Негативная политическая экономия капитализма

Саркастическое замечание Менделеева в знаменитом “Толковом тарифе” (1891) по поводу тех, которые, “восставая противу капитализма... требуют мер, подавляющих самое его зарождение, и косвенно приглашают проедать остатки... и в то же время заводить алюминиевые крыши (намек на “четвертый сон Веры Павловны” – Г.Г.), не указывая, однако, откуда взять алюминий и где его провальцевать в листы” – напоминает нам о том, что еще за десятилетие до начала ХХ в. понятие “ капитализм ” стало обиходным в России, тогда как на Западе оно получило распространение лишь с появлением претенциозного труда В.Зомбарта “Современный капитализм” (1902). В работе В. Воронцова (В.В.) “Судьбы капитализма в России” (1882)обозначилось объединение “политической экономии трудящихся” Чернышевского и “пролетарской политической экономии” Маркса в отечественную традицию негативной политической экономии капитализма, относившейся “к трудовой теории ценности со своего рода мистическим чувством”, считавшей ее “чем-то заветным и дорогим, как бы принципом справедливости к трудящимся”[10].

Над народнической политэкономией земского врача Воронцова и его единомышленника Н. Даниельсона (начавшего в 1872 г. вместе с Г. Лопатиным и завершившего в 1896 г. первый перевод “Капитала” на русский язык), витал дух поэзии Некрасова, сатиры Салтыкова-Щедрина, публицистики Г. Елисеева (ввел в обиход термин “плутократия”) и Н.Михайловского (противопоставлял “богатство народов” и “благосостояние масс”), Ей была присуща антикапиталистическая ментальность русской разночинной интеллигенции, предрасполагавшая к антихрематистическим мотивам в экономической мысли.

Контекст понятия “капитализм” у Воронцова и Даниельсона был исключительно негативным и притом многослойным. “Капитализм организовал труд на Западе, но в форму, непригодную для рабочего”; “капиталистическая организация, попытавшись утвердиться в России, вступила в своего рода заколдованный круг: для ее процветания необходимо богатое население, но каждый ее шаг на пути развития сопровождается обеднением последнего”. Капитализм в России выступает либо “гостем, привлеченным почти насильно” в форме крупной промышленности, “судорожно возбуждаемой” правительством для очередного этапа перевооружения армии или железнодорожного строительства, либо в облике “кулака” – сельского спекулянта-перекупщика и ростовщика, эксплуатирующего мелких сельских производителей-кустарей за счет монополизации сбыта их продукции. От “чумазых” российских капиталистов не приходится ждать выполнения исторической миссии “третьего сословия” – реализации либеральных и просветительских идей. Крупная капиталистическая промышленность не может существовать без внешних рынков, но они уже захвачены западными странами, а ее “водворение” в России происходит на основе заимствованных технико-организационных усовершенствований и с ускоренным наращиванием производства, что означает лишь сосредоточение капитала через кредитный механизм за счет сокращения народного потребления, а следовательно, и внутреннего рынка, застой земледельческой производительности, увеличение числа “упалых” хозяев.

Но, кроме “капиталистического пессимизма”, народники как идеологи разночинной интеллигенции выражали ее самосознание как “идейно-рабочей силы ”, уже проявившей себя в земских учреждениях[11] и готовой в сотрудничестве с государством на взять на себя миссию содействия “народному производству” с учетом как специфики национального хозяйственного быта (община, артель, кустарные промыслы), так и альтернативного опыта Запада (от переходного к фермеру положения наемного рабочего в США до мелкой промышленности, основанной на искусном ручном труде, во Франции). Народники исходили из рационалистической предпосылки о возможности выбора иных форм промышленного прогресса и организации научных исследований, чем капитализм с его теневыми сторонами, “коль скоро в понятиях” интеллигенции, которая “могла принимать с Запада прогрессивные идеи в их общечеловеческой чистоте”, сложилось “представление о формах, более идеальных”[12].

Предтечами концепции “народного производства” были выдающийся историк А. Щапов, первым призвавший интеллигенцию к “естественнонаучной народной экономии” – “основывать по провинциям особые экономические ассоциации”, чтобы вносить научные знания в сельский общинный уклад, рационализировать земледелие и кустарные промыслы, вводить технику и новые отрасли промышленности; и А. Корсак (по оценке М. Туган-Барановского, самый крупный экономист 1860-х годов), чья диссертация “О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства (кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и в России” (1861) была первым в России опытом компаративистики.

Концепции политэкономов-народников при своей относительной простоте породили довольно запутанный клубок полемических и историографических оценок. Связано это, с одной стороны, с тем, что, будучи первыми распространителями идей К. Маркса в России, представители народничества в конце XIX в. внешне потерпели поражение в дискуссии с молодыми марксистами и получили от последних ярлыки “мелкобуржуазных утопистов”, “отечественных сисмондистов”, “экономистов-романтиков” и т.п. С другой стороны, базируясь на марксистской трудовой теории стоимости, Воронцов и Даниельсон говорили о бесперспективности капиталистического строя в России и об особом, отличном от западного, пути ее хозяйственного развития, что делало неизбежным параллели со славянофилами. Действительно, народничество и славянофильство оспаривали универсальность западного опыта и провозглашали русскую сельскую общину институтом, определяющим своеобразие форм производства и жизненного уклада, однако если славянофильство (раннее) как разновидность национального романтизма консервативной складки рассуждало об общине, прежде всего, в историософских категориях – как о проявлении провиденциальной самобытности России, то народничество основывалось на западническом рационализме.

Оценивая политэкономическое наследие народников, стоит обратить внимание на мнение В. Рязанова, говорившего о них как “о первых институционалистах в России”[13]. А если обратиться к настоящему времени, можно обнаружить, что перечисленные Воронцовым, Даниельсоном и их более молодыми последователями (М. Энгельгардтом, Н. Огановским) геоэкономические препятствия для адаптации российского хозяйства к рынку почти полностью совпадают с современными выводами экономико-географов[14], а концепция “народного производства” – ничто иное, как поиск институциональных ответов на геоэкономические вызовы России. К последним обычно причисляют: континентальность (в противоположность прибрежному расположению ведущих западных государств); огромные расстояния и бездорожье; суровый климат; ограниченность выбора сельскохозяйственных культур.

Анализ народников, который можно назвать геоинституциональным, не только объяснял своеобразие исторически сложившихся в России хозяйственных форм геоэкономическими условиями, он проливал свет и на структурныеперекосы, которые могут угрожать хозяйству России при включении в сеть в мирохозяйственных связей, а именно: форсирование хлебного экспорта при постоянно снижающихся ценах (вследствие конкуренции заокеанских стран); истощение российских почв в результате однообразия зерновых культур в севообороте; окончательное разрушение животноводства из-за вынужденного расширения экстенсивно используемых пахотных земель и сбыта кормов за границу ввиду русской невозможности ждать.

В более поздней книге “Судьба капиталистической России” (1907) Воронцов на сравнительно-историческом материале показал, что капиталистический путь развития прогрессивен, когда в структуре сельского хозяйства происходит сдвиг к интенсивному животноводству, тогда как в России под воздействием мирового рынка имело место увеличение доли экстенсивного производства зерновых.

Структурная несбалансированность сельского хозяйства России, находит отражение в российской экономической литературе на протяжении почти 500 лет – от Ермолая Еразма, писавшего в середине XVI в., что “в русийстей земли ни злато, ни серебро не ражается, ни велицыи скоти ” (выделено мной – Г.Г.) до современного историка Л. Милова, разработавшего концепцию России как особого типа социума, консервировавшего феодальные отношения и государственное вмешательство в экономику ввиду минимального объема прибавочного продукта, что обусловливало невозможность перехода к более прогрессивной структуре сельского хозяйства с товарным животноводством. Но наиболее масштабно эту проблему осмыслил представитель обновленного народничестваН. Огановский, который первым – еще в начале ХХ в. – ввел в экономическую теорию понятие об устойчивом развитии, охватывающее нетолькоструктурный, но и экологический и социально-демографический аспекты.

Прежде чем остановиться на концепции “устойчивого развития производительных сил” Огановского, не замеченной, к сожалению, экономической мыслью, обратим внимание на еще один важный момент. Именно Н. Даниельсон перевел ключевые термины марксистской политэкономии “Werth”, “Gebrauchswerth”, “Tauschwerth”, “Mehrwerth” как “стоимость”, “потребительная стоимость”, “меновая стоимость”, “прибавочная стоимость”. На то, что этот перевод может привести к недоразумениям, первым обратил внимание легендарный ученый-энциклопедист М. Филиппов – издатель журнала “Научное обозрение”, на страницах которого полемика о рынках между народниками и марксистами переросла в полемику о теоретических основаниях марксизма. То же самое подчеркнул М. Туган-Барановский после появления нового перевода, выполненного Струве. Последний предложил терминологический ряд “ценность”, “потребительная ценность”, “меновая ценность”, “прибавочная ценность”. Симптоматично, что с поправкой не согласились только те участники дискуссии, для которых критика народничества была началом движения по пути к организации марксистской партии крайне левого толка – В. Ульянов-Ленин (Вл. Ильин) и А. Богданов-Малиновский, под редакцией которого был В. Базаровым и И. Степановым-Скворцовым был сделан новый полный перевод “Капитала” (1907-1909), который лег в основу всех последующих изданий советского периода. Таким образом, советская версия марксистской политэкономии капитализма базировалась на категориях “стоимость” – “прибавочная стоимость”.

Дата добавления: 2015-08-05