Эдвард POV. Сумасшедшие. Душевнобольные

Сумасшедшие. Душевнобольные. Безумные. Психопаты. Идиоты. Дебилы. Помешанные. Чокнутые. Психически неуравновешенные

Пиздец. Ебать. Безумие.

Чёрт, кем были эти люди?

Сказать, что я был встревожен историей Воробья, было бы преуменьшением. Я не знал, что и думать. Всё это казалось слишком невероятным, чтобы быть реальным, но я видел новости по телевизору, и точно знал, что дерьмо, подобно этому, происходило за закрытыми дверями, каждый грёбаный день. Наверно, только невежественный дурак мог думать, что этого не могло произойти и здесь, только потому, что это до безумия скучный Форкс.

Голос Воробья был бесстрастным и отрешенным, когда она рассказывала мне о том, что произошло, и я не мог её винить. Вероятно, только так она могла пройти через это, отделив себя и делая вид, что это не свою историю она рассказывала. Это был первый и единственный раз, когда она рассказывала кому-то о том, что произошло. Возможно, я и был раньше невежественным дураком, но не настолько глупым, чтобы не понять – это дерьмо было очень важным для неё. То, что она рассказала кому-то.

То, что она рассказала это мне.

Когда она закончила свой рассказ, я действительно не знал, какого хрена я должен был делать. Я не мог просто сказать ей, что мне жаль, потому что это была жалость. Это совсем не то волшебное слово, которое могло всё исправить. Поддержать её.

У меня было странное, почти подавляющее чувство, что теперь я просто обязан защитить её. До этого речь шла только о защите её от самоубийства и о том, чтобы меня никто не обвинял – теперь всё изменилось, и меня волновало только то, как защитить её от этих душевнобольных людей. Меня даже не волновало, что может произойти со мной. Если она снова попадёт в их руки, они её убьют, в этом у меня не было никаких чёртовых сомнений. Они зашли слишком далеко.

И в этом не было её грёбаной вины. Я хотел сказать ей это, но вовремя прикусил язык.

Я не знаю, почему она взяла с меня обещание не говорить ей это. Она не могла искренне верить, что это была её вина. Или могла? Судя по всему, могла. Ей казалось, она виновата в том, что она что-то сделала, и тем самым заставила их поверить, что она была кем-то, кем она не была. И именно поэтому они причинили ей такую боль.

И конечно, в этом не было её грёбаной вины. Она не просила фамилию, которую ей дали.

И я сказал ей это, когда больше не мог держать язык за зубами.

Ей это очень не понравилось.

Блядь, но меня это не волновало.

Я не мог принять поражение в её глазах, но я не знал, что мне сделать, чтобы это изменить. По крайней мере, я понял это, и больше не обвинял её. Тем не менее, я хотел, чтобы она начала сопротивляться, но пока она будет чувствовать себя побеждённой, она не будет этого делать. Я ничего не мог для неё сделать, я ничего не мог сказать, чтобы всё стало хорошо.

Поэтому я сделал то немногое, что мог сделать. Я попытался обратиться к её душевной стороне. Если она не будет сопротивляться, они убьют её, а если они убьют её, то найдут другого лебедя, который займёт её место. И порочный круг будет продолжаться. Пострадает ещё больше людей. Я знал, что она никогда не допустит, чтобы это произошло. Она не хотела, чтобы другим людям причиняли боль. Конечно, я не очень хорошо её знал – если это вообще возможно – но я чертовски знал её тип. Она скорее умрёт, чем кто-то ещё пострадает.

Нам нужно было рассказать кому-то. Кому-нибудь. Кому-то, кто нам поверит.

Мне было всё равно, попаду ли я в беду за это. Спасение жизни стоит того, правильно? Это будет неопровержимым доказательством того, что я не такой уж плохой, как думали люди.

Но сейчас речь не о том, что думали другие, а о том, что думала Воробей. Речь шла о том, как бы мне помочь ей выбраться из этого дерьма и как заставить её чувствовать себя лучше. Чем лучше она будет себя чувствовать, тем меньше у неё будет желание убить себя... и у меня появиться больше шансов, что она останется живой. Не такая уж важная персона, правильно? Неправильно.

Так как мои слова не очень-то утешили её и облегчили переживания, я сделал первое, что пришло на ум.

Я поцеловал её грёбаные пальцы.

Это было что-то такое, за что я хотел просто придушить себя. Кто, чёрт возьми, целует чьи-то пальцы? Кто я такой? Какой-нибудь шекспировский ублюдок? Возможно, я также был одет в трико. Я полагал, что сделал это потому, что всем девушкам нравилось дерьмо, подобное этому, и я думал, что она покраснеет и захихикает. Если б я смог добиться того, что она захихикала, то этого было бы достаточно... пока. Хихиканье, румянец и смущённый взгляд в её глазах были бы хорошим признаком, это значило бы, что ещё не всё потеряно. И в любом случае, я мог бы ввести её в такое состояние в любой день.

Но потом, когда я встретился с ней взглядом, все эти мысли и надежды рухнули. Она выглядела такой побеждённой.

После того, как она напомнила мне, о возможности того, что её отец выдвинет против меня запретительный судебный приказ, я почувствовал, как внезапный приступ паники, прошёл через всё моё тело. Я пытался сделать всё возможное, чтобы отодвинуть это дерьмо в сторону. Кого волнует, если он вытащит это дерьмо? Мы просто должны быть более осторожными в наших ночных встречах...

Запретительный судебный приказ против меня был бы самой маленькой из всех наших проблем. Это была небольшая цена, если это значило, что жизнь Воробья продлиться немного дольше.

Я снова поцеловал её пальцы. Почему-то было ощущение, что на этот раз я сделал это не ради неё. Это было чертовки странно. Зачем мне нужно целовать её пальцы, если это не принесло ей никакой пользы?

Прося у неё телефон, я пытался избавиться от какого-то странного неловкого ощущения. Я думал, что если у неё будет мой номер, она сможет прислать мне сообщение или позвонить, когда её безумная мать решит попробовать ещё раз. Таким образом, мне не нужно будет так беспокоиться.

И, наконец, мы признали вслух, кем именно сейчас были.

Я, грёбаный Эдвард Каллен в настоящее время был другом Гусыни Изабеллы Свон.

И это ни капли не раздражало меня.

Последние несколько недель всё изменили. Я не должен радоваться дружбе с Гусыней. Я должен беспокоиться о своей репутации и о том, что она ненормальная.

Но нет. Меня не волновало это вообще, и я был... ну... может, и не счастлив, конечно, но также и не расстроен по этому поводу. Всё это было так чертовски запутанно, и я не понимал этого вообще. Может, мне не стоило. Может, я должен был покончить с этим.

Друзья... ха...

Я взглянул на Воробья, и заметил, что она смотрит на меня. Её большие карие глаза были напряжёнными, и это смутило меня. Я ненавидел, когда она так смотрела на меня. Было ощущение, что я обнажён – не в хорошем смысле. Не то что " я собираюсь трахнуться", а "ты не можешь ничего скрыть". Я опустил взгляд вниз, на наши руки. И тогда понял, что когда мы встречались, у нас вошло в привычку держаться за руки.

Поправочка; я сделал из этого привычку.

— Ты думаешь, с тобой будет всё в порядке? - тихо спросил я, всё ещё не глядя на неё.

Она глубоко вздохнула и пожала плечами.

— Я не знаю.

— Если ты когда-нибудь попадёшь в беду, или она попытается что-то сделать с тобой... просто позвони, ладно? - продолжил я всё тем же спокойным тоном.

— Эдвард, - сказала она, и я уже мог слышать протест в её голосе. - Ты борешься в проигранном сражении...

— По крайней мере, я чертовски борюсь, в отличие от некоторых людей, – огрызнулся я с отчаянием. – Просто сделай это дерьмо, ладно? – я посмотрел ей в глаза, и заморгал от удивления, увидев, что она давится то смеха. Глядя на неё вопросительно, я вскинул бровь, и она улыбнулась.

— Что? Мне нельзя пошутить? – спросила она тихо.

—Блядь, это совсем не смешно, – ответил я, мой голос дрожал от отчаяния. – У меня заняло столько времени, чтобы ты приняла нужную сторону этого дерьма, так что даже не шути снова, отказываясь от этого. Хорошо? Просто... бля... не..

Свободной рукой я сжал свою переносицу и глубоко вздохнул. Она будет моей смертью, прежде чем станет смертью для себя. Как всё это чертовски запутано. Она сжала мою руку и слегка меня толкнула.

— Ну, ладно, – сказала она слабым голосом, и я снова вздохнул и закрыл глаза.

— Ты имеешь хоть какое-нибудь грёбаное представление, насколько это дерьмо тяжело для меня? Мои нервы сейчас настолько измотаны, и я не могу... ты не можешь, отказываясь, отпускать подобные шутки, после того как рассказала мне историю об этом дерьме, хорошо? – я почти прошипел сквозь зубы.

Я открыл глаза и позволил своей руке упасть. Я повернул голову в её сторону. Озорное выражение исчезло с её лица.

— Прости, – сказала она, но блядь, я не хотел, чтобы она просила прощения. Во всём этом дерьме не было её вины. Я вздохнул и встал с кровати. Она удивила меня, держась за мою руку и удерживая меня. – Не уходи... прости, пожалуйста... я не могу... Пожалуйста... не уходи... Я не хочу, чтобы ты уходил... Я... не... моя мама, – бессвязно говорила она.

Я посмотрел на неё, и старался не обращать внимания на выражение боли на её лице.

— Я никуда не денусь, ебать, я уже говорил тебе это. Но сейчас я должен вернуться домой, – сказал я. – Завтра я вернусь. Обещаю.

— Обещаешь? – её голос звучал так отчаянно, что явно инстинкт, заставил меня сесть обратно на кровать. И опять же инстинкт, а не что-то другое, заставил меня её обнять и притянуть ближе к себе. На мгновение она застыла, но быстро расслабилась.

Я не обращал внимания на то, что расслабился сам, как только прикоснулся к ней.

Это должно быть неудобно... Блядь, с какой стати это должно быть неудобно?

— Может, я могу остаться ещё ненадолго, – ответил я тихо. – Почему бы тебе не попытаться заснуть?

Она кивнула и закрыла глаза. Прошло совсем немного времени, её дыхание выровнялось, и я предположил, что она уже спала. Она лежала спиной ко мне, положив голову на мою руку, которой я всё ещё обнимал её. Её волосы были возле моего лица, и каждый раз, когда я делал вдох, я чувствовал лёгкий аромат клубники. Я наклонил голову вперёд, так, чтобы моё лицо оказалось всего в дюйме от её волос, и глубоко вздохнул. Да, клубника... и фрезия… Может, даже немного сирени...

Так что, теперь ты вспомнил о цветах, ты, женоподобная задница? Ты что, забыл член дома?

Медленно я откинулся назад, смотря на её голову так, как будто раньше никогда не видел. Ебать, что же я делаю? Обнюхиваю волосы девушки, держу её за руку, целую пальцы... бля, что же это со мной происходит?

Во сне она пошевелилась и уткнулась носом в мою руку, прижимая её ближе к себе. Я снова почувствовал странное ощущение в животе, и было такое чувство, что это также распространилось на другие части моего тела. Блядь, что это было? Отвращение? Нет. Совсем не то. Я знал отвращение. Отвращение я чувствовал, когда на меня бросилась Таня, пытаясь сделать меня своим парнем. Но это было... совсем другое. Это было... приятно.

Я снова посмотрел на её голову и погладил волосы возле лица. Отсюда я не мог видеть её выражение, но это было прекрасно. Чёрт, мне это было не нужно. Она расслабилась. Ебать, она чувствовала себя в безопасности

И только это имело значение.

— Я буду защищать тебя, Воробей, – прошептал я, и прижал свои губы к её волосам. Это казалось таким же естественным, как и целовать её пальцы. Целовать её было так... естественно.

Ебать, что происходит?

На мгновение я закрыл глаза. По крайней мере, я думал, что это было мгновение. Должно быть, я заснул, потому что, снова открыв глаза, чувствовал себя ещё сонным. Воробей смотрела на меня с сонной улыбкой.

— Ты должен идти... я слышала, как несколько минут назад проснулся папа. Сейчас он в душе, так что тебе лучше идти, – тихо сказала она. Я кивнул, зевая, и встал с кровати. Я потянулся, и моя спина немедленно запротестовала. Это просто пиздец, спать в сидячем положении... особенно если ты сидишь, словно мешок с картошкой.

Я подошёл к окну и распахнул его. Взглянув на Воробья, я обнаружил, что она смотрит на меня. Посмотрев на неё, я ухмыльнулся, и лёгкий румянец пополз вверх по её щекам.

— Держись сегодня подальше от неприятностей. Ладно, Воробей? – сказал я ей.

Она закатила глаза и скрестила руки на груди.

— И ты тоже, Тони.

Я встретил её пристальный взгляд и моя ухмылка исчезла.

— Я хожу в ту же самую школу, что и Блэк. Ты не можешь ожидать, что я буду держаться подальше от неприятностей.

Веселье в её глазах тоже исчезло, и сменилось хмурым взглядом.

— Оставь его в покое. Ты ведь не собираешься сказать или сделать что-то ему или кому-либо ещё.

— Мы не можем молчать об этом... ты должна кому-нибудь рассказать... мы должны кому-нибудь рассказать, – сказал я.

— Нет. Я не хочу никому ничего говорить. В любом случае, никто нам не поверит. Просто оставь это в покое, Эдвард, так будет лучше. Это не твой выбор, а мой. И я говорю, что мы должны молчать, – строго сказала она.

—Никто не подумает, что ты сошла с ума! Ведь я не думаю, что ты сумасшедшая, и я не буду единственным, кто так думает. Единственное безумие в этом то, что ты хочешь молчать. Мы должны остановить безумную задницу твоей матери, и единственный способ сделать это, рассказать кому-нибудь, – выплюнул я с отчаянием. Она отвела взгляд и поджала губы. Она знала, что я был прав, но не собиралась двигаться с места. Мы должны были рассказать кому-нибудь.

— Держись подальше от Джейкоба и держи рот на замке, и тогда у нас не будет проблем, – не глядя на меня, тихо пробормотала она.

— Пока твоя безумная мать вернётся домой и решит, что это хорошая идея, снова попытаться убить тебя!

Сантехника в доме вдруг издала какой-то странный звук, и Воробей подняла взгляд на потолок.

— Супер, – вздохнула она. – Он вышел из душа. Тебе лучше уйти. Сейчас.

— Увидимся позже, – пробормотал я и быстро вылез в окно.

Сегодня я даже не пытался прокрасться туда. Часы на моём телефоне сказали, что было уже начало восьмого, и к этому времени вся моя семья не спала. Когда я вошёл в дом, то направился прямо на кухню. Я был чертовски голоден, и не было никакого смысла пытаться ходить вокруг да около.

Когда я вошёл, то увидел, что все сидели за кухонным столом. Это была идеальная семейная картина. Папа читал газету, одетый в повседневный костюм. Мама что-то вдохновенно рисовала в блокноте, который она практически везде носила с собой, так что была готова, когда на неё нападёт вдохновение. И Эмметт загребал еду в рот с пугающей скоростью, как будто от этого зависела его жизнь. Все они выглядели просто чертовски совершенно.

Несмотря на то, что у Эмметта было полное отсутствие манер.

Мне было интересно, как проходил завтрак в доме Свон. Что она предпочитала есть по утрам? А шеф читал газету? И что делала её мама? Может она просто сидела там и с вожделением смотрела на шею Воробья, тем временем мечтая о её крови? Что сумасшедшие люди едят на завтрак? Младенцев?

— Эдвард? Ты меня слышишь? – голос папы прервал меня от моих размышлений, и я посмотрел на него.

— Что?

— Я сказал, что сегодня твоя машина будет готова и её можно будет забрать, – сказал он.

Смотря на него, я сузил глаза и сжал руки в кулаки.

— Ебать, я не хочу возвращать свою машину. Ты можешь отвезти её к грёбаным скалам и скинуть вниз, мне всё равно, – пробормотал я и повернулся к холодильнику.

Он нахмурился и отложил газету в сторону.

— Не волнуйся, я не прошу, чтобы ты сел за руль, или поехал со мной, чтобы забрать её; вот почему со мной поедет твоя мама, – ответил он всё тем же раздражающим меня спокойным тоном.

— Тогда зачем, чёрт возьми, ты говоришь мне это? – спросил я. Мама и папа переглянулись и затем посмотрели на Эмметта, который заметив их взгляд, перестал есть и фыркнул. Он проглотил то, что было у него во рту, и отодвинул свой стул.

— Думаю, мне пора идти, – сказал он и вышел из кухни.

Папа глубоко вздохнул и посмотрел на меня.

— Нам нужно поговорить, – сказал он.

— О, ебать, – вздохнул я и повернулся, чтобы уйти.

— Ты не уйдёшь из этой комнаты!

На мгновение я застыл на своём месте, затем медленно повернулся и посмотрел на маму. Краем глаза я увидел, что папа, разинув рот, также уставился на неё. Мама никогда не повышала голос, я имею в виду никогда. Особенно не на меня или Эмметта. Это было... странно.

Она сделала успокаивающий вдох, и кивнула на стул, на котором перед этим сидел Эмметт.

— Сядь, – спокойно сказала она, и я сделал так, как мне было велено. Сейчас я не посмел её ослушаться. Злая мама была страшной гребаной мамой. – Я стараюсь верить тебе, и надеюсь, что ты не делаешь что-то глупое каждую ночь, когда покидаешь дом. Но наверно, мы не достаточно тебя ограничили. Мы должны видеть в тебе перемены. Вот почему твой отец завтра собирается отвезти тебя в больницу и показать своим коллегам.

Я посмотрел на папу, и он только кивнул.

— Блядь, я не сумасшедший! – отрезал я.

— Мы знаем, что ты не такой, – сказала мама мягко и снисходительно погладила меня по руке, лежащей на столе. Я фыркнул. Это как будто я мог читать их мысли в тот момент. Ебать, их мысли были настолько очевидны. Они хотели, чтобы я начал принимать лекарства, и вылечил то, что как они думали, было со мной.

Лекарства и терапия для сумасшедших. Почему они решили, что я сошёл с ума? Только потому, что мне больше не нравиться водить машину и ездить в ней? Но, это можно понять, ведь так? В последний раз, когда я был за рулём, я чуть не убил девушку, и конечно, после этого я стал немного избегать автомобилей. Но это не делало меня сумасшедшим, чтобы требовать лекарства и лечение, от которых мне могло стать лучше.

Я могу справиться с этим самостоятельно, огромное вам грёбаное спасибо.

Я посмотрел на стол, и внезапно смог почувствовать, что коснулся страха Воробья. Она думала, что люди решат, будто она была безумной. Может, в её случае, это не такой уж надуманный страх. Её история была чертовски невероятна, и возможно, никто бы не подумал, что это правда. Они запрут её в психушку вместо матери, и она будет гнить там, как птица в клетке.

В случае Воробья, наверно, можно было бы подумать, что быть в психушке не так уж и плохо, зная то, что ждёт её дома. Но я лучше знал эту ситуацию, и я лучше знал её. Психушка будет для неё смертным приговором. Никто больше не станет принимать её всерьёз. Всё, что она будет говорить, будет считаться шуткой. А что случится в тот день, когда она, наконец, выйдет? Её мать убьёт её.

Она была под смертным приговором; если она расскажет кому-то – это смертный приговор, и то, что она итак уже хотела умереть, на самом деле тоже мне не помогало. Всё было грёбаным смертным приговором.

Я опёрся локтями о стол и закрыл лицо руками.

Если мы расскажем кому-нибудь о её ситуации, и они не поверят нам, значит ли это, что люди подумают, будто я тоже сумасшедший? Подумают ли они, что я сошёл с ума из-за аварии, и меня тоже нужно запереть? Мои родители уже думали, что у меня проблемы. Может, это будет только топливом, чтобы разогреть чертов огонь.

Ебать, что же мне теперь делать?

— Мы не сумасшедшие... блядь, мы не сумасшедшие, – пробормотал я в свои руки.

— Эдвард... о ком ты говоришь? – спросил папа, и казался непонимающим и на самом деле взволнованным. Он дотронулся до моего плеча, но я не сделал никакого движения, чтобы попытаться его стряхнуть. Я позволил ему это. Это, должно быть, заинтриговало его ещё больше, потому что я почувствовал, как он мягко сжал моё плечо. – Эдвард...?

— Если кто-то сказал кому-то что-то... что-то чертовски ужасное... но этот кто-то не может рассказать кому-то ещё, потому что люди могут подумать, что это кто-то просто сумасшедший, из-за за того, что кто-то что-то совершил... блядь, чтобы вы тогда сделали? – я застонал в свои руки. Ни один из моих родителей ничего не сказал. Я отпустил мои руки вниз, на стол, и откинулся на стуле. Они обменялись обеспокоенными взглядами и затем оба посмотрели на меня.

— Эдвард, это не гипотетический вопрос, не так ли? – спросил папа, и я сжал челюсти и отвёл глаза. Он вздохнул. – Чёрт, Эдвард.

— Во что ты впутался? – спросила мама озабоченно. – Ты можешь рассказать нам, ты это знаешь. Мы не осудим, мы просто хотим помочь.

Я только покачал головой и посмотрел вниз, на свои руки.

— Если что-то происходит, если кто-то попал в беду, или, если ты в беде, ты должен сказать нам, – сказал папа. Он старался казаться строгим, но беспокойство в его голосе перевешивало всё. Я покачал головой, отодвинул назад свой стул и встал.

— Мне нужно принять душ перед школой, – не обращая внимания на их взгляды, пробормотал я. Папа вздохнул и неохотно кивнул. Я быстро вышел из кухни и побежал в свою комнату.

Едва успев закрыть за собой дверь, я рухнул на пол. Я прислонился к двери, подтянул ноги, обнял руками колени и прислонился к ним лбом. Я просто хотел свернуться калачиком и исчезнуть.

Наверное, так чувствовала себя Воробей каждый грёбаный день?

Я не говорю, что хотел умереть, потому что это дерьмо было так запутано. Я просто хотел исчезнуть, а это не одно и то же.

Как она могла рассказать мне такую чёртову историю и ожидать, что я буду молчать? Да, я всегда думал, что дела других людей только их личные дела, и старался в это не вмешиваться. Если бы Эмметт рассказал мне, что какой-то придурок обманул какую-нибудь курицу, я бы просто поиздевался и сменил тему. Это было не моё грёбаное дело, так зачем мне это нужно?

Но, ебать, это было совсем другое. Я не знаю точно, почему это было другое, но это было так. Может, потому что они нарушили закон.

Да, потому что ты такой сторонник закона.

По крайней мере, я никогда не пытался кого-то убить!

Ты просто говорил людям, что собираешься это сделать.

Да пошёл ты.

Я добрался до душа и расслабился под тёплыми брызгами воды. Закрыв глаза, я уткнулся лбом в прохладную стену.

Было ли у вас такое чувство, когда всё ваше существо разваливается на части, и вы не имеете никакой возможности остановить это? Было ли у вас такое чувство, когда ваш худший кошмар становится реальностью? Было ли у вас такое чувство, когда ваше понимание мира превращается в ничто, и становится чем-то иным? Было ли у вас такое чувство, когда вы понимали, что судьба действительно жестока?

Если Воробей на самом деле не хотела никакой помощи, она бы никогда не рассказала мне. Она послала бы меня подальше с самого первого дня. Она давным-давно убила бы себя. Она хотела, чтобы я помог ей. Она хотела, чтобы кто-нибудь помог ей. Она просто этого не знала. Кроме того, она не знала, как попросить об этом, из-за её грёбаного страха, что её не воспримут всерьёз.

У неё было слишком много грёбаных страхов.

Неудивительно, что у неё нет никаких друзей.

Я выпрямился и уставился на стену, как будто именно она сказала мне это.

У неё никогда не было друзей в нашей школе, не то, чтобы я этого не знал, просто впервые я задался вопросом почему. Насколько я помню, она всегда была для всех Гусыней. Люди обзывали её, среди прочего, в коридорах или в очереди в кафетерии, но кроме этого в основном её никто не трогал. Её не замечали, пока она не входила в поле их прямой видимости, и у них возникало желание кого-то унизить.

Она была для них пустым местом. Но почему? Она не такая уж и странная. Если честно, она вообще не странная. Если ей это нужно, она могла постоять за себя, и она была забавной. У неё было замечательное чувство юмора, и она была честной. Честной и надёжной.

Но люди никогда этого не видели, потому что никто из тех ублюдков, кто ходил в среднюю школу Форкса, просто никогда не давал ей шанса. Воробей была не тем человеком, которая могла с любым завести случайную беседу, и может, именно поэтому, её стали не замечать. Она не была нахальной, и люди восприняли это как слабость. Средняя школа была школой выживания для наиболее приспособленных, и слабости Воробья было достаточно, чтобы стать её падением. У её сильных сторон никогда не было шанса выйти на поверхность.

Я шёпотом выругался, вышел из душа и пошёл одеваться. Когда я спустился вниз, мама и папа уже ушли. Мой желудок забурчал, напоминая мне, что перед тем как пойти в душ, я так и не достал чего-нибудь поесть. Меня посетила идея, что может, мне стоит пропустить школу и вместо этого целый день проваляться в постели, но я оттолкнул эту мысль в сторону. Я хотел узнать побольше о Джейкобе, или что-то о том, что они сделали с Воробьём, или добыть хоть какую-то информацию, которая бы имела значение. Может, я смог бы даже узнать, что они планировали делать с ней дальше. И когда.

Сказать, что было уже поздно, когда я, наконец, добрался до Ла-Пуш, было бы преуменьшением, но меня это не волновало. Мистер Атеара читал какую-то старинную книгу, и когда я вошёл, все в классе повернули свои головы и посмотрели на меня.

— Почему-то, мистер Каллен, я рад, что вы наконец-то решили почтить нас своим присутствием, – сказал мистер Атеара. Его неприязнь ко мне, возможно, не могла быть более очевидной, даже если бы он носил грёбаную футболу с надписью "Я ненавижу Эдварда Каллена». Леа весело мне улыбнулась, и я ухмыльнулся ей. Думаю, я был не единственный, кто это заметил.

Я предполагал, что сегодня будет ещё один день, когда в меня будут насильно впихивать кучу глупых легенд. Оказывается, я был прав лишь частично. После того, как мистер Атеара закончил читать то, что он, блядь, читал, когда я вошёл, он начал рассказывать нам об истории города. Чёрт, но дело в том, что это можно было бы узнать, взяв книгу в библиотеке, или даже в Google, да где угодно. Кто знал, что мистер Атеара ничего не знал о таких простых вещах? Я решил, что он был слишком поглощён своими глупыми легендами, чтобы знать что-нибудь ещё.

Когда пришло время обеда, Леа ждала меня возле класса, и в кафетерий мы пошли вместе. Очередь была маленькой, и мы сели за тот же стол что и вчера.

Стол "крутой компании" был пуст. Никого из дворняг ещё не было, и это было хорошо. Я не смог бы ничего съесть, если бы они были там. Я взглянул на Лею, и увидел, что она смотрит на дверь кафетерия.

— Ждёшь кого-то? – спросил я небрежно. Она быстро опустила взгляд, и клянусь Богом, она покраснела, хоть её кожа скрывала это очень хорошо. – Сэма?

— Нет, я не жду Сэма, – она выплюнула его имя, и выглядела обиженной. Я закатил глаза и откусил большой кусок от своего бутерброда. Какое-то время мы ели в тишине, и вскоре её глаза снова вернулись к двери. Она быстро отвела взгляд, когда двери открылись, и вошёл ни кто иной, как девушка со шрамами. Леа пробормотала что-то под нос, и я поджал губы.

Это будет интересно.

Я отложил бутерброд и откинулся на спинку стула. Когда Эмили подошла к нам, я скрестил руки на груди. Леа не спускала глаз со своих рук, лежавших на столе, дверь кафетерия её больше не интересовала.

— Привет, Леа, как дела? – спросила Эмили слабым голосом. Она обхватила несколько книг и прижимала их к груди, и я съёжился, когда увидел её руки. Вблизи это было ещё более отвратительно.

Порезы и шрамы были везде. Шрамов не было только у неё подмышками – но везде вокруг них. Один порез выглядел воспалённым, но казалось, её это не волновало. Если она позволяла людям резать её вот так, так почему потом она не заботилась о своих ранах? Папа рассказывал мне страшные истории о том, какие ужасные инфекции могут быть. Разве ей всё равно, что она может получить заражение крови или что ей, возможно, придётся ампутировать руку? По-видимому, да. С другой стороны, разве её здоровье имеет для неё значение, если она существует для того, чтобы остаток своей жизни провести со своим чёртовым партнером по запечатлению? Грёбаные идиоты.

Леа как могла, пыталась игнорировать Эмили, но та продолжала говорить о каком-то собрании.

—...а Джейкоб приведёт Изабеллу, это будет здорово, – сказала она взволнованно.

Я напрягся, когда услышал, как она упомянула Воробья.

— Изабелла? – прохрипел я, хоть и старался, чтобы мой голос звучал спокойно и небрежно, как будто на самом деле меня это совсем не волновало.

— Да, Изабелла. Девушка Джейкоба. Мне очень жаль, но ты не можешь прийти. Это исключительно для Квилетов, – сказала она сладко, но было что-то в её голосе такое, что я понял, ей совсем не жалко. Она посмотрела на Лею. – Мы начинаем в одиннадцать, но думаю, тебе нужно подойти к десяти. Надеюсь, мы увидимся там. Идут все! – улыбка Эмили начала выглядеть ужасно поддельной и вынужденной, а Леа молча продолжала смотреть на свои руки на столе. – Ну... наверно, это всё... буду рада видеть тебя сегодня вечером! – Эмили ушла, а я повернулся, чтобы посмотреть на Лею.

— Что это было? – спросил я.

— Просто глупые дерьмовые легенды... ничего такого, что могло бы взволновать твою хорошенькую головку, – сказала она, и снисходительно погладила меня по голове. Я подумал, что она пыталась быть забавной, но я больше не мог сдерживаться.

— Что. Это. Было? – снова спросил я. Она закатила глаза и покачала головой.

— Ничего! Это просто одна из тех глупых вещей, которые они делают, когда думают, что время пришло, и хотят отпраздновать любовь или что-то ещё... Я не знаю, что ещё они делают на этих собраниях, меня ни разу там не было. Это имеет привычку выходить из-под контроля, – ответила она с глубоким вздохом. – И вообще, почему ты так беспокоишься? Для парня, который думает, что всё это дерьмо, уверена, ты задаёшь слишком много вопросов.

Я отодвинул свой стул и схватил поднос. Собираясь пройти мимо неё, я наклонился вперёд.

— А для того, кто говорит, что не ждёт Сэма, ты слишком часто смотришь на дверь, – ответил я возле её уха. Она надулась, а я невесело усмехнулся и ушёл.

Прежде чем уйти я выбросил всё, что было на моём подносе. Выйдя из кафетерия, я достал из кармана телефон. Мои пальцы летали над кнопками, когда я быстро писал сообщение.

"Дерьмо становится хуже. Держись подальше от сумасшедшей мамы. Будь в безопасности, или клянусь грёбаному Богу... "

Я нажал "отправить" и глубоко вздохнул.

Я чувствовал, что вот-вот должно что-то случиться.

И надеюсь, Воробей будет где-то в безопасности, когда это произойдёт.

***

Воробей не ответила на моё сообщение. Я пытался успокоить себя, говоря, что она просто была на уроке, или она оставила свой мобильный в шкафчике, или что-то ещё. А может, она просто прочитала сообщение и не удосужилась ответить. Ведь я ни о чём её не спрашивал или что-то наподобие этого, так может, она подумала, что ей не нужно отвечать?

Но в конце дня я был больше чем просто обеспокоен. Я говорил себе, что она в безопасности. Почему должно быть иначе? Она была в школе. Что могло с ней там случиться? Ничего с ней там не случится, особенно когда рядом Эмметт. Она была в безопасности.

В безопасности.

Вернувшись домой, я был встречен воплями и криками из гостиной. Я зашёл туда, чтобы увидеть, по какому поводу такой шум. Я не удивился, когда увидел что Джаспер и Эмметт играют в свои обычные игры на приставке. Я плюхнулся на свободное место, чтобы посмотреть как Джаспер ударит под задницу Эмметта, так как он обычно это делал.

— Эй, братан, – сказал Эмметт, не отводя глаз от экрана. – Мама в гараже укладывает твою малышку, так что если хочешь пойти трахнуть свою "Вольво", тебя все поймут.

— Заткнись, – сказал я и закатил глаза.

Я наблюдал за их игрой, и в течение часа мы говорили о различном дерьме. Было приятно осознавать, что всё было как будто нормальным. Не так уж плохо быть просто грёбаным подростком, говорить о дерьме и играть с друзьями в видеоигры. В этом мире не было проблем. Это было хорошее отвлечение от ада, который был моей жизнью.

—...хорошо, что Беллы не было в школе, – усмехнулся Эмметт.

Я повернул к нему голову.

— Что?

— Не думаю, что тебя это волнует, но видимо Таня сегодня собиралась отомстить Белле, поэтому, хорошо, что её не было в школе. Розали слышала их разговор в женском туалете... бля, гиены, – объяснил он, и казался раздражённым. – Не думаю, что тебя это волнует, – снова отметил он. Я почувствовал прилив крови к своему лицу, и быстро встал. Эмметт закатил глаза. – Да ладно, даже не делай вид, будто ты обиделся, – усмехнулся он, когда я выбежал из комнаты.

Но я не обиделся. Ничего подобного. Я добрался до своей комнаты и снова достал свой телефон. Всё ещё никаких сообщений от Воробья. Никаких признаков жизни. Она не была в безопасности. Ебать.

Я смотрел на телефон, как казалось, целую вечность. Наконец, я начал искать её имя в адресной книге и нажал на кнопку вызова. Пусть будут прокляты эти текстовые сообщения, мне нужно было услышать её голос.

Но у меня не появилось этой возможности. Вызов шёл прямо на голосовую почту.

Блядь, что всё это значит?

Может, это ничего не значило. Мне не следовало делать поспешных выводов. Вероятно, с ней всё хорошо. А почему должно быть как-то иначе? Может, она просто неважно себя чувствовала, и у меня не было никаких причин думать что-то ещё. Последний раз, когда она пропустила школу – когда я ещё учился в школе Форкса – её беспокоила нога. Может, причина снова была в том же.

Да. Её беспокоила нога. Конечно, именно так.

Пытаясь успокоиться, я сделал глубокий вдох и крепко сжал телефон в руках.

Моим первым импульсом было желание бежать к её дому, чтобы лично убедиться, что с ней всё в порядке, но даже я понимал, что эта идея была глупой. Что делать, если окажется, что с ней чертовски всё хорошо? Что, блядь, я собирался делать дальше? Это было похоже на поиск неприятностей и на возможность быть пойманным ни за что. Ебать.

Как и всегда я должен был дождаться полуночи, и только тогда я бы смог высказать ей своё мнение. Чёрт, я бы сказал ей, что если посылаю ей грёбаное сообщение, то ей будет лучше ответить на него.

Чёрт, да за кого она себя принимает? Ей нравиться мучить меня так?

О, я всё понял. Это её способ наконец-то отомстить мне! Блядь, просто довести меня до безумия!

Ну, я покажу тебе, Воробей...

Я даже не понимал, что ходил по комнате, пока не подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то вдруг откашлялся. Я повернул голову к двери и увидел Джаспера, который с ухмылкой смотрел на меня.

— Нервничаешь, – отметил он. Я фыркнул и снова начал ходить по комнате. – Откуда столько беспокойства?

— Ни откуда, – пробормотал я. – Просто понял, что люди всеми силами стремятся достать меня.

— Ух ты, с каких это пор ты стал параноиком?

— Судя по всему, с сегодняшнего дня, – я снова взял свой телефон и посмотрел на экран, хоть и знал, что там ничего нет. Джаспер нахмурился и сел на мой диван.

— Серьёзно, чувак, что происходит? Блядь, ты просто заинтриговал меня... ты вляпался в какое-то дерьмо или что-то ещё?

— Бля, я не могу рассказать тебе, – сказал я, кусая ноготь большого пальца. – Ебать, я никому не могу это рассказать, потому что я обещал... и потому что если я это сделаю, это убьёт её... я, чёрт возьми, не знаю... может, она просто пошутила надо мной... и не отвечает на мои сообщения... звонки сразу идут на голосовую почту...

— Чёрт, о чём ты вообще говоришь? Что, чёрт, находиться в воде Ла-Пуш? – пошутил он, с невесёлым смешком. – И причём тут девушка? Кто эта девушка?

— Ебать, я не могу сказать тебе, – повторил я.

Джаспер вздохнул. Сидя на своём месте, он наклонился вперёд и строго посмотрел на меня.

— Серьёзно, чувак, скажи мне. Блядь, что происходит? Я слышу дерьмо о тебе, что у тебя возникают приступы паники, когда ты садишься за руль... ты ведёшь себя неадекватно, даже когда ты рядом с машиной... а теперь ты мелешь какой-то бессвязный вздор о девушке. Ебать, что происходит?

Я перестал ходить и уставился на него.

Джаспер был надёжным парнем. Я мог доверять ему. Полностью. Я мог бы рассказать ему о Воробье. Он всегда был Швейцарией, так что он мог бы дать объективный взгляд на всё это. Он мог бы сказать мне, какого хрена я должен был делать. Он мог бы помочь.

Джаспер приподнял бровь, как будто мог слышать мои мысли, но я покачал головой. Нет, блядь, я не мог ему рассказать. Он не сможет ничего сказать или сделать, чтобы помочь.

— Знаешь, если ты будешь держать всё в своей голове, ты просто сойдёшь с ума, – сказал он, вздохнув. Он встал и подошёл к моему синтезатору. – Так... ты снова играешь? – не глядя на него, я отрицательно покачал головой, и он криво улыбнулся. – Да, это что-то значит. Четыре месяца и ты до сих пор не играешь. Ты никогда не пытался получить помощь, – сказал он в основном для себя. Я подумал, что наверно, это даже не предназначалось для моих ушей.

— Помощь в чём? – пробормотал я. – Я проснулся однажды утром, а музы больше не было... так что, твою мать? Может, я просто перерос это.

— Ты? Перерос музыку? Брось, не будь идиотом, – фыркнул он. – Если бы ты перерос музыку, это было бы похоже на... я не знаю... если бы Эмметт перестал быть таким душкой и наконец, стал парнем?

Я усмехнулся и покачал головой.

— Не думаю, что это нереально... Я видел, как он испытывал Ньютона.

— Не шути, парень, какого чёрта, – сказал он.

— Я говорю серьёзно, – ответил я, и снова проверил свой телефон.

— Ты так безнадёжен, – сказал он. – Может в один из этих дней, ты вытащишь свою голову из задницы, и поймёшь, что тебе нужна помощь.

— Я не сумасшедший! – крикнул я, и он вздрогнул от неожиданности. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и я опустил взгляд в пол.

— А я никогда этого и не говорил, – сказал он медленно. – Я только сказал, что тебе нужна помощь. Ты только что так ходил по комнате, что чуть не протёр дырку в полу, так очевидно, что у тебя есть какие-то проблемы. И я просто предположил, что тебе нужна помощь, чтобы разобраться с этими проблемами, чтобы ты так не ходил. Разве я не прав?

— Да пошёл ты.

— Так я и думал, – он повернулся и пошёл к двери, оставив меня один на один со своим несчастьем. Перед тем как выйти, он бросил на меня взгляд. – Когда я говорю, что тебе нужна помощь, я не говорю о психиатрах или что-то ещё. И братан, ты знаешь, все, что ты скажешь мне, останется со мной. Я не Эмметт. Я не проболтаюсь своей девушке.

— Да, я знаю, – вздохнул я.

— Мой тебе совет: перестань так много думать. На чём бы ты ни был зациклен, это не стоит такого беспокойства, – выйдя, он закрыл за собой дверь, позволяя этим словам стать последними.

Я перестал ходить и уставился на закрытую дверь.

Не стоит? Не стоит?

Так спасение жизни не стоит того? Черт возьми, да что он вообще знает?

Я снова посмотрел на телефон. Никаких сообщений. Никаких звонков.

Я подумал, что должен продолжать ходить. По крайней мере, это убивало время.

Спустя какое-то время мама позвала меня вниз, на ужин. Папа ещё не вернулся, но в этом не было ничего необычного.

Я игнорировал маму и Эмметта, когда они обсуждали события дня. Время от времени я поглядывал на часы на стене, и стонал про себя, когда понимал, что прошла всего минута с тех пор, как я в последний раз проверял. А позже, у меня даже появилась уверенность, что глупая стрелка начала двигаться назад.

Вскоре на кухню вошёл папа. Он выглядел уставшим, но довольным. Перед тем как сесть на своё обычное место, он поцеловал маму.

— Как всё прошло? – тихо спросила мама.

— Всё прошло очень хорошо... она будет жить, – ответил он робко. – Но какое-то время её жизнь висела на волоске...

— Бедная девочка, – сказала мама, кивнув.

— Что за девочка? – спросил Эмметт с набитым ртом.

— Я уже был готов уйти, когда привезли девушку, и мне пришлось провести срочную операцию, – сказал папа, при этом вспоминая, и качая головой. Я сглотнул желчь, которая быстро образовалась в горле.

— Кто эта девушка? – спросил я, мой голос был едва слышен.

— Ты ведь знаешь, я не могу раскрывать такую информацию, – сказал он, смотря с удивлением на меня.

Я уставился в свою тарелку. Пропал аппетит? Проверьте.

Папа продолжал говорить со мной, что-то рассказывал, но я его не слышал. Я полностью его игнорировал. Всё, о чём я мог думать, только о Воробье. Я был абсолютно уверен, что девушка, которую он оперировал, это была она. Разве могло быть как-то иначе? Все признаки были налицо. Её не было в школе. Она не отвечала на свой грёбаный телефон...

Но папа сказал, что она будет жить, а это всегда было важно. Но какой ценой? Что они сделали с ней на этот раз?

— Я иду в свою комнату, – пробормотал я, прервав папу на середине предложения. Не обращая внимания на их взгляды, я, спотыкаясь, вышел из столовой и направился к лестнице.

Я подвёл её. Ебать, я подвёл её.

Я подвёл себя. Блядь, я подвёл все, что только мог.

Я даже не смог спасти её.

Я вернулся к тому, что снова начал ходить по комнате, полностью закрывшись от внешнего мира.

Я всё ещё собирался пойти к ней в полночь, чтобы быть чертовски уверенным. И думаю, я снова смог бы проникнуть в больницу.

Прямо как в старые добрые времена...

Я пытался отвлечься, и несколько часов смотрел телевизор, но это было просто бесполезно. Я лихорадочно переключал каналы, и каждый из них напоминал мне Воробья. Если это не была какая-нибудь передача о птицах, то был репортаж с больницы о девушке, которая попала туда из-за насилия со стороны своих родителей.

Может, какие-то высшие силы пытались что-то сказать мне?

В пятидесятый раз за десять минут, я посмотрел на часы. Я застонал, когда понял, что не прошло даже минуты, после того, как я в последний раз смотрел. Ебать всё это. Мне нужно было убраться из этого дома, но мама и папа по-прежнему были внизу. Очевидно, я был не в том настроении, чтобы отвечать на их вопрос, куда я собрался сегодня вечером, а если Эмметт поймает меня, то это будет просто пиздец. Он, без сомнений, последует за мной, и тогда тайна раскроется. Этой ночью будет лучше, если я попытаюсь остаться незамеченным. Я не мог рисковать и быть пойманным.

Ебать.

Я встал с кровати и вышел из своей комнаты. Так как мне всё равно придётся ждать, я мог спуститься вниз и что-нибудь поесть, потому что я почти ничего не ел за ужином. К тому же это убьёт хоть какое-то время.

Еда всегда убивала время.

Я спустился вниз и увидел, что не только мама и папа, но и Эмметт с Розали сидели в гостиной и смотрели кино. Это было отвратительно. Как будто они были на двойном свидании или ещё какое дерьмо.

Как трогательно, двойное свидание с родителями.

— Эй, милый, мы смотрим кино, не хочешь к нам присоединиться? – робко спросила мама, и я отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо, – пробормотал я.

В моём кармане загудел телефон, и в тревоге, я чуть не нагадил в свои штаны. Я как раз проходил мимо дивана, где сидели мои родители. Остановившись, я быстро достал телефон и начал читать сообщение.

Мои глаза расширились, и я почувствовал, как вся кровь отхлынула от моего лица.

— Сын? Ты в порядке? – спросил папа, и мне казалось, словно его голос доносился через туннель. Я его почти не слышал. Я не ответил ему. Я не мог даже видеть его; мои глаза были сосредоточены на чём-то, чего я даже не мог видеть.

Воробей.

Я быстро повернулся и побежал к парадной двери, крепко сжимая в руке свой телефон. Папа окликнул меня, но я по-прежнему не замечал его. Я просто распахнул дверь и выбежал на холод. Даже не пытаясь взять с собой куртку. У меня не было грёбаного времени. Ебать, я знал, что у меня не было его.

Когда я побежал по подъездной дорожке, холодный воздух обжигал мои лёгкие, но я едва это замечал.

В сообщении было всего одно слово, но этого было достаточно, чтобы понять – я не мог ждать полуночи.

"Помоги!"

Дата добавления: 2015-08-05