|
Читайте также: |
В годы 1 -и мировой войны Х. сотрудничал в <Русских ведомостях>,
<Утре России>, в 1917 - в <Новой жизни>. Из-за туберкулеза
позвоночника лето 1916и 1917 провел в Коктебеле у М.Волошина. После
Февральской революции ждал <свободного дыхания> для писателей и
приобщения народных масс к высшим ценностям искусства, предпочитал
<диктатуру рабочего> буржуазной <диктатуре бельэтажа>, но к концу
1917 пришел к выводу, что <при большевиках литературная деятельность
невозможна>, и решил <писать разве лишь для себя>. В 1918 совместно с
Л.Яффе издал книгу <Еврейская антология. Сборник молодой еврейской
поэзии>; работал секретарем третейского суда, вел занятия в
литературной студии московского Пролеткульта. В 1918-19 служил в
репертуарной секции театрального отдела Наркомпроса, в 1918-20
заведовал московским отделением издательства <Всемирная литература>.
Принимал участие в организации книжной лавки на паях (1918-19). Из-за
голода и холода заболел в марте 1920 острой формой фурункулеза и в
ноябре перебрался в Петроград, где получил с помощью М.Горького паек
и две комнаты в писательском общежитии. Опыт 1917-20, включая такие
события как начало войны и октябрьские бои в Москве, отразил в
сборнике <Путем зерна. Третья книга стихов> (М., 1920: Пг., 1922).
Стихи <Эпизод>, <Обезьяна>, <Полдень>, <Дом>, <Анюте> и др. выдвинули
Х. в число первых русских поэтов. Они символически раскрывали
мучительность рождения нового, смешение жизни и смерти (евангельский
образ в названии сборника и в одноименном стихотворении), утверждали
самоценность внутреннего мира поэта (<...малое, что здесь, во мне, и
взрывчатей и драгоценней, чем все величье потрясений в моей пылающей
стране>).
14.2.1921 на пушкинском вечере в Доме литераторов выступил с речью,
вызвавшей значительный резонанс. Будучи свидетелем <сумерек культуры
нашей> вследствие вызванного войной и революцией <небывалого
ожесточения и огрубления>, Х. предсказывал второе (после Писарева)
<затмение пушкинского солнца> и тосковал о том, что та близость к
Пушкину, <в которой выросли мы>, уже никогда не повторится.
Середина лета 1921- начало марта 1922 период интенсивной поэтической
деятельности Х. В конце 1921 он познакомился с Н.Берберовой',
увлечение ею стало, по-видимому, одной из главных причин его отъезда
из России. В мае 1922 Х. оформил в Москве загранкомандировку по линии
Наркомпроса для <поправления здоровья> себе и Берберовой. 22 июня
втайне от знакомых выехал с ней в Ригу и оттуда в Берлин. Печатался в
журнале <Новая русская книга>, в газете <Дни>, стал одним из
инициаторов создания Дома искусств, редактор журнала <Беседа>
(1923-25). Жил с Берберовой в семье М.Горького (Сааров, нояб. 1922
авг. 1923: Мариенбад, дек, 1923 - март 1924; Сорренто, окт. 1924 -
апр. 1925), посетил Прагу, Италию, Париж, Лондон, Ирландию, главным
образом, в поисках заработка. Из-за близости к Горькому с Х. общались
немногие эмигранты, он нередко воспринимался как <советский гость> на
Западе. Окончательно рассорился с А.Белым, когда 8.9.1923 на
прощальном обеде в ответ на реплику Белого, будто он едет домой,
чтобы дать себя распять за всю русскую литературу - заметил, что не
может дать ему такое поручение.
Горького, которому Х. посвятил несколько очерков (СЗ. 1937, № 58;
1940, № 70; Возрождение, 1937, 18 марта: 1938, 6 мая), он высоко
ценил как личность (но не как писателя), признавал его авторитет,
зависел от него материально, видел в нем гаранта гипотетического
возвращения на родину, но знал и слабые свойства характера Горького,
из которых самым уязвимым считал <крайне запутанное отношение к
правде и лжи, которое обозначилось очень рано и оказало решительное
воздействие как на его творчество, так и на всю его жизнь>.
Покидая Сорренто, Х. знал, что его имя вошло в список писателей и
профессоров, подлежавших в 1922 высылке из России: <Счастливый домик>
был включен в список запрещенных в РСФСР книг. Если в 1923 Х. еще
печатал в советских изданиях <совершенно лояльные и благополучные
стихи>, то в 1924-25 он опубликовал в берлинских <Днях> статьи о
деятельности ГПУ за границей, фельетон о редакторе рапповского
журнала <На посту>, приспособленце С. Родове, на что тот ответил в
<Октябре> (1925, № 2) обвинением Х. в <белогвардейщине>, отправив
копии своей публикации в ЦК РКП (б), правление ВАПП и др. инстанции,
после чего, по словам Р.Гуля, <сам Лев Давыдович Робеспьер отозвался
о Ходасевиче крайне презрительно>. В марте 1925 советское посольство
в Риме отказало Х. в продлении паспорта, предложив вернуться в
Москву. Отказавшись и уехав в Париж, он фактически стал эмигрантом.
Важным поэтическим событием явилось берлинское расширенное и
переработанное издание <Тяжелая лира: Четвертая книга стихов> (1923;
впервые: М.: Пг" 1922), Книга выдержана в строго классических формах
стиха, но если <Путем зерна> - итог вдохновения, то <Тяжелая лира> -
следствие рационализации обретенного метода и трагических сомнений в
нем; Х. склоняется к версии символизма, данной Анненским, а не
Блоком. Это - наименее пушкинская книга Х. (<звуки правдивее
смысла>), из <коры> повседневности поэт стремится вырваться к своим
<бреду>, <боли>, <пению дикому>,
Шумному Парижу Х. предпочитал пригороды, от постоянной нужды у него
возобновился фурункулез, к которому добавились зубная боль и жестокая
экзема. Журналистика была для Х. вынужденным занятием; по словам
В.Яновского, он <задыхался от нудной работы>. До 1926 печатался в
<Днях> (редактор лит. отдела) и в <Последних новостях>, откуда ушел
по настоянию П.Милюкова. Разочарование в Горьком, неприязнь к
евразийству и <возвращенчеству> обусловили его поправение: с февраля
1927 до конца жизни возглавлял литературный отдел газеты
<Возрождение>. Был одним из ведущих критиков русского зарубежья.
Постоянно полемизировал с Г.Ивановым и Г.Адамовичем, в частности, о
задачах литературы эмиграции, о назначении поэзии и ее кризисе.
Совместно с Берберовой писал обзоры советской литературы (за подписью
<Гулливер>). Первым высоко оценил произведения В.Набокова (Х. - один
из прототипов Кончеева в его романе <Дар>), критически относился к
романам М.Алданова. Неоклассицизм Х. определил неприятие им как
нигилизма футуристов, так и <писаревщины наоборот> формалистской
критики.
Жил обособленно, в суждениях и вкусах оставался независимым, его
уважали как поэта и наставника поэтической молодежи (Ю.Терапиано,
В.Смоленский, О.Мандельштам), но не любили.Х. ограничился сообщением
на первом собрании общества <Зеленая лампа>, созданного в 1928
З.Гиппиус и Д.Мережковским, и вскоре перестал бывать там. Как
вспоминал Терапиано, Мережковский и Гиппиус обвиняли Х. <в
неспособности понимать метафизику. Действительно...Ходасевич не
выносил разговоров о <последних вопросах>. 4.4.1930 <Возрождение> и
<Современные записки> отметили 25летие творческой деятельности Х.
Итогом его поэтических трудов стала книга <Собрание стихов> (1927;
после ее опубл. он напечатал только 8 стих.). Новым в книге был
написанный в 1922-27 цикл <Европейская ночь> (<Слепой>, <Берлинское>,
<An Mariechen>, <Соррентинские фотографии>, <Баллада>, <Джон Боттом>,
<Звезды> и др.), в котором различимы новые влияния - М.Цветаевой,
сюрреалистической образности, переклички с О,Мандельштамом.
Романтическая тема конфликта между творчеством и жизнью заканчивается
здесь поражением поэзии. Путем использования постсимволистской
эстетики достигается диссонанс - подобие экспрессионистского <крика>
и <ужаса>, возникающего в точке скрещения примет послевоенной Европы
с присущими ей ритмами чуждой Х. массовой культуры и <ночных знаний
души>; лирический герой везде видит себя <отраженным> и <искаженным>,
В.Вейдле в отзыве на сборник писал, что Х. <защитился от символизма
Пушкиным>; Г.Иванов отозвался о сборнике в ироническом ключе:
Г.Адамович утверждал, что лирический герой Х. разделил судьбу всех
романтиков, которые противопоставили мир искусства <миру вашему>.
Берберова позднее высказалась сходным образом: <Пленник своей
молодости, а иногда и ее раб (декораций Брюсова, выкриков Белого,
туманов Блока), он проглядел многое или не разглядел многого,
обуянный страшной усталостью и пессимизмом, и чувством трагического
смысла вселенной...>
С 1928 работал над мемуарами: они вошли в книгу <Некрополь.
Воспоминания> (Брюссель, 1939) - о Н.Петровской, Брюсове, Белом,
Муни, Гумилеве, Сологубе, Есенине, Горьком и др. В книге <Державин>
(публ. с 1929; отд. изд. Париж, 1931; М., 1988) Х. изобразил поэта со
всеми его человеческими слабостями, отказавшись от идеи <героической
биографии>; эта книга прежде всего о <языке> екатерининской эпохи,
сделавшем возможным явление предтечи Пушкина. Рефлексия о Пушкине
сопровождала Х. всю жизнь (<Поэтическое хозяйство Пушкина>. Пг.,
1924: <О Пушкине>. Берлин, 1937 и др.), но намерение написать
биографию Пушкина Х. оставил из-за ухудшения здоровья (<Теперь и на
этом, как и на стихах, я поставил крест. Теперь у меня нет ничего>, -
писал он 19.7.1932 Берберовой, ушедшей в апреле от Х. к Н.Макееву). В
1933 он женился на О.Марголиной, погибшей впоследствии в Освенциме.
Похоронен в предместье Парижа на кладбище Булонь-Бьянкур.
Соч.: Литературные статьи и воспоминания. НьюЙорк, 1954; Собр. стихов
(1913-1939). Ред. и прим. Н.Берберова. [Berkeley], 1961; Избранная
проза, т. 12, Нью-Йорк, 1982-83; Садовский Б.А., Ходасевич В.Ф.
Переписка. Ann Arbor, 1983; Стихотворения.Л., 1989; Из переписки
В.Ф.Ходасевича (1925-1938). Публ. Дж.Мальмстада / Минувшее, вып. 3.
М., 1991; Письма В.Ходасевича к Н.Берберовой. Публ.Д.Бетеа / Там же,
вып. 5. М., 1991; Переписка В.Ф.Ходасевича и М.О.Гершензона // De
Visu, 1993. № 5.
Лит.: Сирин В. О Ходасевиче // СЗ, 1939, № 59; Вишняк М. Владислав
Ходасевич (из личных воспоминаний) // НЖ, 1944, № 7; Письма Максима
Горького к В.Ф.Ходасевичу // НЖ, 1952, № 30; Терапиано Ю. Об одной
литературной войне // Мосты, 1966, № 12; Письма М.Цветаевой к
В.Ходасевичу. Публ.С.Карлинского // Там же, 1967, № 89; Hughes R.P.
Khodasevich: Irony and Dislocation: A Poet in Exile // Russ. Lit.
Triquarterly, 1973, № 27; Hagglund R.M. The Adamovid- Xodasevic
Polemics // SEEJ, 1976, № 20; Гиппиус 3. Письма к Н.Берберовой и
В.Ходасевичу. Ann Arbor, 1978; Струве Н. <Некрополь> В.Ходасевича //
Вест. РСХД, 1978, № 127; Smith G.S. Stanza, Rhythm and Stress Load in
the Iambic Tetrameter of V.F.Xodasevi^// SEEJ, 1980, № 24; Bethea D.
Vladislav Khodasevich: His Life and Works. Princeton, 1983; Левин
Ю.И. Заметки о поэзии Вл.Ходасевича // Weiner Slawistischer Almanach,
1986, № 17; Бочаров С.Г. Ходасевич (1886-1939) / Литература русского
зарубежья: 1920-1940. Сост.О.Н.Михайлов.М., 1993.
В. Толмачев
_Ц
\ЦАДКИН Осип Аронович (14.7.1890, Смоленск - 25.11.1967, Париж) -
скульптор. Сын школьного учителя Арона Ц. и Софии Лестер,
принадлежавшей к роду шотландских кораблестроителей, переселившихся в
Россию при Петре 1. Детство и отрочество провел в Витебске. Учился в
4-классном городском училище (1900-4); его одноклассником был
М.Шагал, близким приятелем - Л.Лисицкий. Первые уроки в искусстве
получил у живописца Ю.Пэна. В 1905 был отправлен к родственникам
матери в городок Сандерленд (Великобритания), с 1906в Лондоне в Школе
искусств и ремесел, где занимался резьбой и высеканием. Приехав
погостить в 1907 на родину, исполнил первую монументальную работу из
розового гранита <Героическую голову>.
Осенью 1907 Ц. возвратился в Лондон, где продолжил обучение, с 1909 -
в Париже, поступил в Школу изящных искусств, в мастерскую
Ж.-А.Инжальбера. Однако академическую лепку, прививаемую Инжальбером,
Ц. воспринимал как безжизненную имитацию искусства ив 1911 ушел из
Школы. Тогда же впервые выставил свои работы в Салоне независимых,
вместе с А.Архипенко и В.Лембруком. Посещал Русскую академию
артистической колонии <La ruche> (<Улей>) на Монпарнасе, где
познакомился с К.Бранкуси, А.Модильяни, Б.Сандраром, Р.Делоне и др.
творцами новейшего искусства. Под влиянием общения с поэтами
М.Жакобом и Г.Аполлинером начал писать стихи и прозу, обнаружив
незаурядный литературный дар. Источником вдохновения для Ц. в эти
годы стала романская скульптура, экспрессивные готические статуи,
монументальные произведения архаических эпох, творчество Родена.
Увлечение африканской пластикой проявилось в деревянной пятифигурной
композиции <Иов> (1914).
С началом 1-й мировой войны помощь из дома иссякла; в революционные
годы родители Ц. погибли от голода. В 1915 Ц. вступил добровольцем в
армию, служил в русском госпитале. Пережив газовую атаку немцев,
заболел и в начале 1917 был демобилизован, На организованной
совместно с Модильяни и М.Кислингом выставке (1918) показал 25
рисунков на военные темы. Выставка имела большой резонанс в
художественной жизни Парижа здесь читали стихотворения фронтовики
Блэз Сандрар и Жан Кокто, а композиторы знаменитой <Шестерки>
(Л.Дюрей, Д.Мийо, А.Онеггер, Ж.Орик, Ф.Пуленк, Ж.Тайфер) исполняли
свои произведения,
В 1920 состоялась первая персональная выставка Ц. в галерее <Кентавр>
(Брюссель), затем выставки в Голландии и Нью-Йорке; первую монографию
о Ц. написал в 1921 художественный критик М.Рейналь. В 1920-е работы
Ц. стали более свободными, легкими, прихотливо-пластичными.
Дальнейшее развитие кубистических приемов привело его к окончательной
выработке собственных принципов выпукло-вогнутых плоскостей,
формировавших скульптурную форму,
В 1928 вместе с другими мастерами Парижской школы представил свои
произведения для экспонирования в русском разделе выставки
<Современное французское искусство> в Москве. С конца 1920-х жил в
провинции, в 1934 вместе с женой поселился в деревушке Арк.
Излюбленные герои Ц. - мифологические, библейские, театральные
персонажи, великие музыканты, живописцы, поэты. Вариации на темы
античной классики - статуи <Ниобея>, <Дискобол>, <Деметра> (кон.
20-х). Под впечатлением поездки в Грецию (1931) родился образ Орфея,
который превращался в лиру, реализуя поэтическую метафору <играть на
струнах собственного сердца>. Сам Ц. виртуозно владел аккордеоном,
был тонким знатоком классической и современной музыки. В 1936
завершил работу над деревянной композицией <В честь Баха>. В конце
30-х создал проекты памятников А,Рембо, Г. Аполлинеру, А. Жарри,
Лотреамону.
Ц. любил сопрягать скульптурные формы с рисунками-граффити: на
вогнутых и плоских поверхностях рисовал или гравировал изображения
рук, лиц, цветов, иногда - по примеру архаической древневосточной
скульптуры писал целые поэмы. Бурная динамика, могучий пластический
ритм, монументальность и безудержная эмоциональность его произведений
превратились в поздние годы в драматическую, напряженную
экспрессию.Ц. смело совмещал и комбинировал разнообразные материалы
мрамор и известняк, алебастр и хрусталь, дуб и перламутр, цветное
стекло и свинец; в деревянных скульптурах обильно применял раскраску,
лакировку, полировку, инкрустацию.
Нападение Германии на Францию вынудило Ц. эмигрировать в США. Создал
там статуи <Заключенный> и <Воющий Арлекин>, выразившие скорбь и
горечь ввергнутого в войну человечества. Вернулся в Париж в 1945.
Трагическим символом XX в. стал памятник <Разрушенный город>,
водруженный в Роттердаме в 1953. фигура агонизирующего человека с
вырванным сердцем воплотила ужас кровавой акции гитлеровцев, дотла
разбомбивших Роттердам 14,5.1940.
Тема великого художника-творца, ответственного за человеческую
культуру, получила продолжение в послевоенном творчестве Ц. В
нескольких работах он воплотил образ Ван Гога, которого считал
основоположником новейшего искусства: памятник в Овер-сюр-Уаз близ
Парижа (1956), бронзовая фигура художника, бредущего по дорогам
Франции с мольбертом и этюдником (1963), двухфигурная группа <Братья
Ван Гог>, соединившая пластические темы и <Орфея>, и <Разрушенного
города>.
Работу Ц.-скульптора сопровождало огромное количество офортов,
рисунков, гуашей, часть из них служила иллюстрациями его литературных
произведений; вместе с тем в этих композициях явственно ощутим
пластический подход.
Диапазон скульптурных работ Ц. очень широк: упрощенные, мощные головы
из камня или дерева, обобщенные монолитные женские фигуры, группы из
двух-трех фигур, экспрессивные, барочные композиции (<Скульптор>,
1930: <Менады>, 1934: <Homo sapiens>, 1934; <Христос>, 1939:
<Рождение форм>, 1949: <Лабиринт>, 1950 и др.), портреты. Барельефы
Ц. украсили здания в Париже и Брюсселе, его садовопарковая скульптура
имеется во многих городах,
Большое влияние на развитие современной скульптуры оказала
педагогическая деятельность Ц. - он преподавал в собственной
художественной школе, в мастерских академии Гран-Шомьер в Париже.
Автор книг <Путешествие в Грецию> (1955), <Три свечи> (1955), <Клетка
и птица> (1968).
Соч.: Zadkine Ossip. Le millet et ciseua. Souvenirs de ma Vie. Paris,
1968.
Лит.: GianouJ. Zadkine. Paris, 1964.
А. Шатских
\ЦВЕТАЕВА Марина Ивановна (26.9.1892, Москва - 31.8.1941, Елабуга) -
поэт. Из дворянской семьи. Отец ее, Иван Владимирович Ц. - сын
сельского священника, филологклассик, профессор истории искусств в
Киевском и Московском университетах, директор Румянцевского музея,
основатель Музея изящных искусств в Москве (ныне Музей
изобразительных искусств им.А.Пушкина), член-корреспондент
Петербургской Академии наук, доктор honoris causa Болонского
университета. Мать Мария Александровна Мейн - из богатой семьи
обрусевших немцев, талантливая пианистка, рано (в 1905) умерла, В
1903-5 Ц. жила в Швейцарии и Германии, училась в частных школах: в
1909 приезжала в Париж, слушала лекции в Сорбонне, изучала
французскую поэзию. Писала стихи с 6 лет, печаталась -с 16.
Впечатления детства, чувство доверия к жизни нашли отражение в первых
сборниках Ц. <Вечерний альбом> (1910), изданном ею самой, и
<Волшебный фонарь> (1912); рецензенты (М.Волошин, Н.Гумилев,
В.Брюсов) увидели их новизну в тематике, документализме. Ранние
увлечения Ц. (Л.Чарской, Э.Ростаном, Наполеоном) незначительно
сказались на ее творчестве.
В мае 19 II в Коктебеле Ц. познакомилась с С.Эфроном, обвенчалась с
ним в январе 1912: в 1913 родилась их дочь Ариадна (Аля), в 1917 -
Ирина. Переходный сборник <Юношеские стихи, 1912-1915> и стихи 1916
(сб. <Версты>, 1921), в которых Ц. отказывалась от прежней
камерности, наметили ближайшие этапы ее поэтического восхождения.
Дружила в эти годы с Волошиным. Ни к одной из литературных
группировок не принадлежала - ни к символистам, несмотря на близость
к ним и обожание ею А.Блока, ни к акмеистам, хотя любила А.Ахматову,
дружила с О.Мандельштамом; чужда была футуристам, но интересовалась
В.Маяковским и В.Хлебниковым.
Студентом 1-го курса Московского университета С.Эфрон уехал в 1914 на
фронт с санитарным поездом, позднее поступил в юнкерское училище, в
ноябре 1917 оказался на Дону и в результате гражданской войны - в
Галлиполи, в Константинополе, затем - в Чехословакии.Ц. осталась в
Москве с детьми в тяжелых бытовых и морально-психологических
условиях, усугублявшихся открытым восхвалением ею белого
движения.П.Антокольский ввел Ц. в круг актеров вахтанговской 3-й
студии МХТ. Для них Ц. написала цикл пьес: <Метель>, <Фортуна>,
<Каменный Ангел>, <Червонный валет>, <Феникс>, <Приключение>
(объединенные впоследствии общим названием <Романтика>); при чтении
они имели шумный успех, но ни одна не была поставлена. Бывшим
студийцам, <спутникам юной поры> Ц. посвятила <Повесть о Сонечке>
(1938), написанную после известия о смерти актрисы студии С.Голлидей.
Пыталась (неудачно) служить в Народном Комиссариате по делам
национальностей (1918). Осенью 1919 в отчаянии отдала дочерей в
Кунцевский приют, где им было обещано полное обеспечение, но вскоре
забрала домой заболевшую Ариадну: 2.2.1920 в приюте умерла Ирина.
По просьбе Ц.И.Эренбург разыскал за границей Эфрона (тот поступил на
философский факультет Пражского университета), и 11.5.1922 Ц. с
дочерью уехала из России не сломленная, состоявшаяся как личность,
как шедший к зрелости поэт (В.Лосская). В Праге получала скромное
пособие чехословацкого правительства, выступала на вечерах поэзии и
прозы, ей помогали друзья (С.АндронниковаГальперн и др.). Быт Ц.
оставался трудным, но, как отметил М. Слон им, <дар Ц. достиг
наивысшей полноты именно в изгнании, в безвоздушном пространстве
чужбины>; <после разбега, взятого в Праге>, творческий расцвет ее
продолжался до начала 30-х. В Берлине, где она провела два месяца,
были изданы книги <Стихи к Блоку>, <Ралука> (обе - 1922), <Ремесло>,
<Психея. Романтика> (обе - 1923): в Праге <Поэма Горы> (Версты, 1926,
№ 1), <Поэма Конца> (сб. <Ковчег>, 1926), в журнале <Воля России>
опубликованы <Попытка Комнаты> (1928, № 3), сатирический <Крысолов>
(1925, № 4-8, 12; 1926, № 1), <Деревья> (1926, № 8/9), <Поэма
Лестницы> (1926, № II: 1927, № 10), <Полотерская> (1925, № 1),
созданы лирические стихи, в которых нашла высшее выражение ее
оригинальная поэтика <цветаевская манера>, трагедии <Ариадна> (1924,
опубл. под названием <Тезей> - Версты, 1927, № 2) и <Федра> (СЗ,
1928, № 36, 37).
После рождения 1.2.1925 сына Георгия (домашнее имя Мур) Ц. решила
уехать в Париж, надеясь найти новые возможности печататься, более
широкую аудиторию; 3 1 октября покинула Прагу. Надежды Ц. укрепил
успех ее вечера в феврале 1926: чтение стихов, в том числе отрывков
из <Лебединого стана>, воспевающего белую гвардию, вызвало
восторженные аплодисменты, а отчеты о вечере появились во всех
эмигрантских газетах. Главный внутренний нерв жизни Ц. в 1926-
переписка с Б.Пастернаком и Р.Рильке. Обнадежила и перемена отношения
к ней Д. Мирского, в свое время назвавшего Ц. <распущенной
москвичкой> и не включившего ее стихи в антологию <Русская лирика>
(1924), а после выхода поэмы-сказки <Молодец> (Прага, 1924) и личного
знакомства ставшего ее другом и поклонником ее поэзии. Творчество Ц.
последних лет он рассматривал в контексте достижений Блока,
Маяковского, Пастернака; на смену прежней легкости стиха пришла
многослойная глубина, полифония, отразившая перемены в мироощущении.
Однако существенно осложнила отношения Ц. с видными
литераторами-эмигрантами ее статья в журнале <Благонамеренный>
(Брюссель, 1926, № 2) <Поэт о критике> (с дополнением в виде
<Цветника> - цитат из критических выступлений Г.Адамовича,
иллюстрировавших произвольность и легковесность его оценок). В ней Ц.
задела также М.Осоргина, Ю.Айхенвальда, А.Яблоновского. Не имевшая
личной подоплеки вражда Ц. и Адамовича оказалась длительной и
глубокой: Адамовичу, ценившему акмеизм - поэтическую сдержанность и
ясность, был чужд дух поэзии Ц. Она позволила себе вступить в спор и
с неназванными прямо И.Буниным и З.Гиппиус, подвергнув сомнению их
предвзятые отзывы о Блоке, Есенине, Пастернаке. Гиппиус отозвалась о
<Поэме Горы> как о <запредельном новшестве> по форме и почти
непристойности по содержанию.
До 1932 гонорары из <Воли России> были основным писательским
заработком Ц. Печаталась также в <Верстах>, <Ковчеге>, <Своими
Путями>, <Числах>, <Окне>, <Встречах> и др., но в наиболее
авторитетных эмигрантских изданиях - <Современных записках> и
<Последних новостях> - ее стихи не понимали, безжалостно сокращали,
подвергали нелепой цензуре. Резкое письмо Ц. в редакцию <Последних
новостей> по поводу откладывания статьи о ее погибшем друге, поэте
Н.Гронском, привело к разрыву (1935). Последняя публикация Ц. <Сказка
матери> была искажена до неузнаваемости. В <Современных записках> ее
стихи шли в общей подборке, завершая алфавитную очередность.
Единственная книга стихов Ц. <После России. 1922-1925> (Париж, 1928)
раскупалась плохо, вызвала отрицательные рецензии, за исключением
откликов Слонима, В.Ходасевича и П.Пильского. Сторонники классической
стройности и строгости упрекали Ц. в словесной и эмоциональной
расточительности, анархичности, избыточной страстности, слишком
<прерывистом дыхании> и <револьверной дроби> размеров, считая
романтизм вышедшим из моды и не приемля <органический>, <природный
романтизм> Ц., определявший как ее личные отношения - взлеты и
поражения в дружбе, в любви, так и принадлежность к литературной
школе. Только Ходасевич сумел оценить Ц. как поэт поэта; убежденный
приверженец классической поэтики, он еще в 1925 назвал
<восхитительной> поэму-сказку <Молодец>, увидев в ней талантливейший
образец поэтической обработки народной сказки средствами, отличными
от пушкинской традиции.
Немалую роль в усилившейся враждебности к Ц. сыграла публикация ею в
газете <Евразия> приветствия приехавшему в Париж Маяковскому, что
эмигрантская пресса расценила как одобрение советского режима. После
того, как журнал <Версты> (1926-28) прекратил свое существование, а в
евразийском движении произошел раскол, Эфрона в 1929 обвинили в
апологии революции и большевиков, в искажении евразийских идей. Все
это отразилось на Ц., далекой от политических страстей мужа, на
материальном положении семьи. Оказавшись <белой вороной> в
эмигрантской среде, она пыталась найти выход к французскому читателю:
в 1931 перевела на французский поэму <Молодец> (иллюстрированную
Н.Гончаровой), в 1934 написала на французском <Письмо к амазонке>,
несколько автобиографических миниатюр в прозе: <Шарлоттенбург>,
<Мундир>, <Приют>, <Машинка для стрижки газона>, но опубликовать
ничего не удалось.
Слоним справедливо назвал поэзию Ц. кинетической, построенной на
движении и полете слов и ритма. В 1931-32 чувствуется замедление
темпа и увеличение объема прозы: ее легче было печатать, платили за
нее больше. Более глубокая причина - в обстановке парижского периода;
лишь благодаря исключительной стойкости Ц. выдержала все удары
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 122 страница | | | Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 124 страница |