Эдвард Каллен POV. Чёрт, совсем не удивительно, что у этой птицы совсем не было друзей – она была грёбаной

Я был в ярости. Кроме того, я был чертовски взбешён. Я был... в ужасном гневе.

Чёрт, совсем не удивительно, что у этой птицы совсем не было друзей – она была грёбаной сумасшедшей. И что же делать мне? Она была единственной, к кому я почувствовал, что смогу обратиться сегодня вечером. Я показал ей все свои стороны, даже те, которые никто никогда не видел, и даже не знал об их существовании, а она отплатила мне, сказав, что в ближайшее время снова собирается сделать меня убийцей. Я почти хотел убить её сам, только за то, что она предположила это.

То, что я чувствовал, когда был рядом с нею, не походило ни на что, что я когда-либо чувствовал прежде. И мне не нравилось это. Она была такой хрупкой. Я не имел грёбаного понятия о том, что она пережила, но было очевидно, что это было что-то ужасное. Я почти хотел... помочь ей, или ещё какое дерьмо. По крайней мере, сделать хоть что-то, чтобы вытащить из её головы эти глупые убийственные. Блядь, люди не должны убивать себя, особенно после того, что они переживали так много раз... было уже три раза?

Может, четвёртый будет для неё последним?

Я плюхнулся на пустую скамейку на автобусной остановке, и опёршись локтями о колени, спрятал лицо в руках.

Чёрт, и что же мне теперь делать?

Это дерьмо о Свон и о её маме. Теперь так много стало мне понятным. Свон говорила во сне, и именно это разбудило меня.

— Мама... не делай этого... мама... пожалуйста... заставь его остановиться... мама... ты не можешь сделать это... мама, мне больно... мама...

От боли в её голосе моя кожа покрылась мурашками, и я наблюдал, как от страданий исказилось её лицо. Это было ужасно, и я бы никогда не захотел увидеть снова это выражение на её лице. Если это ей только снилось, то я даже не мог представить, что же произошло с ней в действительности. Теперь её разговор с отцом в больнице имел для меня больше смысла.

Свон не пыталась убить себя, и я поставил бы много денег на то, что её мать каким-то образом была вовлечена в то, что с ней произошло. Не похоже, что какой-то семейный спор пошёл не так, это было что-то совершенно другое.

Но это не значит, что Свон имела право быть такой сукой по отношению ко мне. Она назвала себя Гусыней и пустым местом, потому что знала, что это чертовски взбесит меня. Хоть и не должно было, потому что именно это было в моём сознании так долго. Она была Гусыней, и она была пустым местом, и она бы сделала мир лучше, если бы выскочила перед поездом.

Так почему, чёрт возьми, сама мысль об этом так неприятна мне сейчас?

Это не имело для меня никакого смысла. Ничто больше не имело для меня смысла.

Я посмотрел на свой телефон, и с раздражением оскалил зубы. За эти несколько часов у меня было множество пропущенных звонков от моего папы. Прежде чем войти в дом Свон, я поставил свой телефон на вибрацию, так как не хотел, чтобы кто-то проснулся от его звонка, и в любом случае мне совсем не хотелось разговаривать с папой.

Посмотрев на телефон, я увидел, что дисплей осветился в пятидесятый раз с одним и тем же словом. Папа.

Я снова отклонил звонок, засунул телефон в карман и встал со скамейки. Было чертовски холодно, и всё, чего я хотел, так это пойти домой и немного поспать. Если мне повезёт, то родителей всё ещё нет дома. Но так как уже половина пятого, и если учитывать то, что я, чёрт возьми, оставил свои вещи в Порт-Анджелесе, то они, вероятно, уже дома и ждут моего возвращения.

Не спеша возвращаясь домой, я даже получил удовольствие. Я не удивился, увидев припаркованный возле дома отцовский блестящий "Мерседес", и что во всём доме горел свет. Засунул руки глубоко в карманы, я приготовился к Операции Игнорируем-Дерьмо-Моих-Родителей, мечтая только об одном, чтобы я смог спрятаться в своей комнате, не слишком раздражённый.

Конечно, ничто никогда не было настолько лёгким.

Я даже не зашёл в дом, а мои родители уже выбежали мне навстречу. Они всё ещё были в парадной одежде, и у обоих взволнованные лица. Мамин макияж был испорчен; она явно плакала.

— Чёрт возьми, где ты был? Ты можешь представить, как мы волновались? – кричал папа, но гнев в его голосе был ничем по сравнению с паникой в его глазах.

—Блядь, а почему вам вообще не наплевать где я был? Разве не ты целовал задницу жены какого-то богатого врача или ещё какое дерьмо? –выплюнул я обратно, полностью позабыв о своём плане игнорировать их дерьмо.

— Милый, – тихо сказала мама, и её голос полностью отличался от воплей папы. Подойдя ко мне, она положила руки мне на плечи. – Мы беспокоимся о тебе. И не только сегодня вечером... ты не в себе, Эдвард. Мы хотим помочь, но ты не позволяешь нам это.

Я с недоверием посмотрел на неё, снял руки с моих плеч, и сделал шаг назад.

— Я не позволяю вам? Вы это серьёзно? – фыркнул я. – Блядь, да вы даже не хотите выслушать меня! Папа даже спросил меня, сбил ли я грёбаную Гусыню намеренно! Как, чёрт возьми, я могу позволить вам, если это то, что вы обо мне думаете?

Мама, похоже, смутилась, и, повернувшись, посмотрела на папу.

— Что это за Гусыня? – спросила она. Папа вздохнул и ущипнул переносицу.

— Насколько я знаю, так они называют в школе Изабеллу, – ответил папа на удивление мягким тоном. Мама слегка нахмурилась и посмотрела на меня.

— Дорогой, конечно, мы не верим, что ты сделал это нарочно. Было скользко, и ты попал в гололёд... Мы знаем это, и мы должны двигаться дальше, – сказала мама мягко, – но мы не можем сдвинуться с места, пока ты не откроешься и не поймёшь, что у тебя проблемы.

— Проблемы? Так у меня теперь появились проблемы? Да пошли вы! – плюнул я и повернулся к лестнице.

— Не говори так со своей мамой! – завопил папа. Я фыркнул и начал подниматься наверх. – Эдвард! Ты не можешь больше убегать от этого. Пришло время, взять на себя ответственность за свои действия!

Я не ответил ему; я просто продолжал подниматься наверх.

— Карлайл, уже поздно, нам всем пора спать. Мы можем поговорить об этом завтра, – я услышал, как тихо сказала мама. Папа только фыркнул в ответ.

Я не хлопал дверью, когда добрался до своей комнаты. Я был слишком опустошён, чтобы сделать даже такое усилие, и обеспокоился из-за этого.

Пришло время, взять на себя ответственность за свои действия...

Вышагивая по комнате, я запустил руки в волосы, схватил их и потянул.

Взять на себя ответственность; разве это не то, что я делаю? Я продолжаю возвращаться к Свон, и, в конце концов, блядь, я не позволю ей покончить с собой. Разве не это значит взять на себя ответственность? Я пытался быть хорошим с ней, но её чёртова позиция не очень помогала. Если она убьёт себя, я уверен, что весь этот проклятый мир так или иначе повесит всё это на меня и сделает виноватым. Если – или скорее когда – она пройдёт через это, остальной мир не зная, что я знал всё о её планах, всё равно будет винить меня. А почему бы и нет? Они знают, что я угрожал её убить; они знают, что я оставил её калекой на всю жизнь. И вероятно, они подумают, что она покончила с собой, потому что не могла продолжать жить калекой. И всё это дерьмо будет на мне.

Для всех я стану её убийцей. Независимо от того, что они знали о ситуации.

И как я должен взять на себя ответственность за это? То, что я сбил её той ночью – это был грёбаный несчастный случай, но если я позволю её пройти через её план, всё будет совсем по-другому.

Блядь, я просто обязан сохранить ей жизнь.

Я не смогу жить, с её жизнью на совести. Я заслуживаю лучшего, чем это.

Мои глаза наткнулись на мусорную корзину, и скомканный лист бумаги, который я положил сверху.

Достав бумагу, я развернул её и попытался выровнять. Блядь, я уже знал, что это было, и знал, что это дерьмо лежало в мусоре. Но, так или иначе, я продолжал разглаживать его.

Это был рисунок, который я нарисовал не думая – рисунок лица Свон. Мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность, хотя на самом деле это было всего лишь пару недель назад.

Недели.

Прошли недели после аварии. А мне казалось, что дни. А может быть и годы.

Целая жизнь.

Плюхнувшись на чёрный кожаный диван у окна, я стал рассматривать рисунок. Теперь, проведя столько времени со Свон, я понимал, что рисунок, как ни смотри, был неправильным – и в то же время очень правильным. Это была Свон. Не Гусыня.

Я вздохнул, аккуратно его сложил, и положил рядом с собой на диване.

Я не собирался выбрасывать это дерьмо. Я должен иметь его в качестве напоминания о том, насколько она изменила мою жизнь, и сколько в ней по-прежнему власти, чтобы испортить её ещё больше. Я должен постоянно напоминать себе. И дело тут не в ней, дело во мне.

Я посмотрел на свёрнутый лист бумаги и нахмурился.

Ты до сих пор всё отрицаешь, ублюдок.

Фыркнув, я закатил глаза, затем встал с дивана, и вместо этого подошёл к своему синтезатору.

Отрицание. Ответственность. Идиот.

Всё это просто слова. И блядь, они ничего не значат для меня. Они нихера не значат для меня. Что было, то было, и это ничего для меня не значит.

Я позволил своим рукам парить над клавишами, двигая их медленно, но не касаясь. Музыка покинула меня точно так же как и всё остальное. Блядь, у меня ничего не осталось. Единственное постоянное, вернее, постоянный человек в моей жизни, это Свон, да и она собиралась остаться в прошлом. У неё был срок годности, и её дни были чертовски сочтены.

Я опустил свои руки на колени, наклонился вперёд и ударился лбом о клавиши.

Синтезатор не был подключён, так что никаких искажённый звуков не прозвучало. Только низкий глухой стук.

Думаю, сейчас, если в двух словах, моя грёбаная жизнь была именно такой; глухой звук без смысла и цели.

Возможно, мне стоит договориться со Свон, я бы мог убить её, а потом убить себя. Всё равно я буду её убийцей, а в таком случае я мог бы избавить её от хлопот и убить сам.

— Ебааать! – застонал я, и снова ударился лбом об клавиши.

Теперь я даже не стал выпрямляться. Я позволил своему лбу лежать на клавишах, и чувствовал, что моё сердце бьётся в ушах как грёбаный барабан.

Я пообещал себе, что никогда не сдвинусь с этого места. Если я останусь в таком положении на всю оставшуюся жизнь, то возможно смогу вернуть то, что было. Если я останусь тут, то всё будет прекрасно.

Если ты останешься тут, Свон умрёт. У тебя просто замечательный план, чувак.

Ну и что, если Свон умрёт? Что изменится для меня? Она птица. Гусыня. Долбаная индюшка ко дню Благодарения. Блядь, и она ничего для меня не значит.

Да, если это правда... тогда зачем ты продолжаешь возвращаться к ней? Почему её окно оказалось единственным местом, куда ты смог пойти, когда начался настоящий ад?

Блядь, да потому что я схожу с ума. Именно поэтому.

Я не знаю, как долго я сидел словно жалкий, глупый идиот, но в какой-то момент перебрался на свою кровать и отключился. Я не просыпался до полудня. Солнечный свет проник в комнату через большое окно и начал дразнить меня своей яркостью. Схватив подушку и положив её на своё лицо, я попытался избавиться от света. Именно тогда я понял, что должно быть стук в дверь разбудил меня, потому что он снова повторился.

— Милый, ты проснулся? Ты голоден? Я приготовила обед, – тихо сказала мама из-за двери.

— Да пошла ты, – пробормотал я, но мой голос был слишком тих, так как был приглушён подушкой.

— Милый, ты должен поесть, и твой отец и я очень хотели бы поговорить с тобой, – продолжила она, так и не получив ответа. Это разозлило меня, и я отбросил подушку в сторону.

— УХОДИ! Я буду говорить с вами тогда, когда захочу, а сейчас, блядь, я просто хочу чтобы меня оставили в покое. Это слишком много, чтобы попросить? – закричал я.

— Эдвард, почему ты всё так усложняешь? – вздохнула она.

Я так и не ответил на это. Я слышал, как она ещё раз вздохнула, и ушла. Её шаги приглушил ковёр в прихожей, и вскоре я не мог услышать её вообще. Блядь, она даже не пыталась. Почему она не пришла, не положила руки мне на плечи, и немного не встряхнула меня? Почему она так быстро и легко сдалась?

Я снова остался один.

В точности, как и должно было быть.

Несколько часов спустя я так чертовски проголодался, что было почти больно. У меня не было другого выбора, кроме как спуститься вниз, и взять что-нибудь поесть. Я спустился до самого конца лестницы, и услышал, как мои родители разговаривали в гостиной.

—...не знаю, Карлайл, на самом деле я думаю, что Чикаго сейчас не самый лучший выбор, – тихо сопротивлялась мама.

— Я говорил об этом с Аро, и он знает, что в Чикаго очень хорошо лечатся такие вещи... Эдварду там помогут, и он выздоровеет. Разве ты не этого хочешь? – ответил отец.

— Я не хочу отправлять его далеко. Почему ему не могут помочь здесь? Он не сумасшедший. Он просто переживает тяжёлый период в жизни, – спорила мама, и её голос дрожал.

— Это не просто жизненный период. Он нуждается в помощи. Я, так же как и ты, не хочу отсылать его, но на данный момент, похоже, это единственное, что мы можем сделать, чтобы помочь ему. Это может оказаться полезным для него, если он будет лечиться вдали от дома. Он сможет убежать от всего, что напоминает ему о том, что произошло.

— НЕТ! Ты не отошлешь моего сына, Карлайл. И мне всё равно, ускорит ли это его выздоровление или нет. Мне нужен мой сын, и он нуждается во мне. Я не могу отказаться от него. Я просто не могу. Он не поедет в Чикаго. Это больше не обсуждается.

— Пожалуйста, дорогая, будь благоразумной... – просил папа.

— Благоразумной? Я мать, и я благоразумна. Разве вчерашняя сцена осталась для тебя незамеченной? Эдвард разваливается, Карлайл, и если его сейчас отправить, то это ему не поможет. Это разорвёт его на части! Если ты отправишь его, то я поеду с ним. Мы его семья, и мы не откажемся от него! – мама плакала. Её голос дрожал и обрывал слова.

— Мы не отказываемся от него, если отправляем в Чи...

— Нет, Карлайл! Мы никуда его не отправим. Мы семья, и пройдём через всё это как семья. Почему бы тебе не сделать шаг назад, перестать быть врачом, и на этот раз подумать как отец, – сказала мама сердито.

— Я отец, и я стараюсь поступать правильно, – отлично, теперь и папа был раздражён и сердит.

— Нет, ты врач. Ты думаешь, как врач, и говоришь, как врач. Ты вообще не думаешь как отец. Мы не посылаем нашего сына в Чикаго. Разговор окончен.

К этому моменту я вошёл в гостиную. Небрежно прислонившись к дверной раме, я стал ждать, когда они заметят меня. Они стояли у окна. Папа скрестил руки на груди, немного наклонился вперёд и уставился на мою мать. Мама держала одну руку на бедре, а другой вытирала слёзы. Они были слишком заняты, застряв в своём пузыре, и не замечали меня.

Я откашлялся, и они оба повернули головы ко мне.

— О, милый, – прохрипела мама, и сразу же подошла ко мне. Я покачал головой, и это был мой молчаливый намёк, чтобы она, блядь, не смела прикасаться ко мне. Она нахмурилась и остановилась в нескольких шагах от меня. – Как ты себя чувствуешь? Ты голоден? Я как раз собиралась приготовить обед. Может, ты хочешь что-нибудь особенное?

— А как насчёт Чикагской пиццы? – фыркнул я. Мама повернула голову, впилась в отца взглядом, и это удивило меня. Она никогда не смотрела на него так. Они даже никогда не спорили.

Пока ты не решил, что это хорошая идея, убить индюшку...

От этой мысли я автоматически вздрогнул, и это движение не осталось незамеченным для моих родителей.

— Ты в порядке, сынок? – спросил отец.

— Я не знаю, ты мне скажи, – ответил я холодно. – Почему бы тебе не позвонить людям в Чикаго и не спросить их, что они думают по этому поводу? А? Ведь я сумасшедший и всё такое.

— Не будь смешным, Эдвард, ты не сошёл с ума. Ты просто переживаешь что-то, – сказала мама и протянула свою руку. – Пойдём, я покормлю тебя.

— Мы всё ещё не поговорили об этом, – сказал отец, не сходя со своего места у окна.

— Нет, Карлайл, мы поговорили. Я твёрдо стою на своём решении, – ответила мама таким тоном, что он не посмел перечить ей. Он неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал.

Я пошёл за мамой на кухню. Я сел за стол, а она начала что-то готовить для меня. Я наблюдал, как она плавно передвигалась по кухне. Иногда она была такой… мамой. Она всегда выглядела очень домашней на кухне.

Мне было интересно, какой была мама Свон на кухне? Неужели она также готовила и для убийц?

Или она сама убийца?

— Где ты был? – спросила мама, поставила стакан воды передо мной, и снова начала готовить. Я сделал глоток воды, поставил стакан, и стал держать его между своими ладонями. Опустив взгляд, я фыркнул.

— Нигде, – пробормотал я.

— Тебя не было всю ночь, – мягко возразила она. – Как ты добрался домой? Куда ты ходил? Мы с отцом вернулись к полуночи... а тебя здесь нет... где ты был? – она поставила передо мной тарелку с двумя бутербродами, и я не колеблясь, схватил один и забил свой рот. Она села рядом со мной и положила руку мне на плечо. Я скинул её с себя, и она глубоко вздохнула. По крайней мере, она больше не пыталась трогать меня. – Где ты был? – снова спросила она.

— Неважно, – пробормотал я с набитым ртом.

— Твой отец упоминал, что на прошлой неделе, ты оставался у девушки... ты ходил к ней? – спросила она.

Я мог ответить на этот вопрос и не попасться. Простого "да" было бы достаточно, потому что это была правда. Но по какой-то причине я не мог даже кивнуть.

— Эдвард, милый, ты не можешь так закрываться от людей. Ты должен впустить кого-то, – умоляла она. Из-за её отчаянного тона что-то щёлкнуло во мне, и я повернулся, чтобы впиться в неё взглядом. От враждебности в моих глазах она вздрогнула, но я понял, что мне было плевать.

— Впустить кого-то? – усмехнулся я. – И как, чёрт возьми, я должен сделать это, когда, блядь, все отказываются слушать меня? Мой брат думает, что я грёбаный бессердечный ублюдок. Мои друзья повернулись ко мне спиной, мой отец решил, что я, блядь, сошёл с ума и больше заботится о чужом человеке, чем обо мне, а ты... ты... – я жестом показал в её сторону, пытаясь придумать, что, блядь, было с ней не так, но так и не смог этого сделать.

— А я? – повторила она тихо с грустной улыбкой на лице. – Что сделала я, Эдвард? Что я сделала, что ты не можешь впустить меня и позволить помочь тебе?

— Ничего, – сказал я монотонным голосом, и отодвинул обратно свой стул. –Ебать, ты не сделала ничего, и именно поэтому я не могу тебя впустить.

Её глаза сразу же заблестели, и это просто взбесило меня. Что, чёрт возьми, такое с женщинами, и почему они всё время плачут?

Свон не плачет...

От этой мысли я замер. Как, чёрт возьми, я не замечал этого раньше? Тысячи раз Свон была на грани слёз, но фактически никогда не пролила ни одной грёбаной слезинки. Что, чёрт возьми, с этим не так?

Я вытряхнул эти мысли из головы, встал со стула, схватил оставшийся бутерброд с тарелки и направился к выходу.

— Эдвард, я не знаю, где ты был этой ночью... но ты пошёл куда-то, и вероятно, к кому-то. Я знаю тебя, ты не пошёл бы к кому-нибудь в том состоянии, в котором ты был после вчерашней вечеринки. Это должен быть кто-то, кому ты доверяешь... – тихо сказала она.

Я остановился как вкопанный. Доверие.

— Береги это, Эдвард. Если ты пошёл к кому-то вчера ночью, это значит, что уже кого-то впустил. Глубже, чем кого либо. Не отказывайся от этого.

Я фыркнул, вышел из кухни и вернулся в свою комнату.

Чёрт возьми, что она знает? Она ничего не знает. Блядь, она даже не знает меня.

Ты уже пустил кого-то...

Я не мог в это поверить. Я отказывался верить, что из всех людей, я впустил к себе Свон. Особенно, учитывая её план.

Добравшись до своей комнаты, я схватил DVD-диск, и даже не глядя, что это было, вставил его в DVD-плеер. Мне нужно чёртово отвлечение. Хоть на какое-то время мне нужно вытащить этот ад из своей головы.

Я лёг в свою кровать, и даже не заметил, как начался фильм. Я смотрел в пространство, как идиот. Как это ни парадоксально, на самом деле. Я был слишком отвлечён, чтобы оценить отвлечение от того, что я нуждался в отвлечении.

Когда я, наконец, начал обращать какое-то внимание – уже начались конечные титры. Я взял пульт, выключил телевизор и встал с постели. Схватив свою куртку, которая лежала в углу кровати, я вышел из комнаты.

Я спустился вниз, и даже не коснулся ручки двери, как раздался голос.

— Куда ты идёшь? – крикнул папа из гостиной. Я повернул голову и увидел его, сидящего в своём любимом кресле – оттуда он прекрасно видел весь зал и лестницу.

— На выход, – пробормотал я, и открыл входную дверь.

— Хочешь, я отвезу тебя куда-нибудь? – предложил он, не вставая.

Я фыркнул в ответ, вышел, и позволил двери захлопнуться за мной.

Какое-то время я бесцельно прогуливался. Я пошёл в парк, где когда-то в детстве играл со своими друзьями. Я вспомнил как вместе с Эмом и Джаспером кидался песком в Элис и Роуз, и им, по меньшей мере, это не нравилось. А потом я пошёл в школу. Я сел на открытую трибуну футбольного поля. Наклонившись вперёд, я уставился в пустоту перед собой. Мой ум атаковали все "премудрости", которые люди бросали в меня.

Береги это, Эдвард...

Так что, теперь я должен беречь то, что у меня было со Свон? В каком грёбаном мире это имело смысл? Я громко застонал, и звук эхом разнёсся по пустому полю.

Я откинулся назад, и глазами, полными боли, посмотрел вокруг.

Хорошо. Я собирался сберечь то, что было у меня со Свон. Я собирался взять на себя ответственность. И я собирался держать Свон живой. Достаточно просто, не так ли?

Посмотрев на часы, я закатил глаза. Прошло уже несколько часов после того, как я ушёл из дома. Возможно, мой отец прав, и я действительно схожу с ума. Я потерял счёт времени. Помутнение в моей собственной голове. Я не в состоянии постигнуть реальность.

Может, я должен пойти к Свон... она явно сошла с ума, и я тоже был безумен. Возможно, блядь, мы сможем сходить с ума вместе?

Понадобилась вечность, чтобы дойти до дома Свон из школы – в основном потому, что я умудрился заблудиться. Но наконец, я сделал это, как раз вовремя. Была полночь. Если вы заметили, это было наше проклятое время суток. Мы всегда встречались ночью. Блядь, это было просто идеально.

В доме было темно, как и в тот раз, свет шёл только от крыльца, и я воспринял это как знак того, что на самом деле я пришёл чертовски вовремя.

Я обошёл вокруг дома и подошёл к окну новой комнаты Свон. Я увидел, что она уже спала, и снова на её лице было выражение боли. Её губы шевелились, как будто она что-то бормотала, но я не мог разобрать что.

Я как раз собирался постучать, когда заметил кое-что.

Гвозди.

Несколько гвоздей, прибитых в раму окна, сделали так, что его стало невозможно открыть. Увидев это, в моём животе что-то скрутилось, и неосознанно, я сделал один неуверенный шаг назад.

Блядь, она не шутила, когда сказала, что её окно очень скоро может закрыться. Думаю, я никогда бы и не предположил, что она говорила так буквально. Я никогда не думал, что она на самом деле не пустит меня, да ещё вот так. Хотя, почему я должен удивляться, учитывая то, как я ушёл.

Я снова подошёл к окну и уткнулся лбом в холодное стекло. Я уставился на спящую Свон, как будто это могло её разбудить. Я подумал, что мог бы постучать, но не собирался делать этого. Я позволил ей спать. Гвозди были её знаком для меня. Блядь, я её достал и она покончила со мной, точно так же, как об этом сказал я.

Именно в тот момент я понял, что это было не так. Ничего подобного. Я ещё даже не начинал. Мне нужно было попасть внутрь, и мне блядь, очень нужно было поговорить с ней. Не только для того, чтобы спасти её проклятую жизнь, но чтобы спасти свою. Только так я мог держаться и полностью не сойти с ума, поговорить с кем-то, кто не осуждал меня.

Свон никогда не судила. Она сердилась, и высказывала, когда это было нужно, но она никогда меня не судила. Никогда. И мне чертовски нужно это. Мне было всё равно, была она Гусыней, Индюшкой или грёбаной Чайкой... она была тем, в чём я нуждался, чтобы обрести хоть какой-то мир. И пусть я буду проклят, если позволю этому исчезнуть.

Я коснулся холодного стекла кончиками пальцев и вздохнул.

Думаю, что позволил этому поезду уйти. Я испортил это слишком много раз.

И в этом я не мог винить никого кроме себя. Свон была хрупкой и сломленной, и я должен был лучше понимать это, прежде чем давить на неё, как я это сделал. Я надавил на неё, и слишком сильно разозлился, мне надо было лучше знать, что не стоило этого делать.

— Чёрт, Свон, прости меня, – прошептал я, и от моего дыхания на мгновение затуманилось окно.

Я вздохнул и сделал шаг назад.

Мне только что удалось закрыть единственное окно к своему спасению.

Не было никакой гололедицы, и это дерьмо было полностью на мне. Единственное, что я мог в этом обвинить – чёрную дыру в моём теле, там, где должно биться моё сердце.

Я еле волочил ноги, когда возвращался домой. Блядь, мне было так чертовски плохо.

Дата добавления: 2015-08-05