людям пища не лезет в глотку. Комары, мошкара, оводы и слепни тучами висят в воздухе, дополняя адскими муками и без того нестерпимый зной. Овцы от них тесно сбиваются к дыму у костров, которым спасаются пастухи. Лошади неустанно хлещут себя хвостами по бокам и спине.. Пот ручьями скатывается со всего живого, дышащего раскалённым воздухом.

В солончаковой степи, как снег, всё больше сугробами выступает сверкающая белизной соль. Над ковылями и травами торжественно гремит трескучий, неумолкаемый хор краснокрылой саранчи. Босыми ногами ступать по пыльной земле немыслимо, ожог ног неминуем. В домах ставни на окнах закрываются с утра, полы во всех комнатах, (как правило, земляные) поливаются водой.

Вот как описывает летний день в нашей приманычской степи писатель М.А. Шолохов: в романе «Они сражались за Родину»:

«В синем, ослепительно синем небе - полыхает огнём июльское солнце, да редкие, раскиданные ветром, неправдоподобной

белизны, облака, а вокруг словно вымершая от зноя степь; устало полегшие травы, тускло безжизненно блистающие солончаки, голубое и трепещущее марево над дальними курганами, и такое безмолвие вокруг, что издалека слышен посвист суслика и долго дрожит в горячем воздухе сухой шорох красных крылышек пролетевшего кузнечика». (стр. 61).

Правда, в некоторые годы, хотя и редко, в этот период выпадают обильные дожди. И тогда всё вокруг преображается!

Небесная голубизна становится выше и ярче, запоют птахи и примолкшие в духоте соловьи и жаворонки, засвистят суслики и сурки, поднимутся пожухлые степные травы, застрекочут над ними кузнечики, затрепещут стайки различных бабочек, девственно чистый воздух наполнится медовым запахом полевых цветов. Но это бывает очень редко и не очень долго продолжается. Жара берет свое. К августу - это уже выжженная солнцем и выветренная буранами равнина с жесткими верблюжьими колючками. Горячий ветер не стихает ни днём, ни ночью, и куда ни посмотришь, вокруг стелется до самого горизонта безжалостно высушенная сплошная ровная степь. В синем мареве бугрятся, как будто разбросанные жарким Астраханцем, рыжими шапками половецкие курганы, а за ними бельмом сверкают солончаки. Шумит от ветра жесткий выдубленный песками камыш в низине, и путаются в его метёлках

колючие шары перекати - поля (курая). Ни кустика, ни деревца.

Если с высоты птичьего полёта посмотреть вниз то, под сизым плывущим маревом, на раскалённой равнине заметим темную, иногда сверкающую бликами солнечных лучей узенькую полоску, рассекающую всё Ставропольское плоскогорье с юга на север.

Это течет степная речушка Калаус. Змейкой извиваясь, она, то прячется за невысокие отроги балочек, то возвращается в степь.. По берегам этой неприметной, с горько-солёной водой, речушки от самого её истока у села Курсавка и до впадения в р. Маныч (Манач – по турецки означает – горький), как гроздья винограда на виноградной лозе, прилепились различного размера сёла, хутора,овечьи кошары и пастушьи хибары. Несмотря на то, что ширина этой речушки не более 15 метров, а глубина – воробью по колено, она круглогодично, при любой жаре, не пересыхает и обеспечивает водопой как стадам / гуртам / крупного рогатого скота, так и овечьим стадам / отарам/ Любопытно, что устье р. Калаус выходит на водораздельную возвышенность, разделяющую речку Маныч- на Восточный и Западный Маныч. Восточный, Гремучий Маныч, уходит на восток, не доходя до Сарпинских болот и Волги, километров 50, исчезает в песках. Западный Маныч, полу судоходный, несет свои воды Тихому Дону. В связи с этим на водоразделе и р. Калаус разветвляется и, одновременно, часть воды отдает Восточному, а часть Западному Манычу.

На левом берегу Калауса, километров 20 не доходя до устья, как ласточкино гнездо, разместилось и моё родное село Воздвиженка.

Как рассказывали мои родители и старшие родственники здесь, в безводной, просолённой, глинистой и бесплодной степи, в распадке между двумя половецкими курганами, вместе с несколькими беглыми крепостными крестьянами из Рязанской губернии, где-то в 1775 или в 1875 году, поселился и мой пра…пра…пра…прадед Захаров Сергей. утверждать точную дату его поселения не буду, но, по кое – каким соображениям я больше склонен считать 1775 год

К этому меня склоняет, во-первых, возрастной календарь моих предков (отца, его старшего брата Петра, деда, пра и прапрадеда) и во – вторых, в 1975 году, за подписью председателя Воздвиженского сельсовета, председателя колхоза «Родина» и секретаря партийного комитета этого колхоза я получил от них приглашение прибыть и поучаствовать в торжествах и праздновании 200 (двухсотлетия) со дня основания села Воздвиженка (ранее называвшегося Дурноселивка), а это означает 1775 год и наконец, в – третьих, из учебников истории СССР мы знаем, что массовое бегство крестьян от своих крепостников из центральных районов России, Украины, Белоруссии на юг, в Дикие степи,. всячески поощряемое князем Потёмкиным и негласно поддерживаемое царицей Екатериной 11, заселение приазовского края и Тавриды (Крыма) приведенного под подданство России и освобождения их от орд Крымского хана, Турецкого султана и Ногайских племен татар - так же накладывается на 1775 - 1778 годы.

Выбрали они для своего поселения этот, забытый людьми и богом. глухой, отдаленный от дорог и поселений степной уголок, видимо пытаясь спастись не только от своих хозяев-крепостников, но и от грабительских набегов кубанских татар-ногайцев, степных калмыков, турецких и казацких поборов.

Обживаясь, как и каждый труженик, выкопали землянки для своих семейств, покрыли их камышом, обмазали глиной, оборудовали внутри, выложили саманные печи, сообща один на всех поселенцев выкопали колодец и начали обзаводиться хозяйством, устраивать жизнь. Своё поселение они почему-то назвали Дурноселивка. Похоже, там были так же и беженцы из Украины, так как само это слово из украинского языка Впоследствии, когда поселение разрослось, его переименовали в село Воздвиженка. Поскольку первые поселенцы были из Рязанской губернии, их так и называли – Рязанские. Это прозвище так прикипело к моим предкам, что стало их пожизненной фамилией и фамилией всех последующих поколений.

И вот, через полтора столетия, в семье правнука Захаровых – Рязанцева Тимофея Акиловича, 1890 г.р. и его супруги Лукерьи Яковлевны (девичья фамилия Лебедева) 1891 г.р., пятым ребенком, в 1926 году родился я. Хотя точно, года моего рождения, не знает никто. Дело в том, что когда при поступлении в 1й класс от меня потребовали свидетельство о рождении, его у родителей не оказалось. Нужно было в сельсовете брать справку удостоверяющую

с какого времени я существую на земле. А вот тут то и загвоздка.

Родители мои помнят, что я родился «на Мыколу зимнего», а в каком году не помнят. После длительных дебатов видимо они пришли к выводу, что о дне своего рождения лучше их должен знать я. Мама и говорит мне «ты у нас грамотей, поэтому иди в сельский совет, скажи что родился на зимнего Мыколу или в 1924 или в 1926 году». По пути я, почему то решил назвать 1926 год, А день рождения я установил себе уже в 1946 году, при составлении списков избирателей по выборам народных депутатов в Верховный Совет СССР, Не долго думая, назвал 6 ноября - день очередной годовщины победы Великой Октябрьской Социалистической революции в России. С тех пор и был узаконен юридически мой день рождения.

В семье нас было четверо детей: старший брат Петр -1913 года, сестра Марфуша - 1918 года, сестра Маруся - 1920 года рождения и я. Все в семье были безграмотными, никто в школе не учился. Да их и не было, ни в селе, ни в районе. Немного умел читать и писать отец, научившийся этой премудрости в период службы в лейб – гвардейском Семеновском полку. Прослужив и провоевав в составе этого полка всю первую мировую войну, дослужился до чина вахмистра, за храбрость, мужество и героизм проявленные в боях был награжден четырьмя Георгиевскими крестами всех степеней и тремя Георгиевскими медалями т. е. был полный Георгиевский кавалер., что равнозначно современному званию Героя Советского Союза.

Таким образом, наш род Рязанцевых пошёл от крепостного крестьянина Захарова, бежавшего из Рязанской губернии на вольные хлеба в дикие ногайские степи т.н. «Новой России». На территории этой, огромной причерноморской «Новой России», или Азовской губернии, в последующие годы образовались:: Ставропольский и Краснодарский края, Ростовская, Луганская, Херсонская, Николаевская, Донецкая, Запорожская, Днепропетровская, Одесская области и Таврида - на полуострове Крым. Я не многих знаю из продолжателей как отцовского, так и материнского рода.

По отцовской линии знал его старшего брата Петра Акиловича и двух его сестер - Анастасию Акиловну (по мужу Ковтунова) и Марфу Акиловну (по мужу Скрыпова), которые жили в нашем селе. Из младшего поколения этих семей знаком с Иваном Петровичем (1910 г.р.), и Михаилом Петровичем Рязанцевыми (1925г.р.); с Федором Свиридовичем (1923 г.р.) и Анастасией Свиридовной Ковтун (1925 г.р.), Алексеем (1922 г.р.) и Тимофеем (1926 г.р.) Скрыповыми.

По материнской линии – смутно помнится образ её мамы, - моей бабушки, жившей в нашей семье. Не припомню, как её звали, но очень хорошо, на всю жизнь запомнил, как она пыталась меня обмануть во время приема пищи в самом маленьком возрасте. Видимо мне нравилось кушать хлеб с коркой натертой чесноком, а чесноку не было. Она отрезала кусок хлеба с коркой, отвернулась в сторону, языком наслюнила корку хлеба и вручила мне. Заметив такой вероломный обман, я навсегда порвал с ней всякие отношения, как с обманщицей. Он, этот обман, настолько сильно на меня повлиял, что даже когда она умерла, я отказался с ней проститься. Детская память так впечатала в мою голову эту картину, что я помню её до самых мельчайших подробностей и сейчас.

У мамы было два брата. Старший Евмен Яковлевич жил где-то в предгорьях Кавказа. Я его ни разу не видел, но хорошо знал его сыновей, а моих двоюродных братьев, Василия и Сергея, проживавших в нашем селе. С ними даже Фая была знакома -

беседовала с ними, когда мы с севера приезжали в отпуск к родителям Второй, младший мамин брат, Никита Яковлевич жил, в нашем селе имея семью в пять персон: жена, старшая дочь Марфа (1919 г.р.), сыновья Иван (1924 г.р.) и Василий (1926 г.р.).

Не буду описывать жизнь, достоинства и недостатки всех выше перечисленных родственников – каждый из них как мог так и прожил свою, в основном крестьянскую, жизнь...Большинство из них давно покинули белый свет. От родных, близких, друзей и товарищей детства на моей родине почти никого не осталось.

Оглядываясь в прошлое - видишь торричелеву пустоту.

Наша семья жила в глинобитной полуземлянке, построенной из саманных, глино – соломенных блоков, высушенных на солнце. Кровлей для крыши (а она же служила и потолком) были снопы, связанные из камыша с соломой и заполненные жидкой глиной. Глина была главным отделочным, а вместе с соломой и основным строительным материалом в наших краях. Домик наш был не велик – всего две комнатки. Отопление печное, главное топливо - кизяк,- высушенный коровий навоз.. Сараи, изгороди, загон дл скота, курятники делали из травы перекати – поле (у нас называли эту траву - курай). Пресной воды у нас не было. Питались водой из глубоких колодцев Но вода в них была довольно солёной. Приходилось собирать и хранить дождевую воду. Для этого выкапывали, в удобном для сбора сточной воды месте, кушино образные колодцы (басени), внутри их сначала обмазывали глиной, а затем цементом чтобы стены не впитывали, а сохраняли, дождевую пресную воду.

В связи с ежегодными засухами из овощей, фруктов, да и зерновых почти ничего не выращивали. Занимались, в основном, животноводством: выращивали овец, крупный рогатый скот, лошадей, птицу не водоплавающую. Благо степные просторы.позволяли иметь большие пастбища, где роскошно себя чувствовали сайгаки, волки, лисицы, сурки и суслики.

Одним из источников существования была добыча соли на заливах и озёрах долины р. Маныч. Из крепко соленой воды соль высушивали, сгребали в кучи, собирали и везли в предгорья Северного Кавказа и южные районы Ставрополья. Там обменивали соль на овощи (картошку, морковку, капусту, свеклу), фрукты, зелень. Привозили домой, закладывали их на хранение, в глубокие

глиняные погреба и, таким образом, запасались продуктами на всю зиму и весну. О каторжном способе добычи соли даже сейчас жутко вспомнить. Стоит приблизиться к Манычу повсюду: на траве, на серой жирной земле, в воздухе маленькими солнцами вспыхивают кристаллики соли. По всему плоскому берегу разбросаны блестящие стеклом узкие квадратные, полоски озерков, покрытые тонкой пленкой соли, словно ранним зимним льдом. В одних стоит рапа, т.е. рассол, из которого выпаривается солёная вода, в других сгребается в небольшие кучки бледно – серая соль, в – третьих, из более крупных кучек несколько дней, под солнечными лучами и температуре в 45-50 градусов продолжает испаряться влага, образуя сухую настоящую соль немного горьковатую на вкус. Представьте себе состояние и самочувствие человека в процессе такого способа добычи соли. Под изнурительно палящим солнцем, жарищей, мертвенно стоящей тишине густо насыщенного солью воздуха, мокрые от соленого пота, босиком по колени в рапе ноги, исцарапанные и разъеденные острыми кристалликами соли, папа и мама от восхода до захода солнца сгребали грабарками, собирали, выносили и грузили на телегу, с такими муками добытую, соль. Это самая настоящая каторжная работа. Но иного выхода выжить не было.

Непроизвольно вспомнился рассказ А.М. Горького «Мои университеты», в котором он описывает работу каторжников царских времен на Кинбурнских соляных приисках: «Три квадрата земли, сажен на двести, окопанные низкими валами и обведенные узкими канавками, представляли три фазиса добычи. В одном, полном морской воды, соль выпаривалась, оседая блестящим на солнце бледно - серым с розовым оттенком, пластом, в другом она сгребалась в кучи. Из третьего квадрата соль вывозилась. В три погибели согнутые под тачками рабочие тупо и молчаливо двигались вперед. Помню, каторжан пригнали. Как жара поднялась, зароптали: были мол на каторге, но такой не видали»:

Разъезжая с солью по краю, отец решил попытать счастья в более благодатных местах. В конце двадцатых годов вся наша семья переехала в село Сухая Буйвола Гофицкого района. Всего в 100 – 150 километрах от нашей Воздвиженки на юг, погода и природа резко отличалась какой то своей умеренностью, благоприятностью, спокойствием. Видимо плоско – холмистая местность, с отдельными возвышениями плоскими холмами, балками, обилие зелени, пролесков, ручейков препятствовали бандитскому разгулу «Астраханца», создавали мягкий климат, снижали температуру воздуха. Ручейки несли пресную воду, в почве не было того обилия соли, какой перенасыщена манычская низина. Зеленые сады, буйные травы, высокие поля пшеницы, ржи, ячменя, раздольные полосы бахчи, наполненные арбузами и дынями; роскошные огороды с картошкой, огурцами, капустой, свеклой, морковкой радовали глаз, вселяли надежду на лучшую жизнь.

Но, сама по себе жизнь не становится лучше, её надо строить и создавать своим трудом и своим умом. А создавать, устраивать новую жизнь на голом месте не каждому под силу. Не имея ни кола, ни двора крестьянину, единственному кормильцу, не просто прокормить, обуть, одеть семью в 6 едоков. Крыши, над головой, нет. Жить негде, хозяйства никакого, карманы пусты. Да еще, среди незнакомых тебе людей со своими нравами, жизненными привычками. Не знаю, как договаривались мои родители с местными жителями, но помню, сначала мы жили в протекающей пристройке дома Бодарёвых, а затем в сарае Гребенчуковых, потом в землянке Пальцевых. И только где-то в 1936 году мы построили себе одно комнатную хатенку. Кое как перебивались с хлеба на воду. Не успели мы еще и хозяйством обзавестись, толком выбраться из нужды, как в начале 30-х годов и здесь ударила страшная засуха. Урожай всех злаковых и овощных культур погиб, ни колоска, ни травинки, голая земля. Начался небывалой силы голод. А беда, как известно, не приходит одна. По краю разгуливала страшная, неизлечимая тогда, болезнь малярия, распространяемая миллионными массами комаров. Первым очень сильно заболел и слёг в постель отец – главный кормилец семьи. Затем последовательно в постели оказались и мама, и брат, и сёстры. Одного меня она, почему – то, не осилила. В некоторые промежутки времени, по несколько дней подряд я, пятилетний мальчишка, оказывался единственным кормильцем семьи. Ходил по пустырям, буграм и оврагам в поисках крапивы и лебеды, дома кипятил добытую траву и кормил этой похлебкой всех лежащих в постели. О хлебе насущном и думать забыли. Правда, иногда и на нашей улице появлялся праздник, когда после долгих поисков и трудов удавалось поймать в капкан суслика. Все радовались каждой бляшке жира плавающей в супе из крапивы или лебеды.

Вырвавшись из цепких лап голода и болезней, немного оправившись и повзрослев, старшие мои брат Петр и сестры решили попытать счастья в самостоятельной жизни на стороне. Первым из дома уехал Петр, завербовавшийся на лесоразработки в районе станции Прохладная. Как уехал в 1932 году, так мы его больше и не видели. Были слухи, что он погиб в лесу. Затем, году в 1934, уехали от нас и девчата. Марфуша оказалась в Баку, где перед самым началом войны вышла замуж за уроженца г. Пенза Михотина Василия Максимовича, погибшего в Керченской операции. Маруся же выбрала шахтерский город Сталино (Донецк), где тоже вместе с Шатохиным Иваном Васильевичем создали семью, вырастили двух сыновей и дочь, и там же закончили свой земной путь.

Единственным помощником в семье остался я. Отец, вырвавшись из смертельных объятий смерти, в 1932 году, вступил в колхоз им. Калинина, где проработал до 1938 года, когда решил возвратиться на родину.

Поскольку тогда в школу принимали детей только в возрасте 8 лет, то до поступления в школу и мне пришлось начать свой трудовой стаж. Бригадир 1-й бригады взял меня ездовым к себе. Мои обязанности были простые: ухаживать за его лошадьми, содержать в исправном состоянии дрожки (пароконную легкую телегу) и возить бригадира тогда, и туда, когда и куда ему вздумается.

В первый день моего выхода на работу в полевую бригаду, бригадир повёл меня на конюшню и, в присутствии конюхов, распорядился: «Вот эти дяди дадут тебе лошадей и дрожки, ты запряги их и подъезжай в бригаду» Но «дяди» прежде чем вручить мне упряжь и лошадей, решили проверить могу ли я вообще обращаться с лошадьми. Привели молодую необъезженную лошадь, одели на нее уздечку, взнуздали, помогли мне взобраться на ее спину, всучили мне в руки поводья и с напутствием: «Покатайся» - отпустили лошадь. Та, почувствовав на своей спине лишний груз, решила избавиться от него и начала выделывать поистине цирковые номера: то брыкается передними и задними ногами, то бросается в разные стороны с одновременной попыткой укусить меня за ноги, то становится на дыбы, угрожая рухнуть на спину. Я же, вцепившись, как клещ, в гриву лошади, прижавшись ногами и всем телом к крупу лошади, упорно держался на ее спине. Через некоторое время вместо своих акробатических номеров, лошадь резко выпрямилась в струнку и во всю свою прыть поскакала в поле. Мужики хохочут над тем, как лошадь меня обучает, но подбадривают. Пробежав довольно большой круг по степи, лошадка повернула в сторону конюшни и на всём скаку резко остановилась у стога сена. Я стрелой перелетел через её голову и весь скрылся в стоге сена. Сено амортизировало силу удара и я отделался несколькими синяками и царапинами. Конюхи под общий хохот поздравили меня с успешным катанием, вручили мне пару запряженных в дрожки молодых лошадей и, я поехал к бригадиру. Так в колхозе им. Калинина появился ещё один колхозник. Я конечно, гордился тем, что мне, как взрослому, доверили лошадей и изо всех сил старался оправдать это доверие.

Лошадей мне дали молодых, слабо обученных. Это были жеребята – подростки. Ну а поскольку и их кучер был в таком же возрасте, то не обошлось без курьёзов. Об этом «самостоятельном» периоде моей работы и до сих пор мне напоминают шрамы на кисти левой руки с внешней её стороны. Однажды, заложив лошадей дрожки, я поехал в правление колхоза за бригадиром.. Правление располагалось в нижней части села – в балке.. Когда рысью подъехал к крутому спуску дороги, лошади резко замедлили свой бег, а быстро катившиеся дрожки вальком ударили лошадей по ногам. Испугавшись, кони под гору рванули в галоп. Пытаясь их остановить, я намотал вожжи себе на левую руку, натянул их. Но конструкция дрожек такова, что опереться ногами не во что и лошади натянутыми вожжами сдернули меня на землю, волоча на натянутых вожжах, Дорога под гору песчаная и я решил затормозить скорость движения телеги,подложив под переднее левое колесо кисть левой руки с натянутыми вожжами.. Мой маневр удался. Резкое торможение телеги в сочетании с натянутыми вожжами сыграло свою роль. Вначале лошади замедлили свой бег, а затем и остановились. Всё закончилось более или менее благополучно. Лошади стали управляемыми, если не считать, что с наружной стороны левой кисти моей руки колесом содрало всю кожу и мясо до костей. Присыпав песком рану, я поехал дальше. Чтобы впредь не повторить такой опыт, прибил к передку дрожек поперечный брус, а кузнецов попросил сделать на дрожках тормозные колодки под колёса и, таким образом, обезопасил себя на будущее.

Как бы тяжело или легко ни складывалась жизнь, но у каждого

в памяти остаётся детство и связанные с ним впечатления, воспоминания, проказы. Помню, стоял теплый солнечный день. Тишина. Ни один листик не шелохнется. Утренняя прохлада быстро улетучивается. Наступает жара. Дышать становится трудно, всё тело покрывается липким потом. А вдали, километрах в 5-6 за селом Сухая Буйвола, заманчиво и призывно блестит вода широко разлившегося пруда на перегороженной плотиной ложбине. Если бы было поближе мы бы, не задумываясь, побежали к нему. А 5 километров, босиком без дороги по потрескавшейся земле с обилием жестких золотистых верблюжьих колючек да перекати – поля, страшновато. А вода блестит, притягивает! Андрей Пальцев, круглоголовый толстяк, почесав живот своими коротким, всегда грязными пальцами прокряхтел: «Жарко, Далеко». Иван Гребенчук, русый вертлявый, всегда, что - то бурчащий себе под нос, посмотрев в сторону пруда изрек: «А что, Чапаю не было жарко когда он беляков в реку загонял и громил их там? Было!» Хотя в действительности Чапаев и погиб в реке. Но это не важно, главное аргумент важный и мы по - чапаевски устремились к пруду. Пруд оказался роскошным. Вода пресная прозрачная теплая, в любом месте видно дно Правда, чтобы забраться в воду хотя бы по пояс, нужно было прошлёпать метров 30 увязая в грязи раскисшего дна, но это даже интересно. Забравшись на глубину выше пояса, бултыхались там как утки. Накупавшись, устав и проголодавшись, далеко за полдень, решили возвращаться домой. Разведка состоялась. Пруд хорош. Отсутствие дороги, не беда. Мы привычные босиком бегать по целинной степи с обилием всяких полевых колючек. А если учесть, что по другую сторону пруда возвышается обрывистый берег, в стенах которого на огромную высоту усыпан какими то дырами и щелями, а над обрывом все время летали, галдели, бегали, сидели большие стаи птиц, то нашему восхищению не было предела.. На обратном пути мы по - чапаевски громили «белогвардейцев», в роли которых были стекла в окнах колхозного птичника и сжигали их «лагерь» в силосных ямах.

Не менее содержательными были наши «боевые дела» и на следующий день. Но воевали уже на другом берегу пруда и с другими «противниками».

Искупавшись, приступили к штурму врага, окопавшегося в норах и щелях обрывистого берега, разорив, десятка три гнёзд

безобидных удодов и турков. Попутно не забыв проверить спелость вишен в садах трех домиков, расположенных у подножья обрыва. Правда, за посещение садов мы чуть не поплатились своими чубами. С большим трудом, но все же убежали от одного из хозяев сада, догонявшего нас километра три. В другой же раз, у села Просянка, наша шалость стоила нам собственной одежды и десятка розг по мягкому месту за то, что, утащили арбуз с бахчи. Отойдя совсем недалеко от бахчи, мы решили искупаться в пруду. Забравшись на средину, мы не заметили, как сторож приблизился к нашей одежде, сгреб её в охапку, отхлестал нас розгами и велел за одеждой приходить родителям, и мы голенькие отправились во свояси. Хотя возвращаться предстояло по степи, все же не приятно. И не привычно шагать, в чём мать родила. Можно привести десятки примеров детской шалости. Но думаю, каждый из вас совершил их не меньше меня. Если летняя жара гнала нас к прудам искать холода, то матушка – зима давала мальчишкам возможность насытиться холодом и заставляла согреваться в беспрерывном движении.

Зима в наших краях суровая всегда, и, как правило, снежная и морозная. Если на Хмельниччине она типа прибалтийской: то снег, то дождь, а то и голая черная земля, подвергающаяся то заморозкам, то оттепели, а то и всю зиму слякоть. У нас же если выпал снег – жди трескучие морозы, пронизывающие ветры, бураны. И хотя там бывает много зимних дней солнечных, но солнце только светит, оно не греет. Греть оно будет летом, да так что не найдешь себе места для спасения от жары. И, всё же, начало зимы бывает очень схожим.

Вот 2003 год. Точно по календарю – 1 декабря – выпал снег,. закрыв облаками солнце от низких синевато – сивых туч. Любуюсь у окна. Вот отделяются первые снежинки. Сначала редкие, нерешительные и беспомощные, они словно не хотели падать, долго кружились в воздухе и сразу же таяли, как только касались земли. Они были даже не белыми, а какими то серыми, как и те тучи, что принесли их. Но постепенно они начали сыпаться всё чаще и вскоре закружились в небе целыми роями. Природа как бы спешила скрыть подурневшую от грязи землю, одеть её в новый чистый наряд. К ночи всё кругом стало серым, точно посыпанным солью снег еще не успел прикрыть всю уродливость поздней осени. Но к рассвету снегопад кончился, и свет в это утро начал струиться сначала от снега, а потом уже с неба. С улыбкой выглянуло солнце, и еще издали, как бы прикинуло, куда ему бросить свои первые лучи, где раньше всего зарумянить снег. Снег начал искриться, а окрестность отливалась красным, синим, фиолетовым светом пока, наконец, не поднялось солнце, и снег засверкал как сахар. И будто свершилось чудо: люди высыпали на улицу, какие то возбужденные, радостные, особенно дети. Неведомо откуда у них появились санки, доски, фанерки, автомобильные камеры – началось шумное катание с горки.

К обеду доски, фанерки, камеры исчезли. Зато, большинство катающихся уже были вооружены санками, лыжами, коньками.

Глядя на счастливые раскрасневшиеся мордашки катающихся ребятишек, вспомнилось далекое детство. Как мне тогда хотелось вместе с соседскими ребятишками кататься с горы на коньках! Гора у нас была крутая, с перевалами, спуск длиной до 2,5 километров. Но на чем? Ни коньков, ни санок у меня не было и надеяться, что мне их купят бесполезно. Хлеба не за что купить. На улицу выйти не в чем – ни обуться, ни одеться Коль родители не могут мне приобрести решил сам сделать коньки и научиться на них кататься. Приглядываясь к конструкции железных и деревянных коньков у соседских ребятишек, потихоньку начал собирать материал. Нашел две доски, вырезал их; по длине и ширине ступни, провертел в них отверстия для крепления веревок, привязал к маминым, латаным - пере латаным валенкам и айда к спуску с горы.

Долго у меня ничего не получалось с катанием на моих досках. Не успеешь начать с пуск, как мои коньки во что-то упираются и ты растопырив руки летишь вперед головой в снег. Если же начнут скользить, то обязательно расползаются в разные стороны, и ты опять совершаешь не меньший кульбит, кувыркаясь с горы в низ. После долгих мучений и десятка полученных синяков я понял, нужно делать какой то тормоз, чтобы управлять движением коньков. Где-то нашел проволоку, натянул по две полоски на каждую из досточек, камнем отточил проволочки до блеска и пошел испытывать их с горы. Конечно не сразу все получалось, но недели через полторы – две я успешно управлял коньками нового образца и с удовольствием катался на них до самого окончания зимы. Я гордился, что сам сделал коньки и сам научился на них кататься не хуже мальчиков, имеющих заводские коньки. Но все-таки я завидовал ребятам, у которых были металлические коньки. И хотя мне было не многим больше 5 лет, я почувствовал уверенность в своих силах и возможностях. Решил к следующей зиме опять самостоятельно сделать металлические коньки. Всё лето и осень у знакомых ребят изучал конструкцию коньков, собирал разные железки и гвоздики, порядочно попыхтев, добился своего. К началу следующей зимы у меня были уже металлические коньки собственной конструкции и собственноручно сделаны.

Видимо нищенское детство, постоянная нужда во всём, недоедания рано сделали меня ребенком серьезным, самостоятельным. Я рано понял, что никто мне ничего не обязан и не даст, не купит, не подарит. Всё что тебе надо, если способен, делай сам. самостоятельно, собственными руками. Не надейся на чужую голову, думай своей. Более того, если что наметил сделать, не отступай, сделай, во что бы то ни стало. А такое понятие долга перед собой видимо прививало, закрепляло в тебе с детства чувство обязательности, долга, ответственности. Если к этому добавить, что обыкновенные труженики, особенно в селе, отличаются коллективизмом, правдивостью, честностью друг перед другом в своих делах и поступках, то и эти черты формирования характера оставили во мне свой след. Одеяние же для меня лишь бы сохраняло тепло. Внешний вид не важен. И сейчас помню – папин изношенный треух, замызганную рваную жакетку, мамины десятки раз латанные валенки Как мальчишка, в стихотворении русского поэта Н.А. Некрасова, «В больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах, а сам с ноготок».

Уже забыл, кто мне показал буквы, помог изучить алфавит русского языка но, к шести годам я уже довольно уверенно читал и даже писал. Жили мы на окраине села Сухая Буйвола, в сарае семейства Бодаревых. Их старший сын Яшка, года на два старше меня, должен был осенью идти в школу, но ни читать, ни писать не умел. На правах друга я занялся его подготовкой для поступления в школу. Поступать в 1-й класс мы пошли с ним вместе Учитель,проводивший запись новы учеников, сказал что Яшку он записывает в 1-й класс ему уже 8 лет, а меня не имеет права т.к еще молод, хотя и умею неплохо читать и даже писать. Посоветовал прийти на следующий год. И действительно, на следующий год меня приняли в 1-й класс семилетней школы.

Родители, впервые в моей жизни, купили мне костюм а, так же, книги, тетради, карандаши, ручку, сумку. Утром 1 сентября 1933 года, наряженный в новый костюм, повесив через плечо сумку с книгами, я отправился в школу. От школы мы жили далековато. Школа располагалась на центральной улице села, в балке. Требовалось пройти километра полтора – два до начала спуска в нижнюю часть села, да столько же и спуск длился. Не доходя до спуска с горы, мне повстречались ребята, тоже идущие в школу, одетые в самую разношерстную одежду. В одноцветный костюм был одет один я. Меня начали дразнить этим костюмом. Я пригрозил, что если не перестанут дразниться то набью морду. Один уточнил - кому?» Я, не задумываясь о своих возможностях и способностях, ответил «Хоть всем». Не раздумывая, они побросали на землю свои книжки и скопом, человек 6 налетели на меня с кулаками. Быстренько сбили меня с ног, надавали тумаков, извозили в пыли, и, довольные побежали вниз. Ну а я, с синяками, в грязном костюме прибыл на первое занятие в 1-й класс. Урок, преподнесённый мне ребятами за мою самоуверенность, не пропал даром. Я понял, что прежде чем лезть в драку или начинать какое – либо рискованное дело следует, прежде всего, думать о последствиях, а затем объективно оценив свои возможности, ввязываться в него. Не зря говорят, что необдуманная торопливость хороша только при ловле блох. И, все же, один раз я забыл этот урок. Когда мы возвратились жить в своё село, я пошел в пятый класс. На первом же занятии, во время большого перерыва я, как старый курильщик, проявил щедрость. Окружившим меня одноклассникам я роздал всю пачку сигарет «Ракета», а последнюю прикурил сам. В это время подошли два переростка (оба 1923 года) просят папиросу. Я ответил,что все роздал. Один из них, Заволока, изрекает «Жадный москаль». Я не раздумывая с полного размаха врезал ему кулаком в нос, Из носа потекла кровь, и он быстро убежал, За ним вслед побежал и его дружок. Так, не думая и не гадая, я, неожиданно, стал авторитетом и предводителем всех ребят класса, Размышляя впоследствии о своей необдуманной, быстрой реакции, сожалел о совершенном действии. Ведь оба парня старше и сильнее меня, более того, все ребята мне были не знакомы. Но видимо трусливое бегство ребят старшего возраста настолько удивило остальных ребят, и настолько неожиданно смелым показался им мой поступок, что они во мне нашли своего вожака. Учёба в коле мне давалась легко. Видимо потому, что я еще до начала учёбы уже мог читать и писать и не ленился осваивать весь объём материала, преподаваемого в последующих классах. А главное, конечно, то, что с самого начала, с азов усвоения знаний, с 1 - го по - 4й класс нас учила уму - разуму высоко культурная, образованная, замечательная, умная, очень грамотная и опытная, с мягким и настойчивым характером, внимательная и требовательная к каждому ученику, учительница, умеющая толково рассказать, показать и довести до сознания каждого весь учебный материал с желанием, трепетной любовью и радостно воспринимаемый учениками. Это была Вера Павловна Салтовец - великий педагог – мастер своего дела. Такого мастера своего дела, который бы оставался в твоей душе и в молодости, и в старости ВЕЛИКИМ,я не встретил за все долгие годы своей жизни, Это была уже взрослая женщина, мать двух взрослых девочек. Муж её работал главным инженером в машинно - тракторной станции, высоко культурный, вежливый, музыкально образованный человек, замечательно играл на скрипке. Несколько раз, по нашей просьбе, Вера Павлова водила весь наш класс к себе домой, в свой сад. Там, её муж, высокий красивый блондин в очках, исполнял для нас целые музыкальные произведения русских композиторов, очарования которых на нас переоценить невозможно!

Главное, что на всю жизнь вложила в мою голову и душу, Вера Павловна это уверенная грамотность по русской речи, русскому языку, большую любовь и влечение к чтению книг, большое трудолюбие и стремление к постоянному повышению своих знаний во всех, доступных мне, областях. Начальную школу, тогда это было 4 класса, я окончил успешно, с похвальной грамотой. Дальнейшую учебу продолжал уже в своем родном селе.

И здесь я учился хорошо, Закваска Веры Павловны пригодилась. Дома не поднимался из-за стола до тех пор, пока не пойму в чем суть задания на дом,пока не выполню их полностью. Но и после выполнения не торопился убежать на улицу, брал историческую или художественную книгу и садился читать.. Благо они были. в школьной и сельской библиотеках При тусклой 7-линейной керосиновой лампе я сидел за книгой далеко за полночь, а частенько и до утреннего рассвета.. На неоднократные попытки мамы уложить меня спать, я отвечал, что еще не закончил выполнять уроки. Побурчав, она укладывалась спать, а я продолжал читать книгу..Она верила мне, так как такой порядок у меня повторялся почти ежедневно.

А вот в школе, на уроках больше шалили, чем учились. Особенно много мы потешались над учителем математики Костроминым Владимиром Дмитриевичем. Это был добрый, очень смирный, грамотный, умный, безобидный и симпатичный человек. К его несчастью видел слабо т. к. был близорук и косоглазый. Это то его несчастье и было развлечением для нашего брата-хулигана. Нам составляло удовольствие засунуть в его чернильницу - непроливайку кусочек ваты, хлопка, тряпочку, бумажку, чтобы потом, когда он своим пером «Рондо» поставит громадную кляксу в журнале, вволю нахохотаться. Или, скажем, учитель физики Юдин Юрий Владимирович, Всегда угрюмый, стареющий лысый мужчина всегда как - то странно заходил в класс. Сначала в дверь просовывается его лысая голова, а уж потом последовательно появляются его руки, ноги и, наконец, туловище Один раз, во время уборки хлопка в колхозе, из проезжающих телег, мы набрали в карманы не раскрывшихся коробочек хлопка и продолжая бросать ими друг в друга уже в классе, после окончания перерыва, Я сидел на задней парте левого ряда, стоящего против входной двери. С первой парты этого ряда Миша Рябов запустил в меня коробочку, но не попал. В ответ, сильно размахнувшись, я такую же коробочку запустил в него. Он пригнулся и коробочка, пролетев до двери, врезалась прямо в лоб высунувшейся лысой головы Юрия Владимировича. Весь класс ахнул, а лысая голова исчезла за дверью. Учитель появился минут через 15 с большим синяком на лбу. Приказав Мише Рябову выйти из класса и явиться к директору школы, приступил к уроку. Прибывшая на следующий урок учительница географии Чаус Екатерина Федоровна, начала упрекать класс в недисциплинированности: «Докатились до того, что с вами милиция разбирается. А Рябова за хулиганство могут и в каталажку, посадить». Возмутившись, и поднявшись с места, я заявил: «А за что его сажать? Ведь в лоб Юрию Владимировичу я влепил хлопковой коробочкой» Она широко раскрыв глаза помолчала, а потом говорит «Ну так тогда ты и иди к милиционеру, он в кабинете директора». Я послушно вышел из класса. У директора я объявил, зачем пришёл, объяснил, как было дело. Мишу отпустили на уроки, а мне часа полтора объясняли как плохо быть хулиганом, это приводит к тому, что их приходится учить уже не в школе, а в исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних. А это не мёд. И предупредили, что после первого же нарушения они отправят туда и меня. Выйдя из кабинета директора, я понял что, хотя и случайно, но я обидел лично Юрия Владимировича и, хотя ни директор школы, ни участковый милиционер не давали мне такого совета, у меня хватило ума найти Юрия Владимировича извиниться и рассказать, как это произошло. Выслушав мою исповедь, с посветлевшим взглядом и улыбнувшись, он сказал: «Ладно, иди на урок». Когда вошел, к концу второго урока по географии, в класс учительница с удивлением спрашивает: «Где это ты был?» я ответил «У мильтона!». Она начала объяснять, что у нас нет мильтонов и т.п., на что я вынужден был резко ответить, что неприлично учителю придуриваться, как будто не знаете где я был! «Вы же сами меня отправили к нему, а теперь делаете вид, что не знаете, где я был». Она быстро сменила тон, разрешив мне сесть на своё место. Через много лет, уже после войны, когда я, капитан, из Североморска приехал с семьей в отпуск к родным, а она к этому времени стала моей родственницей, женой двоюродного брата Федора Ковтуна, она созналась что тогда в школе она меня почему то боялась. «Ты - говорит – своим правдивым бесстрашием пугал многих учителей. На малейшее, по-твоему, несправедливое замечание ты отвечал немедленно такой убедительной правдой, что после этого долго приходишь в себя. Лично я боялась тебя, хотя и не могу объяснить почему». Затем добавила: «Видимо так действовала на нас твоя честность и очень большая правдивость». Похоже, поэтому, когда брат Федор предложил стать его женой, она посоветовала ему спросить моё мнение. И действительно Федор прислал мне письмо, в котором спрашивал мое мнение о возможности. их брака. Зная её как серьезную, порядочную женщину, несмотря на то что у нее была дочка от первого мужа, погибшего на финской войне, я от всей души был рад этому браку. И, не ошибся. Они многие годы прожили счастливой семьей, вырастили и Катину дочку и еще совместно нажитых двух девочек.

Не могу не сказать хотя бы пару слов о моём однокласснике Мише Рябове. Уму не постижимо, как он на уроке мог одновременно читать книгу, разговаривать с соседом по парте, и в любую минуту повторить слово в слово всё то, что рассказывал учитель по теме урока. Заметив его посторонние занятия, сколько ни пытались учителя его поймать, ни одному из них это не удавалось. Он всегда отвечал слово в слово. Мы, да и учителя, прочили ему большое будущее, видели в нем большого учёного, но война забрала его безвозвратно.

После окончания 6 класса, я оказался лучшим учеником школы по успеваемости. К удивлению, несмотря на мои «хулиганства», мне вручили бесплатную путёвку для летнего отдыха в пионерском лагере «Бештау», располагавшимся на вершине горы Бештау, главного Кавказского хребта, между городом Кисловодском и городом. Железноводском. В известных всему миру Лермонтовских местах. Мама сложила какие то вещи, продукты в синий деревянный ящик, с ручкой посредине крышки, (чемоданов у нас не было), отец отвёз меня, за 30 километров, на конечную железнодорожную станцию Дивное, купил билет, посадил в вагон поезда, дождался его отправления и уехал. Или он забыл, что я никогда не видел ни поезда, ни вагона, тем более, никогда не ездил по железной дороге, или сам не знал, но он мне ничего не сказал как вести себя в вагоне, где взять воды попить, куда сходить в туалет, как им пользоваться и тому подобное. Часа через два - три мне захотелось в туалет. Хотя поезд тащился не быстрее лошадиной упряжки, но ведь на улицу не выскочишь. Кругом люди ходят, сидят, где тут сядешь по нужде? - попросил какого то мужчину. Он довёл меня до двери в конце вагона, открыл двери, сказал «Вот тут», закрыл двери и ушёл. Я оказался в маленькой чистой комнатке с одним окошком. В левом углу прикреплена белая посудина и над ней кран, на полу тоже белая, белая посудина в виде чаши с крышкой, которую я принял за предмет для приема пищи, уж очень она блестела. По моим понятиям такие чистые белые посудины пачкать, конечно, нельзя. После долгих поисков, наконец, в центре пола увидел отверстие величиной с пяти копеечную монету. Это, похоже, то, что мне надо. Долго пристраивался, чтобы испражнения попадали в это отверстие, но всё напрасно. С каждым толчком вагона всё падало на пол мимо отверстия. Много пришлось потрудиться, чтобы все это безобразие затолкать в это отверстие и смыть водой, Хорошо, что у меня хватило ума открыть кран и обзавестись водой.

Вернувшись в вагон на свое место, всю дорогу дрожал, боясь за свои дела в туалете. До конца поездки крепился изо всех сил и выдержал. В пионерском лагере мне подробно объяснили, какие «чашки» для чего предназначены в туалетной комнате (купе) и на обратном пути я чувствовал себя более уверенным пассажиром. Но на этом мои приключения в ходе пионерского путешествия не окончились. При возвращении домой, когда поезд пришел на станцию Дивное, солнце катилось к закату. Хотя эта жел. дор. станция была концевая, тупиковая, но пассажирам на ней находиться ночью не разрешалось. На ночь всех пассажиров из зала ожиданий выгоняли на улицу с 19 вечера до 5.00 утра. Походив вокруг станции и не найдя какого – ни будь транспорта в сторону с. Воздвиженки и не проявляя желания целую ночь болтаться у вокзала, решил за ночь пешком прошагать 30 километров с тем, чтобы к утру быть дома. Тихая и теплая погода способствовала этому. Темноты я не боялся. Единственное неудобство составлял ящик с вещами, очень он был не удобным.: в руках нести – трется по ногам, на плечи не положишь широкий одинаково во все стороны, да и тяжеловат т.к сделан из досок Но решение принято, а от принятого решения я не привык отступать. Не прошел и 4-х километров, как на меня навалилась южная темная, черная как сажа, ночь. Ночи у нас наступают мгновенно, очень быстро. Не успеешь проводить последний луч солнца за горизонт, как наступает непроглядная темнота. К ней я привык давно и с удовольствием, особенно летом, когда с наступлением темноты смягчается иссушающий зной. Шел потихоньку с небольшими остановками на отдых. С дороги сбиться не боялся т.к. она была единственной и не сворачивала в сторону все 30 километров. Всё шло нормально до полуночи. Когда же я прошел большую половину пути, на меня неожиданно напали какие – то мелкие зверьки. В темноте не поймешь, что за живность целой стаей вертится вокруг тебя. Но, похоже, какой то хищный и нахальный зверек размером меньше зайца, но больше крысы. Причем наскакивали на мой ящик. Размахивая им, я отбил несколько раз их атаки. Вначале как будто отстали. Но я не прошел и километра, как они меня нагнали и возобновили свои нападения на мой ящик, попутно царапая ноги и руки. Пришлось опять отбиваться тем же ящиком. Мою возню со зверюшками услышали собаки с овечьей кошары (на 13-м километре от нашего села). Лай собак их напугал, и они отстали от меня. Побоявшись продолжать путь, во избежание третьей встречи с маленькими хищниками, решил зайти к чабанам и до конца ночи отдохнуть у них. Выслушав мой рассказ о нападении зверьков, они объяснили, что на меня напали хорьки или хомяки, учуяв какой то запах в моем ящике. В это время они промышляют целыми стаями. Отдохнув и поутру преодолев последние 13 километров пути, я прибыл домой. Остаток лета, как и в предыдущие годы, проработал в колхозе до самого начала занятий в школе. На следующий год я успешно окончил неполную среднюю школу – 7 – классов, о чем получил соответствующее свидетельство.

Так закончилось моё детство и школьные годы – золотая пора в жизни каждого человека.

Ребром встал вопрос: «Как быть дальше?» Хотелось учиться и дальше. Но где? Ведь ни в нашем селе, ни во всем районе школ, выше семилетней не было. Выходит некуда «христьянину» податься. Остается одно – работать в колхозе пока не представится возможность продолжать учебу в будущем.

Года полтора работал учетчиком на МТФ колхоза имени 15 лет Октября. (В нашем селе было еще 2 колхоза – «Новая жизнь» и «Путь вперед»). Затем в полевой бригаде на пароконной упряжке, в основном, вывозили зерно по государственным поставкам на элеватор в с. Дивное. Запомнился один потешный случай этого времени. Уже шла война. В нашем селе разместили несколько десятков семей, эвакуированных из западных районов Украины. В нашем отряде по перевозу зерна на элеватор работали два мужчины, лет по 30-35 каждый, евреи по национальности, прибывшие из Проскурова. Одного звали Сруль (фамилии не помню), другой по фамилии Кац. Как и всем нам, им вручили пароконную телегу и включили в наш коллектив. Однажды, загрузив телеги зерном, весь наш обоз из 10 телег, во главе со старшим Тимофеем Олимовым выехал из бригады на элеватор. По пути следования нужно было по мосту переезжать речку Калаус Временный деревянный мост сидел очень низко над водой, никаких ограждений, кроме отбойных брусков, по сторонам не было. Спуск к мосту с обоих берегов был достаточно крутым. При съезде на мост требовалась большая осторожность, внимательность, тихое движение с торможением колёс, ибо не мудрено было свалиться с моста в речку вместе с лошадьми и груженой телегой. А Сруль именно так и съехал на мост. Левая лошадь его упряжки, дышлом была сброшена с моста и висела над водой на своем хомуте. Телега же с зерном опасно накренилась и с минуты на минуту могла оказаться в воде. Увидев эту картину, мы, все 10 мужиков, кинулись на мост, вытащили лошадь, переправили его телегу на противоположный берег. Наш старший, мужчина лет 50, напуганный возможными последствиями этого происшествия, побледневший как мел начал орать на Сруля. Оправдываясь, тот заявил, что он «Трымав, трымав, а кони побиглы». В наших краях слова «трымать» т.е. держать не знают, Дядя Тимофей услышав это слово, подумал, что Сруль дремал (спал) и совсем озверев, начал избивать его кнутом, которым подгоняют лошадей, приговаривая «Я тебя научу, как дремать, когда надо через речку переезжать». Если бы не вмешались мужики, он бы мог его искалечить или даже забить до смерти.

Вскоре, осенью, появилась возможность учиться, не в школе, а на курсах трактористов. Вместо призванных в армию трактористов, набрали молодежь и направили из колхоза, в Рагулинскую МТС, Я с большим удовольствием учился и к весне, окончив курсы, получив удостоверения трактористов мы все 6 человек (Иван Озерянский, Степан Романенко, Я. Маруся Косикова, Маруся Лютова и Акулина Бойко) возвратились в свой колхоз, в тракторной бригаде получили трактора и, с началом весны, включились в весеннее - полевые работы. Для меня это было большое событие. Я приобрел новую, очень нужную и мне и колхозу, специальность тракториста. Для сельского мальчишки того времени это свершение мечты. Мне доверили самый мощный в то время трактор ЧТЗ-С60, это мощная машина в 60 лошадиных сил, работающая на легроиновом топливе. Для меня, мальчишки, самым трудным делом было завести трактор. Тогда ни аккумуляторов, ни пускачей – движков еще не было. Приходилось ломиком, вставленным в отверстие на маховике коленчатого вала двигателя проворачивать коленчатый вал до такой скорости, при которой срабатывала система зажигания, и запускался двигатель. Не один пот сойдёт, пока раскрутишь коленчатый вал. Мало того, что тяжело. Нужно наловчиться и правильно держать в руке заводной ломик. Требовалась большая осторожность. Если вдруг вспышка даст обратный ход коленчатому валу и, соответственно, маховику, тогда ломик запросто может оторвать тебе руку или, по меньшей мере, кисть правой руки. В наше время таким способом двигатели не заводят, этот метод давно ушел в историю развития двигателей в средине 20 века.

Работали от зари до зари, Даже на прием пищи не останавливали трактор. Кушали по ходу работы, не слезая с трактора. После 18 – 20 часов непрерывной работы, нас подменяли (бригадир, его помощник или механик) на отдых. Вздремнешь 3-4 часа и опять на 18-20 часов. беспрерывной работы, при любой погоде и температуре воздуха. Особенно тяжело в тихую жаркую погоду. Кабин на тракторах тогда не было. Густой столб пыли не только мешает видеть, но самым настоящим образом, душит. В таком режиме я работал до нового года, Страна, фронт требовал хлеб, и мы старались его дать, но вскоре мне пришлось расстаться и с полевыми работами и с трактором.

В феврале 1943 года, по приказу Апанасенковского районного военкома капитана Кенарского, я был назначен начальником Военно-учебного пункта села. Теперь я должен был поставлять фронту не хлеб, а обучать и направлять туда подготовленных к боевым действиям молодых ребят и девушек. Пришлось принять дела от инвалида войны, хромающего от ранения Петра Яицкого.

Созданные по решению Государственного Комитета Обороны (ГКО), эти пункты в каждом селе, имели задачей помочь военным комиссариатам организовать и обучить военному делу молодежь по месту жительства и работы, без отрыва от производства.

На занятиях ребята и девушки изучали стрелковое оружие, правила пользования им, правила ухода за ним и его хранения. Обучались ведению боевой стрельбы боевыми патронами из винтовки, карабина, автомата, пистолета пулемета и правила действия оружием в бою. Готовились к выполнению различных обязанностей военной службы, ВУП-ы обязаны были подготовить ребят и девушек в такой степени, чтобы они были готовы, в составе маршевых рот, отправляться прямо в действующие боевые части фронтов. За время моей работы начальником ВУП, в селе были подготовлены и отправлены на пункты формирования ребята 1925, 1926 и частично даже 1927 годов рождения. Последние же формирования, две роты девушек, подготовленные мною к выполнению обязанностей регулировщиков движения на полевых дорогах, отправить в армию я не успел. С остатком ребят 1926 г.р. сам был призван на военную службу в ряды Вооруженных Сил 11марта 1944 года.

На этом и закончилась моя гражданская жизнь, а с ней ушла и молодость.

Как поётся в старинной русской народной песне:

«Соловьем залётным юность пролетела,

Волной непогоды радость прошумела.

Пора золотая была, да сокрылась,

Сила молодая, с телом износилась».

У читающего выше изложенное может сложиться впечатление, о том, что мы с самых ранних детских лет были своего рода роботами, стариками, никогда и нигде не веселились, ничему не радовались. Нет, это не так. Мы были обычным поколением. Парни, как парни, девчата, как девчата. Учились, работали, веселились, мечтали побыстрее стать взрослыми, восхищались подвигами старших в годы войны и строительства. Несмотря на то, что росло оно, когда молодая советская республика не имела возможности как следует нас обуть, одеть и накормить., оно шагало по жизни трудовым маршем с высоко поднятой головой, с песнями о Родине, о счастье труда. С верой в счастливое будущее и с песнями о Сталине, в котором видели выразителя своих дум и надежд.

Как бы мы ни были загружены работой, учёбой находили время и погулять, повеселиться. Молодость брала свое, принадлежащее только ей, В сельских условиях жизни таких возможностей больше предоставляется зимой и осенью, по окончанию уборочных работ.

Осень у нас капризная, переменчивая. Сентябрь иногда холодный, пасмурное небо назойливо сыпет дождём, а октябрь-ноябрь солнечно и тепло, по-весеннему прогревает землю. В такую пору в степи зеленой щетиной выбивается молодая трава, расцветают поздние цветы. Ночи стоят тихие, в иссиня – черном небе рассыпанными ожерельями сверкают звезды, и, кажутся они совсем низко – протяни руку и срывай. Такими ночами в сёлах водят хороводы, Звонко поют девчата и парни, не расходятся по домам до третьих петухов, до розоватой зори. Бывало еще не сядет солнце за горизонт, а дружок моей юности Дима Журавлёв уже у меня. На всю Гардачинку мы с ним были главными запевалами. Голос у него был сильный, звонкий, чистый, т.е. – первый, а у меня немножко басовитый – второй. Быстро одевшись, мы сразу же за воротами дома запевали одну из своих любимых песен и шли на гардачинку, к постоянному месту гуляний молодёжи. Пока дойдем до места успеваем спеть «Черный ворон». «Эх, тачанка-ростовчанка», «Калинушка», «Ой на гори та женци жнуть», «Утес». «Когда я на почте служил ямщиком» «Шумела буря, гром гремел», «Орленок», и много других русских и украинских песен. Соседские ребята и девочки, услышав, что мы с Митей запели, выскакивали со своих дворов, пристраивались к нам, Как правило, к месту гуляния мы приходили большой группой. Наша юность дышала воздухом Чапаева, Павки Корчагина, Челюскинцев, Чкалова, Покорителей Севера и воздушного океана, орлят – комсомольцев и мы воспевали их подвиги в наших песнях Песни, пляски, звуки гармошки, балалайки, веселый смех и радостное настроение хозяйничало на этих молодёжных гуляниях. Несколько десятков песен того времени, в моем исполнении, я записал на кассеты диктофона. Конечно исполнение песни в 80 лет, не сравнишь с голосом 17 летнего. Но думаю, со временем, когда - то, кто – ни будь, когда – ни будь из будущих поколений, прослушав их, вспомнит и нас Характерной особенностью этих молодежных стихийных, но традиционных гуляний была полная трезвость молодежи. Не помню ни одного случая, что бы кто - то был пьян или даже имел запах выпитого спиртного. Заговорив о радостных моментах молодых лет, вспомнил и большие празднества всего Северо–Кавказского края, проходившие весной1935года.

ВЕСНА! Какое прекрасное время года! Весна – начало пробуждения жизни всего существующего и живущего на планете. Сначала прорываются ростки из земли и почки на деревьях, затем они превращаются в зеленый ковер земли, а деревья украшаются изумрудной листвой, как невеста в свадебный наряд. Воздух очищается, насыщается кислородом. Всему живому дышится легко, свободно. Вместе с природой молодеет и человек.

Как незабвенно любила это время года любимая ФАЯ! Она всегда восхищалась могучей поступью весенней молодости, весеннего солнца, весенней радости! В родных Вязниках, в это время года она любовалась, как с каждым днем преображалась её любимая березовая роща, превращаясь из оголенных ветвей в густой салатный лиственный наряд весны, покачиваясь на высоких и стройных белых стволах могучих берез.

Не менее привлекательно, по своей красоте, приходит весна и в нашем степном крае. Тому, кто видел наши южные выжженные солнцем степи лишь летом или осенью, трудно представить, сколько мощной силы и красоты в залитой солнцем майской степи! От горизонта, до горизонта она покрыта ковром цветущих тюльпанов, налита вещими соками разнотравья. Воздух свеж и прозрачен.

Именно такой осталась в моей памяти майская весна 1935 года, когда. В дополнение к великолепию весенних красот, по всему краю

развернулись широкие празднества, и гуляния по случаю 15- летия со дня освобождения Ставрополья от белогвардейщины. На встречу с земляками прибыли многие герои гражданской войны, перед подвигами которых мы не только преклонялись, но обожали всё героическое поколение времен гражданской войны. Не каждому дано понять каким счастьем пылали наши сердца, какой радостью и патриотизмом наполнялись наши души, когда мы своими глазами видели и своими ушами слушали выступления героев наших песен, героев нашей мечты Легендарного командарма 1-й Конной Армии С.М.Будённого, не менее известного партизана, командира доблестной 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии, соседа из Митрофановки И.Р.Апанасенко, выдающегося комбрига Книгу.

Маршал Советского Союза Семен Михайлович Будённый, сердечно поздравил всех участников боев за освобождение нашего края, особенно высоко оценил боевые действия и заслуги 6-й Чонгарской кав.дивизии, которая была сформирована на базе партизанских отрядов ставропольских сёл Труновка, Сергиевка,Безопасное, Александровсое, Благодарного, Митрофановки а командование ею было доверено бывшему командиру Митрофановского партизанского отряда Иосифу Родионовичу Апанасенко. Маршал побывал в этих сёлах, тепло и душевно беседовал с их жителями. В беседах он воздал должное И.Р. Апанасенко, его умелому командованию дивизией и славным победам, одержанным под его командованием.

В специальном выпуске газеты «Прикумская правда» от 6 мая 1935 года напечатано постановление ЦИК СССР от 29 апреля 1935 г. о переименовании ряда ставропольских сёл и районов в честь героев воинов и партизан Ставрополья. Район и город Прикумск стал Буденновск, появлись районы Труновский, Александровский, Гофицкий, Кочбеевский. А наш район переименован в Апанасенковский и соседнее село Митрофановка,. Родина Иосифа Родионовича, стало с. Апанасенковское Несколько слов о его судьбе. После гражданской войны подолжал служить в вооруженных силах СССР, комадовал различными соединеиями и военными округами. Длительное время перед В.О.В. – командующий Дальневосточным военным округом, генерал армии.. В 1943 году Ставкой ВГК был направлен на т.н. стажировку в действующие войска в качестве заместителя командующего Воронежским фронтом, где в период Курской битвы погиб. Подробно о его гибели читаем в книге воспоминаний бывшего командующего 6-й гв. армией генерал-полковника И.М.Чистякова «Служим отчизне». Для утверждения решения на наступление, ожидали представителя ставки Г.К.Жукова и ком. фронтом Н.Ф.Ватутина. «Со мною на передовом наблюдательном пункт был заместитель командующего фронтом генерал армии Апанасенко И.Р. Рано утром 26 июля Г.К. Жуков и Н.Ф.Ватутин были у нас.

Заслушали мое решение, а так же начальника штаба В.А. Пеньковского и других начальников и выразили удовлетворение работой управления армии. После совещания стали расходиться, шли к машинам, которые были укрыты в кустах балки..Расстояние от моего НП до балки метров 200 – 300. Мы шли с членом Военного Совета армии генералом Крайновым, а сзади генерал Апанасенко со своим адъютантом. Вдруг раздалась команда «Воздух»! Все мы упали на землю. Не успели даже головы повернуть, чтобы посмотреть, откуда летит самолет. Слышу визг бомбы, разрыв, взлетела земля, присыпала нас. Также быстро самолет улетел. Только я поднялся, подбегает мой адъютант капитан Ситников: «Генерал Апанасенко ранен» Иосиф Родионович был тяжело ранен и 5 августа 1943 года скончался. С почетом мы похоронили генерала Апанасенко в Белгороде.

Партийный билет, как полагается, отправили в Гл.ПУ. Вскоре приехал офицер и сообщил, что за обложкой партбилета Апанасенко была найдена записка, в которой он просил, в случае гибели похоронить его на родной Ставропольщине. Недели через две мы перехоронили его, выполнив его последнюю волю» (стр. 134,154,186)

Так закончил свой жизненный путь мой славный земляк, герой партизан и комдив гражданской войны, командующий ДВО и зам. командующего Воронежским фронтом, генерал армии Иосиф Родионович Апанасенко.

Дата добавления: 2015-08-13