Лекция двадцать первая

В ЭТОЙ лекции я остановлю ваше внимание еще на одной реформе Петра Великого, которой мы уже касались вскользь, но которая не была еще освещена во всей полноте. Я разумею реформу церковного управления. Вы знаете, что по смерти патриарха Адриана (16 октября 1700 года) Петр оставил патриарший престол незамещенным, а назначил рязанского митрополита Стефана Яворского, родом малоросса, «местоблюстителем патриаршего престола». Уже в 1700 году Петр проникся неприязненным и ревнивым чувством по отношению к патриарху. В XVII веке патриарх нередко, в силу некоторых обстоятельств, конкурировал с царской властью.

При Михаиле Федоровиче патриархом был отец царя, опытный государственный человек, который фактически и правил государством; сын уступал ему первое место во всем. Такое положение патриарха, создавшееся в силу случайных обстоятельств, сделалось потом прецедентом. Честолюбивый патриарх Никон выступил с притязаниями пользоваться тем же влиянием, что и отец государя при Михаиле Федоровиче. Из-за этого между царем и патриархом возник конфликт, который окончился поражением патриарха.

Патриаршество так или иначе давало чувствовать и Петру свою силу и значение. В юношеские годы царя патриарх Иоаким не раз журил его за разгул, за его дружбу с иноземцами и осуждал за некоторые иноземные пристрастия, вроде бритья бород и т. п. Для всех недовольных петровскими нововведениями патриарх сделался нравственным оплотом. Хотя Адриан не выступал резко и открыто против реформ Петра, но в глазах царя он был виновен уже тем, что молчал и не защищал его нововведений.

Петр проникся ненавистью к институту патриаршества и ко всему древнерусскому клерикализму. «О, бородачи, бородачи! — говорил он, — отец мой имел дело только с одним, а мне приходится иметь дело с тысячами; многому злу корень — старцы и попы».

Проникнувшись ненавистью к клерикализму, Петр давал волю своим чувствам по отношению к духовенству в тех оргиях, которые он устраивал со своим «все-шутейшим и всепьянейшим собором», во главе с «все-шутейшим патриархом Яузским и Кокуйским». Эти оргии были самыми неприличными пародиями на патриарха, освященный собор и весь монашеский и священнический чин. В 1715 году Петр вздумал женить «всешутейшего патриарха», своего бывшего учителя, Никиту Зотова, на вдове Стремоуховой, несмотря на то, что ему было 70 лет. Напрасны были ходатайства сына Зотова, Конона Никитича, пощадить старость отца, не срамить старика, свадьба была решена. Венчал Зотова девяностолетний священник Архангельского собора. Весь январь 1715 года длились свадебные торжества, на которых присутствовала и Екатерина с придворными дамами, из этих придворных дам боярыня Ржевская носила звание «князя-игуменьи». В шутовских костюмах, со свистом, трещотками и хохотом носилась по улицам свадебная процессия, производя дикую какофонию звуков; но это еще не все: вместе с тем раздавался звон колоколов всех московских церквей. Царь приказал поить чернь вином на улицах и рынках — везде раздавались крики: «Да здравствует патриарх с патриаршею». Когда Зотов умер, его место занял Бутурлин, носивший до того времени титул «шутовского митрополита Петербургского». Избрание нового патриарха происходило 28 декабря 1717 года, а. рукоположение 10 января 1718 года, Петр сам начертал особый чин избрания «всешутейшего патриарха». Роль царя при избрании играл князь-кесарь Иван Федорович Ромодановский, сын первого князя-кесаря.

В написанном ритуале Петр пародировал во всех деталях церковный чин избрания действительного патриарха, так что совершалась прямо кощунственная пародия на церковный обряд: «собравшимся на старом дворе папы и седшим архижрецам начинают оные петь песнь Баху-сову, потом восходит князь, великий оратор, на высокое место и чинит предику, увещевая, дабы прилежно просили Бахуса и не по каким фикциям, но ревностным по оным сердцем избирали, и потом итить всем в каменный дом, по учрежденной конкл.авии».

Здесь в шутовском виде были певчие, попы, дьяконы, архимандриты, еуфраганы, архижрецы, князь-папины служители. Пародировалось несение образа, как делалось при избрании патриарха, — такую роль играл здесь «Бахус, несомый монахами великой обители» (намек на обряд несения образа Спасителя монахами Троице-Сер-гиевского монастыря при избрании настоящего патриарха). В каменном доме театральный государь, князь-кесарь, говорил членам «всешутейшего собора» речь, напоминающую речи, некогда произносимые царями при избрании патриархов. Потом происходил выбор из трех кандидатов. По окончании-баллотировки, совершаемой е использованием яиц, новоизбранного поздравляли, величали многолетием, потом сажали в громадный ковш и несли в собственный его дом, где опускали в чан с вином. За избранием следовало поставление. Чин поставления, начертанный Петром, был пародией поставления архиереев. Поставляющий, возглашая: «Пьянство Бахусово да будет с тобой», намекал на священные слова: «Благодать святого Духа да будет с тобой». Подобно тому, как архиереев заставляют произносить исповедание веры, шутовской князь-папа исповедовал поклонение уродливому пьянству: «вином яко лучшим и любезнейшим Бахусовым, чрево свое, яко бочку, добре наполняю, так что иногда и ядем, мимо рта моего носимым, от дрожания моей десницы и предстоящей очесех моих мгле, не вижу, и тако всегда творю и учити мне врученных обещаюсь, инако же мудрствующие отвергаю, и яко чуждых творю и... маствую всех пьяноборцев, но якоже вышерек творити обещаюсь до скончания моей жизни, с помощью отца нашего Бахуса, в нем же живем, а иногда и с места не двигаемся и есть ли мы или нет — не ведаем (пародия на слова Священного Писания „о нем же живем, движемся и есмы"), еже желаю тебе, отцу моему, и всему нашему собору получить. Аминь». Следовало рукоположение: во имя разных принадлежностей пьянства, пересчитываемых одна за другой: пьяниц, скляниц, шутов, сумасбродов, водок, вин, пив, бочек, ведер, кружек, стаканов, чарок, карт, Табаков, кабаков и пр. Потом следовало облачение нрвопоставленного с произнесением выражений, напоминающих облачение первосвященников. Например: «облачается в ризу неведения своего»; флягу возлагая, произносилось: «сердце исполнено вина да будет в тебе»; нарукавники возлагая: «да будут дрожащи руце твои»; отдавая жезл: «дубина Дидана вручается тебе, да разгонявши люди своя». Первый жрец помазывал крепким вином голову новопоставленного и делая образ круга около его глаз, произнося такое выражение: «Тако да будет кружиться ум твой». Наконец, на него надевали подобие первосвященнической шапки с возгласом: «Венец мглы Бахусовой возлагаю на главу твою, да не по-знаеши десницы твоей, во пьянстве твоем». Все хором пели «аксиос». Новопоставленный садился на бочку, игравшую роль первосвященнического седалища. Он испивал Великого Орла — как назывался огромный кубок — и давал пить из него же всем другим. Пением многолетия оканчивался чин поставления.

Устраивая неприличные пародии, поставляя «всешутейшего патриарха», дыша ненавистью к клерикализму, стремясь дискредитировать патриаршую власть столь грубыми средствами, Петр не мог собраться поставить действительного патриарха. Стефан Яворский целых 20 лет просидел местоблюстителем патриаршего престола и управлял русской церковью, но действовал не один, а совместно с освященным собором. Казалось, что остается старый порядок — на самом же деле от старины осталась только одна форма. В состав освященного собора входили все митрополиты, архиепископы и епископы, но управляли делами не все вместе, а в известной очереди, так как заседания собора сделались постоянными. При местоблюстителе патриаршего престола образовалось, таким образом, постоянное учреждение из очередных членов освященного собора. Это учреждение было как бы прототипом Синода, подобно тому, как «боярская консилия» была прототипом Правительствующего Сената, это было промежуточное звено между древним освященным собором и Святейшим Синодом. Так продолжалось до 1721 года, когда был издан «Духовный регламент», учредивший Духовный коллегиум, вскоре переименованный в Святейший Правительствующий Синод.

Ближайшим сотрудником Петра в этой коренной церковной реформе и автором «Духовного регламента» был псковский архиепископ Феофан Прокопович, родом малоросс, — живой, умный и энергичный человек. Он кончил Киевскую академию и, кроме того, учился в католических коллегиях в Кракове, Львове и даже в самом Риме. В этих коллегиях он проникся антипатией к католичеству, к схоластическому богословию и вообще к «па-пежскому духу», которого не терпел и Петр Великий. В данном случае, как можно видеть, сошлись люди с одинаковыми взглядами. Феофан Прокопович был полной противоположностью Стефану Яворскому в отношении к католичеству. Стефан Яворский тоже учился в католических коллегиях, но вынес оттуда, наоборот, симпатии к католицизму.

Изучая протестантское богословие, Ф. Прокопович усвоил некоторые протестантские воззрения и выражал их в своих произведениях, что вызвало даже полемику в русской литературе (Стефан Яворский составил огромное сочинение «Камень веры», наполненное скрытой полемикой с Ф. Прокоповичем). Петр, сам воспитанный на протестантизме, познакомившись в Киеве в 1716 году с Ф. Прокоповичем, который приветствовал его речью и поразил Петра своим умом, жизнерадостностью и остроумием, сделал его епископом Псковским и перевел его в Петербург. С этого момента Прокопович стал правой рукой Петра в церковных делах: он и написал «Духовный регламент», который был отредактирован самим Петром. Феофан Прокопович и Стефан Яворский были представителями двух главнейших направлений в русской богословской науке, которая и в позднейшее время развивалась в пределах этих двух направлений: одно из них тяготело к католицизму, другое — к протестантизму.

Надо заметить, что Феофан Прокопович был не только сотрудником Петра, но и собутыльником. Сохранился ряд анекдотов, в которых рассказывается об участии Феофана Прокоповича в пирушках. Рассказывают, например, такой случай. Петр, услыхав о том, что Феофан Прокопович слишком уж предается кутежам, и желая проверить эти слухи, явился раз ночью и застал Феофана Прокоповича в компании приятелей за пирушкой. Те не растерялись и не смутились и встретили Петра пением: «Се жених грядет во полунощи». Петра так это развеселило, что он даже и не наложил никакого наказания на участников кутежа.

«Духовный регламент» Феофана Прокоповича — не сухой научный трактат, а живое литературное произведение, памятник не только законодательства, но литературы и общественной мысли.

В «Регламенте» совершенно справедливо указывалось на вред единоличного управления патриарха и на политические неудобства, происходящие от его преувеличенной авторитетности не только в делах церковных, но и в государственных. «От соборного правления можно не опасаться отечеству мятежей и смущения, яковые происходят от единого собственного правителя духовного», — читаем мы в «Регламенте». «Ибо простой народ не ведает, как разнствует власть духовная от самодержавной; но, великою высочайшего пастыря честию и славою удивляемый, промышляет, что таковой правитель есть то второй государь самодержцу равносильный, или и больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство». При таком взгляде на патриарха, как на лицо, облеченное властью, равной монаршей, в случае конфликта между ними, «простые сердца духовному паче, нежели мирскому правителю, согласуют и за него побор-ствуют и бунтоватися дерзают, и льстят себе, окаянныя, что они по самом Бозе поборствуют». Этим пользуются «коварные человецы», враждующие на государя, и побуждают народ к подобному «беззаконию». Так Петр совершенно ясно указал на неудобство иметь авторитетную единоличную духовную власть. Патриарх был опасным конкурентом для самодержавного государя: народ ставил власть духовную выше светской. Кроме этого у Петра были и другие мотивы, побуждавшие его к преобразованию церковного управления: он был поклонником вообще коллегиальной системы в управлении: «ею известнее изыс-куется истина, нежели единым лицом: чего один не изыс-кует, то постигнет другой». Затем, коллегия пользуется, как казалось Петру, большим почтением и авторитетом, чем единоличное правительство: в ней нет места пристрастию и лихоимному суду. Однако и в коллегиях взяточничество было не менее развито, нежели в приказах, потому что дела только формально решались коллегией, а по существу вся работа производилась в канцеляриях канцеляристами, и там были возможны всякие злоупотребления. Кроме того, Петр был уверен, что при единоличном правлении дела решаются медленнее, чем при коллегиальном. Это было общим убеждением века, которое впоследствии было разбито самой жизнью, что и повело к замене коллегий министерствами.

По «Регламенту» Синод должен был состоять из 12 правительственных особ, назначавшихся государем из митрополитов, архиепископов, игуменов и протопопов, причем эти чины по очереди должны были исправлять обязанности синодальных членов. Присутствие Синода состояло из президента, двух вице-президентов, четырех советников и четырех асессоров, как и во всех коллегиях. Председатель избирался государем и обязательно из архиереев. При Синоде, так же как и при Сенате, были учреждены фискалы для наблюдения за злоупотреблениями и для своевременного представления о них в Синод, эти фискалы получили название инквизиторов, с прото-инквизитором во главе. В 1722 году они были подчинены синодальному обер-прокурору, обязанности которого были тождественны с обязанностями генерал-прокурора в Сенате; как последний был «государевым оком» в Сенате, так первый — в Синоде. Так же, как генерал-прокурор в Сенате, обер-прокурор состоял во главе канцелярии, которой заведовал обер-секретарь.

Делопроизводство в Синоде было определено на общем основании Генеральным Регламентом. Всякое дело сначала поступало в канцелярию, оттуда вносилось в присутствие, где после доклада происходили под руководством председателя прения, заканчивавшиеся баллотировкой, причем подача голосов начиналась с младших членов, чтобы они не находились под давлением старших. Дела решались по большинству голосов, причем при равенстве голос председателя давал перевес. Однако в общее присутствие вносились только наиболее важные дела, а остальные рассматривались в особых конторах, учрежденных при Синоде: в конторе судебных дел, раскольнических дел и пр. Во главе контор стояли члены Синода — советники и асессоры. Некоторые дела не строго церковного, а общегосударственного характера Синод должен был разрешать совместно с Сенатом на особых конференциях.

Что касается компетенции Синода, то «Регламент» прямо устанавливает, что Синод имеет силу и власть патриарха, отсюда Синоду присвоен и титул «Святейшего». Сам Петр в одном из своих указов писал: «За благо рассудили мы установить со властью равнопатриаршею духовный Синод», В качестве преемника патриарха Синод получил в свое ведение епархию, которая прежде находилась под непосредственным управлением патриарха. Этой епархией Синод стал управлять через коллегию, которая заменила прежний Патриарший приказ и получила название «дикастерии», иди «консистории». Вся полнота власти патриарха в церковных делах перешла к Синоду. Ему принадлежала высшая административная власть в церкви: он выполнял следующие функции: 1) должен был следить за чистотой веры, за правильностью вероучения, должен был бороться с ересями, расколом, заботиться о религиозном просвещении народа и о распространении христианства среди язычников; 2) в качестве высшего административного органа Синод должен был наблюдать за всем церковным управлением, органы которого были подчинены ему; кроме этого, он должен был 3) назначать духовных лиц на должности; 4) заботиться о материальном благосостоянии церквей и заведовать церковными имуществами, переданными ему из Монастырского приказа. Для управления этими имениями У Синода были особые чиновники — комиссары Синодальной команды, которые являлись приказчиками в имениях. Синод был верховной инстанцией церковного суда и высшим церковным судом. На его разрешение в апелляционном порядке поступали следующие дела: 1) о преступлениях против веры: о богохульстве, расколе, ересях и волшебстве; 2) о преступлениях против семейного права (например, дела о браках, заключенных в недозволенных степенях родства); 3) дела по обвинению духовных лиц в брани, в бою, в краже, в обидах и в бесчестиях. В качестве церковного суда первой инстанции Синод разбирал: 1) дела по жалобам на архиереев со стороны других духовных лиц, 2) дела по жалобам архиереев друг на друга и 3) дела по жалобам на синодальных членов. Наконец, мы видим у Синода и законодательную власть: он мог дополнять свой «Регламент» с окончательной санкцией государя; если же государя не было в столице, Синоду предоставлялось право сноситься с Сенатом относительно новых законов, но не публиковать их впредь до «апробации». Такова была компетенция Синода.

Естественно возникает вопрос: какое место занял Синод в ряду других высших государственных учреждений?

Название Синода «Правительствующим» говорит за то, что он был равен Сенату. Сам Петр на одном из докладов положил резолюцию именно в этом смысле: «Понеже Синод в духовном деле равную власть имеет, как Сенат в гражданском, того ради решпект и послушание ему равное отдавать надлежит». Это равенство с Сенатом сказывалось и внешним образом, недаром Петр поместил Сенат и Синод в одном и том же здании: в правом крыле — Синод, а в левом — Сенат. Но с другой стороны, Синод нередко рассматривался и оценивался как одна из коллегий, и даже сначала назывался «Духовный коллегиум». В некоторых отношениях он был подчинен Сенату: во время отсутствия государя Синод вносил свои генеральные определения на рассмотрение Сената; кроме этого, и во время присутствия государя всякие докладные пункты Синода по законодательным делам прежде представления государю должны были рассматриваться и разрешаться Сенатом. Наконец, административные распоряжения Синода нуждались в обсуждении Сената и могли быть кассированы им. Значит, Синод занимал среднее положение: в некоторых отношениях он был равен Сенату, в других — коллегиям.

Учреждение Синода знаменует собой новую эпоху в истории не только нашего церковного, но и государственного развития. Петр вышел из затруднения, перед которым стоял целых 20 лет. Его церковно-административ-ная реформа лишила высшую церковную власть того политического влияния, какое принадлежало ей в XVII веке. Вопрос об отношении церкви к государству решен был в пользу государства.

Поставив церковь в зависимое положение от государства, Петр по отношению к ней применил ту же политику просвещенного абсолютизма, которой запечатлена его деятельность в гражданской области. Изданный Петром «Духовный регламент» был не только учредительной хартией, но касался и содержания деятельности будущего учреждения, давал Синоду целый ряд предписаний относительно действий на будущее время, относительно управления церковью, устройства, улучшений и возможных исправлений. В этом отношении «Духовный регламент» является в высшей степени интересным памятником, важным для оценки политики Петра Великого.

«Духовный регламент» начинает с преследования того, что по невежеству боготворили раньше, не допуская критики. Сюда относятся, прежде всего, жития святых, из которых многие были явно вымышленными. Но автор «Регламента» упускает из виду одно обстоятельство: жития святых писались не для того, чтобы сообщать фактические сведения, а в назидание на готовые темы. Конечно, с точки зрения исторической действительности они не выдерживают критики — это были моралистические произведения, для которых тот или иной святой были только поводом к нравоучению, поэтому они и писались обычно по известному определенному шаблону. Автор «Регламента», не понимая характера древнерусской агиографии, считал многие жития святых подделкой и подлогом. Кое-что в этом отношении и действительно было: например, можно указать на житие Ефросима Полоцкого с его «сугубой аллилуйей», на которое ссылались раскольники. Рядом с житиями святых Петр задел акафисты и молитвы, распространявшиеся из Малороссии и ничего противного церковной истине не заключавшие.

Петр подчеркнул необходимость их исключения, «дабы по времени не вошли в закон и совести человеческой не отягощали». «Регламент» предписывал Синоду искоренять суеверия. На Руси соблюдался, например, обычай ничего не делать по пятницам, «дабы пятница не разгневалась», и строго поститься 12 пятниц для получения духовных и телесных благ. Пятница в народе, олицетворялась, и духовенство, идя народному суеверию навстречу, приурочило святую Параскеву к этой пятнице. Культ пятницы возник от торгов, которые обыкновенно совершались в этот день, пятница сделалась символическим образом, силой, которая покровительствовала торговцам. В Малороссии создался даже особый культ пятницы: водили с крестным ходом женщину с распущенными волосами, называли ее Пятницей и давали ей перед церковью дары. Духовенство сквозь пальцы смотрело на такие вещи и, наконец, на место пятницы поставило святую Параскеву. В иных местах попы, потакая суевериям народным, совершали молебствия перед дубами и раздавали ветки от них в благословение. Это — прямо отголосок языческого культа леса и воды. Чаще же всего злоупотребляли чудотворными иконами. Архиереи и попы, особенно в бедных приходах, подыскивали явленные иконы в пустынях, у источников, объявляя их чудотворными, рассказывали о чудесах и, таким образом, распространяли суеверие, выгодное для духовенства. Регламент восставал также против особого почитания богослужения некоторых дней (Благовещенской обедни, Пасхальной утрени, вечерни Пятидесятницы и др.) и требовал искоренения верования, что погребенные в Киево-Печерском монастыре, хотя бы они умерли и без покаяния, попадают прямо в царствие небесное.

Противясь вредным суевериям в целях религиозного воспитания народа, «Регламент» рекомендовал «сочинить три книжицы небольшие»: 1) о догматах веры и заповедях Божьих, 2) «о собственных всякого чина должностях» (в них должны быть изложены доводы от Священного Писания кратко и понятно); 3) нравоучительные проповеди из творений отцов и учителей церкви. Эти «три книжицы» должны были, по «Регламенту», читаться в церквях каждые три месяца. В этой мере странного рецептурного характера ярко сказалась наивная самоуверенность поборников полицейского государства в силе правительственных предписаний: при помощи «трех книжиц» во вкусе Лютерова катехизиса думали перевернуть мировоззрение русского народа, разрушить то, что сидело глубокими корнями в народной душе, что составляло ее поэтический, космический и нравственный багаж.

Гораздо серьезнее была другая мера, предложенная «Регламентом» для просвещения народной массы, — это подготовка духовных учителей и проповедников в семинариях и в академиях с семинариумами (то есть интернатами). Академии велено было учредить при всех архиерейских кафедрах по епархиям. В них должны были преподаваться следующие предметы: грамматика, география, история, арифметика, геометрия, логика, риторика и «стихотворное учение», физика с краткой метафизикой, политика Пуффендорфа и богословие. Предположено было также изучать языки — греческий и еврейский, если найдутся сведущие учителя. Курс обучения в академиях был восьмилетний, из которых два года ученики должны были посвящать изучению богословия. Начальниками академии были ректор и префекты. Все протопопы и богатые священники должны были отдавать своих детей для обучения в академии. Для академического здания предполагалось выбирать место на окраине города, чтобы ученики были изолированы от городских соблазнов. При академии должен был находиться интернат наподобие монастыря, где бы ученики (от 50-70 человек) находили жилище и получали пищу и одежду. Они должны были размещаться по 8—9 человек в комнате под присмотром префекта, который мог наказывать младших розгами, а средних и старших выговорами. В семи-нариуме все должно было делаться по звонку, как в солдатских казармах по барабанному бою. Для прогулок было назначено два часа в день, однажды или дважды в месяц семинаристам позволялось «проездиться на остро-вы, на поля и вообще в веселые места». Во время обеда семинаристы должны были слушать чтение, но только не из житий святых, как в монастырях, а из военной и гражданской истории, а также о великих мужах, о церковных учителях, историках, астрономах, риторах, философах и пр. В большие праздники за столом позволялось иметь свою музыку. Ректор два раза в год мог устраивать «акции (акты), диспуты, комедии и риторские экзерциции (упражнения)». В гости семинаристы отпускались не более семи раз в год под наблюдением префекта, принимать гостей можно было в трапезной или в саду, можно было даже угощать их «кушанием и питанием» в присутствии ректора. Так восприняли свое бытие наши семинарии со всем их учебным и воспитательным режимом, который держался очень долго и держится в некоторых отношениях до сих пор.

Полицейское государство простерло и дальше свое влияние на церковные дела. «Духовный регламент» предписывал, чтобы все христиане слушали от пастырей православное учение и «единажды в год» исповедовались и причащались; уклонение от причащения считалось доказательством принадлежности данного лица к расколу. Священники должны были вести вероисповедные книги и ежегодно доносить епископу о всех, кто не был у исповеди и причастия, под страхом жестоких наказаний за укрывательство. Раскольники не должны были допускаться ни к каким государственным должностям. Терпимый ко всем вообще вероучениям, замещая государственные должности «лютерами и кальвинами», Петр не терпел раскольников — они были для него синонимом невежества, фанатизма, косности и тупости. «Регламент» запрещал всем, кроме лиц царской фамилии, устраивать домовые церкви и иметь крестовых попов, «ибо сие лишнее есть, и от единыя спеси деется, и духовному чину укорительно. Ходили бы господа к церквам приходским и не стыдились бы братиею, хотя и крестьян своих, в обществе христианстем».

Ставленники в приходские священники должны были представлять свидетельства от прихожан или помещиков в том, что они люди «жития доброго и неподозрительного», а последние, со своей стороны, должны были обозначать в челобитных, «какая священнику руга будет или земля».

«Духовный регламент» посвящает очень много прочувствованных строк епископам. Для донесений о злоупотреблениях епископы должны были установить «за-конщиков» или благочинных, то есть духовных фискалов. В своем доме епископы должны были содержать школу для первоначального обучения священнических детей и здесь удостоверяться, кто будет способен к священническому чину и кого нужно заранее, «по довольном искушении», как неспособного отпускать домой. На содержание этих школ предположено было брать часть доходов с монастырей и церковных земель. Сами епископы должны были жить скромно, лишних служителей не держать, ненужных строений не делать и священного одеяния и всякого платья для себя «не умножать». «Ведал бы всяк епископ, — говорится в „Регламенте", — меру чести своея, и не высоко бы о ней мыслил, и дело убо великое, но честь никаковая».

Затем, епископам предписывалось также иметь при своем дворе школу для священнических детей. Здесь могли видеть легко, кто с самого детства уже был достоин к принятию священнического сана, и кого заранее можно было отпустить. Школы эти содержались, главным образом, на средства землевладельцев. Епископы не должны были делать себе роскошного платья: хотя у них дело и великое, но все же во Священном Писании им никакой особенной чести не положено. Запрещено было водить епископов под руки и кланяться им в землю. Епископам строго запрещено было злоупотреблять своей властью и разрешено предавать анафеме нераскаянных грешников, производящих хулу на Священное Писание или на церковь, только испробовав все средства. Объезжать свою епархию епископ должен был летом, чтобы не стеснять священников и граждан отводом квартиры. По приезде в село епископ должен был расспросить у «меньших церковников» или прихожан, как живут священники и дьяконы, и чинить им управу, а пока не кончит, не должен был ходить в гости и приглашать к себе гостей, чтобы не быть стесненным в своих действиях. Ему было вменено в обязанность спрашивать, «не делаются ли где суеверия», «не шатаются ли беспутно монахи, не обретаются ли кликуши», «не проявляет ли кто для скверноприбытства ложных чудес при иконах, при кладезях, источниках и прочая», и «таковые безделия запретить».

Епископ непременно должен был следить за своими служками, чтобы они не добивались подарков, «ибо слуги архиерейские, — говорит „Регламент", — обычно бывают лакомые и где видят власть своего владыки, там с великою гордостью и бесстыдием как татары на хищение устремляются». Что касается священников, то им давалась в обеспечение «руга», то есть земля, и каждый священник должен был дать подписку, что будет доволен своей «ругой» и прикрепляется к ней навсегда. Петр не любил шатающихся духовных.

Так Петр Великий старался преобразовать «церковный чин» на Руси и направить русскую церковь по пути прогресса и просвещения. «Регламент» служит свидетельством того, что церковная жизнь пришла в подчинение государственной власти. Значит, спор XVII века между царством и священством кончился в пользу царства.

Дата добавления: 2015-08-03