Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть xx века. 1 страница

Энциклопедия Русской эмиграции

Под общей редакцией:

Шелохаева В.В.

Издательство:

Москва, РОССПЭН, 1997 г.

Эмиграция как историческое явление возникло гораздо раньше, чем появи-

лось само это понятие. С развитием человеческой цивилизации увеличива-

лось количество и многообразие факторов, вызывающих этот феномен. К

разного рода табу, широко распространенным в древнейших обществах, об-

разование государств добавило экономические, социальные, политические,

идеологические, национальные, конфессиональные причины. От единичных

случаев, когда люди в силу ряда обстоятельств вынуждены были покидать

свою родину и переселяться в другие места, эмиграция со временем ста-

новилась все более заметным явлением.

В средневековье и новое время, когда в Европе возникли национальные

государства, шли многолетние и кровопролитные религиозные войны, эмиг-

рация приобрела характер разнонаправленных потоков. Реформация, а за-

тем цикл революций на европейском континенте сделали их массовыми, Ес-

ли же учесть, что любая революция есть сублимированный результат сово-

купности разноуровневых конфликтов, то нетрудно понять и причины на-

растания масштабов эмиграционных потоков. После Великой Французской

революции, влияние которой на европейский континент недаром сравнивали

со сдвигом геологического характера, десятки тысяч французов вынуждены

были покинуть свою родину и эмигрировать в другие страны, в том числе

Америку и Россию. Некоторым из них удалось найти пристанище при импе-

раторском и великокняжеских дворах, инкорпорироваться в политическую,

экономическую и военную элиту, применить свои способности в науке и

культуре. Большинство же эмигрантов вынуждены были прозябать в провин-

циальной глуши, обучая дворянских детей азам французского языка и ев-

ропейского этикета. В свою очередь, эмиграционные потоки шли из России

в европейские страны, Америку, Канаду, Австралию.

В начале XX века эмиграция приобрела общемировой характер. Эмиграция

из России, которая пережила за первую четверть века три революции, три

войны (русско-японскую, первую мировую, гражданскую), распад <единого

и неделимого> тысячелетнего государства, <красный> и <белый> террор,

массовый голод и эпидемии, представляла совершенно особое явление,

уникальное и беспрецедентное по своим масштабам в мировой истории. По

самым приблизительным подсчетам, в изгнании оказалось около 2 млн.

российских граждан. Это уже само по себе создавало для вынужденно по-

кинувших родину острейшую проблему адаптации, которая многократно ус-

ложнялась в силу своеобразного характера русского исхода: в среде рос-

сийской эмиграции практически сразу же были включены механизмы проти-

водействия ассимиляции. Недаром в самосознании, а затем и в исследова-

тельской литературе укоренилось понятие - русское зарубежье, наиболее

рельефно отражающее и выражающее существование за границей как бы вто-

рой (<малой>) России - особого самодостаточного <мира> со своим обра-

зом жизни и устоями, взаимоотношениями и привязанностями, существова-

ние внутри которого как бы воспроизводило бытие на утраченной родине,

Характерная черта русского зарубежья - приверженность соборному типу

поведения и непопулярность в эмигрантской среде индивидуализма. Выр-

ванные волей судеб из системы привычных и устоявшихся ценностей, русс-

кие эмигранты воспринимали свою чужеродность с особой остротой, драма-

тизмом. Отсюда их непреодолимое стремление как-то отгородиться от неп-

ривычного мира за искусственно возведенной стеной русской колонии.

Можно также сослаться на сохранявшиеся и долгие годы взаимно поддержи-

ваемые надежды на скорое возвращение домой, в Россию. Иллюзии времен-

ности пребывания за рубежом долгое время питались то военными успехами

Деникина, Колчака, Врангеля, то Кронштадтским восстанием и антибольше-

вистскими выступлениями крестьян и рабочих, саботажем <спецов>, нако-

нец, политикой непризнания советской власти западными державами - быв-

шими союзниками по Антанте. В конечном счете эти иллюзии определяли

особое состояние <чемоданного> образа жизни русских эмигрантов, гото-

вых в любой благоприятный момент покинуть временное пристанище и возв-

ратиться в Россию. Но, пожалуй, главным и определяющим для российских

интеллигентов, считавших себя носителями и хранителями национальной

культуры, оставался морально-нравственный стимул поведения, осознание

собственной, если не мессианской,

то, несомненно, исключительной исторической миссии. Задачи служения

<русской идее> ставились ими достаточно широко. Во-первых, они считали

своей первостепенной задачей сохранение в изгнании накопленных духов-

ных ценностей, исторической памяти, национального опыта с тем, чтобы

не прервалась связь времен и поколений, чтобы сохранялась основа для

будущего возрождения России. Во-вторых, они считали своим долгом поз-

накомить Запад с достижениями отечественной мысли и культуры в различ-

ных областях человеческого знания.

Выполнение русской эмиграцией своей миссии, естественно, требовало

сохранения особых условий ее существования за рубежом. Для подготовки

будущих специалистов русское зарубежье воссоздало и развило систему

национальной школы всех ступеней, от начального до высшего специально-

го образования, включая подготовку специалистов высшей квалификации.

Причем программа обучения ориентировалась на специфику работы именно в

России и тем, следовательно, существенно отличалась от учебных прог-

рамм стран русского рассеяния. Были также воссозданы научные сообщест-

ва, регулярно созывались академические съезды, действовали постоянные

семинары, проводились диспуты, что в целом воспроизводило картину на-

учно-педагогической деятельности ученых в России. Активно поддержива-

лись и развивались национальные традиции в различных жанрах искусства

(балетные студии, театральные антрепризы, музыкальные общества, русс-

кая консерватория, кинофабрики, литературные вечера, лекции и даже

традиционные <чашки чая> и т.д.). Работали русские, по своему преиму-

щественному составу, конструкторские бюро и лаборатории. Зарубежье

имело русскоязычные органы печати, книгоиздательства, свои церковные

приходы. Действовало множество обществ: политических, воинских, спор-

тивных, культурных, профессиональных, благотворительных и т.д. Следует

особо подчеркнуть, что в своей духовной и практической деятельности

русская эмиграция прежде всего питалась национальными идеями: шла ли

речь о научной школе или о художественных традициях.

Первая волна русской эмиграции, составившая основу русского зарубежья,

изобилует блестящими талантами, выдающимися открытиями в различных об-

ластях науки, техники, культуры. Русские изгнанники сыграли уникальную

и, к сожалению, до конца все еще не оцененную роль в достижениях чело-

веческой цивилизации XX века. Такой беспрецедентный в мировой истории

взлет творческой мысли трудно объяснить лишь сугубо материальными со-

ображениями (жесткой конкуренцией, необходимостью бороться за элемен-

тарные средства существования). Своими делами русские эмигранты как бы

стремились доказать всему миру, и не в последнюю очередь самим себе,

что Россия, несмотря на тяжелые испытания и унижения, выпавшие на ее

долю, не только не погибла, но по-прежнему обладает огромным потенциа-

лом нерастраченных творческих сил, и в этом залог ее будущего возрож-

дения. Рассматривая себя неотъемлемой частью России, они продолжали

созидать во имя ее будущего.

Понимая социокультурную значимость русской эмиграции как для мирового

сообщества, так и для России, представители ряда эмигрантских органи-

заций предпринимали неоднократные попытки написать историю русского

зарубежья, чтобы сохранить в памяти потомков все перипетии жизни в

изгнаннии, донести до них результаты своей творческой деятельности. В

начале 1930 года была создана специальная комиссия по сбору материалов

для будущего труда, получившего оригинальное название <Золотая книга>

(председатель - ДП.Рябушинский, секретарь П.Е.Ковалевский). По инициа-

тиве В.В.Вырубова образовалась группа по подготовке книги к изданию,

ав 1962 году начал действовать соответствующий Комитет во главе с кня-

зем Н.С.Трубецким. К сожалению, возраст, болезни, а затем и кончины

инициаторов проекта, непреодолимые финансовые трудности помешали реа-

лизовать задуманное. Тем не менее этот благородный замысел не мог ос-

тавить никого равнодушным. Сознавая особую моральную ответственность

перед соотечественниками, оказавшимися волей судеб в эмиграции, ред-

коллегия и авторский коллектив предприняли попытку продолжить начатое

дело - познакомить современного читателя с выдающейся плеядой деятелей

русского зарубежья, внесшей весомый вклад практически во все сферы че-

ловеческой деятельности. Столкнувшись с огромным обилием материала,

редколлегия была вынуждена внести некоторые ограничения при отборе

персоналкой для данного издания. В книгу преимущественно включались те

из эмигрантов, кто, получив в России высшее образование, специальность

и достигнув определенных результатов в своей профессиональной деятель-

ности, смог занять в изгнании приоритетное положение в

соответствующих областях научного знания, инженерной и конструкторской

мысли, литературе и публицистике, изобразительном и театральном ис-

кусстве, общественной деятельности и т.д.

Данное издание, разумеется, ни в коей мере не претендует на исчерпание

поднятых в ходе работы проблем. Его задача более скромна и конкретна:

дать материал для размышлений последующим поколениям исследователей и

стимулировать изучение русской эмиграции. В неменьшей мере для нас

важно было по возможности искупить хотя бы толику исторической вины

перед теми, кто оказался на чужбине, но сумел сохранить преданность

своей великой стране, ни на минуту не переставая искренне ее любить и

надеяться на ее возрождение. Исследование вклада русских эмигрантов в

мировую культуру еще раз демонстрирует давно очевидную истину - русс-

кая земля родит великие таланты.

Редколлегия выражает глубокую признательность за ценные советы и заме-

чания, высказанные в ходе подготовки издания, народной артистке СССР

Е.В.Образцовой и академику РАН В.Л.Янину, кн. НД. Лобанову-Ростовско-

му.

_А

\АВЕРЧЕНКО Аркадий Тимофеевич (15.3.1881, Севастополь -12.3.1925,

Прага) - писатель, драматург, театральный критик. Отец Тимофей

Петрович - разорившийся севастопольский купец, мать Сусанна Павловна

(урожд. Романова) из мещан. Окончил два класса севастопольской

гимназии, затем, по состоянию здоровья, учился дома.А. писал

П.Быкову: <Девяти лет отец пытался отдать меня в реальное училище, но

оказалось, что я был настолько в то время слаб глазами и вообще

болезненен, что поступить в училище не мог. Поэтому и пришлось

учиться дома. С десяти лет пристрастился к чтению много и без

разбора. Тринадцати лет пытался написать собственный роман, который

так и не кончил. Впрочем, он привел в восторг только мою бабушку>.

В 1896 А. поступил младшим писцом в Брянскую транспортную контору, с

1897 до 1900 работал конторщиком на станции Алмазная, затем в

Харькове - бухгалтером Брянского акционерного общества. <Вел я себя с

начальством настолько юмористически, что после семилетнего их и моего

страдания был уволен>, - вспоминал А. 31,10.1903 в харьковской газете

<Южный край> появился первый рассказ А. <Как мне пришлось

застраховать жизнь>, но сам писатель считал своим литературным

дебютом рассказ <Праведник> (Журн. для всех, 1904, № 4). В 1905 он

сотрудничал в <Харьковских губернских ведомостях>, с 1906 стал

редактором (с № 4) сатирического журнала <Штык> (Харьков, вышло всего

9 номеров, большая часть которых заполнена произведениями А.). В 1907

начал выпускать новый журнал <Меч>, закрытый на 3-м номере.

24.12.1907 А. уехал в Петербург, стал сотрудничать в юмористическом

журнале <Стрекоза> (с № 23 за 1908 в качестве редактора), газете

<Свободные мысли>, <Журнале для всех>. В начале 1908 издатель

<Стрекозы> М.Корнфельд пригласил его в новый сатирический

еженедельник <Сатирикон>, бессменным редактором которого А. был с

9-го номера (выходил с 1908 по 1913: в 1913-18 как <Новый

Сатирикон>). Здесь А., по словам А.Куприна, <сразу нашел себя: свое

русло, свой тон, свою манеру>. В <Сатириконе> из номера в номер

печатались юмористические рассказы, фельетоны, театральные обозрения,

сатирические миниатюры, подписанные не только его фамилией, но и

псевдонимами (Аве, Медуза Горгона и др.). Он же вел раздел <Почтовый

ящик>, остроумно и находчиво отвечая на письма читателей. Из

произведений, опубликованных в <Сатириконе>, А. в 1910 составил три

книги рассказов (<Веселые устрицы>, <Рассказы (юмористические)>,

<Зайчики на стене>), которые принесли ему всероссийскую известность.

В них много задора и беззаботного веселья, смеха, основанного на

комизме ситуаций и положений.А. повествует о <быте>, который

полностью заслонил собой только что отгремевшее <событие> - 1-ю

русскую революцию. Его герой - обыватель, интересы которого

сосредоточены на ресторане,-спальне, детской. Высмеивая героя,

который прячется от жизненных бурь в свою <устричную> раковину, А.

часто пользуется фантастикой, доводя до абсурда юмор положений.

Однако в основе самых нелепых и смешных ситуаций у него всегда лежит

абсурдная в своей нелепости российская действительность. Смех А.

часто превращался в гомерический хохот, напоминая юмор М.Твена и

О.Генри с его ярко выраженной буффонадностью, стихийной веселостью.

Это отмечали уже первые критики - А. Полонский и М.Кузмин.А.Измайлов,

Напротив, увидел в рассказах А, не <американизм>, а традиции А.Чехова

с его интересом к маленькому человеку.К.Чуковский почувствовал в

первых книгах А. <ненависть к среднему, стертому, серому человеку, к

толпе, к обывателю> и сравнил писателя с Ф.Ницше.

Творчество А. отразило стихийный протест демократических слоев

русского общества против политики насильственного <успокоения>

России. Свой задорный <краснощекий> юмор писатель предложил как

лекарство от безверия, тоски и уныния в период реакции. Вышедшие в

1912 книги А. <Круги по воде> и <Рассказы для выздоравливающих>

упрочили его славу как <короля> русского юмора.А. пытался отвлечь

читателя от сложных жизненных проблем, вылечить Россию с помощью

жизнерадостного веселого смеха. Идеал писателя любовь к жизни во всех

ее будничных проявлениях, основанная на <простом здравом смысле>.

Книги А. - систематический каталог <добрых знакомых>. Под его

ироническим пером возникла страна, в которой обесценились все

моральные принципы, прогнили устои и стала очевидной фальшь

общественных и личных связей. В каждом из своих героев А. разоблачал

какой-либо общечеловеческий порок: лень, жадность, глупость, ложь,

подлость, моральную нечистоплотность. Ему симпатичны лишь те. кто

<выламывается> из привычной обывательской среды: шутники, дети,

пьяные, предприимчивые дельцы.

В последние предреволюционные годы А. стал одним из самых популярных

писателей. Одна за другой выходили книги его юмористических рассказов

<Сорные травы> (СПб., 1914, под псевд. Фома Опискин), <Чудеса в

решете> (Пг" 1915), <Синее с золотом> (Пг" 1917), повесть <Подходцев

и двое других> (Пг., 1917), инсценировки рассказов и театральные

миниатюры шли в петербургских и московских театрах. По свидетельству

князя М.Путятина, <большим читателем и почитателем> А. был Николай

II.

Февральскую революцию А. восторженно приветствовал, октябрьский же

переворот встретил резко отрицательно. Он высмеивал <хлопотливого

большевика>, сожалея о <раздетых людях>, <раздеваемой

государственности>, о гибели старого быта. Революционный ураган

казался ему чертовым колесом, на полированной поверхности которого не

может удержаться никакая политическая партия, претендующая на

господство в России. Власть большевиков он сравнивал с <дьявольской

интернационалистской кухней, которая чадит на весь мир>. В

сатирическом памфлете <Моя симпатия и мое сочувствие Ленину> А.

восклицал: <Да черт с ним, с этим социализмом, которого никто не

хочет, от которого все отворачиваются, как ребята от ложки

касторового масла>. В конце 1918 <Новый Сатириков> был закрыт, а А"

спасаясь от ареста, уехал на занятый белыми Юг. Сотрудничал в газетах

<Приазовский край>, <Юг>, <Юг России>. Фельетоны и рассказы этого

периода вошли в сборник <Нечистая сила> (Париж, 1920), <Кипящий

котел> (Константинополь, 1922), <Дети> (Константинополь, 1922),

<Двенадцать портретов знаменитых людей в России> (Париж-Берлин-Прага,

1923) и др. Центральная их тема: <За что они Россию так? > Писатель

часто выступал с чтением своих рассказов, заведовал литературной

частью в севастопольском Доме артиста, написал пьесы <Лекарство от

глупости> и <Игра со смертью> (о своем бегстве от чекистов). В апреле

1920 он организовал собственный театр <Гнездо перелетных птиц>, где

играл роль <Аркадия Аверченко>. В октябре вместе с войсками генерала

Врангеля эмигрировал в Константинополь. Здесь написаны наиболее

резкие антибольшевистские памфлеты, печатавшиеся в 1921 в журнале

<Зарницы>. Из насмешливого созерцателя А. превратился в непримиримого

врага советской власти, обличавшего <кровавый балаган>, устроенный

творцами <горе-революции>.

Сборник памфлетов А. <Дюжина ножей в спину революции> (Париж, 1921)

Ленин назвал книжкой <озлобленного почти до умопомрачения

белогвардейца>, отметив, вместе с тем, что <до кипения дошедшая

ненависть вызвала и замечательно сильные и замечательно слабые места

этой высокоталантливой книжки>. <Записки простодушного>

(Константинополь, 1921) повествуют о том, <как мы падали, поднимались

и снова падали, о нашей жестокой борьбе и о тихих радостях>. Картины

<константинопольского зверинца>, зарисовки эмигрантского быта

окрашены горькой самоиронией.А. все чаще изменяет веселому доброму

смеху, заменяя его желчным сарказмом, <юмором висельника>, за которым

скрыта подлинная забота о маленьком человеке, невзначай оказавшемся

под тяжелым сапогом эпохи, о <разбитых вдребезги> чувствах

сострадания и гуманизма.

В июне 1922 А. поселился в Праге, где прожил последние годы, изредка

совершая поездки в Германию, Польшу, Румынию, Болгарию, Прибалтику.

Его произведения печатались в периодических изданиях этих стран, а

также в Харбине (<Рассказы>, 1920), Шанхае (<Рассказы>, т. 1, 1920),

Загребе (<Рай на земле>, 1922) и др. В Праге написаны последние книги

А. <Рассказы циника> и роман <Шутка мецената>. Рисуя развороченный

муравейник эмигрантского быта, он изображает людей, у которых все в

прошлом, а впереди - лишь близость неизбежного конца. Сама история

кажется ему <циничной пройдохой>, которая разыгрывает с людьми

какие-то глупые шутки (<Исторические нравоучительные рассказы>).

Европа раскрывалась перед А. совсем не с той стороны, которая

запечатлена в остроумной веселой <Экспедиции в Западную Европу> (191

1) или в пародийной <Всеобщей истории, обработанной <Сатириконом>

(1911). Горестные эмигрантские будни, <врангелевское осадное сидение>

приводят к ожесточению, не способствующему поискам <смешного в

страшном> (название сборника рассказов, вышедшего в Берлине в 1923),

Герой <Записок простодушного. Я в Европе. Турция-Чехословакия>

(Берлин, 1923), напоминающий самого автора, плачет на свадьбе и

смеется на похоронах, он отчаянно пытается сохранить связь с родиной,

чувствуя с каждым днем невосполнимость ее потери.

Циник - последняя из масок А. Обличитель мещанства, потом его

развлекатель, эстет, сибарит и сноб превратился в циника. Смех А.

становился все глуше. Лишь в книге <Пантеон советов молодым людям на

все случаи жизни> (Берлин, 1924) слышится прежний жизнерадостный

голос писателя. В книге <Отдых на крапиве> (Варшава, 1924) А.

признавался: <Я всегда был против того, чтобы мои книги низводились

до степени мягкой перины>.

Роман А. <Шутка мецената> - последняя попытка воскресить веселый

смех. В шаржированной форме писатель рисует обстановку литературной

жизни в России начала XX в., передает атмосферу петербургского мирка,

в котором привольно чувствовал себя сатириконский <король смеха>.

Пародийный образ Мецената, отразив какие-то черты самого автора,

свидетельствует о творческом кризисе А. Скучающий Меценат признается,

что любил <всякую живую жизнь, но как-то случалось, что искал он ее

не там, где нужно>.

Незадолго до смерти А. сетовал: <Какой я теперь русский писатель? Я

печатаюсь, главным образом, по-чешски, по-немецки, по-румынски,

по-болгарски, по-сербски, устраиваю вечера, выступаю в собственных

пьесах, разъезжаю по Европе, как завзятый гастролер>. Летом 1924 А,

перенес операцию по удалению глаза; стала резко прогрессировать

болезнь сердца. Он скончался в пражской городской больнице, похоронен

на Ольшанском кладбище. Завещал перевезти тело в Россию. В некрологе

Н.Тэффи писала: <Многие считали Аверченко русским Твеном. Некоторые в

свое время предсказывали ему путь Чехова. Но он не Твен и не Чехов.

Он русский чистокровный юморист, без надрывов и смеха сквозь слезы.

Место его в русской литературе свое собственное, я бы сказала

единственного русского юмориста. Место, оставленное им, наверное,

долгие годы будет пустым, Разучились мы смеяться, а новые, идущие на

смену, еще не научились>.

Соч.: Развороченный муравейник. Эмигрантские рассказы, М.-Л., 1927;

Избранное. Вашингтон. 1961: Три книги. Нью-Йорк, 1979; Салат из

булавок. НьюЙорк, 1982. Кривые углы.М., 1989: Осколки разбитого

вдребезги.М., 1989; Битва в киселе.М., 1990; Хлопотливая нация.М.,

1991; Записки простодушного. М" 1992.

Лит.: Пильский П. Затуманившийся мир. Рига. 1929; Тэффи Н.

Воспоминания. Париж, 1931: Евстигнеева Л.А. Журнал <Сатирикон> и

поэты-сатириконцы.М., 1958: Левицкий Д.А.А.Аверченко. Жизненный путь.

Вашингтон, 1973; Спиридонова Л.А. Русская сатирическая литература

начала XX века.М., 1977; Михайлов О.Н. Страницы русского реализма. М"

1982.

Арх.: РГАЛИ, ф. 32: ОР ЙРЛИ, ф. 273, оп.1, д. 770.

Л. Спиридонова.

\АДАМОВИЧ Георгий Викторович (7.4.1892, Москва - 21.2.1972, Ницца) -

поэт и литературный критик. Родился в семье военного. Учился на

историко-филологическом факультете Петербургского университета.

Писать стихи начал будучи студентом. В 1916в издательстве

<Гиперборей> вышел его первый сборник стихов <Облака>, в рецензии на

который Н.Гумилев отметил влияние на А.И.Анненского и А.Ахматовой.

Было очевидно и влияние А.Блока, которому молодой автор послал свою

первую книгу. Блок отозвался письмом. Еще в университетские годы А.

вошел в литературный мир Петербурга, сблизился с Гумилевым,

Ахматовой, Мандельштамом, Г.Ивановым. Вскоре после революции стал

членом созданного акмеистами <Цеха поэтов>, участвовал в одноименном

альманахе. В 1922 опубликовал второй сборник стихов <Чистилище>,

открывавшийся посвящением <памяти Андрея Шенье>, что намекало на

судьбу расстрелянного Гумилева (и в некоторой степени напоминало о

Блоке, которого тоже иногда называли <русский Шенье>). Книга укрепила

за поэтом репутацию одного из лучших мастеров, продолжавших традиции

<петербургской поэтики>. Камерная лирика А. была сосредоточена на

мотивах одиночества, тоски, обреченности; в поэтике он придерживался

акмеистической ориентации.

В 1923 эмигрировал. Поэзия А. 20-30-х оказала значительное

воздействие на молодых поэтов русского зарубежья. Он пытался

объединить символическую устремленность в запредельное с

акмеистической <тяжестью> слов. Наряду с акмеистически сдержанными и

музыкальными стихами встречаются и более пространные и

риторические.А. поощрял камерную поэзию: стихи его последователей,

где доминируют вечные темы и особенно тема смерти, - это <парижская

нота> в эмигрантской поэзии.А. был авторитетен как наставник молодых

(царил в <Числах> - журнале, где публиковались преимущественно

молодые). В 1939 в серии <Русские поэты> вышел третий сборник А. <На

Западе>, который критики считали лучшим из написанного им в стихах.

Отход от акмеизма наметился еще в книге <Чистилище>, а в сборнике <На

Западе> от этой манеры осталась лишь склонность к <литературности> и

к перекличке с другими поэтами: любимыми его поэтами были Лермонтов

(его <тревожность> А. противопоставлял пушкинскому совершенству),

Бодлер и Анненский. В 1967 вышел четвертый и последний сборник стихов

<Единство>, свидетельствовавший об исключительной строгости автора к

себе.

К критическому жанру А. обращался до эмиграции, отзываясь на

творчество своих коллег по <Цеху поэтов>; третий, последний в России,

номер альманаха <Цех поэтов> почти наполовину состоял из его статей и

рецензий. В эмиграции А. вскоре стал ведущим литературным критиком

парижских газет, затем журнала <Звено>, позднее газеты <Последние

новости>; его статьи, появлявшиеся каждый четверг, стали неотъемлемой

частью довоенной культурной жизни не только русского Парижа, но и

всего русского зарубежья. Публиковался также в парижских журналах -

<Современные записки>, <Встречи>, <Русские записки>, газете <Дни>, в

нью-йоркских журналах <Воздушные пути>, <Опыты>, в альманахе <Мосты>

(Мюнхен). Писал о новых книгах, вышедших в России и в эмиграции, о

маститых и начинающих, о русских и французских классиках, о новинках

французской, а позже и англоязычной беллетристики. В журнале <Звено>

(1923-28) А. регулярно печатал свои <литературные беседы>, в которых

сформулировал основные мысли, определившие пафос его книги

<Одиночество и свобода> (Нью-Йорк, 1955); здесь же отрабатывался

прием критического анализа, характерный для его книги <Комментарии>

(Вашингтон, 1967). Степень правдивости, искренности творчества и силу

дарования поэта или писателя А. определял понятием <лиризм>. Находил,

например, лиризм высокого качества в пьесе М.Булгакова <Дни

Турбиных>. Называл М.Цветаеву <по-настоящему <лиричным критиком>,

способным в одном чувстве, душевном движении подметить множество

спорных подразделений>; писал, что у нее <за словом чувствуется

человек>. В докладе <Есть ли цель у поэзии?>, прочитанном на

<беседах> <Зеленой лампы> у Гиппиус и Мережковского, видел своих

Дата добавления: 2015-08-05