Новелла десятая

Жена одного врача кладет своего любовника, одуренного зельем, носочтенного мертвым, в ящик, который и уносят к себе вместе с телом двоеростовщиков. Очнувшись, любовник схвачен, как вор: служанка дамырассказывает синьории, что это она положила его в ящик, похищенныйростовщиками; вследствие этого он избегает виселицы, а ростовщики запохищение ящика присуждены к денежной пене. Когда король довел свой рассказ до конца, обязанность рассказаоставалась лишь за Дионео, который, зная это и следуя приказанию короля,начал таким образом: - Бедствия злополучной любви, о которых нам повествовали, не тольковам, женщинам, но и мне опечалили глаза и сердце, почему я сильно желал,чтобы они пришли к концу. Теперь, слава богу, они кончились (если только яне пожелаю столь дурному товару дать впридачу столь же дурной, от чегоизбави меня боже!), и, не останавливаясь далее на таком жалостном предмете,я начну говорить о чем-нибудь более веселом и лучшем и, быть может, дамблагое предвестие того, о чем станут сказывать на следующий день. Итак, вы должны знать, красавицы девушки, что еще недавно тому назаджил в Салерно известнейший врач по хирургии, имя которому было Маццео деллаМонтанья; уже достигнув крайней старости, он взял за себя красивую иродовитую девушку своего города, держал ее, лучше всякой другой женщины изгородских, в роскошных и богатых платьях и других драгоценностях и во всем,что может нравиться женщине; правда, она большую часть времени мерзла, ибомаэстро плохо прикрывал ее в постели. И как мессер Риччьярдо да Кинаика, окотором мы говорили, научал свою жену праздникам, так этот доказывал своей,что, поспав с женщиной, надо поправляться не знаю сколько дней, и томуподобные глупости, чем она была страшно недовольна и, как женщина умная иотважная, решилась, сберегая домашнее добро, выйти на улицу и покормитьсячужим. Многих и многих молодых людей она пересмотрела, наконец один пришелсяей по сердцу, и в нем она положила всю свою надежду, всю мысль и все благо.Юноша заметил это и, так как она ему очень понравилась, также обратил на неевсю свою любовь. Звали его Руджьери из Иероли; он был из благородных, ностоль дурной жизни и столь порочных нравов, что у него не осталось ниродственника, ни друга, которые были бы расположены к нему или желали еговидеть, и по всему Салерно шла молва о его татьбах и других низкихпроделках, о чем дама мало заботилась, так как он нравился ей другим, и онаустроила, при помощи одной из своих служанок, что они свиделись. Когда онинекоторое время понасладились, она начала упрекать его за его прошлую жизньи просить, из любви к ней, отстать от этих дел; а чтобы дать ему на этовозможность, стала помогать ему когда одной суммой денег, когда другой. Пока таким образом они продолжали свое дело очень осторожно, врачуслучайно попал в руки больной, у которого был изъян в одной ноге; когдамаэстро досмотрел недуг, сказал родственникам, что, если не вынуть у негоодну гнилую кость, придется ему либо отрезать всю ногу, либо ему умереть;если же извлечь кость, то больной может выздороветь, но он не иначевозьмется да него, как берутся за обреченного на смерть; на это его ближниесогласились и как такового ему и сдали. Врач, уверенный, что больной, неприняв снотворного средства, не вынесет страданий и не даст себя лечить,рассчитывая вечером приняться за это дело, велел утром настоять воду наизвестном ему составе, которую если больной выпьет, она усыпит его настолько времени, сколько ему придется, по его мнению, употребить на еговрачевание; велев доставить ее на дом, он поставил ее у себя в комнате наокне, никому не сказав, что это такое. Когда настала вечерняя пора и врач должен был отправиться к томучеловеку, пришел посланный от больших его друзей в Амальфи, чтобы он во чтобы то ни стало тотчас же явился туда, потому что там произошла большаядрака, в которой многие были ранены. Врач, отложив до следующего утралечение ноги, сел в лодку и поехал в Амальфи. Жена, зная, что ночью он домойне вернется, по обычаю, тайно велела позвать к себе Руджьери, поместила егов своей комнате и заперла там, пока кое-кто из прочих домашних не пойдетспать. Пока Руджьери находился в комнате, поджидая даму, и у него явиласьсильнейшая жажда - от большого ли утомления в течение дня, или от того, чтопоел соленого, или, быть может, по привычке, - он увидел на окне кувшин сводой, приготовленный врачом для больного, и, думая, что это вода для питья,всю ее выпил; не прошло много времени, как его разобрал глубокий сон и онзаснул. Дама пришла в комнату, как скорее могла, и, увидя Руджьери спящим,начала трогать его, говоря шепотом, чтоб он встал; но это не повело ни кчему; он не отвечал и вовсе не двигался; почему дама, несколькоразгневанная, толкнула его с большею силой, говоря: "Встань же, соня! Колихотел спать, тебе надо было пойти домой, а не приходить сюда". От такоготолчка Руджьери упал с сундука, на котором лежал, проявив не болеечувствительности, чем то сделало бы мертвое тело. Дама, несколько испуганнаяэтим, принялась было поднимать его и сильнее трясти, хватая его за нос идергая за бороду, но все это было тщетно: он привязал своего осла к крепкойтычине. Почему дама начала побаиваться, не умер ли он, тем не менее ещепринялась больно щипать его тело и жечь горящей свечой, но ничего невыходило; вследствие чего она, как не смыслившая во врачевстве, хотя муж ееи был врачом, уверилась, что он несомненно умер. Как это опечалило ее,любившую его более всего другого, нечего и спрашивать; не смея подниматьшума, она стала тихо плакать над ним, жалуясь на столь лихую долю, но понекотором времени, опасаясь, как бы к ее утрате не присоединился и стыд,сообразила, что следует немедленно отыскать средство, как бы удалить его,мертвого, из дома. Не зная, на что решиться, она потихоньку позвала служанкуи, объяснив ей свое горе, попросила у нее совета. Служанка, сильноудивившись, еще подергав и пощипав его и видя его без чувств, сказала то же,что и ее госпожа, то есть что он наверное умер, и посоветовала спровадитьего из дому. На это дама сказала: "Куда мы положим его так, чтобы завтра,когда его увидят", не стали подозревать, что он вынесен был отсюда?"Служанка ответила ей: "Мадонна, я видела сегодня, поздно вечером, противлавки вон того столяра, нашего соседа, сундук не очень большой, и еслихозяин не убрал его к себе, он как раз пригодится для нашего дела, потомучто мы можем положить его туда, нанести ему два, три удара ножом и такоставить. Я не знаю, почему бы тот, кто нашел бы его там, заключил, что онвынесен скорее отсюда, чем из другого места; напротив, подумают, что он, какюноша беспутный, шел на какое-нибудь недоброе дело и был убит кем-нибудь изсвоих врагов и спрятан в сундук". Совет служанки приглянулся даме, заисключением ран, которые надо было ему нанести, ибо она сказала, что у неени за что на свете не хватит духа сделать это, - и она послала еепосмотреть, там ли еще сундук, где она его видела. Вернувшись, та сказала,что еще там; и вот служанка, молодая и здоровая, с помощью госпожи, взвалилана плечи Руджьери, дама пошла вперед, посмотреть, не идет ли кто; подойдя ксундуку, они положили туда тело и, закрыв, оставили. Как раз в то время остановились в одном доме, немного подальше, двоемолодых людей, отдававших деньги в рост, любивших много приобретать и малотратить; так как им надо было обзаводиться, а они накануне увидели этотсундук, решили сообща убрать его в свой дом, если он останется там на ночь.Когда настала полночь, они вышли из дома и, найдя сундук и не досмотрев егоближе, поспешно отнесли к себе, хотя он и показался им несколько тяжелым, ипоместили рядом с комнатой, где спали их жены, не озаботясь приладить егосейчас же; поставив его, они пошли спать. Руджьери, долго проспавший и уже успевший переварить напиток и одолетьего силу, проснулся, когда было об утрене, и хотя сон прервался и чувстваснова приобрели свою деятельность, тем не менее у него в мозгу осталосьодурение, державшее его не только в эту ночь, но и в течение нескольких днейотуманенным. Открыв глаза и ничего не видя, он протянул руки туда и сюда и,увидев себя в сундуке, стал гадать, говоря про себя: "Что это такое? Где я?Сплю ли, или бодрствую? Я же помню, что сегодня вечером пришел в комнатумоей дамы, а теперь я как будто в сундуке. Что бы это значило? Не вернулсяли врач, или не случилось ли чего другого, почему моя дама спрятала меняспящего? Я в этом убежден, наверно так и было". Потому он притих и началприслушиваться, не услышит ли чего; пробыв так долгое время, чувствуя себянеловко в сундуке, скорее узком, чем просторном, и ощущая боль в боку, накотором лежал, он захотел повернуться на другой и сделал это так ловко, что,ударившись спиной об одну сторону сундука, поставленного на неровном месте,заставил его покачнуться, а затем упасть. Падая, он произвел такой шум, чтоженщины, спавшие рядом, проснувшись, перепугались и с испуга примолкли.Падение сундука сильно устрашило Руджьери, но почувствовав, что упавшийсундук раскрылся, он предпочел, на всякий случай, выйти из него, чем в немоставаться. И так как он не знал, где он, путаясь, стал ходить по домуощупью, пытая, не найдет ли где лестницы или двери, из которой ему можнобыло бы выйти. Услышав это хождение ощупью, проснувшиеся женщины сталикричать: "Кто там?" Руджьери, не признав голоса, не отвечал, вследствие чегоженщины стали звать обоих молодых людей, которые, долго просидев в ночи,спали крепко и ничего из всего этого не слышали. Тогда, испугавшись ещеболее, женщины поднялись и, бросившись к окнам, стали кричать: "Воры, воры!"По этой причине многие из соседей поспешили проникнуть в дом разными путями,кто через крышу, кто одной стороной, кто другой; поднялись также,проснувшись от этого шума, и молодые люди. Взяли Руджьери, который, увидевсебя там и как бы вне себя от изумления, не знал, куда ему и можно либежать; и они сдали его на руки страже начальника города, поспешившей тудана шум. Когда привели его к начальнику, немедленно подвергли пытке, какчеловека, которого все считали негоднейшим, и он сознался, что проник в домростовщиков с целью воровства, почему начальник решил тотчас же велеть егоповесить. Утром по всему Салерно прошла весть, что Руджьери схвачен на воровствев доме ростовщиков. Когда услышали об этом дама и ее служанка, исполнилисьтакого небывалого удивления, что почти готовы были уверить себя, чтосовершенное ими прошлою ночью ими не совершено, а им приснилось, будто ониэто сделали; кроме того, дама так опечалилась опасным положением, в которомнаходился Руджьери, что готова была сойти с ума. Не долго после половины третьего часа вернулся из Амальфи врач ипопросил принести себе его воду, ибо он хотел приступить к лечению своегобольного; найдя кувшинчик опорожненным, он поднял большой крик, что у негодома ничто не может быть в порядке. Жена, занятая другою печалью, ответила сраздражением, говоря: "Что бы вы сказали, маэстро, о более важном деле,когда поднимаете такой шум о пролитом кувшине воды? Разве другой в свете ненайдется?" На это маэстро ответил: "Жена, ты воображаешь, что это былачистая вода, но это не так, а то была вода, приготовленная, чтобы навестисон". И он рассказал ей, для чего он ее приготовил. Когда дама это услышала,тотчас сообразила, что Руджьери ее и выпил и потому и показался им умершим,и она сказала: "Мы этого не знали, маэстро, потому приготовьте себе другой".Увидев, что делать нечего, маэстро велел приготовить свежей. Вскоре после того служанка, ходившая по приказанию госпожи узнать, чтоговорят о Руджьери, вернулась и сказала: "Мадонна, о Руджьери все говорятдурное, и насколько я слышала, нет ни родственника, ни друга, который бызаявился или желал бы заявиться, чтобы помочь ему; и все твердо уверены, чтозавтра судья по уголовным делам велит его повесить. А кроме того, я расскажуеще новость, из которой я поняла, как он проник в дом ростовщиков;послушайте, как: вы хорошо знаете столяра, против которого стоял сундук,куда мы его положили; он сейчас был в страшнейшем споре с кем-то, которому,должно быть, принадлежал сундук, ибо тот требовал за свой сундук деньги, амастер отвечал, что он сундука не продавал, а у него украли его ночью. Тотговорит ему: "Неправда, ты продал его молодым людям, ростовщикам, они самисказали мне это ночью, когда я увидел его у них на дому, при поимкеРуджьери". На это столяр сказал: "Они лгут, ибо я никогда не продавал имего, они-то, видно, и украли его у меня в прошлую ночь; пойдем к ним". И онипошли, сговорившись, в дом ростовщиков, а я пошла сюда. Как вы сами видите,я полагаю, что таким-то образом Руджьери и перенесен был туда, где былнайден; но как он там ожил, этого я не возьму в толк". Отлично поняв, как было дело, дама рассказала тогда служанке, чтослышала от маэстро, и попросила ее оказать помощь к спасению Руджьери, ибо,коли она захочет, она в одно и то же время может и Руджьери спасти исоблюсти ее честь. Служанка спросила: "Мадонна, научите меня, как, и я всесделаю охотно". Дама, которой было до зарезу, быстро сообразив, надумала,что следует сделать, и подробно сообщила о том служанке. Та, во-первых,отправилась к врачу и стала говорить ему, плача: "Мессере, мне следуетпопросить у вас прощения за большой проступок, совершенный мною против вас".Маэстро сказал: "В чем же?" А служанка, не переставая плакать, сказала:"Мессере, вы знаете, что за юноша Руджьери из Иероли! Я ему понравилась, ичастью из страха, частью по любви мне пришлось в этом году сделаться еголюбовницей. Узнав, что вчера вечером вас не будет, он так меня упросил, чтоя привела его к себе на ночлег в ваш дом, в свою комнату; так как у негобыла жажда, а я не знала, где мне поскорее достать воды или вина, и нежелала, чтобы увидела меня ваша жена, бывшая в зале, я вспомнила, что виделав вашей комнате кувшин с водою, побежала за ним; дала ему напиться, а кувшинпоставила, откуда взяла; за что, помню, вы подняли дома страшный шум.Откровенно сознаюсь, что поступила дурно, но есть ли такой человек, ктооднажды дурно не поступит? Я сильно скорблю, что это сделала, а между темиз-за этого и того, что далее последовало, Руджьери грозит смерть; поэтому япрошу вас, как только могу, простить мне и дозволить пойти помочь ему, -насколько это в моих силах". Выслушав ее, врач, хотя и был рассержен,ответил шутя: "Ты сама наложила на себя покаяние за это, ибо поджидала в этуночь парня, который задал бы тебе хорошую встряску, а добыла соню, потомуступай и позаботься спасти твоего любовника, но вперед, смотри, не води егов дом, не то я расплачусь с тобой и за тот раз и за этот". Увидев, чтопервый бросок был удачен, служанка как можно скорее отправилась в тюрьму,где был Руджьери, и там упросила тюремщика, чтобы он дозволил ейпереговорить с ним. Научив его, что ему следует отвечать уголовному судье,если желает спастись, она добилась того, что предстала пред судьею. Тот,прежде чем выслушать ее, видя, что она свежая и здоровая, пожелал зацепитькрюком христианское тело, чему та, для большего успеха просьбы, вовсе и непротивилась, поднявшись после переделки, она сказала: "Мессере, у вассхвачен здесь Руджьери из Иероли, как разбойник; но это несправедливо". Иначав с начала, она рассказала ему всю историю до конца как она, еголюбовница, привела его в дом врача, как дала ему напиться сонного зелья, непризнав его, как, приняв за мертвого, его положила в сундук; после тогорассказала, что слышала спор между хозяином столяром и хозяином сундука,таким образом давая ему понять, каким образом Руджьери очутился в домеростовщиков. Уголовный судья, видя, что легко будет узнать, насколько это правда,во-первых, спросил врача, правда ли, что говорят о воде, и нашел, что так ибыло; затем, потребовав к себе столяра и того, чей был сундук, иростовщиков, после долгих разговоров открыл, что ростовщики украли прошлойночью сундук и поместили его у себя в доме. Наконец, он послал за Руджьери испросил его, где он провел вечер накануне; тот отвечал, что где провел, незнаете только хорошо помнит, что пошел провести его со служанкой маэстроМаццео, в комнате которого напился воды, ибо у него была большая жажда; чтос ним потом было, он не знает, только что, очнувшись, он увидел себя всундуке в доме ростовщиков. Когда выслушал его уголовный судья, этопоказалось ему очень занимательным, и он велел и служанке, и Руджьери, истоляру, и ростовщикам несколько раз пересказать себе все. Под конец,признав Руджьери невинным и присудив ростовщиков, укравших сундук, к уплатедесяти унций, он освободил Руджьери. Как он тому обрадовался, нечего испрашивать, а его дама обрадовалась чрезвычайно. Впоследствии она не разсмеялась и веселилась с ним и дорогою служанкой, посоветовавшей ударить егоножом, и они продолжали жить в любви и удовольствии день ото дня лучше. И яжелал бы, чтобы и мне так было, только бы не угодить в сундук. Если первые новеллы опечалили сердца прелестных дам, то последняя,рассказанная Дионео, заставила их так смеяться, особенно когда он сказал,как уголовный судья зацепил крюком, что они могли вознаградить себя зажалость, внушенную другим. Но когда король увидел, что солнце сталозолотистее и настал конец его правления, в очень милых словах извинилсяперед прекрасными дамами за то, что сделал, положив рассуждать о стольгрустном предмете, как несчастия влюбленных; извинившись, он поднялся, сняллавровый венок с головы, и, когда дамы были в ожидании, на кого он еговозложит, любезно возложил его на белокурую головку Фьямметты, говоря: "Явозлагаю на тебя этот венок, ибо ты лучше всякой другой сумеешь завтрашнимднем вознаградить наших подруг за горести настоящего". Вьющиеся, длинные изолотистые волосы Фьямметты падали на белые, нежные плечи, кругленькоеличико сияло настоящим цветом белых лилий и алых роз, смешанных вместе;глаза - как у ясного сокола, рот маленький, с губками, точно рубины; онаответила, улыбаясь: "Филострато, я охотно принимаю венок, и дабы ты темлучше уразумел, что ты сделал, я теперь же хочу и повелеваю всемприготовиться рассказывать завтра о том, как после разных печальных инесчастных происшествий влюбленным приключилось счастье". Это предложение всем понравилось. Когда, велев позвать сенешаля, онавместе с ним распорядилась о всем нужном, все общество поднялось, и онавесело распустила его до часа ужина. И вот иные из них пошли по саду,красота которого не скоро должна была им прискучить, иные к мельницам,которые находились за ним; кто туда, кто сюда, предаваясь, согласно срасположением каждого, разным развлечениям до часа ужина. Когда он настал,все, по обыкновению, собравшись у прекрасного фонтана, с великимудовольствием сели за хорошо поданный ужин. Встав из-за стола, они, каквсегда, предались пляске и пению, и когда Филомена завела танец, королевасказала: "Филострато, я не хочу отступать от моих предшественников, и какони то делали, так и я желаю, чтобы по моему повелению спета была канцона; атак как я уверена, что твои канцоны такие же, как и твои новеллы, я хочу,чтобы ты спел нам ту, которая тебе наиболее нравится, дабы и другие дни небыли опечалены твоими несчастиями, подобно этому". Филострато ответил, чтосделает это охотно, и немедленно начал петь следующее: Потоком слез моих доказываю я, Как сердце сетовать имеет основанье, Что преданной любви - измена воздаянье. Амур, когда в него впервые ты вселил Ту, по которой я вздыхаю ежечасно, Лишенный всех надежд на счастье и покой, То добродетели исполнены такой Явилась мне она, что как бы ни ужасно Моей душе больной терзаться ты судил, Все эти муки я легко б переносил. Но ныне в сердце я ношу уже сознанье, Как заблуждался я, - и в том мое страданье. В тот час передо мной открылся весь обман Когда себя узрел покинутым я тою, Что лишь одна была моей надеждой; да Меж тем, как мнилось мне, что боле, чем когда, Я в милости ее, любимым став слугою, - Узнал я, что она, моих не видя ран, Удела страшного, что мне в грядущем дан, Другого доблестям дарит свое вниманье И ради их мое свершилося изгнанье. Когда увидел я, что изгнан, - у меня В разбитом сердце плач мучительный родился, И в нем до этих пор он все еще живет, И часто день и час я проклинаю тот, Когда передо мной впервые появился Прелестный лик ее, как никогда храня Высокую красу и блеск ярчей огня... Теперь мой страстный пыл, и веру, упованье Клянет моя душа в предсмертном содроганье. Как утешения скорбь эта лишена То знать, владыка мой, имеешь ты причины, - Ты, часто так к кому печальный голос мой Взывает. Слушай же: жжет с силою такой Ее огонь меня, что жажду я кончины, В которой меньше мук. Так пусть идет она, И жизнь жестокую, что стольких зол полна, Покончит пусть зараз, а с нею и терзанье Где б мне ни быть, - сильней не будет испытанье. Ни утешения иного, ни иной Дороги для меня не остается боле, Как смерть. Пошли ж, Амур, мне, наконец ее И ею прекрати все бедствие мое И сердце мне избавь от столь плачевной доли! Соделай так, молю: неправдою людской Навек унесены утехи и покой... Ей в радость прекрати мое существованье, Как радость ей дало другого обожанье Моя баллата! Пусть тебя не переймет Никто - до этого мне дела нет нисколько: Ведь никому тебе не спеть, как я пою!.. Одну еще тебе работу я даю: Лети к Амуру ты, открои ему, - и только Ему, - как горестно здесь жизнь моя идет, Какой несчастному она тяжелый гнет. Проси, чтоб мощь свою явил он в состраданье, В приюте лучшем мне доставив пребыванье. Слова этой канцоны очень ясно показали, каково было настроение духаФилострато и его причина; а еще яснее показало бы это лицо одной дамы изпляшущих, если бы мрак наступившей ночи не скрыл румянца, явившегося на нем.Когда он кончил канцону, спето было еще много других, пока не наступил часотдыха; почему, по приказанию королевы, все разошлись по своим покоям.

Дата добавления: 2015-08-03