Часть четвертая. Мне страшно. Страшно

Мне страшно. Страшно. СТРАШНО.

Ночь. Сижу в радиорубке. Через девять часов мы будем в Европе. Через несколько минут я услышу голос самого близкого мне человека: радист налаживает связь.

Ленка, милый мой человечек, ты есть? Ты не бред моего воспаленного воображения? С первого дня я шел к тебе, все эти шестнадцать месяцев, - и лишь поэтому я смог пройти. Ты металась со мной по чудовищному гололеду - в Москву, в Таллинн, в Данию. Ты выстаивала очереди в бессчетные посольства, не жалея себя, падая с ног от недосыпа и усталости - лишь бы мы все-таки стартовали. Ты неслась к нам на Чукотку ради пары безумно счастливых дней. (Знаете ли вы, легко бросающие фразу "Она за ним хоть на край света", что это значит в действительности?). И она ждет, ждет… Когда остальных троих уже давно перестали ждать.

ИЛИ Я ПРОСТО ПРИДУМАЛ ТЕБЯ?

Перуанские кошмары вползают в радиорубку, расправляя щупальца.

Ты жива в моей памяти - лицо, голос, запах волос. Но меняешься ты. Трансформируется и моя память. Совпадут ли они - та, живая, и та, живущая во мне?

Выхожу на мостик. Бледно фосфоресцируют волны. Над мачтами снова висит Большая Медведица.

* * *

Океан - искусный декоратор. Каждое утро он встречает тебя новым цветом, столь непохожим на вчерашний.

Мы засыпаем и просыпаемся под ласковое покачивание, такое бережное после рывков и тряски грузовика на разбитой дороге. Неумолчно стучит дизель.

На карте мира, висящей возле кают-компании, - маленький красный флажок - наше местоположение. Флажок медленно ползет по карте. Каждое утро мы просыпаемся на семьсот километров ближе к дому.

Вокруг нас - русская речь, дружеские улыбки. Команда искренне полюбила нас. Неудобно чувствовать себя не при деле, когда команда занята. Но для нас работы находится немного: стирка, мелкие палубные работы, переводы с английского.

Это странные три недели покоя, - когда вне зависимости от наших действий мы движемся и движемся. Когда вокруг нас - приветливые лица людей, живущих в нашем городе - городе, чей образ еще держится в памяти - где-то на соседних с нашими улицах. И даже море неизменно спокойно.

Необъяснимое оцепенение: ведь раньше в пути и три дня бездеятельности начинали сводить с ума. Мы боролись за каждый час на нашей гигантской трассе.

* * *

Пересекаем экватор. Чуть ли не вся команда считает своим долгом поздравить нас: "Ребята, вы, поди, в первый раз экватор пересекаете?"

Это что, массовый идиотизм команды? Надо спросить корабельного доктора. Или они всерьез считают, что мы родились в ЮЖНОМ ПОЛУШАРИИ?

* * *

Удивительно: океан не казался большим, я ни разу не чувствовал, как мы затеряны в его бескрайних просторах. И лишь когда справа по борту выплыли очертания гор, я понял, как огромен пройденный путь.

Входим в Гибралтар в сумерках. После многодневной пустоты океана оба берега, расцвеченные огоньками, радуют глаз как рождественская елка.

Маленькая милая Европа… Как будут нас радовать твои уютные километры на ухоженных аккуратных дорожках! Когда счет расстояний идет на часы, а не на недели. Она будет нашей маленькой наградой - и лишь в прошлом останутся дикие боливийские ущелья и рев буксующих в тундре грузовиков. Еще сутки - и мы ступим на европейский берег.

Справа по борту - Африка. Ее в памяти не будет.

* * *

Капитан Евгений Владимирович Рассказовский распоряжается загрузить нас продуктами: мы уходим с надежного "Новоалтайска" в автономное плавание по зыбкой европейской суше. Вся команда высыпает к фальшборту прощаться.

Все. Земля. Европа. Испания.

Суша была зыбкой: нас зверски укачивает чуть ли не в первой же машине. Тихая паника: хороши ассы спортивного автостопа! Впрочем, организм быстро спохватывается и перенастраивается на сухопутную тряску.

* * *

Первое мелкое разочарование: приходим в Испанию в среду вечером, в четверг праздник, а развеселые французы, чью визу нам нужно получать в Барселоне, гуляют еще и в пятницу. До Шенгена еще несколько лет.

Сидеть до понедельника? Свыше наших сил.

Мотаемся по Пиренеям до субботы, потом не выдерживаем и едем на границу: ведь в некоторых странах можно получить транзитную визу непосредственно на погранпереходе. Французский пограничник, внимательно выслушав нас, чешет в затылке, заполняет какую-то бумагу и сует ее нам.

- Я тут написал, что отсылаю вас назад в Барселону за визой…

-???

- А теперь - вперед! В случае чего, вы меня не поняли, а я не видел, куда вы пошли. Давайте, я смотрю в другую сторону!

Вот так мы и стали впервые нарушителями границы.

В первый и последний раз документы у нас во Франции попытались проверить на последних восемнадцати километрах. Симпатичный жандарм, попытавшись найти в наших циклопической толщины паспортах французскую визу ("Нелегко найти черную кошку в черной комнате, особенно если…"), махнул рукой на это безнадежное занятие, перешел на язык, напоминающий русский (его предки оказались белоэмигрантами), подвез нас до удобной заправки и подарил на память значок полицейского мотоэскорта.

Нам, двум злостным нарушителям границы.

Впрочем, итальянская виза у нас уже была.

* * *

Италия никак не лежит на пути из Барселоны в Питер, но Генуя - родина Колумба. Мы должны были там побывать.

Чезаре, подвозящий нас до Генуи - редкий итальянец, хорошо владеющий английским. Он добросовестно старается, чтобы мы почувствовали, что мы в Италии, угощает первоклассным капучино. Влетаем на его "Фиате" в центр Генуи. А там!…

- Чезаре, наконец-то я вижу, что мы в Италии!

- Это почему?..

- Вон… Простыни… На веревках…

- А у вас что (обиженно), простыни не на веревках сушат?

На веревках, Чезаре, на веревках. Но не на уровне же шестого этажа! в центре города! поперек улицы!

* * *

Маленький домик Колумба в центре Генуи.

Спите спокойно, маэстро. Мы проверили, коллега, она действительно существует. Только к Индии она отношения не имеет. И - спасибо Вам из нашего пятисотлетнего будущего.

* * *

В двадцати километрах от швейцарской границы нас ловит местная радиостанция. Прямо тепленькими - утром, из палатки на въезде в Варезе.

Не привыкать. Импровизируем интервью в прямой эфир: похоже, нас подали как экстренный выпуск.

Швейцария. В ней нет ничего от глянцевой картинки из туристского буклета: настоящие горы, настоящая жизнь, спокойные и открытые люди.

Подъезжаем к Сен-Готарду.

- Как поедем? Через тоннель или через перевал?

- У нас в Питере метро есть.

- Понял.

На центральной площади Люцерна отмечаем победу над "Nestle". Мы прошли и без их помощи, предложенной, но потом так и не оказанной. Покупаем килограммовую коробку их мороженого и сжираем столовыми ложками на центральной площади.

Вваливаемся к славному рыжему парню по имени Юджин. Мы познакомились с ним на Аляске в апреле девяносто второго - однако, уже июль девяносто третьего. Он долго и очумело смотрит на нас, пытаясь осмыслить, что мы еще в пути.

* * *

- Ленка… милая… Постарайся ничего не менять, слышишь? Прическу, одежду…

- Почему?

- Я… боюсь.

Наша встреча скоро. "Audi" несет нас сквозь Германию на чудовищной скорости в 240 километров в час. А в Данию она уже приедет.

Нет, она не слышит. Моя просьба кажется ей причудой. Первая тоненькая, не толще паутинки, трещинка.

* * *

Дания. Неужели… все?

Горло перехватывает.

Знакомые развязки. Знакомые позиции. Мы уже не заглядываем в карту.

Наших датских друзей нет, они в Швеции. Ключ оставлен у соседей.

Ходим встречать каждый паром из Польши: Ленка уже выехала навстречу.

* * *

Она так и не приедет.

Дания старательно лезет в общеевропейскую империю. Подтасовываются результаты референдума. Расстреливаются демонстрации (сейчас об этом не принято знать). Наши добрые знакомые из "Amnesty International" измучены и подавлены: впервые Дания попала в списки "Amnesty" как страна с массовыми нарушения прав человека.

В эту волну она и попала.

Сойдя с польского парома за полсуток до нашего прибытия, она была моментально задержана полицией. Достаточной, по их мнению, суммы денег при ней не было, наши друзья гостили в Швеции, "Helly Hansen" не работали (выходные!) - и приглашение никто подтвердить не мог. Ее выслали обратно в Польшу.

Я шел к ней полтора года.

Она уезжала по польским дорогам и не могла сдержать слез.

На следующий день у парома арестовали Дуткевича. Да-да, с паспортом и визой, заявив, что у него "при себе мало денег" (в кармане было 700 долларов). Мишин резонный вопрос полицейскому: "А у вас сколько при себе?" - привел того в ярость, а попытка заснять, как полицейские потрошат его сумку, привела к отобранному фотоаппарату и засвеченной пленке. Узнав, в чем дело, я со страшным скандалом отбил Мишку.

Глупые идеалисты… "Акция за свободу путешествий…". Какая, к чертовой матери, "свобода", когда в милой, уютной Дании на улице хватают тех, о ком полтора года пишет их же центральная газета! И ведь ни один солдафон не тронул нас во всех одиозных странах, пройденных нами!

Наверное, хорошо, что я не знал тогда о Ленкиной высылке. Вероятно, полицейским пришлось бы меня застрелить.

На следующий день к нам прорвался Андрей Курицын.

* * *

Андрей Курицын. Человек-легенда.

Лучший гонщик Лиги за многие годы. Генеральный арбитр ПЛАС. Руководитель вспомогательной службы "Автоколумба". Лишь серьезные проблемы со здоровьем не позволили включить его в основной состав нашей экспедиции. Сухощавый, бесстрастный и светловолосый, так похожий на скандинава, он сразу получил у нас прозвище "Норвежец".

Сойдя с парома и глянув на очередь поляков, смиренно стоящих у таможни, он невозмутимо перешагнул загородку и двинулся в город. Никто не остановил его. Уверенность, скандинавская внешность и норвежское "N" в белом овале на рюкзаке (вот и старая шутка помогла!) сыграли свою роль. Я вцепился ему в рукав и поволок от парома.

- Андрей, уходим отсюда, быстро!

- В чем дело?

- Потом. В этой стране все плохо.

Кто бы мог подумать… Имея визу, в нашей родной Дании…

* * *

Пора домой.

Мы стартуем с Андреем. Мишка задерживается в Копенгагене. Он задерживается из-за грядущей фотовыставки, в которой он участвует… но, чувствую, что не только из-за этого. Ему тяжело. Мишка - "вещь в себе", он не раскрывается, но мы не первый день вместе.

Как по живому отрывают. Сроднились…

* * *

Мы с Андреем перегружены невероятно: вывозим из Дании наше полярное барахло, отправленное из Штатов год назад.

В автостопе важен не столько вес, сколько объем рюкзаков. По югу Швеции - холодные ливни, а вдвоем с такими рюкзачищами мало куда поместишься. Высылаю Андрея вперед.

Иду очень тяжело. Наверное, это было мое худшее прохождение Швеции за всю жизнь.

"Мы здорово пообветшали…" - сказал как-то Миша, - кажется, еще в Южной Америке. Я чувствую это в полной мере. Какой-то тяжелой стала поступь, а движения - усталыми. Комбинезон, предчувствуя конец бесконечной трассы, разрушается уже на глазах, да и прочее снаряжение изношено. Уже нет того запала, когда летишь в день по полторы тысячи километров, как на гонках, - просто методично и устало делаешь свою работу. Последние сутки пути.

Финляндия, Торнио. Выскакивает финский пограничник, машет мне рукой, что-то кричит. Подхожу.

- Девятнадцатый номер прошел вчера вечером!

Клубный номер у Курицына традиционно пришит на рюкзаке. Мой паспорт пограничника не интересует абсолютно.

* * *

У меня есть хороший тест на проверку внутреннего равновесия: вслепую включить и выключить секундомер, попробовав отсчитать ровно минуту. В состоянии волнения это черта с два сделаешь.

Сто километров до России. Проверимся.

59,95 секунды. Все хорошо…

Лаппенранта. "Scania" энергично тормозит, прежде, чем я поднимаю руку. Он подвозил меня… два года назад.

Узнал.

Работу погранперехода "Брусничное" я блокировал на добрых полчаса.

"Я поклялся обнять первого российского пограничника, - да он за стеклом. Дайте хоть руку пожать", - сказал я таможеннику, протягивая декларацию со штампом "Бухта Провидения". Он расхохотался и обнял меня. Следом влетел безумный погранец с моим столь же безумным паспортом в руках. Мгновенно собралась вся смена. Офицер сначала ругался, потом присоединился к нам.

- Расскажите, пожалуйста!

- Ребята, извините, меня же водитель ждет!

Тот лишь засмеялся: "Фигня, рассказывай!"

Позже в эту же смену попадет и Миша…

* * *

Какое блаженство - сидеть в заезженном КамАЗе! На комбинезоне - свежее масляное пятно. Дома. Пожилой водитель благоговейно смотрит на меня, забывая смотреть на дорогу.

Сертолово. Последняя машина. На чем завершить?

Сколько их было, этих машин - самых разных? Это уже не узнать - треть хроники утеряна еще в Вирджинии. Знаю лишь, что мы прошли восемьдесят три тысячи километров.

Так все же на чем?

Милицейский УАЗик. Толстый майор.

- Садись назад, за решетку.

Сажусь. Назад за решетку.

- Турист?

- Да.

- С Карельского перешейка?

- Вокруг света ходил…

Флегматично кивает головой.

Двадцать третье июля тысяча девятьсот девяносто третьего года. Шестнадцать часов восемь минут.

Выскакиваю из машины возле метро "Озерки".

* * *

Я шел к тебе, как идут в непроницаемой темноте на свет маленькой, далекой-далекой звездочки. Что бы ни происходило - пока она светит - есть силы вставать и идти.

Жму на кнопку звонка.

Я еще не знаю, что мы потеряем друг друга. И мне ни к чему знать это сейчас. Я лишь на секунду почувствую, что она умерла - та тоненькая девочка из девяносто второго года, чьи руки я все не мог отпустить там, на Чукотском аэродроме. Умерла от разлуки, так и не дождавшись, а дверь мне открывает другой человек, так на нее похожий…

Она открывает дверь. Ее глазища отчаянно серьезны.

Швыряю рюкзак, подхватываю ее на руки.

Боже мой, какая она невесомая!

Экспедиция завершилась.

Дата добавления: 2015-08-05