Эдвард Каллен POV. Когда я ехал на велосипеде, ветер бил мне в лицо

Когда я ехал на велосипеде, ветер бил мне в лицо. Я не спешил вообще. Фактически я просто занимал своё чёртово время, но всё же морозный воздух, типичный для утреннего Форкса, пощечиной бил меня по лицу. Я подумал, что заслужил это за то, что был таким идиотом. О чем, чёрт возьми, я думал, когда решил пойти в больницу, чтобы увидеть её?

Блядь, что хорошего могло из этого выйти?

Ничего, как оказывается. Ничего.

Я понятия не имел, о чём думал, когда сказал ей, что изменился, но просто уверен, что был тогда не в своём уме. Я никогда не думал, что это со мной случится, и тем более, не перед ней.

Она сказала мне, что это хорошо. Это хорошо, что я изменился. Это хорошо, что я был не постоянным. Ебать, я изменился, и это чертовски хорошо. Разве это не замечательно?

Блядь, я даже не понимал, что происходит, пока она не вернула меня к реальности, спросив который час. Тогда я понял, что это грёбаные четыре утра, и я нахожусь в больничной палате Гусыни. Я понял, что на самом деле взял свой велосипед и поехал в мороз, чтобы просто увидеть её.

Ебать, что всё это значило?

Быстро опомнившись я решил избавиться от этого дерьма. Я сделал эмоциональный шаг назад и попытался отстраниться от неё, но это оказалось невозможным. Она продолжала смотреть на меня с таким пониманием в глазах, как будто знала что-то, вот только не думаю, что она сама осознавала это.

Она взяла меня за яйца; теперь она могла использовать мой случайный срыв как оружие против меня. Не думаю, что она поняла, на какую золотую жилу наткнулась. С другой стороны, может, это не столько оружие, сколько просто неудобно для меня.

Если Свон решит рассказать людям о моём срыве, блядь, кто поверит ей? Люди, которым она бы могла рассказать это, зададут себе тот же самый вопрос, который задавал себе я, когда ехал по морозу.

Блядь, с чего бы это, чёрт возьми, грёбаный Эдвард Каллен посетил Гусыню Изабеллу в больнице в четыре часа утра?

Это понимание в её глазах разозлило меня в конец. Она не могла смотреть так, как будто знала меня. Я снова и снова называл её сумасшедшей, только чтобы дать ей понять, что у неё ничего не было на меня. Это она была сумасшедшая. Не я.

Её шрамы сказали мне это.

блядь, откуда они у неё появились? Она странно защищалась, говоря мне, что это не имеет никакого значения, хотя я видел, что это не так. Посмотрев через плечо, я сказал глупую шутку об индейке на День благодарения. Шутка чуть не застряла в горле, когда я взглянул на её лицо.

На её лице не было ничего, кроме неприкрытого ужаса и страха.

Ужас и страх, и всё это было связано с её шрамами. Мне было ужасно интересно, были ли шрамы где-то ещё, или руки были единственными частями тела, которые так изуродованы?

Да, придурок. Её нога. Забыл?

Пошёл на хуй.

Нога была моим творением; это не имело ничего общего со шрамами на её руках.

Она попросила меня уйти. Наверно, я должен был, но конечно, я этого не сделал. Будучи идиотом, каким я был, я должен был остаться и подоставать её ещё немного. Я продолжал давить на неё, хоть и знал, что это не моё собачье дело – она это ясно дала понять – и таким образом нас спалила медсестра ночной смены. Хотя медсестра не была проблемой, так как она была просто ослеплена моим обаянием и пообещала никому не сообщать о моём визите, но я всё равно почти сразу же ушёл.

Меня не удивило, что медсестра не вылила на меня все дерьмо за то, что я был там, но меня удивило то, что Свон действительно пыталась придумать что-нибудь, чтобы помочь мне. Видимо, я ввел её в шок, сказав, что я её проклятый парень. Свон стала смотреть на меня так, как будто у меня выросла вторая голова. Потрясение в её глазах смешалось с чем-то подобным... отвращению. Она чувствовала отвращение к простому упоминанию того, что я был её парнем. Неужели я настолько ей противен?

Грёбаная пингвиниха, ты даже не знала бы, что со мной делать.

Я вытряхнул эти мысли из своей головы, затем повернулся и стал подниматься по дороге к нашему дому. Не знаю, почему я чувствовал себя таким обиженным от этой мысли. Разве мне не все равно, о чём она думала? Кроме того, с чего бы она хотела быть вместе с парнем, который изувечил её и сделал калекой на всю оставшуюся жизнь?

Я снова покачал головой и застонал про себя.

Что, чёрт возьми, я делал? Я на самом деле пытался оправдать себя из-за того, что Свон чувствовала отвращение при мысли, что я был её парнем? В самом деле? Видимо, я сильнее пострадал от лишения сна, чем думал. Я явно сходил с ума, и выбрал самое худшее место для того, чтобы это произошло.

Чёртова Гусыня.

Я доехал до дома и шёпотом выругался, когда увидел, что в гостиной и на кухне горит свет. Когда я ударил по тормозам, гравий отозвался эхом словно выстрелы. Я снова выругался. Вероятно, это казалось громким не только для меня, потому я не хотел быть пойманным.

Я слез с велосипеда, прислонил его к стене гаража, и попытался успокоиться. Пройдя через гараж, я могу спокойно добраться до лестницы, и у меня не будет необходимости проходить через кухню, где наверняка были мои родители.

Я не знал, почему я так боялся быть пойманным. Не похоже, что от этого у меня могли быть большие неприятности. Что они могут сделать, забрать мою машину? Ну, слишком поздно, я уже позаботился об этом сам. Или они собираются оставить меня на мели? Да, но именно сейчас, не похоже, что это наказание для меня. Кроме того, мы говорим о моих родителях – они не знали ничего о наказании своих детей. Мне сходил с рук запах алкоголя и травки. Так почему они вдруг должны быть взволнованы тем, что я вернулся поздно ночью? Это не первый раз, когда я, спотыкаясь, возвращался домой почти в пять утра, хотя возможно, делая это, я впервые был трезв.

Несмотря на это я тихо, как ниндзя пробирался к лестнице. Я был почти на виду. Я знал – всё, что мне нужно сделать, это подняться по лестнице, и блядь, всё будет прекрасно. Я сделал шаг вперёд, потом ещё, ещё... чёрт.

Пока не стало слишком поздно, я даже не вспомнил о скрипящей ступеньке. Она скрипнула и я тщетно надеялся, что этого никто не заметил. Если кто-нибудь услышал, может они подумали, что это просто оседание дома или ещё какое дерьмо?

Господи, Каллен, ты параноик?

Я закрыл глаза и попытался спокойно дышать через нос. Если то, что произошло в больнице меня сломало, то я не хочу знать, что, чёрт возьми, со мной случится, когда я войду в свою комнату. Внутри меня что-то дрожало. Я пытался понять это, но чем больше старался определить это чувство, тем хуже оно становилось. Это было больше чем просто страх, что меня поймают, это было что-то совершенно другое. Что-то, что я не понимал.

— Добро пожаловать домой, сын. Ты не хочешь рассказать нам, где ты провёл последние несколько часов? – раздался голос папы, и открыв глаза, я понял, что по-прежнему стою на предпоследней ступеньке. Застонав и медленно повернув голову, я встретился взглядом со своим отцом.

Он стоял, небрежно облокотившись к дверному косяку гостиной, с чашкой дымящегося кофе в руках. Я знал своего отца, и такое поведение было всего лишь грёбаной инсценировкой. Он был зол; мне сказали об этом блеск в его глазах и беспокойное подергивание мизинца на руке, держащей чашку.

— Я просто решил немного подышать свежим воздухом, а что? Мне больше не разрешено выходить на улицу? – спросил я, но это было больше похоже на хриплый шёпот.

— Наслаждаешься пейзажем, пока можешь, не так ли? – сказал он и отхлебнул кофе. – Уверен, что в Чикаго тоже есть на что посмотреть.

От его слов моё итак застывшее тело стало ещё более застывшим. Чикаго. Каким-то образом мне удалось забыть об этом дерьме. Думаю, мои родители всё-таки знали, как наказывать своих детей; просто они не показывали это так часто. Но Чикаго, серьёзно? Это даже не наказание. Это смертный приговор.

— Я не поеду в Чикаго, – возразил я, без каких-либо эмоций в голосе. Я просто констатировал факт.

— Если ты будешь игнорировать правила в этом доме, а также, если суд примет решение не в твою пользу, то нравится тебе это или нет, переезд в Чикаго станет для тебя реальностью, – ответил он спокойно. – У тебя ещё есть шанс всё исправить и первым твоим шагом может быть то, что ты скажешь мне, где был и кого видел, – не на секунду не отводя от меня своего взгляда, он сделал ещё один глоток. Я ещё раз глубоко вздохнул и медленно выдохнул через нос. Ебать, не было никаких шансов, что я собирался сказать ему правду о том, где я был. Я даже не мог признаться в этом самому себе, не говоря уже о том, чтобы рассказать об этом кому то ещё.

— Я не мог уснуть, поэтому решил, блядь, немного проехаться на своём ёбаном велосипеде, чтобы очистить свою ёбаную голову. Я не видел никого важного, понятно? – я почти хотел поаплодировать себе. В моём ответе не было никакой лжи. Всё было правдой. Да, я видел Свон – но она ничего не значила.

Тем не менее, тебя взбесило, когда Свон стала утверждать, что она не важна, и что она просто пустое место...

Да пошёл ты.

Папа сделал ещё один глоток и глубоко вздохнул.

— Если бы я получал про центу каждый раз, когда ты сказал матерное слово, я был бы очень богатым человеком, – сказал он торжественно.

— Ты итак очень богатый человек, – фыркнул я.

— Не сравнить с тем, чего бы я хотел, – ответил он со вздохом. – Иди, вымой рот с мылом и немного отдохни. В девять мы должны быть в участке. Ты должен вести себя наилучшим образом, понятно?

Я фыркнул.

— Блядь, это что, такое большое дело, выдвинуть запретительный судебный приказ против меня? – спросил я, хотя что-то в моём животе сказало мне, что это будет чертовски большим делом, но по причинам, в которых я не признался бы даже сам себе.

— Тебе придётся сменить школу. Ты не сможешь свободно перемещаться. Если Изабелла появится где-нибудь, ты должен будешь немедленно уехать, даже если ты приехал туда первым... звучит не так приятно, правда? – ответил он. – Ты даже не имеешь права сесть на тот же автобус, на котором едет она. Твоя свобода будет ограничена настолько, насколько она будет в этом заинтересована.

— Это дерьмо не имеет никакого значения, в любом случае, ты собираешься отправить мою задницу в Чикаго, – огрызнулся я. Он поджал губы и покачал головой.

— Всё зависит от того, как ты будешь вести себя сегодня. Одно неправильное слово, и ты можешь собирать свои вещи. Ты проведёшь остаток учебного года в Чикаго, – ответил он сурово.

— Ух ты, папа, ты на самом деле любишь своего гребаного сына, – ответил я саркастически. – Тебе легче отослать мою задницу, чем найти решение этой чёртовой проблемы, да? Ты не меня высылаешь, а избавляешься от проблемы. Действительно, это прекрасный способ воспитания.

— Я имею дело с проблемой, сын, – ответил он таким спокойным тоном, который как он знал, сводил меня с ума. – Ты слишком занят, сосредотачиваясь на самом себе, и не видишь дальше...

— Да пошёл ты, – огрызнулся я, эффектно прерывая его. – Не говори мне о моём внимании, потому что твоё совсем не там, где должно быть. Ты потратил столько грёбаного времени, заботясь о Свон, как будто она твоя дочь или ещё какое дерьмо. Но это не так! – теперь я кричал. На последнем заявлении я в отчаянном жесте вскинул руки и папа нахмурившись, посмотрел на меня.

— Я советую тебе не говорить о тех вещах, о которых ты ничего не знаешь, – сказал он, с трудом сдерживая в голосе раздражение.

— Что? Ты хочешь сказать, что она твоя дочь? – ответил я с сарказмом, и он фыркнул.

— Я очень хорошо знаю, что она не моя дочь, спасибо.

— Тогда какого чёрта ты потратил больше времени на уход за ней, чем на свою чёртову семью? Ты предпочёл какую-то случайную незнакомку своей собственной чёртовой плоти и крови! – я кричал и чувствовал, как стучало сердце у меня в ушах. Я довёл себя до точки; всё моё тело дрожало от гнева и накопившегося разочарования.

Отсутствие сна на самом деле не помогло мне сейчас с моим настроением. Я знал, что мне нужно просто заткнуться, мать твою, и идти в постель, но слова продолжали литься из меня. Я не мог остановиться, даже если бы захотел.

Блядь, нервный срыв номер два...

Чёрт, я даже не успел попасть в свою комнату, прежде чем это произошло.

— Ты заботишься о ней больше, чем обо мне. Блядь, ты готов отправить меня подальше, потому что думаешь, что этим защитишь её от своего чудовищного сына. Ты говоришь об этом, видя только общую картину... но ебать... папа, открой свои грёбаные глаза, твоя общая картина, это неправильная картина! – мой голос начал странно звучать в моих собственных ушах, и с каждым словом, которые срывались с моих губ, стук сердца становился громче.

Папа поставил свою чашку на соседний журнальный столик и подошёл ко мне. Он поднял руку. На долю секунды я подумал, что он собирается ударить меня, но он положил её мне на плечо и посмотрел прямо в глаза.

— Дыши, Эдвард, дыши. Сделай медленный вдох через нос и выдохни через рот... медленно... Эдвард, ты меня слышишь? Ты слышишь меня?

Я странно посмотрел на него, не понимая, какого чёрта он вдруг так обеспокоился моим дыханием, и затем понял, что мне чертовски не хватало воздуха.

Блядь, и я ничего не мог с этим сделать.

— Эдвард, послушай меня, если ты не возьмёшь себя в руки, то потеряешь сознание, – сказал он с тревогой в голосе. – Эсме! Принеси мне небольшой бумажный пакет! – крикнул он.

— Мне... не нужен... грёбаный... бумажный... пакет... – мне удалось прохрипеть, когда я пытался восстановить своё дыхание; но легче сказать, чем это сделать. Моё горло скрутилось в узел, и я не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Как будто что-то тяжёлое давило мне на грудь, и казалось, что ещё чуть-чуть, и это меня раздавит. Ноги ослабли, и оставалось всего несколько секунд до того, как я бы рухнул на лестнице.

Папа помог мне опуститься и сесть, а мама выбежала из кухни и протянула отцу пакет. Когда он попытался заставить меня дышать через пакет, я оттолкнул его. Наклонившись вперёд, я спрятал лицо в руках, опёрся локтями о колени, и наконец-то, справился со своим дыханием.

Без грёбаного бумажного пакета, спасибо вам большое.

— Что происходит? Он в порядке? – спросила мама, её голос звенел от страха и беспокойства.

Моё дыхание стало прерывистым, но я мог его контролировать. Я больше не задыхался.

Я слишком устал, чтобы дышать вообще.

— Эдвард только что перенёс лёгкий приступ тревоги, – заявил папа без тени сомнения. Утешая, он гладил меня по спине, но его прикосновения меня просто бесили. Я не грёбаный ребёнок, которого надо обнять и пожалеть после того, как он разбил коленку. Ебать это.

Я оттолкнул его от себя и встал. Ноги подогнулись подо мной и, стараясь не упасть, я ухватился за перила.

— Может, будет лучше, если ты сегодня останешься дома. Тебе не обязательно идти с нами в участок, – предложила мама слабым голосом.

— Прекрасно, – ответил я хрипло, затем повернулся и начал подниматься по лестнице.

— Нет, ты пойдёшь с нами, – сказал отец. – Шеф хочет видеть тебя, и ты постараешься убедить его в том, что он не должен выдвигать против тебя запретительный приказ.

Я фыркнул, и продолжил подниматься по лестнице.

— Ты всё равно заставишь меня уехать... держу пари, ты даже попытаешься удочерить Свон, потому что так сильно её любишь... и почему бы тебе не отдать ей мою комнату, пока меня не будет? Она будет тебе дочерью, которой у тебя никогда не было... ты даже можешь изменить ей имя на Эдвина, – бормотал я себе под нос, пока поднимался по лестнице. Я не знал, слышали ли они это, потому что не задержался там, чтобы это узнать, да и в любом случае, это не мело никакого значения.

Я поднялся в свою комнату на третьем этаже и рухнул на кровать. Я был чертовски опустошён, и всё же мысли в голове не давали мне покоя, заставляли задуматься обо всём, как будто у меня не было больше на это времени.

У меня только что был грёбаный приступ тревоги перед моими родителями, и это только час спустя после того, как у меня был срыв перед Свон. Что, чёрт возьми, происходит со мной?

Я не знаю, почему я так отреагировал. Почему я высказал всё это дерьмо о плоти и крови, и то, что я не так важен как Свон? Конечно, для своих родителей я значил больше, чем случайный незнакомец – в данном случае Свон. Это было настолько очевидным, что не надо было говорить об этом вслух. Так было всегда. Это факт. В конце концов, это мои родители. Но эти глупые слова всё равно выскочили из меня, и из-за этого я выглядел наверно, как грёбаная девушка.

Эмоциональный срыв? Проверьте.

Я не был чувствительным. Чувства были не для меня. Единственное чувство, с которым я справлялся, и оно мне даже нравилось, если уж на то пошло, была похоть. Мне не нужно было больше чувств, только это. Ах да, случайные вспышки гнева, это тоже в порядке, и я думаю, к этому можно причислить радостное чувство, когда ты по какому-то поводу смеёшься над другими людьми.

Вот почему всё это было чертовски тревожно; все мои внутренности переворачивались от смятения чувств, и я не понимал и половины из них.

Любовь не была одним из тех чувств, которыми я был доволен. Вероятно, это потому, что это было чертовски чуждо мне. Я никогда не был влюблён, поэтому ничего не знал об этом. Да, конечно, я любил свою семью и друзей... но такая любовь была дана всем. Члены твоей семьи могут испортить всё, что можно, но ты всё равно будешь их любить. Они были постоянными. Ты ничего не мог с этим поделать. Но настоящая любовь, романтическая любовь... ебать, это совсем другое. Настоящая любовь не постоянна.

Постоянство.

Свон.

— Это значит, что люди всё время по непонятной причине меняются. То они любят тебя, то наносят удар. То ненавидят, то хотят помочь... но ты, Эдвард... ты всё такой же… Приятно иметь что-то постоянное, чтобы держаться... именно постоянство в жизни помогает не сойти с ума. Ты не позволил аварии изменить себя, и думаю, что это хорошо.

Она ошибалась. И я был неправ. Блядь, мы оба были неправы.

Блядь, никто не был постоянным. Никто в мировой истории не был постоянным. Никто не просыпался утром таким же человеком, каким он был, когда заснул. Все мы что-то испытываем, что меняет нас совсем немного, а затем это объединяется и становиться чем-то большим. Небольшие изменения приближаются к тебе, и когда ты это понимаешь, уже слишком поздно, и нельзя ничего исправить.

Однажды, глядя в зеркало, ты не узнаешь человека, которого там увидишь, и спросишь себя, что случилось и как ты стал таким. У тебя не будет никаких возможностей вернуться туда, где ты был, потому что ты был чертовски слеп во время пути, и даже не понимал, как ты оказался там и почему. Просто ты не был постоянным. Человек не может быть постоянным. Все изменялись, нравится вам это или нет.

И я не был исключением.

Мне не хотелось верить, что именно чувства были виновниками всех этих изменений. Просто посмотрите на Эмметта, он был таким чертовски злобным пока не влюбился в Розали, и после этого, блядь, прямо на глазах, превратился в грёбаную девушку.

Чувства не нужны, если вы хотите оставаться постоянными. Неважно, какими эти чувства были, они всё равно вас изменят. Наличие нервных срывов из-за того, что ты не можешь справиться с этим дерьмом – это вам совсем не нужно, если вы хотите остаться постоянными. Вываливать дерьмо на своих родителей, и выглядеть при этом заброшенным мальчиком – это совсем плохая идея, если вы хотите остаться постоянными.

Чувства хороши только тогда, когда вы можете их контролировать, но большинство из низ были неконтролируемые. Любое из них могло выйти из-под контроля без предупреждения. Даже хорошие, как похоть. Вас может полностью ошеломить это дерьмо, и вы будете думать только о том, в чью киску войдёт ваш член, и чью грудь будут ласкать ваши руки.

Похоть может быть опасным чувством, но далеко не таким опасным как любовь.

Любовь. Ебать это дерьмо. Кому это нужно?

Тебе это нужно, придурок.

Пошёл на хуй.

Кроме того, ты хочешь этого, когда смотришь на своих родителей – ты хочешь испытать то же чувство, что есть у них. Просто ты слишком большой придурок, чтобы попытаться найти это.

Пошёл. На хуй.

Должно быть, в какой-то момент я задремал, потому что проснулся от того, что мама трясла меня за плечо. Я лежал так же, как и тогда, когда немного ранее рухнул на кровать. Она робко улыбнулась мне, а я попытался отойти от своего сна.

— Через двадцать минут мы должны выходить, но у тебя есть время, чтобы немного привести себя в порядок, – тихо сказала она и улыбнулась мне. – И не волнуйся, всё будет хорошо. Пока ты контролируешь себя, нет причин полагать, что это может закончиться как-то иначе.

— А что если он всё равно прикрепит к моей заднице этот запретительный приказ? Что будет тогда? – пробормотал я и сел.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, но ты не должен усугублять своё положение, показывая шефу, насколько красочна твоя речь, – сказал она и посмотрела на меня резким взглядом.

— Где был бы мир без цвета? – спросил я сладко.

— Иди, прими душ, милый, и встретимся внизу, – ответила она с лёгким смешком и прежде чем покинуть комнату, взъерошила мои волосы.

Со стоном поднявшись с кровати, я пошёл в ванную. Я не тратил слишком много времени на душ, просто оставался там столько, сколько нужно было, чтобы разбудить мою жалкую задницу. Перед тем, как спуститься вниз, я переоделся.

Поездка в полицейский участок в лучшем случае была тихой и напряжённой. Я сидел на заднем сиденье папиного "Мерседеса", и с каждым поворотом, который он делал, мой желудок сжимался, хотя отец был осторожным и медленным водителем. Он ехал гораздо ниже предела скорости, но у меня всё ещё было то неприятное ощущение в желудке. Я вцепился в кресло, и был уверен, что следы от моих ногтей навсегда останутся в кожаном сиденье. К счастью для меня, папа, вероятно, никогда этого не заметит.

От того что я так сильно цеплялся за сиденье мои пальцы онемели, и когда мы добрались до участка, мои ноги чувствовали себя словно желе. Мне не нравилось сидеть в машине, если я был не за рулём. У меня не было никакого контроля, и понимая, что может что-то произойти, начинался приступ клаустрофобии. Я не мог сбежать, а моя жизнь находилась в руках того, кто вёл в этот момент автомобиль. Да, папа был потрясающим водителем, и всё такое, но это не значит, что когда он за рулём, мне нравилось сидеть рядом с ним в машине.

Я следовал за своими родителями в участок, и какой-то молодой стажёр проводил нас в небольшой офис. Дверь, на которой было написано имя "шеф Свон", была приоткрыта, и мы зашли туда. Шеф сидел за своим столом, заваленым бумагами. Большая стопка бумаг была подписана "животные", и я чуть не фыркнул на это. Быть полицейским небольшого города не так уж интересно, так как у них не было здесь реальной работы, нападения животных не в счёт.

Отец и шеф обменялись любезностями и прежде чем перейти к делу поговорили о последнем нападении животных. Как только они это сделали, глаза шефа затуманились, и, не обращая внимания на моего отца, он впился в меня взглядом. Было ясно, что он не шутил. Он собирался защитить свою дочь любой ценой. Мне казалось, что мой отец поступил бы также, если бы они поменялись местами.

Если бы я лежал в больнице, а Свон была за рулём...

Нет, это вряд ли. Если бы Свон вела машину, то она, вероятно, вскоре после этого, из-за чувства вины покончила бы с собой. Не думаю, что она была одной из тех, кто мог бы спокойно жить после этого. Она нашла бы повод обвинить себя, даже если несчастный случай технически не её вина.

— Я повторял это снова и снова; я не хочу, чтобы ваш сын был где-то рядом с моей дочерью. Я не понимаю, почему ему так это трудно понять. За две недели он уже успел поместить мою дочь в больницу два раза. Он опасен и неустойчив, и я хочу, чтобы он не имел с ней ничего общего, – заявил шеф спокойно, но гнев в его голосе был очевиден.

— Да, и я это уважаю. Вот почему я попросил Эдварда держаться от неё подальше и не делать ситуацию ещё хуже, – ответил отец. – Но в том, что произошло вчера, мой сын не виноват.

— Нет? А кто виноват? Разве не ваш второй сын нашёл Эдварда в пустом коридоре, когда он присел возле моей бессознательной дочери? – завалил вопросами шеф.

Папа посмотрел на меня, и я приподнял на него бровь. Папа знал правду; он знал, что я не имел к этому никакого отношения. И Свон и я говорили ему, что я не виноват. Это был момент истины, поддержит ли отец своего сына, или ещё раз предпочтёт кого-то ещё своей плоти и крови?

Он глубоко вздохнул, и посмотрел на шефа.

— Эдвард помогал вашей дочери, после того как её обидел другой ученик. Это просто неудачное совпадение, что он был там, когда это произошло. Любой мог быть на его месте, – ответил отец. Я чувствовал, как лёгкая улыбка тронула уголки моих губ. Может, моя небольшая речь сегодня утром, в конце концов, действительно возымела на него чертово действие. Я не был полным дерьмом, и может он это тоже понял. Впрочем, думаю, мой приступ тревоги повлиял на него не меньше. Папа сделал глубокий вдох и продолжил. – И я хочу попросить, чтобы вы пересмотрели запретительный судебный приказ.

Мама сжала руку отца, которая лежала на подлокотнике кресла, и он посмотрел на неё успокаивающим взглядом. Без сомнения, она была взволнована, и я прекрасно понимал почему, она нервничала из-за меня. В конце концов, я был в шаге от того, что на меня выльют ведро, полное дерьма.

— Есть ли что-нибудь, что Эдвард мог бы сделать, чтобы заставить вас пересмотреть своё решение? – спросила мама мягким и тихим голосом. – Вы же понимаете, какое влияние окажет это на всю его жизнь...

— Да, я очень хорошо знаю об этом, – резко перебил её шеф. – Так же я знаю, как он повлиял на жизнь моей дочери, когда переехал её.

Молчаливое напряжение в комнате, которое последовало за этим, можно было резать ножом. Не думаю, что кто-то из нас ожидал, что он будет настолько чертовски тупым, и будет обвинять меня в том, что я сделал калекой его дочь. Сжав зубы, я попытался мысленно досчитать до десяти, но что толку от этого действия? Я знал, что в любом случае, я собираюсь на него наброситься. Это дерьмо было неправильным Блядь, только то, что она его дочь не давало ему права так говорить об аварии.

— Блядь, я попал в гололёд, и только поэтому потерял грёбаное управление, – прорычал я.

— Осторожнее, мальчик. Прямо сейчас ты идёшь по краю, – ответил он.

— Эдвард, почему бы тебе не пойти и подождать в машине, пока мы не покончим с этим, – сказал мой папа неестественно спокойным голосом, и встретившись с ним взглядом, я мог бы поклясться что видел в них огонь.

О Боже, как он был зол.

С раздражением отодвинув свой стул, я вышел из кабинета и направился к машине. У меня было ощущение, что папа не слишком доволен моей вспышкой, и меня не могло это не волновать.

С разочарованием я пнул камешек и стал наблюдать, как он отскочил от шин соседней патрульной машины.

Черт возьми, о чём он вообще думал?

Да, я сделал калекой его дочь. Он что думает, я не знаю об этом? Почему он должен вдалбливать мне это в голову? Я попал в гололёд. Конец истории. В том, что произошло, не было моей грёбаной вины. Если лично сама Свон не обвиняла меня, то почему это должен делать он?

Почти полчаса я ходил взад и вперёд перед блестящим "Мерседесом" своего отца, пока мои родители, наконец, не вышли. Папа открыл машину, и не сказав ни слова, мы сели в неё. Я пристегнул свой ремень безопасности и стал ждать, когда папа включит зажигание, но он просто сидел, положив руки на руль и не двигался.

— Поздравляю, сын, тебе придётся сменить школу, – заявил он после короткой паузы.

— Мне... что? – спросил я, недоумевая. – Так... что? Ты собираешься отправить меня теперь в Чикаго? Только потому, что я сделал одну чертову ошибку? Блядь, разве это справедливо?

— Закрой рот, – наконец, терпение папы лопнуло, и позволив своему гневу взять вверх, он повернулся и посмотрел на меня. – Не смей так больше говорить со мной, особенно после того, как я только что спас твою задницу. Против тебя не будут выдвигать запретительный судебный приказ. Как насчёт спасибо, а? Он согласился не подавать на тебя иск, но при условии, что ты всё же поменяешь школу. Мы согласились с этим, так как это наименьшее что ты можешь сделать для этой семьи после того, что из-за тебя пережила Изабелла, – я изумлённо уставился на него. Чёрт, я полностью потерял дар речи. – Может, если тебе повезёт, следующей осенью ты сможешь вернуться в свою школу, и закончить выпускной класс со своими друзьями. Мы надеемся, что эта буря утихнет к тому времени. Сейчас ты можешь пойти в школу Порт-Анджелеса или в небольшую школу в Ла-Пуш.

— Что? Ты на самом деле предоставляешь мне выбор? – спросил я недоверчиво.

— Твоя мама, вот кто даёт тебе выбор. Если бы дело касалось меня, то ты был бы на первом самолёте в Чикаго, – ответил он коротко, отвернулся от меня и включил зажигание. Машина взревела к жизни, и вскоре мы направлялись обратно к дому.

Порт-Анджелес или Ла-Пуш. Это и был мой выбор? Может, в конце концов, мне лучше переехать в Чикаго, так как любой вариант был дерьмовым. Если я выберу Порт-Анджелес, то буду вынужден тратить два часа на дорогу и ездить туда-сюда. А если я выберу Ла-Пуш, то помещу свою задницу в маленькую школу со сворой беспородных собак. Это как будто выбирать между тем, чтобы отрезать ногу или руку. В любом случае вам пиздец. Так что из этого лучше? Или есть что-то ещё?

Ебать меня, если я не знал ответ. Не понимаю, какого чёрта мне надо было притворяться, как будто я не знал, какой выбор мне надо сделать. Пусть будут беспородные собаки, но я собирался выбрать Ла-Пуш. Таким образом, мне не нужно каждый день на несколько часов застревать в машине, и если дойдёт до самого худшего, я смогу взять свой велосипед. Ла-Пуш был всего в нескольких милях отсюда, и возможно я смогу извлечь выгоду из физических упражнений.

Да, как будто меня интересовал спорт. Кого я пытаюсь обмануть? Я просто не хотел ездить.

Когда мы приехали домой, я вернулся в кровать и проспал до тех пор, пока не пришло время обеда. Папа ещё не вернулся с работы, и за столом было тихо. Мама много не разговаривала, она была слишком погружена в свои мысли, а Эмметт держал рот на замке, вероятно потому, что ему нечего было сказать кому-то из нас. Он не хотел тревожить маму, так как было очевидно, что она сходила с ума после событий этого дня, и он не разговаривал со мной, потому что всё ещё думал, что я самый большой ублюдок во всём мире.

Но остановив меня после обеда, когда я поднимался по лестнице, он удивил меня.

— Я еду к Джасперу, – сказал он. Я приподнял бровь, а он просто смотрел на меня пустым взглядом. Думаю, это был его грёбаный способ спросить у меня, хотел ли я поехать с ним. А может, это был его грёбаный способ сказать мне, что у нас всё в порядке. Пока что. Я поднялся наверх, взял свою куртку и вышел за Эмметтом на улицу. К дому Джаспера он ехал словно маньяк, и я даже не пытался скрыть своё раздражение по поводу этого. Вцепившись в ручку над дверью, я со злостью смотрел на своего брата. Но, казалось, он этого не замечал, и конечно, ему было плевать. Вероятно, это был его грёбаный способ наказать меня. Наверное, было бы лучше было остаться дома.

Меня не удивило, что когда мы туда добрались, он скрылся в комнате Розали, так что на какое-то время я остался с одним только Джаспером. Хотя я не возражал; после безумной поездки на машине, я был счастлив хоть ненадолго избавиться от Эмметта. Кроме того, Джаспер был спокоен. Он говорил, что он Швейцария, так что я не боялся того, что он начнёт вываливать на меня дерьмо.

Какое-то время мы играли в GTA, и никто из нас ни о чём не говорил; но заметив как он оглядывался и смотрел на меня, у меня появилось чувство, что у него что-то на уме. Но меня доставало не его подглядывание, а то чувство, которое появлялось у меня, когда он это делал. Было что-то странное в том, как он на меня смотрел.

У этого парня были серьёзные вопросы.

— Выкладывай уже, – не отрывая глаз от экрана, я разочарованно вздохнул.

— Сегодня вместе с Элис и Эмметтом я ходил в больницу, – начал он, и перестав сосредотачиваться на игре, я сразу же проиграл. Бросив джойстик, я повернулся к нему.

— Какого хрена? – спросил я, чувствуя больше, чем просто раздражение. – Что, чёрт возьми, случилось, ведь ты сказал, что ты Швейцария?

— Я собирался провести этот день с Элис, но она сначала хотела заскочить в больницу, так что у меня не было другого выбора, кроме как присоединиться к ней и Эмметту... – объяснил он и пожал плечами, словно это и не такое уж великое дело. Ну, было, и было. Подумаешь!

— Ну, разве это не замечательно, – фыркнул я.

— Не будь таким, парень. На самом деле ты должен радоваться, что они это сделали. Думаю, Свон убедила их в одной или в двух вещах... она как адвокат дьявола или ещё какое дерьмо, – он усмехнулся и потряс головой. – Она расстроилась из-за того что Эмметт отказывался поверить в то, что произошло вчера.

— Она... она расстроилась? – повторил я скептически. Мне трудно было в это поверить, и, увидев выражение моего лица, Джаспер снова усмехнулся.

— Ещё как, – ответил он. – Она даже сказала нам, что по её мнению, это хорошо, что ты продолжаешь относиться к ней, как к куче дерьма, потому что именно таким способом ты пытаешься справиться с этой ситуацией. Она сказала что-то о том, что если из-за того что ты высмеиваешь её и делаешь её жизнь несчастной, ты почувствуешь себя лучше, то мы должны позволить тебе делать это. Всё, что не пожелает твоя душа.

Я приподнял бровь и скептически посмотрел на него. Она говорила мне что-то подобное, но меня удивило, что им она тоже это сказала.

— Ты серьёзно? – спросил я после минутного молчания, и он кивнул.

— Да, я тоже не поверил этому. Элис подумала, что она чёртова мазохистка. И я склонен согласиться с ней... ты видел её руки? Она пыталась скрыть их, прижимая к себе, но я видел... у неё там такие шрамы... может она это, мазохистка... только более извращённая, чем мы думаем.

— Может... может это не она... не она нанесла себе эти шрамы, – сказал я не подумав. Джаспер странно посмотрел на меня, и я понял, что теперь у меня не получиться так просто выкрутиться из этого дерьма.

— И откуда, чёрт возьми, ты это знаешь? – спросил он, как я и думал.

Глубо вздохнув и посморев на дверь подвала, я убедился что Эмметт и Розали не собираются появиться здесь, и возвратился к Джасперу. Я немного наклонился вперёд и он скопировал моё движение.

— Когда я вчера был в больнице, то случайно наткнулся на её медицинскую карту. Я был один в кабинете папы, и её карточка лежала у него на столе. Я решил заглянуть и посмотреть, что за дерьмо написано там, и скажу тебе, там было много чего. Серьёзно, её карточка была толстенной, как дерьмо, – рассказывал я приглушённым голосом.

— Да? И там было написано про её шрамы? – спросил он как будто с неохотой, но его любопытство было очевидно.

— Согласно записям моего отца, он думает, что они были нанесены кем-то другим, потому что человеку нереально самому себя так порезать... жутковато, да? – объяснил я.

— Ничего себе, бля, это какой-то пиздец. Эти шрамы были большие, – ответил он с трепетом, и откинулся на спинку дивана.

—Не говори никому об этом, – попросил я.

Некоторое время мы сидели в тишине, позволяя себе немного поразмышлять. Я всё ещё не мог поверить этому. Кто, блядь, мог так порезать человека? Ебать, в этом не было никакого смысла, и я почувствовал небольшое облегчение из-за того, что у меня получилось обсудить с кем-то это дерьмо. Я не мог носить всё это в себе и не иметь возможности поговорить об этом, а Джаспер был для этого достаточно хорош. Джаспер всегда был объективен, и в основном смотрел на всё как бы со стороны. Думаю, он унаследовал эту черту от отца, который служил на флоте.

Джаспер слегка захихикал, и я посмотрел на него.

— Между мной и тобой, братан, – сказал он с ленивой усмешкой, – ты даже близко не такой бессердечный, каким хочешь казаться, и Свон не такая уж невинная и неуверенная Гусыня, как мы все думали... когда ей нужно, эта девушка может постоять за себя.

— Думаешь, я не знаю этого, – фыркнул я спокойно.

— К тому же я никогда не думал, что ты сделал это, – добавил он. Ему не нужно было уточнять. Я знал, что он имел в виду. Я криво улыбнулся и кивнул.

— Да, я знаю, – ответил я.

Потому что я действительно это знал. Эмметт и Джаспер были моими самыми близкими друзьями. Они знали обо всём дерьме, что было во мне. Единственная причина, почему Эмметт так быстро осудил меня, потому что он был зол на меня за то, что я не изменился и не стал после аварии лучшим другом Свон. Джаспер не ожидал от меня такого дерьма. Он всё ещё мог смотреть на эту ситуацию объективно; поэтому никогда бы не подумал, что я могу сделать такую дерьмовую вещь, как толкнуть искалеченную девушку в коридоре. Это дерьмо было ниже меня. Да, я обзывал её и так далее, но я никогда бы не пересёк ту линию, чтобы причинить ей боль физически... нет, я бы никогда этого не сделал.

Я итак причинил ей достаточно боли.

— Ты слышал, что тренера Хантер временно отстранили? – спросил он, немного ошарашив меня тем, что резко сменил тему. Я покачал головой, и он улыбнулся. – Да, эта сука сама напросилась. Роуз рассказала мне, что Анджела Вебер сегодня упала в спортзале и сильно подвернула ногу. После этого нога сильно опухла и прочее... А Хантер просто сказала ей забыть об этом и продолжать заниматься. Видимо, когда Свон впервые, после больницы, вернулась в школу, она также пыталась заставить её наворачивать круги на своих костылях. Роуз решила, что этого достаточно, поэтому сообщила о ней кому надо, и отстранила её сумасшедшую задницу.

— Розали сделала это? – спросил я удивлённый и Джаспер кивнул.

— Да, – сказал он, – может она и сука, но я думаю, что всё-таки у неё есть сердце. Хотя, может, она сделала это в основном по эгоистичным причинам.... Она устала от дерьма Хантер, и именно это заставило её... рассказать об этой садисткой суке. Роуз сказала мне, что подобные ситуации были часто. Она всегда заставляла их заниматься за пределами возможностей, и если они каким-то образом страдали из-за этого, она только ещё больше орала на них. Ебаная сумасшедшая

Я только кивнул, соглашаясь, и удивляясь, что чувствовал гнев из-за всего этого.

Хантер заставила Свон наворачивать круги, когда та только что вернулась из больницы после серьёзной операции, на её чертовски раздавленной ноге? Как, чёрт возьми, она могла работать столько времени, если она вытворяла такое? Я подумал, что делала Свон; она уступила Хантер? Я сомневался в этом. Как она могла? Она едва могла ходить по ровной поверхности черепашьими темпами, и морщилась от боли каждый раз, когда ей приходилось вставать на больную ногу.

Да, я заметил это дерьмо, и что из этого?

— Значит Свон... что ещё она сказала, когда вы видели её? – спросил я небрежно.

— Не очень много. Хотя я думаю, что ей не очень нравятся Элис и Эмметт, – ответил он.

— Да? Почему это?

— Потому что она думает, что это глупо и неправильно, что они уделяют так много внимания ей, а не тебе, и бла-бла-бла... я на самом деле не обращал внимания. Я слышал, как Элис рассказывала мне раньше о том, что говорила Свон. Не думаю, что Свон хочет их видеть рядом с собой, и я не могу винить её в этом... Они относятся к ней так, как будто всегда были её друзьями, и я могу понять, почему это её так бесит. Но мне кажется, они просто не могут понять её намёк, – вздохнул Джаспер.

Я понял, о чём он говорил раньше. Во многих случаях это на самом деле выглядело так, как будто Свон была адвокатом дьявола. Казалось бы, такой девушке, как ей, хотелось бы внимания от самых популярных подростков в школе. Вместо этого она пыталась отстраниться от них, по сути говоря, послать их подальше. Всё это, в основном, для меня – потому что я был их другом, и я был одним из тех, кто нуждался в их внимании и поддержке.

Как может быть кто-то таким чертовски бескорыстным?

С другой стороны, может это не самоотверженность, может это просто глупость. Чёрт, у неё совсем не было чувства самосохранения. Только посмотрите, как она оказалась на середине пустой тёмной дороги, и, не раздумывая выбежала впереди автомобиля, хотя знала, что дорога была скользкой из-за льда. Она не хотела друзей, и по неизвестным мне причинам, была полностью закрыта от внешнего мира. И если у меня есть чувство самосохранения, то я не стану вмешиваться, пытаясь понять, что, чёрт возьми, с ней не так. Не похоже, что это имело для меня значение.

Взглянув на свои часы, я понял, что уже перевалило за одиннадцать, и решил, что мне пора возвращаться домой. Эмметт уже давно дал мне знать, что собирается провести эту ночь со своей девушкой. Он разрешил мне взять его машину, но я отказался.

У меня не было настроения садиться за руль автомобиля, а может я уже отвык от этого, особенно когда на улице всё ещё гололёд, и было ужасно темно. Кроме того, до моего дома всего лишь несколько миль. Я ходил так домой и раньше.

Даже не потрудившись подняться к влюблённым, я попрощался с Джаспером, и вышел в холодную, тёмную ночь.

Так как Джаспер жил на противоположном от нас конце города, чтобы добраться до дома, мне нужно было пройти через весь город. Это также значило, что мне нужно пройти мимо больницы. Когда я шёл, я старался не смотреть на здание. В конце концов, это всего лишь грёбаная больница. Это не имело ко мне никакого отношения, но почему-то я замедлился и, проходя мимо неё, остановился совсем.

Глубоко вздохнув, я повернул голову и посмотрел на это печальное здание. В большинстве окон свет не горел, и это не удивительно, ведь была уже почти полночь, и Изабелла, скорей всего, уже спала.

Изабелла? Так она теперь "Изабелла"?

Заткнись.

Наверняка она спит, и даже если не так, то это не имеет для меня никакого значения. Почему меня должно волновать, спит она или нет? Мне всё равно. Блядь, если она не может уснуть, то это её проблемы.

Меня это не волнует. Да. Тогда почему, чёрт возьми, мои ноги ведут меня к входу, а ведь я ничего не говорил им? К чёрту всё это дерьмо.

Я повернулся, прежде чем дошёл до автоматической двери, и пошёл в сторону автостоянки, к дороге. Идя, я посмотрел на землю, и мне на глаза попался маленький чёрный предмет попался. По каким-то причинам, я остановился и поднял это.

Это была всего лишь грёбаная ручка. Просто бесполезный кусок дерьма.

Я снял колпачок и испытал её, написав на своей руке. У меня получилось. Чёрная тушь легко впиталась в кожу. Было бы идеально использовать эту ручку для рисования на гипсе Свон.

Минуточку... подождите, что?

Я только что подумал, что собираюсь рисовать на гипсе Свон. Это смешно. Какого чёрта я буду делать что-то подобное? Я закрыл колпачок и положил ручку в задний карман.

Фыркнув на себя от этой смешной мысли, я пошёл обратно в сторону дороги. Но как только я достиг конца стоянки, обнаружил, что мои ноги словно примёрзли к земле. Я бросил взгляд через плечо, и увидел, как в одном из окон на третьем этаже отражается луна, и не просто в каком-то там окне. Я был просто уверен, что именно это окно принадлежало некой Изабелле Мари Свон.

Возможно, это был знак. Возможно, я должен был пойти туда, и увидеть её, блядь, в последний раз, так как мы больше не будем ходить в одну и ту же школу. Если мне повезёт, после этого я больше никогда её не увижу. Самое меньшее, что я мог сделать, это попрощаться или что-то типа того. Просто для того, чтобы быть вежливым...

Когда я повернулся и пошёл обратно к входу из меня вырвался стон и отразился эхом по пустой и безмолвной автостоянке. Может, я просто напишу ей записку, или ещё какое дерьмо. Неужели прошлого раза было не достаточно для того, чтобы у меня появилось желание держаться подальше от этого места? Получается, что нет.

Я даже не думал, как поднялся по лестнице на третий этаж и прошёл по коридору к её палате. Блядь, я был на грёбаном автопилоте, и даже не задумывался о том, что мне нужно скрываться и стараться быть незаметным. Я хотел, чтобы меня поймали, потому что тогда, я не окажусь снова в палате Свон и не потеряю последнее уважение к себе.

Но не тут-то было. Коридоры были такими же пустыми, как и в прошлый раз, и даже медсестры, которая поймала нас, там не было. Ебать.

Я дошёл до двери Свон, и, пытаясь взять себя в руки, какое-то время просто стоял, и пытался дать медсёстрам шанс поймать меня, затем успокоился, собрался, и открыл дверь.

Я шагнул внутрь, прикрыл за собой дверь, затем подошёл к окну и схватил стул. Я передвинул его поближе к кровати. Я посмотрел на Свон, её карие глаза были открыты и блестели в лунном свете. В тусклом свете ёё кожа казалось бледной и призрачной.

Увидев меня, она не выглядела удивлённой или рассерженной, хотя восторга по этому поводу я тоже не заметил. Когда из заднего кармана я вытащил ручку и показал ей, моя рука охеренно тряслась.

— Я принёс ручку, – заявил я, и на секунду улыбка замерла на её губах, прежде чем она сдалась, и позволила ей осветить себя. Это была робкая улыбка, но для меня было достаточно. По крайней мере, она не будет кричать о кровавом убийстве.

Разве ты не этого хотел? Чтобы тебя поймали... помнишь?

Заткнись.

Я сел на стул и зубами снял с ручки колпачок.

— Что ты делаешь? – спросила она, хотя прекрасно понимала, что я собрался делать. Я фыркнул, и поднял одеяло, которое накрывало её гипс.

— Думаю, я тоже имею право что-нибудь нарисовать, – пробормотал я и положил на гипс руку.

— Да? Почему это? – спросила она. Я только собрался рисовать, но её вопрос застал меня врасплох. Чёрт, это был действительно грёбаный вопрос, и у меня не было на него ответа.

Я убрал с гипса свою руку и вместо этого посмотрел на неё.

— Потому что я отметил тебя, – сказал я, и откинулся назад на спинку стула. Закрыв ручку, я начал играть с ней играть.

— Значит ли это, что я отметила тебя на лбу? – спросила она, приподнимая бровь.

— На моём лбу? – повторил я в замешательстве, и она подняла руку со шрамами и ткнула в мою бровь. Мне потребовалось время, чтобы понять, что она имела в виду.

Мой шрам.

— Я тоже отметила тебя, – заключила она. Я невесело усмехнулся и кивнул.

— Думаю, ты это сделала. Значит ли это, что мы квиты? – пошутил я, хоть и знал, что мы были далеко от этого. Она не ответила мне, и я посмотрел ей в глаза. Она слегка нахмурилась, и я понятия не имел, почему. Неужели её так удивили мои болезненные шутки? Она не могла и не должна была им удивляться.

— Я никогда не говорила, что это не так, – сказала она после минутного молчания. – Однажды ты любезно сообщил мне, что у меня нет друзей... и если Эмметт и Элис сделали свои рисунки у меня на гипсе, то думаю, ты тоже можешь... тем более ты пришёл сюда с ручкой, – сказала она с сарказмом и вздохнула.

То, как она говорила со мной, мне не понравилось. Мои друзья часто упрекали меня за мои поступки и за то дерьмо, что я делал не так, но почему-то когда это сделала Свон, это было совсем по-другому. Когда это делали мои друзья, они были раздражены тем, что я творил и устали от того, что я не хотел меняться, но когда Свон сделала это, она просто констатировала факт. Она не жаловалась, видимо потому, что её явно не волновало моё поведение. Наверно, это потому, что у неё были свои демоны с которыми нужно бороться, и видимо, они намного темнее, чем у меня. Я мог только представить, какие демоны скрывались за её тайной, которой были её шрамы...

Я придвинул свой стул поближе к кровати и посмотрел на её ногу. К счастью, мне не нужно было включать свет в её комнате. Тусклого света от луны и фонарей на улице было достаточно, чтобы ясно увидеть гипс.

Склонив голову набок я изучал творения, которые были уже нарисованы на нём. Почему-то я почувствовал странное чувство ревности, когда увидел цветы и бабочек, которые с такой подробностью нарисовала Элис. Мне даже не нужно было спрашивать, кто нарисовал это, так как имя Элис было написано на них, образно говоря, конечно.

Затем я увидел большое коричневое пятно, которое нарисовал не кто иной, как мой брат. Медведь, на футболке которого было написано: "Братец медведь". Я взглянул на Свон, но она на меня не смотрела; она уставилась в окно.

Я знал значение этого медведя, и подумал, понимала ли это она. Наверно, нет, потому что если бы Эмметт рассказал ей значение своего рисунка, ей бы вероятно не была так неприятна эта идея, и она позволила бы ему стать её другом. Этот медведь не был шуткой для него.

"...этот медведь будет всегда заботиться о тебе, и следить, чтобы ты больше не навредил себе. Братец медведь твой телохранитель..."

Я знал, что этот медведь был особенным для моего брата, и то, что он нарисовал его на её гипсе заставило меня понять, что это дерьмо подействовало на него ещё глубже, чем я думал. Эмметт не просто суетился вокруг Свон, он серьёзно наблюдал за ней. Да, я знал, что после несчастного случая он делал это из-за того, что чувствовал себя виноватым, но я даже представить не мог, что это повлияло на него так глубоко. Эмметт сейчас был более привязан к Свон, чем он сам бы признался, и вероятно, никогда не признается.

То, что он так чертовски привязался к ней, в конец расстроило меня. Было такое чувство, как будто она отняла у меня моего брата. Блядь, она отнимала у меня мою жизнь.

Почему я снова здесь сижу?

— Не можешь придумать, какую птицу тебе нарисовать? – тихо поддразнила Свон, и тем самым вывела меня из моих размышлений. Посмотрев на неё, я встретил её взгляд. Я чувствовал, что гнев по отношению к ней почти затуманил моё зрение. За кого, чёрт возьми, она себя принимает?

— Нет, я просто пытаюсь решить, нарисовать мне гуся с гипсом или без, – отрезал я. Её глаза немного расширились, но в остальном больше не было никакой реакции. Она ничего не сказала в ответ, она просто отвернулась и отвела свой взгляд.

Я снова посмотрел на гипс и глубоко вздохнул. Я до сих пор так ничего и не нарисовал, но может, это и к лучшему. Блядь, у меня не было никаких грёбаных причин для того, чтобы разрисовывать её гипс. Я не был её братцем медведем. Я закрыл ручку колпачком и засунул её в свой карман. Я больше чувствовал, чем видел, что взглядом Свон следила за моими движениями.

— Ты ничего не нарисовал, – сказала она спокойно.

— Это тебе дорого обойдётся, – фыркнул я в ответ. Я немного отодвинул стул назад, чтобы я смог расслабиться и вытянуть ноги на кровать. Устроившись поудобнее, я скрестил руки на груди. Свон по-прежнему смотрела на меня и у меня не было другого выбора, кроме как повернуться и взглянуть на неё.

— Я не буду спрашивать, что ты сегодня здесь делаешь... потому что у меня такое чувство, что ты сам этого не знаешь, – сказала она без тени юмора в голосе.

— Ты знаешь, что всегда можешь послать меня на хуй, – ответил я спокойно.

— Да, но разве ты уйдёшь, если я это сделаю? – спросила она, слегка нахмурив свои брови. – Насколько я помню, ты не ушёл вчера ночью, когда я просила тебя об этом, – видимо она была права. Я мрачно усмехнулся, и опустился ещё ниже на стуле. Затем закрыл глаза и зевнул.

Не знаю, как долго я так сидел, но через какое-то время услышал её вздох. Я открыл один глаз и посмотрел на неё. Она смотрела на свои руки. Лунный свет освещал их, и тени от неровностей на её коже, сделали её шрамы ещё ужасней, чем прошлой ночью.

— Ты хочешь, чтобы я попросила тебя уйти? – тихо спросила она, не глядя на меня. На мгновение я задумался над этим вопросом, и она медленно повернулась и посмотрела на меня. Наконец, я вздохнул и покачал головой.

— Нет, всё в порядке, спасибо, – ответил я и снова закрыл свои глаза.

— Ты не хочешь идти домой? – спросила она, хотя для меня это прозвучало как утверждение. Она просто беседовала с человеком, который был ей знаком только наполовину, и который был в её палате в середине ночи без каких-либо очевидных причин. Вопрос или утверждение были достаточно невинны. Вероятно, она ничего не подразумевала под этим, но всё равно это заставило меня задуматься...

Почему я не хочу идти домой? Моя кровать намного более комфортна, чем этот пластиковый кусок дерьма, на котором я сейчас сидел, и всё же я выбрал это пластмассовое дерьмо и компанию Свон моей кровати. И где же в этом смысл?

— Я не получил запретительный судебный приказ, – сказал я вместо того, чтобы ответить на её вопрос. Мои глаза всё ещё были закрыты, и я не мог видеть её реакцию, если она там была.

— Это... хорошо? – ответила она, и казалась неуверенной.

— Думаю, это зависит от тебя, – ответил я. – Твой отец согласился не доводить это дело до конца при том условии, что я поменяю школу... так что я, по-видимому, собираюсь в Ла-Пуш. Разве это не замечательно? – я усмехнулся от этой мысли.

Мне ещё предстояло привыкнуть к мысли, что я буду ходить в другую школу. Мама сказала мне, что уже сделала несколько звонков и договорилась, что я пойду в школу в Ла-Пуш после дня Благодарения. Я больше не появлюсь в школе Форкса. У меня уже был там последний день, и я даже не подозревал об этом.

— Ла-Пуш? У меня там друг... я имею в виду... у меня был... я… неважно, – пробормотала она неловко. Я открыл глаза и посмотрел на неё.

— Друг, ха, – повторил я, не переставая смотреть на неё.

— Он был... – пробормотала она. Было видно, что эта тема неудобна для неё, но меня это не волновало, потому что мне очень хотелось узнать об этом побольше. Было бы интересно узнать, какие были друзья у такой как Свон, так как мои, видимо, были не достаточно хороши для неё.

— Что случилось? – спросил я. Она посмотрела на меня, нахмурившись.

— Не задавай вопросов, на которые ты не хочешь услышать ответы, – ответила она. Видимо она пыталась сделать так, чтобы я больше не доставал её вопросами на эту тему, но то, как она оборонялась, заставило меня захотеть узнать ещё больше, несмотря на то, что мне должно быть наплевать на её друга... или бывшего друга, не имеет значения.

— Откуда ты знаешь, что я не хочу знать? Ты думаешь, я спросил бы, если бы не хотел знать? – спросил я, почти запутавшись в моём странно сформулированном вопросе.

— Он был моим другом, а затем... затем он перестал им быть, – сказала она; её голос становился всё тише и тише.

— Ничего себе, ты действительно мне всё объяснила. Теперь я всё понял, – пробормотал я саркастически, и снова закрыл глаза.

— Мне не нужно объяснять, потому что это не твоё дело, – отрезала она.

— Ладно, как скажешь. Но ты можешь хотя бы сказать мне имя этого парня, или это тоже большой секрет? – спросил я, не открывая глаза.

Она молчала очень долго, и я уже подумал, что она и не собирается мне отвечать. Я почти задремал, когда она произнесла два простых слова.

— Джейкоб Блэк...

Она произнесла это шёпотом, но в нём было столько боли и страдания, что мне пришлось открыть глаза, чтобы увидеть, как эти чувства зеркально отразились на её лице.

Так оно и было.

Она смотрела на меня глазами, слишком старыми для её возраста, и увидев это, я нахмурился. Блядь, это просто невозможно, испытывать столько боли из-за простого имени. По крайней мере, теперь я знал, кого мне следует избегать, когда я буду там. У меня действительно не было желания подружиться с Гусём из Ла-Пуш.

— Он причинил тебе боль, не так ли? – спросил я спокойно, и в моём вопросе не было никакого преступного намерения или злобы. Это даже не вопрос, это просто грёбаный факт. Прежде чем ответить, она отвела взгляд.

— Сейчас это уже не имеет никакого значения... что было, то прошло. И я ничего не могу изменить, – прошептала она с лёгким вздохом. Она встретилась со мной взглядом и снова грустная улыбка украсила её губы. – Сегодня ночью ты собираешься спать здесь? – спросила она.

Я скрестил ноги на её кровати, и кивнул.

— Да, я слишком устал, чтобы куда-то идти, – ответил я зевая, и это подтвердило то, что я сказал.

— Спокойной ночи, Эдвард, – прошептала она, прежде чем закрыть глаза и уснуть.

— Спокойной ночи, Свон, – ответил я, прежде чем перейти в царство сновидений.

Дата добавления: 2015-08-05