Часть вторая. Бесконечное падение в черной пустоте

...Бесконечное падение в черной пустоте...

Выплываю из полусна. Это лишь бешеный полет нашей маленькой "Тойоты" сквозь непроглядную мексиканскую ночь. Крупнокалиберные капли дубасят по лобовому стеклу.

В призрачном зеленоватом свете приборов различаю лица: Виктор. Кирилл. Лишь Миша прокладывает в одиночку свой путь где-то в нескольких сотнях километров впереди.

И - голос - сквозь надсадный крик мотора. Чистый-чистый. Как радуга после дождя.

Уж скоро год, как ты ушел,

И нет ни писем, ни вестей...

Ах, только выдержал бы шелк

На парусах шхуны твоей...

Вера Матвеева. Они с нами, на наших кассетах- те, кто кто далеко- и те, до кого нам нникогда не доехать. Визбор. Тальков. Цой. Вера Матвеева. Вы все живы, вы несетесь с нами среди черных скал. Мы слышим ваше дыхание в тесной кабине.

* * *

Все города делятся на большие и маленькие. В маленьком городе всей кожей ощущаешь, как он бесконечно затерян в подступившей к нему тундре, пустыне. В большом - как ты затерян в нем сам.

В Мехико оказалось двадцать пять миллионов. Нам тут жить не один день: новая ступенька визовой войны ждет своих жертв.

* * *

Здравствуй, Родина.

Решаем посетить российское посольство: приятно, черт возьми, видеть родные флаги, да и советы профессионалов в визовых делах нам пригодятся.

Народ в посольстве вполне радушен. И тут на сцену выходит посол. Он устраивает зверский нагоняй всем, кто с нами общался и собирался помочь, а затем приказывает офицеру безопасности просто не впускать нас на территорию посольства (что старый гэбэшник делает с явным удовольствием).

Уффф... урод. Мы не нуждаемся в его милостях - мы не просили помощи и в Арктике! Чем вызвана истерика старого коммуниста? Стыдно за посольство. Зашли в гости, называется...

Дело принимает ярко выраженный политический характер - все-таки мы российская экспедиция!

Подымаем экспедиционный триколор - такой же, как над посольством, только поменьше. Садимся на лавочку напротив посольства, попиваем сок, ждем развития событий. Полицейские-мексиканцы в восторге - "салюд, амигос!", - всячески нас ободряют - в них живет дух футбольных болельщиков.

Появляется пресса. Своя, родная - два российских журналиста. Но - так или иначе - российская экспедиция, которую почему-то возненавидело российское же посольство, (читай: посол) - это неслабо даже для нашей прессы.

Впрочем, ТАССовец Сергей Горбунов тут же сгладил ситуацию: "Мужики, ну что вы от него, дурака (смягчаю), хотите? Да оставьте вы его в покое, пошли лучше ко мне!"

Мы не стали спорить.

* * *

Третью неделю бьемся с консульствами предстоящих стран за визы. Бой идет с переменным успехом. Почти все консулы - на нашей стороне, но бюрократический механизм получения виз несокрушим.

Виза Гватемалы - последняя из оставшихся в Америке - блокирует дальнейший путь на юг. А время уходит, уходят драгоценные продукты. Добиваем последние сахар и гречку, купленные в Питере по талонам и привезенные нам на Чукотку. Расходы на визы заметно превышают предполагаемые суммы.

Получая раньше европейские визы за символическую плату в несколько рублей, мы не представляли, что большинство виз будет стоить не менее 20$ - а сколько этих мелких стран впереди!

В Мексике недорогой хлеб. Это спасает от настоящего голода, но дневной рацион ограничивается небольшим количеством хлеба, макарон и парой бульонных кубиков. Мы стараемся сидеть, лежать - не тратить драгоценные калории. Но ведь вся тактика "Автоколумба" была рассчитана на предельную скорость, и каждый день ожидания означал минимум 600-800 непройденных километров.

Переходим на режим жесткой экономии: снижаю расходы до 50 центов на человека в сутки. Ниже уже некуда. Чтобы не расходовать деньги на городской транспорт все визиты по посольствам - пешком. Двадцать - двадцать пять километро, проходимых в резвом темпе на жаре на 2,5 км высоте по улицам Мехико, валили с ног.

Однажды заметил: пульс в состоянии покоя - ниже 40 ударов в минуту. Не поверил себе и впоследствии перемерял. 37-40. Что это было? Я не физиолог, не знаю.

В общем, в "Автоколумбе" начался голод.

* * *

Ответа от Гватемалы удалось добиться Сергею: в визе нам отказано. Причина ясна без объяснений: любая экспедиция for human rights в этой стране нежелательна.

Отрицательный результат - тоже результат. Мы собираем рюкзаки.

- Ну и хорошо, что Гватемала не дала вам визу - говорит Сергей, прощаясь, - "нечего там нормальным людям делать".

"Урод", - думаю я, - "чему тут радоваться? Как нам ее объезжать?"

* * *

- Мы убьем себя, нельзя ехать днем - сказал Кирилл.
- Кирилл, мы не можем ехать медленно. У нас не хватит продуктов.
- Тогда надо хотя бы снять комбинезоны. На такой жаре гортекс - смерть. Я настаиваю как врач экспедиции.
- Нет, Кирилл. Без комбинезонов упадет скорость.

Мы двигаемся в Четумаль, на самый юго-восток Мексики. Попытка уплыть из Веракруса на Центральную Америку (минуя Гватемалу) с каким-либо грузовым судном ни к чему не привела: кораблей в нужном направлении не было. От Четумаля же до желанного Гондураса оставалось от силы триста километров.

Парни с трудом держатся на ногах. Крошечная дистанция в полторы тысячи километров стала пределом напряжения. "Я очень удивился, вспомнив потом, что это продолжалось всего лишь три дня, - признался потом Миша, - казалось, что этот кошмар продолжался не меньше недели".

Что было главной бедой? жара? голод? нервное напряжение? - трудно выделить что-то одно...

Дежурим на позиции по пятнадцать минут поочередно, - больше не выдержать, падаешь. Виктору тяжелее всех, - под конец освобождаем его от дежурства, он просто лежит на рюкзаках. Мы - люди Севера - как белые медведи под этими проклятыми пальмами! Где же ты, милая тундра?

* * *

Последнего белого медведя мы видели уже в Мехико, в парке Чепультепек. Он лежал на раскаленной белой "льдине", у него, кажется, не было даже бассейна с водой. Как мне была понятна невыразимая тоска, застывшая в его глазах!

Люди смеялись и бросали ему конфеты. Мы не смеялись.

* * *

На последнем этапе перед Четумалем высылаем Виктора и Кирилла вперед на прямой машине. Пройти пешком в каком-то городке два километра становится для нас подвигом, достойным Геракла: мы уже какие-то развалины.

Дотягиваем до Четумаля. Кирилл встречает нас грустной усмешкой: порта в Четумале не оказалось.

* * *

;Двухметровый белобрысый верзила заворожено глядя на нас, бросает свой пикап-трак к обочине, выскакивает из кабины.
- What's happened? Who are you?

Не по-испански, однако... Не похожи мы на мексиканцев.
- Just need to get a ride...

Это немцы. Они чертовски вовремя берут нас в плен. Мы и впрямь need не только a ride.
- В общем, едем к нам. Дней через 5, когда восстановитесь, поедете дальше. А пока - не смейте и думать.

* * *

Первым упал Кирилл. Просто пошел набрать воды и вдруг упал без сознания. Когда я подбежал, Миша держал его голову на коленях, Виктор пытался нащупать пульс. Несмотря на загар и грязь, Кирилл был абсолютно белым.
- Дышит, - сказал Миша спокойно.
- Пульса нет! - сказал Виктор.
- Есть, только очень слабый.

Меня словно окатило холодной водой: только тогда я понял, что парни молча ждут своей очереди - когда и над ними кто-то так же склонится в надежде еще нащупать слабый пульс.

Наверное, человеку, выросшему в свободной западной стране трудно понять движущие нами чувства: свобода передвижения в приделах земного шара для него - норма его быта. Ему не представить чувств человека, выросшего за чудовищной стеной из колючей проволоки, навсегда, как казалось, отгородившей его жизнь от всего прочего мира - когда знаешь, что проведешь всю жизнь, а потом будешь зарыт в землю вот здесь, внутри этого пространства, но все равно не желаешь становиться рабом. Не понять, с каким чувством люди, оставшиеся там, за этой начавшей рушиться стеной, провожали нас в прекрасный и огромный мир, веря, что если уж не они, так хотя бы мы пройдем через этот подаренный нам судьбой мир. Пройдем, увидим сами и расскажем другим, что люди вокруг рады уставшим русским парням, идущим к ним с открытым сердцем! Разве могут понять люди, не стоявшие в голодном Петербурге в огромных очередях за хлебом, что значит там, к примеру, маленькая шоколадка - та самая, сбереженная на праздник, но отданная нам, чтобы мы шли, - когда господа из почтенной фирмы "Nestle", широким жестом предложившие спонсорство, вдруг передумали - уже после старта экспедиции?

Люди любой страны уже давно не верят холеным миротворческим миссиям. Они верят другим людям.

* * *

На гербе на визе Белиза, которую мы ставим в свои паспорта, начертано слово "свобода". Это внушает надежду. Белиз-Сити - крупный порт, виза - на месяц.

Иммиграционный офицер на въезде отказывается впускать нас: мы недостаточно богаты, объяснения бесполезны. После четырех часов перепалки он дает нам... 24 часа. Мы въезжаем в Белиз. Ворота захлопнулись.

* * *

"Нет народов-выродков", - говорит разум. Глаза говорят обратное.

Ужасающая грязь, неряшливость. Какие-то женщины ловят нас за рукав и, ухмыляясь, предлагают себя за бутылку кока-колы. Толпы наглых попрошаек - и просто висящая в воздухе атмосфера злобы и разложения.

Идем в иммиграционную службу. Иммиграционный чиновник говорит с нами долго и надменно. Затем нас заводят в задние помещения и мы подвергаемся трехчасовому допросу агентами госбезопасности. После чего, впрочем, нам дают право еще шесть дней дышать воздухом белизской свободы.

А выбраться из Белиза оказывается весьма непросто. Порт Белиз-Сити отгорожен огромной стеной - постороннему к судам не подойти. На Гондурас раз в неделю ходит судно лишь одной компании - "Тропикал шиппинг ко." Идем в их офис. "Не положено, принесите разрешение из министерства торговли". Министерства торговли? Стоит ли мелочиться? - и на следующее утро мы встречаемся с премьер-министром Белиза.

Премьер солнечного Белиза - милый дедушка, похожий на Санта-Клауса. "Ах, экспедиция из России? Как я рад! Увидите господина Ельцина - передайте ему привет, я его так уважаю! Проблемы? Ну что вы! Сейчас все решим!"

Премьер звонит в "Тропикал шипинг" - и... его посылают ко все чертям. Бедный дедушка роняет трубку. Он вздыхает и пишет категорическое письмо в иммиграционную службу с требованием продлить нам право на пребывание. Уже знакомый нам иммиграционный чиновник с ухмылкой откладывает письмо и начинает вымогать деньги. По его упитанному лицу трудно предположить, что и он живет на пятьдесят центов в день.

* * *

- Снег! - говорит Кирилл. Его голос дрожит. - Честное слово, снег!

Он держит в руках потертый "Politiken" и смотрит на фотографию, где мы, смеющиеся, стоим на льду Невы напротив Петропавловской крепости.

- Ребята, это же был Новый год! А помните, как мы играли в снежки? Нет, этого не бывает, это все было в другой жизни!

Мне и самому не оторваться от снимка. Какое-то наважденье...

...Мы старались не тревожить Кирилла в Белизе: я не был спокоен за его здоровье. Он сам чувствовал себя неловко, словно в том, что он чувствует себя хуже нас, есть какая-то его вина. Но в то утро, глядя на Кирилла, я понял: пора отступать в Мексику.

Злые духи преследовали нас в те дни в Белизе. Мексиканский консул без объяснения причин отказался даже принять нас, о новой визе не было и речи. Мы оказались в ловушке.

Ситуация начинает отдавать идиотизмом. Иду к старому знакомому - иммиграционному чиновнику. "Вы не можете продлить наше пребывание в вашей стране? О'К, тогда согласно международным положениям депортируйте нас, пожалуйста, в предыдущую страну. Если вы помните, это была Мексика". "Я ничего не знаю об этих правилах отвечает он, - если вы не уберетесь завтра, то послезавтра будете в тюрьме".

Мы видели это опутанное колючей проволокой жутковатое здание с игривой надписью "Prison service" - карикатурное, как и все в этой стране.

В ту ночь мы с Виктором не спали. Было время принимать решение.

Меня не пугала тюрьма. Я понимал, что если мы успеем связаться с нашими журналистами в Мехико - они поднимут шум, и нас придется все-таки высылать в Россию. Сюжет был бы даже симпатичен: экспедиция за свободу путешествий без вины брошена в Белизскую тюрьму. Попав восемь лет назад точно так же безо всякой вины в тюрьму в Киргизии и проведя там больше месяца, я узнал, что такое жить в бетонном кубе 3х3 метра, спать на полу без одеял, дрожа от холода, хлебать из миски через край, как свинья (поскольку ложку не выдавали из соображений безопасности), полусгнившую похлебку с червями. Я не думал, что в Белизе будет хуже. С другой стороны, я боялся за здоровье ребят. И, в конце концов, тюрьма была бы концом экспедиции - хоть и красивым концом. Так не лучше ли вернуться в США, попытаться восстановить все и продолжить путь через несколько месяцев? Я понимал, что в таком случае я, вероятно, теряю команду: мы полным ходом рвались к оставленным нами дома, в Петербурге, любимым людям - ну кто из ребят вынесет сейчас эту остановку на всем ходу, разлуку еще на несколько месяцев? Мы полностью выжаты внутренне.

- Виктор, что ты думаешь?

* * *

...Заходящее памирское солнце.
Восемьдесят седьмой год.
Склон зверски крутой. Градусов пятьдесят пять. Снег раскис в кашу. Кошки?.. К черту! Только хуже будет.

Ольга идет неуверенно, опираясь на лыжные палки. Весь ее анорак в крови.
- Кимыч, доставай веревку, быстро! Ольгу зацепило! Ее нужно скорее вниз!

До него полсотни метров.

Спиной к склону - бью пятами ступеньки. Что я делаю - на таком-то склоне!.. Иначе - медленно!

Солнышко, удержись еще чуть -...

СРЫВ.

Тело думает само: переворачиваюсь в прыжке, падаю рядом. Мы не связаны. Ледоруб только у меня. Ольга успевает схватиться за меня. Всем телом вдавливаю ледоруб в снег - невыносимо раскисший, невыносимо крутой.

Мы скользим вниз. Клюв ледоруба лишь царапает склон.

Кимыч на уступе скалы - как сжатая пружина.

В полной тишине мы плывем мимо него вниз, туда, к километровым сбросам на ледопад. Он ничего не может сделать.
Я уже не чувствую рук - лишь каким-то внутренним усилием продолжаю безнадежно вдавливать ледоруб. Скорее бы все кончилось...

Все. Скорость резко растет - мы сорвали верхний пласт. Я зачем-то еще продавливаю до неподвижного снега. ДЕРЖАТЬСЯ!

Ольгу отрывает от меня и выносит на крошечный осыпной островок. Ледоруб за что-то цепляется. Встал.

От нас до открытого льда - метра два...

И с тех пор я навсегда знаю: ДЕРЖАТЬСЯ. Пока есть хоть один шанс из миллиона. А вот когда его уже нет -...держаться дальше.

* * *

- Витек, так что ты думаешь?
- Я в любом случае продолжу экспедицию. Я с тобой.

Клюв ледоруба за что-то цепляется...

* * *

Утром я звоню в Денвер Мишке Гольдину. Он только что вернулся с Мак-Кинли. Он как всегда оперативен - и уже через несколько часов мы получаем высланные им билеты на Хьюстон.

В самолете - долгожданная прохлада. Глотаем мизерные авиационные обеды. "Девочки, - доверительно говорит Виктор стюардессам, - а я в России в аэропорту работал, питание развозил по самолетам". Девочки смотрят на него с умилением. "Эх, Витя, - шипит Кирилл, - уже на посадку идем, что же ты раньше-то молчал?"

* * *

Мы прощаемся с Мишей. Команда разъезжается по США в поисках какого-то заработка или спонсора - чтобы через несколько месяцев - дай Бог - снова собраться вместе и продолжить путь. Миша уходит на восток, мы - на запад. Долго маячит его фигурка в желтом комбинезоне. Грустно. Мы так привыкли быть вместе.

Америка встречает нас как родных. Никаких проблем на границе - лишь приветливые улыбки. Весь путь до Денвера - праздник. Кто-то зовет к себе домой. Кто-то завозит в местную газету - к восторгу редактора. На севере Техаса шерифы устроили эстафету: провозили нас через свой участок, связывались со следующим участком по рации - и там уже нас ждал следующий шериф, чтобы подвезти, - и так 250 миль.

В Денвере Мишка Гольдин - загоревший, обветренный после Мак-Кинли - встречает нас улыбкой: "Ну что, вернулись, покорители Белиза?"

Через несколько дней Кирилл уезжает в Сиэтл.

* * *

...Мы карабкаемся по горячим колорадским скалам. Мишкина спина маячит в нескольких метрах передо мной на гребне.

- Ну что, продолжим уроки английского? - Окликает он меня. - Переводи: "Внезапно Билл почувствовал, что проваливается сквозь бильярдный стол..."

Я хохочу. Биллу в наших уроках всегда достается несладко.

Нам легко вдвоем - словно и не было четырех лет разлуки с ним - с человеком, который с семилетнего возраста был моим самым близким другом.

Мы поднимаемся на плато, бежим, - на высоте четыре тысячи метров. Еще дрожат руки, плохая координация движений, но в теле удивительная легкость - я постепенно восстанавливаю свою физическую форму.

И так каждый день - работа и бег, - а раз в неделю на полдня - в прекрасные солнечные Роки-Маунтинз. Прекрасная солнечная жизнь. Но команда разбрелась по Соединенным Штатам, и впереди еще не пройденный маршрут экспедиции.

* * *

Я не сплю в комнате, я сплю на балконе. Каждое утро приходит белка и, усевшись прямо на мой спальный мешок, грызет оставленные для нее орехи. Мы привыкли друг к другу.

* * *

Встревоженный странными слухами, иду к Виктору.
- Да, это правда, - говорит он, - я остаюсь здесь насовсем.

В голове - мешанина чувств, мыслей. Мой друг решает свою судьбу. Не я ему судья. Я не вправе обвинять его в отступничестве.
- Это - точно? Ты все взвесил? - спрашиваю я только.
- Наверное, да. Прости меня.

Нас остается трое.

* * *

Вскоре узнаю: Кирилл намерен сходить с трассы и возвращаться в Петербург. Что ж, мы с Мишей Дуткевичем будем неплохой командой. Мы завершим экспедицию вдвоем.

* * *

Я с головой погружен в работу в мишкиной крошечной компании. Мы много лет работали вместе еще в Ленинграде, и я занят тут любимым делом - конструированием и изготовлением альпинистского снаряжения, его ремонтом и переделкой. Два наших партнера - магазины огромных фирм "The NORTH FACE" и "REI" - буквально боготворят нас.

А вы представляете себе, что значит годами делать в России себе и друзьям неплохое снаряжение из отходов промышленности, из случайно собранных кусочков материалов - и ходить с ним на сложные восхождения? Enjoy!

Похоже, наша практика оказалась здесь уникальной - и просто стыдно было бы теперь не делать лучшее в Америке снаряжение - со здешними-то материалами!

* * *

Я получаю письмо от Миши Дуткевича - как получают удар по голове. Хорошее, честное и прямолинейное письмо. Он тоже сходит с трассы. Я остаюсь один.

И теперь я понимаю, что теперь мне не дойти. Мысль абсурдна, но я не могу сойти с трассы: кто-то должен пройти ее. Нет, не кто-то, а я. Но внутренне я уже настолько измочален, что понимаю: меня на это не хватит.

Но мне вспоминается мишкина недавняя история на Мак-Кинли. Начав восхождение с тремя напарниками-американцами, он сам прокладывал путь, а затем и поочередно тащил их рюкзаки. Выше 5000 метров он предпочел продолжить восхождение в одиночку. В первую попытку, пройдя без страховки в сильнейший ветер по узенькому ледяному гребню, он почти дошел до вершины и, полуживой, вернулся к палатке. На следующий день он все же достиг вершины. Спускаясь уже далеко за пределами своих сил, он чудом наткнулся на пустую японскую палатку, которая и спасла ему жизнь. Отсидев чуть ниже пять дней в снежной пещере в шторм., он продолжил спуск. На последнем этапе он преодолел трехдневный спуск по леднику за несколько часов, на полной скорости перелетая ледниковые трещины на пластиковых нартах.

Он прошел свой путь один. Отчего же мне не пройти?

* * *

Участникам экспедиции "Автоколумб"

Дата добавления: 2015-08-05