H.<f 4 страница

140 должен толковаться так, чтобы ни одно его слово не оказалось 6i лишним или лишенным смысла»²⁰⁹.

Вместе с тем, достижение указанного правила весьма условно; | первой главе, мы говорили, что законодатель не всегда может выбрав такой вариант построения уголовно-правовой нормы, при котором толкование буквы закона будет носить единообразный характер. Мно. гие нормы закона имеют описательный и бланкетный характер, тс есть ориентированы на применение в дополнении с какими-либо об­щественными отношениями. Однако общественные отношения - кате­гория нестабильная и подвержена изменениям, что приводит к воз­никновению противоречий уголовно-правового регулирования.

Здесь мы говорим о проблеме юридической технике языка уго­ловного закона. Текст закона, как и закрепленная в нем система юри­дических норм, есть результат рациональной деятельности людей, протекающей на неодинаковых нормотворческих уровнях, в разное время, в условиях сложного (как его называют — асимметричного) федеративного государства. Все это не может не способствовать по­явлению в тексте права разнородных языковых и логических неточно­стей и несогласованностей.

По мнению Н.А. Власенко, несмотря на огромное разнообразие их причин, с долей условности можно выделить в качестве основных две. Во-первых, те, которые в меньшей степени зависят от воли и соз­нания законодателя (динамика политико-правовых отношений; мно­жественность правотворческих субъектов и др.). Во-вторых, причины, предопределяемые качеством правотворчества, его организацией. Словом, языковые, логические, грамматические и графические неточ-

141 _сТи ошибки, возникающие по самым разным причинам, можно 6обш^{еННО назвать} дефектами текста закона '.

Очевидно, что эффективность правового регулирования зависит сведения их к минимуму, от того, насколько оперативно они пре-полеваются в ходе реализации правовых норм. Текст уголовного за­кона должен стремиться к языковому совершенству и структурной непротиворечивости его норм, графической четкости. В противном случае право превращается в свою противоположность - произвол. Только в этом случае оно может выполнять функцию правового регу­лятора и выступать незыблемой основой эффективной борьбы с пре­ступностью.

Дефекты текста уголовного закона - явление объективное, кото­рое требует более глубоких исследований, в том числе и по вопросам правовой стилистики. Однако наша проблема заключается не столько в том, чтобы определить приемы и способы их устранения, а в том, чтобы ответить на вопрос, можно ли при обнаружении дефекта обес­печить надлежащее правовое регулирование уголовно-правовых от­ношений до внесения соответствующих изменений в уголовный за­кон.

По мнению Г.Т. Ткешелиадзе, если употребляемый в законе термин создает трудности при его толковании в судебной практике, тогда следует максимально конкретизировать его смысловые грани-

21 \

Цьг. Е.В. Васьковский в этом вопросе идет еще дальше, указывая, «если норма по своему словесному смыслу абсолютно темна и если Реальному толкованию не удалось выяснить заключающейся в ней

²⁰⁹ Грязны И. Текст права: Опыт методологического анализа конкур¹¹' рующих теорий. Таллин, 1983. С. 54.

¹⁰ См.: Власенко Н.А. Язык права: Монография. Иркутск, 1997. С. 26-27. " См.: Ткешелиадзе Г.Т. Указ. соч. С. 45.

142

мысли, то такая норма, как совершенно непонятная, должна быть и, норируема и признана несуществующей».

На наш взгляд, предпосылкой к подобным утверждениям может служить тот факт, что в правовом государстве, к созданию которого Россия стремится уже более десяти лет, судебные органы должны быть независимы и самостоятельны. Как справедливо отмечает В.М. Лебедев: «Но в том и суть принципа «сдержек и противовесов», что, с одной стороны, сферы приложения власти строго разграничены и в пределах обозначенной сферы (законодательной, исполнительной и судебной) каждая власть самостоятельна, а с другой — каждая из трех самостоятельных ветвей власти располагает контролирующими, сдерживающими другую власть полномочиями. Понятно также, что контролировать и сдерживать власть, в том числе и законодательную, невозможно без посягательства в определенных пределах на ее»²'³. Задача судебного прецедента в этом случае, как раз и состоит в том, чтобы обеспечить преодоление правовых коллизий до того момента, когда законодатель сам сможет обратить на них внимание и устранить путем внесение соответствующих изменений в уголовное законода­тельство.

Примером подобной функции судебного прецедента может служить анализ совершенствования уголовно-правовой нормы, преду­сматривающей ответственность за половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста.

В УК РСФСР 1960 г. существовала уголовно-правовая норма, которая ставила целью охрану нормального полового развития лиц женского пола, не достигших половой зрелости (ст. 119 УК РСФСР

²¹² Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 21.

²¹³ Лебедев В.М. Указ. соч. С. 206.

143 п₀ловое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости»). В едственной и судебной практике возникали серьезные трудности применении данной нормы. Во-первых, в связи со сложностью _становления половой зрелости, так как виновный подчас не мог оп-еделить, достигла ли потерпевшая указанного критерия. Это в свою очередь приводило на практике к возможности объективного вмене­ния за содеянное. Во-вторых, так же как и ст.! 17 УК РФ 1960 г., ст. 119 УК РФ не предусматривала уголовной ответственности за иные действия сексуального характера (например, мужеложство, лесбиян­ство, «per unum», «per os», и т.д.). Данный законодательный пробен приводил к латентности многих опасных форм посягательств на поло­вую неприкосновенность лиц мужского и женского пола подростково­го возраста, их нормальное физическое и нравственное развитие.

Несомненным достоинством новой редакции данной уголовно-правовой нормы УК РФ 1996 г. (ст. 134 УК РФ «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шест­надцатилетнего возраста») явилось конкретизация возраста потерпев­шей (го) с шестнадцати пет и восполнение законодательного пробела путем криминализации деяний за иные действия сексуального харак­тера в отношении вышеназванной категории лиц. Однако даже доста­точно полная регламентация рассматриваемого преступного деяния не смогла устранить всех проблемных вопросов, как в теории, так и в практике его применения ст, 134 УК РФ.

На наш взгляд, причиной этого послужил допущенный законо­дателем первоначальный дефект данной уголовно-правовой нормы. Дело в том, что, исходя из законодательного названия ст. 134 УК РФ, •равоприменитель обязан установить в действиях виновного наряду с °ловым сношением, также иные действия сексуального характера (на ° Указывает соединительный союз «и» между названными дефини-

144 циями). Кроме того, раскрывая в диспозицию ст. 134 УК РФ посреди вом дефиниции «иные действия сексуального характера», законод_г гель указал только две из множества форм подобных действий «ц^,. желожство или лесбиянство». Тем самым, оставив за рамками квапи фикации многие другие формы действий сексуального характера в от. ношении лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста (напри мер, «per unum», «per os» и т.п.).

Очевидно, что законодатель при составлении правовой нормы допустил правовой дефект. Прямо закрепив в названии статьи целью охраны половой нравственности несовершеннолетних не только от полового сношения, но и от других действий сексуального характера, в циспозиции статьи он допустил технический пробел. Безусловно, данный пробел должен быть устранен на законодательном уровне пу­тем соответствующего изменения редакции ст.134 УК РФ в следую­щем варианте;

«Статья 134, Половое сношение или иные действия сексуально­го характера, совершенное с лицом, не достигшим шестнадцатилетне­го возраста.

Половое сношение, мужеложство, лесбиянство или иные дейст­вия сексуального характера, совершенные лицом, достигшим восем­надцатилетнего возраста, с лицом, заведомо не достигшим шестна­дцатилетнего возраста, -

наказывается...».

Однако до этого момента остается открытым вопрос, как квали­фицировать подобные общественно опасные деяния? Иными словами, должен ли суд отказывать в охране лиц малолетнего возраста от сек­суальных посягательств на половую нравственность в форме «per unum», «per os» и т.п.

145 ЕВ. Болтырев и В.Н. Иванов, исследуя вопрос об особенностях л,ор^маХ воздействия судебной практики по уголовным делам на со­вершенствование законодательства, считают, что суд (во всех инстан­циях) не правомочен восполнять действующее уголовное законода-

„„214

тельство.

Однако зададимся вопросом, будет ли при наличии дефектов уголовного права и невозможности их преодолеть непосредственно при помощи судебного прецедента воплощаться в жизнь дух уголов­ного права, наконец, его принципы? Думается, что нет. Представим себе, что совершая ненасильственные действия сексуального характе­ра в отношении малолетнего(ей) в форме мужеложства и лесбиянства, лицо будет подлежать уголовной ответственности. В то же время за совершение подобных действий в иных формам, которые, на наш взгляд, имеют не меньшую степень общественной опасности нет.

Думается, что судебный прецедент, несомненно, должен устра­нить допущенный законодателем правовой дефект, тем более что примеры деятельности Верховного Суда РФ в этом направлении оте­чественная судебная практика знает достаточно широко.

Так, УК РФ 1996 г. по сравнению с ранее действовавшим УК РСФСР 1960 г. существенно изменил содержание уголовно-правовой нормы, предусматривающей возможность освобождения лица от от­ветственности за незаконное приобретение, хранение, перевозку, из­готовление, переработку наркотических средств, психотропных ве­ществ или их аналогов (примечание к ст. 228 УК РФ). Если прежде лицо, добровольно сдавшее наркотик либо добровольно обратившееся в медицинское учреждение за оказанием медицинской помощи в свя­зи с потреблением наркотических средств в немедицинских целях,

²¹⁴ Болтырев Е.В., Иванов В.Н. Судебная практика и уголовное право // Су. дебная практика в советской правовой системе / Под ред. С.Н. Братуся. М.. Юри-дическая литература, 1975. С. 244.

146 могло быть освобождено от ответственности за приобретение сдан, ных средств либо за приобретение, хранение, перевозку и пересылку потребленных наркотических средств, то в соответствии с примечани­ем к ст. 228 УК РФ лицо может быть освобождено от уголовной от­ветственности за совершение любого из преступлений, предусмотрен­ных ч, ч. J и 2 этой статьи (а в их числе и такого, которое законом от­несено к категории особо тяжкого). Однако при этом лицо должно не только добровольно сдать наркотическое средство, психотропное ве­щество или их аналоги, но и активно способствовать раскрытию или пресечению преступлений, связанных с незаконным оборотом нарко­тических средств, психотропных веществ или их аналогов (п. 1 приме­чания к ст. 228 УК РФ). Сформулировав общее определение понятия добровольной сдачи наркотических средств или психотропных ве­ществ, закон не ответил на вопрос, может ли быть освобождено от от­ветственности на основании примечания к ст. 228 УК РФ лицо, хотя и не сдавшее наркотические средства или психотропные вещества в свя­зи с отсутствием у него таковых, но активно способствовавшее рас­крытию или пресечению преступлений, связанных с незаконным обо-ротом наркотических средств или психотропных веществ, изобличе­нию лиц, их совершивших, обнаружению имущества, добытого пре ступным путем?

Пленум Верховного Суда РФ ответил утвердительно. В своем постановлении Пленума от 27.05,1998 г. № 9 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» в п 10 Верховный Суд указал: «Вместе с тем закон не исключает возмож­ности освобождения от уголовной ответственности лица, хотя и не сдавшего наркотические средства или психотропные вещества в связи с отсутствием у него таковых, но активно способствовавшего раскры

147 или пресечению преступлений, связанных с незаконным оборо-_м наркотических средств или психотропных веществ, изобличению _{4Ц их} совершивших, обнаружению имущества, добытого преступ­ным путем»²¹⁵.

Таким образом, Верховный Суд РФ обратил на необходимость прямого применения принципов уголовного права к случаям добро­вольной сдачи наркотических средств или психотропных веществ, по сути, признав право до внесения соответствующего изменения в при­мечание к ст.228 УК РФ (заменив союз «и» на «или») судов расшири­тельно толковать данную норму.

Исходя из вышеизложенного, возникает еще один вопрос: имеет ли право Верховный Суд РФ в своих разъяснениях по вопросам су­дебной практики по уголовным делам творить право? Пожалуй, и на этот вопрос нужно ответить утвердительно.

Выполняя свои обязанности, основываясь на изложенной выше правовой основе, восполняя пробелы и разрешая противоречия в за­конодательстве, суды в настоящее время зачастую вынуждены созда­вать (творить) право, иначе их деятельность станет не просто неэф­фективной, а приведет к результатам, противоположным тем, которые от него вправе ожидать общество: они будут не защищать права, а способствовать их нарушениям.

Опасения, что при таком подходе к роли судебной практики Другие ветви власти посчитают себя вправе присвоить полномочия ^сУДа (по принципу: «Если суд может творить право, то они - вершить правосудие»), лишены оснований, поскольку на это имеется прямой запрет в ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, согласно которой правосудие в гФ осуществляется только судом.

Российская газета. 1998. 10 июня.

148 Подход Монтескье, согласно которому судья - просто рот, по вторяющий язык права, более неприемлем, и дни механического под хода к российскому судейству прошли. Образ судьи в глазах Монтес­кье - это образ человека, навострившегося в нахождении своего пути по скрытым тропам в чаще законодательства Но Монтескье в данном случае страдает ошибкой, которая состоит в предположении, что та­кие тропы всегда существуют и весь талант судей заключается в обна­ружении этих троп. Монтескье не понимал, что иногда тропы в зако­нодательстве вообще не обозначены и что судья сам их должен отме­тить¹⁶. Тем более, что история отечественной судебной практики дает немало подтверждений тому, что суд не только применяет право, но и творит его, и это служит на благо людей, поскольку обеспечивает за­щиту их прав и свобод, а отказ суда от этой функции послужил бы им во вред.

Так, еще недавно в судебной практике возникали проблемы правовой оценки уголовно-правовых норм, предусматривающих уго­ловную ответственность за незаконный оборот оружия (ст. ст. 222, 223, 226 УК РФ), в случае, когда предметом данных преступлений яв­лялись иные образцы оружия, обладающие признаками боевого - ар­тиллерийские орудия, минометы, крупнокалиберные пулеметы и т.п. В связи с этим, если виновное лицо совершал кражу крупнокалибер­ного пулемета, артиллерийского орудия или тяжелого миномета без отягчающих обстоятельств, то его действия квалифицировались по ч. 1 ст. 158 УК РФ, поскольку перечисленные предметы преступления не относятся к боевому ручному стрелковому оружию. В то же время, похищение пистолета Макарова подлежало квалификации по ч. 1 ст. 226 УК РФ. Санкция ч. 1 ст. 158 УК РФ предусматривает наказание в

²¹⁶ См.: Барак А. Судейское усмотрение. М.: Норма, 1999. С. 10.

149 ияе лишения свободы на срок до двух лет, а ч. 1 ст. 226 УК - от трех ₀ семи лет. Очевидно, что общественная опасность кражи артилле-ийского орудия неизмеримо выше, чем пистолета, хотя бы вследст­вие значительно более эффективных поражающих свойств первого.

Причиной этого стал дефект норм Федерального закона «Об оружии» от 13 декабря 1996 г., в котором сужен круг предметов, от­носящихся к разряду боевого оружия. Законодатель ограничился лишь боевым ручным стрелковым и холодным оружием (п. 3 ст. 2), не взяв в расчет иные образцы оружия (например, артиллерийские орудия, минометы, крупнокалиберные пулеметы и т.п.), В юридической лите­ратуре появились критические публикации, в которых говорилось об острой необходимости устранить недостатки федерального законода­тельства²¹⁷. Однако до сих пор законодатель не обратил на этот про­бел своего внимания.

Вместе с тем, в своем постановлении Пленума № 5 от 12 марта 200.2 г. «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, взрывчатых веществ и взрывных уст­ройств» Верховный Суд РФ фактически изменил «букву» закона, что позволило устранить допущенный законодателем правовой дефект. 1ак, в п. 1 названного постановления Пленум Верховного Суда ука­зал, что Федеральный закон «Об оружии» регулирует только правоот­ношения, возникающие при обороте гражданского, служебного, а также боевого ручного стрелкового и холодного оружия, в то время Уголовный закон предусматривает ответственность за противо-P вные действия как с указанными видами оружия, так и с иными дами боевого огнестрельного оружия, находящегося на вооружении °°Руженных Силах Российской Федерации, других войсках, воин-

_л См.: Невский С. Законодатель забыл, что минометы и орудия тоже стре-

коз к ^Росс»йская юстиция. 2000. № 2. С. 13; Аксенов О. Как квалифицировать ^р *У Миномета? // Российская юстиция. 1999. № 6. С. 20.

«их фор_{мированиях} „ _ф

Дата добавления: 2015-08-05