|
Читайте также: |
Петербург, где в явном противоречии со своими наклонностями к
гуманитарным наукам по <идейным> соображениям поступил на
механическое отделение Технологического института. Карьера инженера,
по его мнению, дала бы возможность сблизиться с рабочими и вести
среди них пропаганду. Революция 1905и прекращение занятий в институте
вынудили Ф. уехать в Саратов, где он участвовал в митингах и
собраниях рабочих. Вскоре Ф. был арестован за революционную
деятельность и приговорен к ссылке в Архангельскую губернию. Однако
благодаря общему смягчению полицейского режима при
П.Святополк-Мирском и семейным связям (дед Ф. был некогда
полицмейстером) ссылку заменили высылкой на два года за границу. В
это же время наметился глубокий поворот в духовном становлении
одаренного юноши, прошедшего, как и многие интеллигенты того времени,
путь от марксизма к православию.
В июле 1906 Ф. подал прошение о зачислении его на
историко-филологический факультет Петербургского университета. В
1906-8 учился в университетах Берлина и Йены, посещал лекции и
семинары по истории и философии. После возвращения в Россию продолжал
учиться в Петербургском университете, специализируясь по истории
средних веков. Значительное влияние на становление Ф. как ученого
оказали семинары известного русского медиевиста профессора И.Гревса.
Освоившись в петербургской культурной среде, Ф. серьезно увлекся
поэзией. Особенно заметным на его эстетические вкусы было влияние
символизма (А.Блок, Вяч.Иванов) и акмеизма (М.Зенкевич,
О.Мандельштам). Занятия в университете продвигались весьма успешно. В
выпускном 1910 Ф. написал сочинения <Исповедь> Св.Августина как
исторический источник>, удостоенное золотой медали. Гревс,
опубликовавший небольшую рецензию, был весьма высокого мнения об этой
работе своего ученика. Для завершения курса в университете Ф.
оставалось лишь сдать государственные экзамены, однако неожиданные
обстоятельства помешали осуществлению намеченных планов.
Как свидетельствуют архивные документы, и после возвращения Ф. из
ссылки он не оставлял активной революционной работы, продолжал
сотрудничество с социал-демократами. Во время пребывания Ф. в
Саратове на каникулах летом 1910 полиция предприняла попытку
повторного ареста за распространение прокламаций.Ф. вынужден был
покинуть родной город и эмигрировать. Около года он находился в
Италии, кое-как перебиваясь случайными заработками. В 1911
возвратился в Петербург и продолжил подготовку к государственным
экзаменам в университете. В течение года Ф. жил по чужому паспорту,
постоянно находясь под угрозой ареста. Наконец, он добровольно сдался
полиции, надеясь на снисхождение. В ход опять пошли семейные связи, и
приговор был вновь смягчен: вместо ссылки его выслали на год из
Петербурга с правом выбрать город.Ф. поселился в Риге, где усиленно
готовился к экзаменам, которые успешно сдал осенью 1912. Блестящие
способности молодого ученого не остались не замеченными, он был
оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию
по кафедре всеобщей истории. В 1914-15 Ф. выдержал магистерские
испытания, после чего получил приват-доцентуру по кафедре истории
средних веков. С весеннего семестра 1917 он должен был приступить к
чтению лекций в университете, но не набралось необходимого числа
студентов, записавшихся на курс. Одновременно Ф. преподавал в
коммерческом училище М.Шидловской (191316) и готовил материалы к
диссертации о Св.епископах Меровингской эпохи. Осенью 1917 Ф.
поступил вольнотрудящимся в отдел истории Публичной библиотеки, где
познакомился с А.Карташевым и А.Мейером, сыгравшими значительную роль
в духовной эволюции Ф. к христианской церковности,
Вскоре после октябрьских событий 1917 вокруг активных участников
петербургского Религиозно-Философского общества А.Мейера и
К.Половцевой сложился религиозный кружок <Воскресение>. Члены кружка,
среди которых был и Ф" ставили своей целью осмысление происходящего в
христианском духе и выработку практики духовного общения.
Первоначально весьма аморфный кружок постепенно приобретал церковный
характер, и в ноябре 1918 его ядро, куда входил Ф., образовало
Братство с обетом <Христос и Свобода>. В 1918 Ф. редактировал
издававшийся кружком Мейера журнал <Свободные голоса> (вышло всего
два номера). В первом номере появилось во многом программное для
творчества Ф. эссе <Лицо России>, в котором историк с
христианско-социалистических позиций ставил проблему переосмысления
опыта исторического и культурного развития России в свете
революционной катастрофы, призывал к тому, чтобы <облечь плотью
великую душу России>.
В тяжелые пореволюционные годы Ф. продолжал работать в библиотеке, В
1919 женился на Елене Николаевне Нечаевой, одной из участниц
мейеровского кружка. В 1920 после перенесенного тифа он отправился
для поправки здоровья в Саратов, где ему была предложена кафедра
истории средних веков. Однако преподавательская деятельность Ф. в
Саратове не сложилась. Студентов, желавших посвятить себя
медиевистике, было немного, а профессорская среда не способствовала
глубокому религиозному и философскому общению, несмотря на интересные
новые знакомства с философами В. Сеземаном и С. Франком и встречу со
старыми друзьями по университету. Свою роль сыграло нежелание идти на
идеологические компромиссы, характерные для советской высшей школы,
все более испытывавшей давление новой власти. В начале 1923 ф.
покинул родной город - теперь уже навсегда - и возвратился в
Петроград. Здесь он вновь стал членом мейеровского Братства,
переживая небывалую полноту молитвенного общения. Вместе с некоторыми
членами Братства в том же году окончательно вошел в ограду церкви и
причастился Св.Даров. Наладилась и материальная жизнь. Оживление
издательской деятельности во времена нэпа позволило найти работу
переводчика в частных издательствах. В 1923-25 появился ряд статей Ф.
по медиевистике, где он стремился выявить идеальные основы
самосознания европейской средневековой культуры. В 1924 в серии
<Образы человечества>, редактировавшейся Гревсом, вышла его первая и
единственная на родине книга <Абеляр>, в которой четко обозначен его
подход к осмыслению культурно-исторической эпохи сквозь призму
трагической судьбы религиозной личности, Этот же прием будет
использован Ф. позднее в работе <Святой Филипп Митрополит Московский>
(1928).
С постепенным угасанием нэпа таяли надежды на свободное творчество.
Из-за ужесточившейся цензуры осталась неопубликованной статья Ф. <Об
утопии Данте>. В конце концов под благовидным предлогом работы в
иностранных библиотеках Ф. решился навсегда покинуть родину. В начале
сентября 1925 он отправился по французской визе через Берлин в Париж.
Надежды на работу в частных издательствах или публикацию научных
статей во французских исторических журналах оказались
неосуществимыми. Но уже зимой 1926 Ф. выступил с блестящими статьями
<Три столицы> и <Трагедия интеллигенции> в евразийском журнале
<Версты>, хотя вовсе не разделял евразийской позиции, усматривая
истоки русской культуры в ориентализированном христианстве Византии,
связавшей Русь с наследием грекоримского мира, т.е. с европейским
культурным типом. За этими работами, принесшими ему известность,
последовали статьи, эссе, рецензии в крупнейших периодических
изданиях русского зарубежья: бердяевском <Пути> и двухнедельнике
А.Керенского <Новая Россия>, <Современных записках> и <Вестнике
РСХД>, <Числах> и <Православной мысли> и др. Энциклопедическое
разнообразие тем от социализма до поэзии В.Ходасевича, блестящий
литературный талант и дар публициста, поразительная независимость,
глубина и парадоксальность мысли, тонкое понимание нюансов духовных
процессов в культуре, безупречная нравственная позиция христианина
вскоре выдвинули ф. в число наиболее ярких мыслителей эмиграции, а
его публицистику сделали заметным явлением культурной жизни русского
зарубежья.
В эмиграции ф. являлся одним из активных сторонников экуменического
движения и с середины 30-х неизменным участником экуменических
съездов. Участвовал он и в работе Русского студенческого
христианского движения. На Клермонском съезде летом 1927 Ф.
познакомился с Е.Скобцовой (матерью Марией) и И.фондаминским, близкую
дружбу с которыми поддерживал вплоть до их гибели в гитлеровских
лагерях смерти. В 1931-39 Ф. совместно с философом Ф.Степуном и
Фондаминским издавал журнал <Новый Град>, провозгласивший в своей
программе идею конструктивного переустройства общества на принципах
свободного социального и культурного строительства в духе
христианства.
Дальнейшая судьба историка определилась приглашением его в 1926 в
парижский Православный богословский институт, где он преподавал
историю Западной церкви, латинский язык и, позднее, агиологию.
Исследование русской святости и, в целом, духовности вылилось в
небольшие по объему, но значительные по содержанию книги <Святые
Древней Руси> (1931) и <Стихи духовные> (1935). В первой - Ф. ставил
своей задачей найти <русскую ветвь православия>, основываясь на
изучении русской житийной литературы, а во второй осмыслить
особенности русского духовного типа, анализируя по духовным стихам
нижние пласты народной религиозности. Эти работы, подготовленные
отчасти исследованиями историка А.Кадлубовского, явились
предварительным материалом для основного произведения Ф. - <The
Russian Religious Mind>, которое задумывалось как обширное сочинение
по истории русской духовной культуры, охватывавшее период с Х по XX
вв. Этот уникальный по масштабу и замыслу труд, к которому мыслитель
приступил лишь в конце жизни, находясь в США, так и не был закончен
(вышла всего одна книга, посвященная Киевской Руси: 2-й незавершенный
том появился уже после смерти историка под редакцией о,
И.Мейендорфа).
В 1932 вышла книга Ф. <И есть, и будет>, в которой он предложил свое
понимание причин и развития революции, утверждал, что она отнюдь не
была неизбежной. В брошюре <Социальное значение христианства> (1933)
он доказывал, что, хотя христианство не содержит какой-либо
социальной доктрины, тем не менее для христианской совести невозможно
игнорирование социальных проблем, а социальная этика составляет
неотъемлемую часть святоотеческого предания.
Христианско-гуманистические ценности культурного и социального
творчества противополагаются Ф. торжеству обездушенной мощи
современной цивилизации в статье <Ессе Homo> (1937). В работе
<Эсхатология и культура> (1938) он настаивает на самоценности этого
творчества перед лицом эсхатологических ожиданий, выдвигая смелую для
ортодоксии гипотезу о воскрешении культуры, подобно человеческим
телам. Вершиной публицистики Ф. этого периода явились три статьи,
объединенные общим названием <Письма о русской культуре>. Столь
свойственная мыслителю историческая интуиция достигает тут особой
остроты. Переосмысливая прошлое и настоящее России, он стремится
заглянуть в <завтрашний день>, понять резкую грань, проведенную через
русскую историю и культуру революцией. Солидаризируясь с Н.Бердяевым
в признании противоречивого дуализма национальной души, которая <не
дана в истории>, а является сменой исторических форм, подобно
чередованию звуков в музыке, Ф. показывает, что революция смела
верхний европеизированный слой русской культуры, обнажив ее
<московские> основания. Этот духовный тип оказался легко вовлеченным
в тоталитарную цивилизацию Запада, нивелировавшую все национальные
культурные различия (<Русский человек>, 1938). Поэтому <Завтрашний
день> (1938) русской культуры безрадостен, если нация не найдет в
себе силы к духовному возрождению и исполнению своей
культурноисторической миссии. Это, в свою очередь, станет возможным,
по мнению Ф., если интеллигенция примет на себя роль духовной
аристократии, способной обеспечить движение культурных токов
(<Создание элиты>, 1939).
Некоторые из неоднозначных публицистических высказываний Ф. в <Новой
России> в конце 30-х вызывали возмущение и осуждение профессоров
Богословского института, давно указывавших на непозволительно левый
уклон его статей. Разразился скандал, на Ф. обрушился шквал критики.
В статье <Есть ли в православии свобода мысли и совести> Бердяев
выступил на защиту Ф., подчеркивая политический аспект порицания
профессорами института высказываний своего коллеги. Сам Ф. не
участвовал в публичной полемике (он находился тогда в Англии), не
желая подводить под удар институт, но в отставку не подал и в <Новой
России> писать не перестал.
После начала 2-й мировой войны и оккупации Парижа нацистами Ф.
вынужден был перебраться на юг Франции. Здесь он оказался на острове
Олероне, занятом немцами. Однако не терял присутствия духа, отдавшись
давно задуманной работе - переводу Псалмов на русский язык.
Неожиданно, благодаря помощи Американского Еврейского рабочего
комитета, представилась воможность перебраться в США. Путешествие в
Новый Свет затянулось почти на 8 месяцев, во время которых он то и
дело был на краю гибели. Однако все окончилось благополучно, и
12.9.1941 Ф. вступил на американский берег. Вначале Ф. жил два года в
Нью-Хейвене. Сразу найти подходящую работу оказалось непросто. В 1943
он принял предложение занять должность профессора истории в
открывшейся Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, где оставался
до конца своих дней. Последнее американское десятилетие жизни и
творчества русского мыслителя.отмечено рядом статей в одном из
крупнейших периодических изданий эмиграции - <Новом журнале>. Эти
работы относятся, по свидетельству Степуна, к лучшему, но и наиболее
спорному, что было написано Ф. (<Новое отечество>, 1943: <Загадки
России>, 1943: <Рождение свободы>, 1944; <Россия и свобода>, 1945;
<Запад и СССР>, 1945: <Между двух войн>, 1946; <Судьба империй>,
1947; <Народ и власть>, 1949; <Христианская трагедия>, 1950 и др.).
Одновременно он выступал с публичными лекциями в <Обществе друзей
Богословского института в Париже>, публиковался в эсеровском журнале
<За свободу>, составлял антологию <A Treasury of Russian
Spirituality>, сотрудничал в ряде американских изданий (в частности,
журнале <Christianity and Crisis>, редактировавшемся Р.Нцбуром), Даже
прогрессирующая сердечная болезнь не заставила его отказаться от
напряженной творческой работы.
После двухнедельного пребывания в госпитале города Бэкон (шт.
Нью-Джерси) Ф. скончался за чтением <Вильгельма Мейстера> Гёте,
Соч.: Поли. собр. статей, т. 1-4. Париж, 1973-88; Новый Град. Сб.
статей. Нью-Йорк, 1952; Христианин в революции. Сб. статей. Париж,
1957; Судьба и грехи России, т. 1-2. Избр.статьи. СПб., 1991,
Лит.: Карпович М.М.Г.П.Ф. // НЖ, 1951. № 27; Иваск Ю.П.Г.П.Ф.
(1886-1951) // Опыты. 1956, № 6; Его же. Эсхатология и культура.
Памяти Г.П.Ф. (18861951) // Вест. РСХД, 1972, №103; Степун Ф.А.Г.П.Ф.
// НЖ, 1957, № 49; Сербиненко В.В. Оправдание культуры. Творческий
выбор Г.Ф. // Вопр. философии. 1991, № 8.
М. Галахтин
\ФЛОРОВСКИЙ Антоний Васильевич (1.12.1884, Елизаветград-
27.3.1968, Прага) - историк. Родился в семье священника. Учился в
Одессе в 4-й классической гимназии (1894-1903) и на
историко-филологическом факультете Новороссийского университета
(1903-8), где занимался в семинарах В.Истрина, И.Линниченко,
Э.Штерна, Е.Щепкина. Студенческая работа <Крестьянский вопрос в
законодательной комиссии 1767 г.> была удостоена золотой медали
(1907). Опубликованная на ее основе монография (1910) стала первой
печатной работой ученого. По окончании учебы Ф. был оставлен при
университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре
русской истории. Специализировался в области истории России XVIII в.
После сдачи магистерских экзаменов (1911) начал читать лекции в
должности приват-доцента. В 1916 в Московском университете защитил
магистерскую диссертацию на тему: <Состав Законодательной комиссии
1767-1774 гг.> (опубл. в 1915, в 1916 удостоена Уваровской премии
Академии наук). С 1916 профессор по кафедре русской истории
Новороссийского университета (вел курс по древней истории Руси).
Одновременно читал лекции по русской истории на Высших женских курсах
в Одессе (с 1915), на экономическом факультете Одесского
политехнического института (1917-18). С 1920 преподавал в институтах,
образованных на базе университета, в Археологическом институте.
Работал в научных организациях и обществах - Одесском
библиографическом обществе, Историко-филологическом обществе
(1912), Одесском обществе истории и древностей (1911-22), Был
помощником заведующего Одесским областным архивным управлением
(1920), директором Одесской публичной библиотеки (1921) и главной
библиотеки Одесской высшей школы (быв. Университетской, 1922),
Действительный член Одесского славянского благотворительного общества
(1911).
В 1922 по распоряжению советского правительства был выслан за
границу. Вначале поселился в Праге. Вошел в состав Русской учебной
коллегии и возглавил ее историко-филологическое отделение (1923-30),
работал на Русском юридическом факультете (с 1923), читал лекции для
русских студентов Карлова университета, где с 1933 преподавал историю
России на философском факультете. С 1933 доктор философии и профессор
Карлова университета. В 1936 на заседании Русской академической
группы защитил диссертацию <Чехи и восточные славяне. Очерки по
истории чешскорусских отношений (X-XVIII вв.)>, оппонентами по
которой выступали Я.Бидло, П.Милюков, В,Францев. Был утвержден в
степени доктора русской истории, в 1957 получил степень доктора
исторических наук Чехословакии. Ординарный профессор кафедры русской
истории Карлова университета (1948-57).
Ф. был членом Славянского института в Праге (с 1929), принимал
участие в деятельности русских научных организаций в Праге Русского
исторического общества (с 1924, в 1938-40 - председатель общества),
Семинара (Института) им.Н.Кондакова (с 1925, в 194752 - руководитель
Института), Русского заграничного исторического архива (с 1925, в
1933-45 - председатель Ученого совета). Ф. входил в правление
Федерации исторических обществ Восточной Европы и славянских стран (с
1927) и участвовал в съездах и конференциях этой организации
(1927-38). Выступал с докладами на съездах русских академических
организаций за границей (1923, 1928, 1930), Международных конгрессах
исторических наук (1933, 1938), конгрессах славистов (1929, 1934),
византинистов (1936) и др. В декабре 1946 Ф. получил советское
гражданство, но остался жить в Праге,
Научные интересы Ф. охватывали различные проблемы истории России,
русско-славянских отношений, историографии и т.п. Ранние работы
ученого посвящены изучению крепостного права в России и процессу его
ликвидации, начиная со времен Екатерины II. Обращение автора ко всем
доступным ему источникам и литературе позволило подойти к
рассмотрению состояния крестьянского вопроса в 60-70-х XIX в.
достаточно объективно, учитывая позиции различных слоев русского
общества. Автор явно симпатизировал императрице, представляя ее как
просвещенную монархиню, неприемлющую рабства и, хотя не выступавшую
открыто против позиции большинства российского дворянства, но
инспирировавшую в этой среде оппозицию по крестьянскому вопросу, Ф.
пришел к выводу, что безрезультатность работы Комиссии 1767-74 и
нерешенность крестьянского вопроса заставили крестьян примкнуть к
Пугачеву, Однако деятельность Комиссии он не считал бесплодной, т.к.
в передовых кругах общества пробудился интерес к положению русских
крестьян. Некоторые выводы автора подверглись пересмотру уже в 20-е
(Г.Закке), но богатая документальная основа его трудов сохраняет свою
ценность и поныне.
Естественным продолжением этих исследований были работы о
крестьянском движении в Новороссийском крае в период реформы 1861,
основанные на местных архивных материалах (<Воля панская и воля
мужицкая> была отмечена как одна из лучших работ с точки зрения
анализа источников). Ф. выступал как историк революционного движения,
которое, по его мнению, имеет два направления: первое - основанное на
теоретических предпосылках, осмысленных кружками, партиями,
готовящими широкие организованные выступления: второе -
<органическое>, возникающее стихийно и выражающее протест в форме
массовых народных выступлении, например, крестьянские волнения в
период отмены крепостного права. Ф. считал, что для разработки этой
темы необходимо привлечь <провинциальные материалы>, которые помогают
определить масштаб, интенсивность, конкретные формы крестьянского
движения. Такая постановка вопроса выявляет и методологические
подходы Ф. к исследованию. Обильное цитирование делает изложение
конкретным и (обстоятельным. На основе анализа источников автор
приходил к выводу, что крестьянское движение вызвано не <ложным
пониманием> реформы, а <всей системой отношений крепостного
крестьянства к земле и помещикам>, <несоответствием актов 19 февраля
ожиданиям и чаяниям крепостных>, а их выступления <отражают насущные
запросы и потребности крепостного крестьянства>. Сосредоточение на
краеведческой тематике, к которой Ф. обращался и раньше
(<Отечественная война и Новороссийский край>), объяснялось не только
интересом к местной истории, но и невозможностью во время гражданской
войны работать в архивах Москвы, Петрограда и др. городов.
В Праге Ф. продолжал начатое в России изучение комплекса проблем по
привезенным с собой материалам. Он опубликовал еще несколько очерков
по истории Комиссии 176774, расширил исследование древней русской
истории, откликаясь на новые работы по вопросу о происхождении и
начальном периоде истории Руси (<Новый взгляд на происхождение
Русской Правды>, <Франко-тюркская теория происхождения Руси>, <Князь
Рош у Иезекииля. Из заметок об имени Русь>, <Известия о древней Руси
арабского писателя Мискавейхи Х-Х1 вв. и его продолжателя>, рецензии
на книги Г.Янушевского, Г.Бараца, М.Шахматова и др.). Ф. тщательно
излагал концепции различных авторов, особое внимание обращая на
методику исследования и анализ ими источников, высказывая свою точку
зрения на рассматриваемые вопросы. При этом глубокое уважение к
чужому мнению и признание заслуг других ученых являлось неотъемлемой
чертой сочинений Ф.
В пражский период Ф. привлекла тема об Угорской Руси и ее
представителях, работавших в России (<Заметки И.С.Орлая о Карпатской
Руси>, <Карпаторосс И.А.Зейкан - наставник императора Петра 1-го> и
др.).
Большое внимание уделял Ф. составлению систематических обзоров
русской исторической литературы, издаваемой в СССР и за рубежом. Ему
удалось создать ценную, достаточно полную библиографию советских и
эмигрантских исторических изданий за 1918- начало 1930-х. Объясняя
неравномерность исследований в разных областях исторической науки
составом научных сил эмиграции и условиями работы русских историков
за рубежом, Ф. в то же время подчеркивал их неразрывную связь с
русской исторической традицией и отстаивал их право представлять
русскую науку на международных научных форумах. В своей оценке
советской историографии Ф., отмечая зачастую необъективность научной
позиции и сужение исследовательской тематики, вместе с тем
подчеркивал, что исследовательская и особенно публикаторская
деятельность советских историков служила расширению познания
исторических процессов и явлений: для плодотворного осмысления
накопленного ими огромного материала, считал Ф., не хватало лишь
<свободы научной мысли>. Ф. опубликовал также научно-биографические
очерки о Б.Евреинове, А.Кизеветтере, Е.Шмурло и др.
В годы жизни в Чехословакии основной научно-исследовательской темой
Ф. стали чешско-русские отношения, результаты изучения которых
позволяют считать его также и историком-славистом. Этой теме
посвящены многие работы ученого, опубликованные на русском и чешском
языках. Главный труд - <Чехи и восточные славяне> (т. 1-11. Прага,
1935-47) - отличается чрезвычайно широкой постановкой вопроса; он
охватывает период с Х по XVIII в. и рассматривает историю культурных,
политических и экономических отношений двух славянских народов. Для
освещения темы им привлекались в основном опубликованные источники и
литература, но выявлялись и совершенно новые архивные материалы, на
основании которых в книге подняты не изучавшиеся ранее вопросы (о
русско-чешской торговле с XV в., о восприятии в Чехии исторических
событий Московского государства в XVI-XVII вв. и др.). Давая
монографическую разработку различных аспектов чешско-русских связей,
Ф. подчеркивал, что в анализе межславянского общения нужно прежде
всего иметь в виду не столько <всю полноту фактического соотношения
этих племен и народов>, сколько <проявления сознания близости> этих
народов, <мысль о славянской взаимности>; в этой связи необходимы
аналогичные исследования взаимоотношений всех славянских народов.
Книга имела большой отклик в Чехословакии. Реферат ее Ф. опубликовал
в СССР (Вопр. истории, 1947, № 8).
Большое внимание Ф. уделял изучению эпохи Петра 1, особенно внешней
политике России в конце XVII - 1-й четверти XVIII вв., обследовав с
этой целью многие архивы Чехословакии и Австрии. Основные труды по
этой теме - <Русско-австрийские отношения в эпоху Петра Великого>
(Прага, 1955) и <От Полтавы до Прута> (остался незаконченным, опубл.
Прага, 1971). В книгах раскрыты малоизвестные в науке обстоятельства
деятельности австрийской миссии в России, на основании которых автор
делал вывод о том, что сходство внешнеполитических интересов не
определяет механически <неизбежности солидарности> двух держав. В
этих, как и в других работах, Ф. показал исключительное мастерство
представлять конкретные эпизоды в широком историческом контексте.
Главным критерием ученого всегда оставалась научная объективность
исследования. <Для подлинного историка, - писал Ф.,...не существует
розовых очков>,
Свои политические взгляды Ф. не афишировал, Известно, что в 20-х он
мечтал о России, которая <освободится от советской власти и вновь
оживет>; после 2-й мировой войны его отношение к стране, победившей
фашизм, изменилось, Он установил тесные научные связи с советскими
коллегами и опубликовал на родине ряд работ.
Соч.: Легенда о Чехе, Лехе и Русе в истории славянских изучений.
Прага, 1929; Русская историческая наука в эмиграции (1920-1930) //
Тр. V съезда Рус. акад. орг-ций за границей, ч. 1. София, 1931;
Historical Studies in Soviet Russia // The Slavonic and East European
Дата добавления: 2015-08-05; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 118 страница | | | Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 120 страница |