Напрашивается вывод, который будет тем более очевиден, чем далее мы углубимся в рассмотрение фактов этого дела, разве не так?

«В «Заявлении комитета «Матери Беслана» («Пульс Осетии», №33/87) приводится интересный документ, направленный главе МВД Нургалиеву 8 сентября 2004 года: «...Отрабатывается информация о том, что 1 сентября 2004 г. в 5 часов утра в г. Шали был задержан гражданин Арсамиков. В ходе проведенной работы Арсамиков рассказал, что планируется захват школы в г. Беслан. Работа продолжается. Докладывается в порядке информации».

Акцент здесь следует ставить на слове «планируется» (глагол настоящего времени). Значит, сведения были получены, когда бандиты еще не успели добраться до Беслана. Допустим, что эмвэдэшники добились признания от Арсамикова за два часа. До 9 утра, когда будет захвачена школа, остается еще два часа. За это время бандитам можно было подготовить достойную встречу. Но бандитам, как и прежде, нечего волноваться, потому что информация о предстоящем захвате во Владикавказ не передается. ПОЧЕМУ? Передается ли она в Москву?…

Итак, «рано утром 1 сентября, – как повествует Колесников, – банда пересекла административную границу Ингушетии и Северной Осетии». Вот как характеризует это «пересечение» известная журналистка Юлия Латынина: «Граница между Осетией и Ингушетией является границей между республикой, являющейся форпостом России на Северном Кавказе, и республикой, которая, по сути, является неконтролируемой территорией». И далее: «В 1999 году эту границу пыталось охранять вооруженное осетинское ополчение. В 2001 году этих людей разогнали, потому что, во-первых, они препятствовали трафику наркотиков, а во-вторых, насколько я понимаю, препятствовали воровству людей» («Эхо Москвы», 15.01.2006). К этому можно добавить контрабанду нефтепродуктов – тоже незаконный и весьма прибыльный бизнес, в котором могли быть заинтересованы и некоторые из власть имущих. Как известно из прессы, в Правобережном районе РСО-А функционировали в это время 12 подпольных нефтеперегонных заводов. Просто так, без отчислений наверх, они не продержались бы и недели. Латынина называет эту границу взрывоопасной. Кто-то скажет: мало ли чего наговорит журналистка. Однако вольготное пребывание подразделения боевиков на виду у ингушских сел в какой-то мере подтверждает ее слова. Да и Шамиль Басаев дает свои интервью тоже не где-нибудь, а на территории Ингушетии. (Кстати, вскоре после Беслана президент Ингушетии Зязиков был награжден российским орденом. За особые заслуги, наверное).

Приходится признать, что и на территории Осетии бандиты не очень-то беспокоились о своей безопасности. По версии Генпрокуратуры они, 32 боевика, погрузили в автомашину ГАЗ-66 оружие и боеприпасы, которых им хватило потом на несколько часов ожесточенного боя, взрывчатку для минирования помещения, где содержались заложники, противогазы и прочую амуницию (а также, наверное, и продовольствие), после чего загрузились сами, набившись в тентованный кузов небольшого грузовика под самую завязку. Как утверждают очевидцы эксперимента, повторяющего загрузку автомашины ГАЗ-66, «в кузове было теснее, чем в вагоне московского метро в утренний час пик» («Новая газета», №76/1101).

Если бы по пути в Беслан они встретили сопротивление, в такой тесноте им даже оружие не удалось бы взять в руки, их расстреляли бы на месте. Следовательно, эти обученные, обстрелянные, многоопытные боевики не предполагали каких-либо неприятностей по дороге. Впрочем, некоторые из бывших заложников утверждают, что бандитов было гораздо больше 32-х (об этом позже), значит, и продвигались они к Беслану иначе, поскольку и 32 человека могут поместиться в кузове ГАЗ-66 скорее теоретически, чем на деле. Однако следствие (как и во многом другом) утвердилось в своем выводе, похоже, раз и навсегда – 32 боевика, ГАЗ-66…

ШТАБ ФОРМАЛЬНЫЙ И ШТАБ ТЕНЕВОЙ. Бандиты ехали не вслепую. Они знали (от кого?), что 1 сентября 2004 года торжественная линейка, посвященная Дню Знаний, будет проводиться в бесланской школе №1 не в 10 часов утра, как многие годы до этого, а в 9. Они прибывают вовремя. В 9.03 начинается захват, в 9.20 детей, учителей и родителей загоняют в помещение школы. Обратите внимание, боевики, которых официоз потом усиленно выдавал за наркоманов, уложились в 17 минут, включая перестрелку с милиционерами, дежурившими в школе. 2 человека убито, 7 – ранено. 1127 заложников загнаны в спортзал школы. Начинается минирование здания. В 10.30 создан республиканский штаб под управлением А.С. Дзасохова. Ключевое слово в последнем предложении – республиканский, которое можно трактовать как не федеральный, то есть ограниченный в возможностях и полномочиях. В 11.40 состоялся первый разговор Дзасохова с президентом РФ Путиным. В 12.00 по указанию Путина распоряжением Председателя правительства РФ начальник УФСБ РФ по РСО-А генерал-майор В.А. Андреев назначен руководителем оперативного штаба по освобождению заложников. (Все эти сведения и цифры взяты из доклада Кесаева). А вот цитата из интервью Торшина, опровергающая эту информацию: «Чем объяснить, что в течение первых полутора суток у контртеррористической операции не было единого командования? Не было приказа конкретному человеку: ты отвечаешь за все и можешь действовать по своему усмотрению... В конце концов, приказ все-таки поступил – около 2 часов дня 2 сентября» («МК», 22.12.2004). О том же самом сообщали едва ли не все известные российские и зарубежные СМИ.

Из протокола допроса А.С. Дзасохова: «На второй день, 02.09.04, примерно в 12 часов, я узнал о том, в том числе из текста, который мне показал Проничев, что руководителем оперативного штаба по проведению контртеррористической операции назначен Андреев В.А. Распоряжение правительства РФ об этом подписал Фрадков М.Е.»

Из протокола допроса В.А. Андреева: «В 14 часов 45минут 02.09.04 года я был назначен руководителем оперативного штаба по руководству контртеррористической операцией на основании указания, изложенного ШТ НР 629 от 02.09.2004 года, поступившего из ФСБ России» («Новая газета», 14.04.2005).

Я не знаю, что такое «ШТ НР» и не знаю, почему А.С. Дзасохов указывает на распоряжение Фрадкова, а В.А. Андреев ссылается на указание, поступившее из ФСБ России. Еще труднее понять, почему между распоряжением Фрадкова и этим самым «ШТ НР» прошло почти три часа, в течение которых оперативным штабом по-прежнему никто не руководил (?). Какая безумная разноголосица! Свидетельствуя на процессе Кулаева, Дзасохов вопреки своим предыдущим показаниям заявил, что ОШ с 1 сентября возглавлял Андреев. Что касается Андреева, то он говорил об этом и раньше, на слушаниях в республиканском парламенте 8 сентября 2004 года, но потом, на предварительном следствии, назвал другую дату своего назначения – 2 сентября, 14 часов 45 минут, а еще позже, на процессе по делу Кулаева, вернулся к прежней – 1 сентября. На том же процессе министр РСО-А по чрезвычайным ситуациям показал, что до 2 сентября штабом руководил А.С. Дзасохов («Новая газета», №95/1120).

Как же было на самом деле? Штаб вроде бы имел место быть, но никто не может с уверенностью сказать, кто и когда им руководил. Когда во время беседы с президентом РФ В. Путиным Азамат Сабанов спросил, кто же все-таки руководил штабом в первый день, Путин ответил: «Формально – Дзасохов» («Новая газета», №69/1094). Что означает понятие формально в данном контексте? Казалось бы, оно вообще неприемлемо, когда дело касается руководства оперативным штабом по освобождению заложников. На самом же деле, именно оно, это слово, наиболее полно проясняет ситуацию: кто и когда возглавлял ОШ, Дзасохов или Андреев, с первого сентября или со второго, не имеет ровным счетом никакого значения, потому что само это руководство было формальным.

Вы помните, конечно, что распоряжение о назначении Андреева, подписанное Фрадковым, «показал» А.С. Дзасохову Проничев. Почему именно он и какова его роль в бесланских событиях? Обращаемся к докладу Кесаева, к хронологии 1 сентября: «14.27. Появляется информация о пребывании в Беслане В. Проничева и В. Анисимова – заместителей директора ФСБ РФ...» Далее из доклада Кесаева следует, что оперативных штабов в Беслане было несколько – каждое ведомство расстаралось, – но «самой закрытой и загадочной была структура, тщательно хранившая детали своей работы даже от членов вышеупомянутых штабов. Там находились так и не вошедшие ни в одну официальную штабную структуру заместители Патрушева – В. Проничев и В. Анисимов, а также М. Паньков, Т. Калоев и другие».

Интересно, что в протоколе допроса В.А. Андреева нет ни слова о Проничеве и Анисимове, в то время как в протоколе допроса А.С. Дзасохова нет ни слова об Андрееве. Странно, не правда ли, что президент республики никак не взаимодействует с руководителем ОШ. Информацию о том, что прилетает Аушев, Дзасохов также получает от Проничева. «Сразу же по прибытии Аушева, – рассказывает Александр Сергеевич, – я, Проничев и Анисимов встретились с ним. Тот подтвердил готовность войти в школу». Решение о том, что Аушев войдет в захваченную террористами школу, принималось, как видите, без участия руководителя ОШ В.А. Андреева. Его мнение, попросту говоря, никого не интересовало. Но и сам А.С. Дзасохов не был персоной для чиновных фээсбэшников. В отличие от других, он имел право доступа в штаб Проничева, но как только он входил туда, «все разговоры немедленно прерывались» («Новая газета», 14.04.05). Мне рассказали: один высокопоставленный (в прошлом) федеральный чиновник, прочитав это, воскликнул: «Молодец, Дзасохов, здорово им врезал!» Я тоже читал показания А.С. Дзасохова, но, сознаюсь, не понял, что могло вызвать такую реакцию. Мне объяснили: в переводе с политкорректного на русский эта фраза – «все разговоры немедленно прерывались» – означает, что вся полнота власти по управлению и проведению антитеррористической операции была сосредоточена в «загадочной структуре» Проничева-Анисимова…

Сегодня можно с полной уверенностью заключить, что 1-3 сентября 2004 года в Беслане располагались два оперативных штаба: формальный – Андреева и теневой –Проничева [за которым, если помните, стоял Патрушев и Федеральная Служба Безопасности – М.Ж. ]. Действовал теневой, а отвечать за содеянное было предписано руководителю формального. (Не зря же после трагедии Беслана Андреев был не разжалован, как ожидалось многими, а повышен в звании). Нормальный же штаб, способный мыслить, находить точные решения и сознавать свою ответственность перед обществом, так и не был создан. Не потому ли по первому и, как принято считать, самому верному впечатлению, Р. Аушев охарактеризовал то, что происходило в Беслане, как хаос.

ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ. Еще одна – неофициальная, вроде бы – структура располагалась в том же здании АМС.

Из доклада Кесаева: «Это был своего рода идеологический штаб, где, как теперь становится ясно, готовилась (редактировалась, цензурировалась и т.д.) информация перед ее обнародованием. Именно здесь, скорее всего, родилась пресловутая цифра о числе заложников – 354... Именно туда вызывали 2 сентября 2004 года “на проработку” С. Кесаева... где один господин, представившийся членом штаба, пытался внушить ему, что называть следует цифру заложников, установленную в штабе».

Эта цифра так же недоступна для понимания, как непонятно и то, почему за нее так упорно, до конца держались представители вышеупомянутых штабов… Пытаясь задним числом оправдать эту цифру, нам рассказывают, нимало не смущаясь, что она отражала то число заложников, которое было официально заявлено в штабе их родственниками и родителями. Но это, мягко говоря, неправда. Уже 1 сентября 2004 года Асланбек Аслаханов знал, что захвачено «не 350 человек, как сообщалось, а более 1200, и более 70% из них дети» («Channel 4», 14.10.04). Он сообщил корреспонденту «Channel 4», что информировал о количестве заложников главу президентской администрации. Не знаю, как «формальный штаб», но «теневой» не мог не иметь связи с администрацией президента РФ. Однако с упорством, достойным лучшего применения, продолжал озвучивать все ту же цифру – 354.

Ложь как универсальное средство сопровождала, а то и предваряла едва ли не каждый акт бесланской трагедии. Из первых сообщений мы узнали, что террористы не выходят на связь, не предъявляют никаких требований, а кассета, которую они передали в оперативный штаб, пустая. Однако утром 1 сентября журналистка Анна Политковская связывается с боевиками, насколько я понимаю, без особых проблем («Новая газета», №90/1115). В тот же день с ними дважды связывается Асланбек Аслаханов («Channel 4», 14.10.2004). Как помощник президента РФ он не мог не поинтересоваться и не доложить по инстанции об их требованиях. Что касается кассеты, то ее наверняка просмотрели в ОШ (теневом, вероятнее всего), а затем, «пустая», она попала на зарубежные телеканалы и позже – на отечественное телевидение. Кстати, просмотрев ее, можно было без труда определить реальное количество заложников… …цифра 354 – это преднамеренная ложь.

В докладе Кесаева говорится о том, какую зловещую роль эта цифра сыграла или могла сыграть в дальнейшем. При планировании операции по освобождению заложников их плотность, то есть количество людей на единицу площади, является одним из определяющих факторов. Если плотность неожиданно оказывается значительно больше предполагаемой, спецоперация может сорваться…

... Есть одна важная частность, которая все время остается как бы в тени общей бесланской трагедии.

Из доклада Кесаева: «(1 сентября, 16.30). После радиовыпуска новостей расстреляны и выброшены из окна второго этажа 7 мужчин». Заместитель Генпрокурора РФ Колесников тоже называет количество расстрелянных – «не менее 16» («Владикавказ», №80/344). В прессе встречались и другие числа – 20 и 21. У меня нет сведений, позволяющих уточнить эти сообщения, но вопрос сейчас в другом: ПОЧЕМУ они были расстреляны? Мелькали сообщения о том, что кто-то из них отказался помогать террористам монтировать взрывные устройства, кто-то оказал сопротивление. Я не сомневаюсь в мужестве бесланских заложников, но речь-то идет не об одном-двух, а о 16, 20 или 21-ом. Действия такого количества мужчин – это уже не просто сопротивление, а восстание, которое в принципе было невозможно: один из бандитов, как известно, сидел в зале и держал ногу на педали, замыкавшей детонаторы целого арсенала взрывчатки. Любое его движение повлекло бы за собой гибель сотен детей. Следовательно, массового сопротивления быть не могло по определению, причина крылась в чем-то другом.

На языке террористов демонстративный расстрел заложников означает, как правило, протест против действий властей – отключение электричества, воды, телефона и т.д., либо принуждение к переговорам, если власти отказываются их вести или ведут не на том уровне, которого добиваются террористы, и, наконец, расстрел заложников может быть средством давления на власть, чтобы заставить ее выполнить предъявленные требования.

Косвенно ответ на этот вопрос прочитывается в докладе Кесаева: семеро мужчин были расстреляны «после радиовыпуска новостей». Каких новостей и что в них говорилось? Может быть, по радио еще раз повторили, что террористы не выходят на связь, не выдвигают никаких требований, а заложников всего лишь 354? Так или иначе, но следуя своим правилам, выработанным историей терроризма, боевики должны были сообщать в оперативный штаб о причине демонстративных расстрелов, либо предупреждать о них заранее.

Из доклада Кесаева: «(1 сентября, 11.05). Через заложницу Л. Мамитову боевики потребовали вызвать на переговоры президента Северной Осетии А. Дзасохова, главу Ингушетии М. Зязикова, помощника президента РФ А. Аслаханова и доктора Л.Рошаля... На уточняющий вопрос Л. Мамитовой об их требованиях, боевики заявили ей, что требования хорошо всем известны, а главное из них – вывод войск из Чечни... Также был передан номер контактного телефона»… Из доклада же следует, что во время разговора с захватчиками «у Мамитовой сложилось впечатление, что боевики поддерживают связь с окружающими школу людьми, в том числе не только с сообщниками». То же самое рассказывает и бывшая заложница Тамара Цкаева, которая в первые часы захвата «в самом спортзале насчитала 7 боевиков, один их которых постоянно разговаривал по сотовому телефону. Он говорил о выводе войск из Чечни, об освобождении из тюрьмы каких-то людей и о том, чтобы в школу пришли Дзасохов, Аслаханов, Зязиков и Рошаль» («Северная Осетия», 19.10.05). Здесь все как будто бы сходится. Однако штатный переговорщик, офицер ФСБ Виталий Зангионов, в своих показаниях на процессе по делу Кулаева рисует иную картину: «Мы обращались к ним через громкоговорители... но в ответ захватчики только стреляли. Во второй половине дня из школы вышла женщина (это был повторный выход Мамитовой, в 16.05 – Р.Т.) и передала записку с номером телефона». В записке сообщалось: «Наше терпение на пределе, если не свяжетесь с нами, мы расстреляем 20 человек»…»

Зангионов подтвердил тем самым, что террористы действовали по своим изуверским, но правилам: они предупредили о предстоящем расстреле – это известно. Чем же ответил Оперативный штаб или штабы? Они объявили террористов наркоманами и отморозками, не желающими выходить на связь, и сняв, таким образом, с себя ответственность, безучастно наблюдали за происходящим. 20 человек стали первыми жертвами бесланской трагедии. Говорить о жестокости террористов не имеет смысла. Террор по определению не бывает гуманным. Но то, что сделали явившиеся в Беслан чудовища, не случалось еще нигде и никогда: они подвергли пытке детей, лишив их пищи и воды и заявляя с цинизмом садистов, что дети объявили сухую голодовку. В докладе Кесаева эта акция прямо связывается с качеством переговорного процесса: «К исходу второго дня на переговоры с террористами не вышел ни один из значимых федеральных чиновников, в компетенцию которого хотя бы отчасти входило обсуждение выдвинутых боевиками требований». И так же прямо говорится, что именно это стало причиной «ужесточения режима содержания заложников». Кто-то из иностранных журналистов спросил президента Путина, имея в виду Беслан: «Почему не велись переговоры?» Путин ответил: «А разве вы ведете переговоры с Бен Ладеном?» (Руслан Тотров)

Что, в свою очередь, может означать, что руководство так называемого теневого Оперативного Штаба изначально вообще не считало переговоры значимым элементом своей деятельности. То есть, на самом деле заложников освобождать они вообще не собирались.

ПЕРЕГОВОРЩИКИ. «В «Новой газете» (06/1128) представлен широкий перечень того, чего, судя по его показаниям, не знал основной (!) переговорщик Виталий Зангионов: «Он не знал, что переговоры с террористами ведет Михаил Гуцериев; не знал, что в школу должен был пойти Руслан Аушев; не знал, что с террористами связался Аслаханов; не знал, что Гуцериев договорился о вывозе расстрелянных заложников на машине МЧС; не знал, что Дзасохов договаривается с Закаевым об участии Масхадова в переговорном процессе; не знал о точном количестве заложников в школе; не знал о требованиях террористов вывести войска из Чечни; не знал о вынесенной из спортзала видеокассете; не знал о записке, адресованной президенту Путину; не знал, каким образом попал телефон боевиков к криминальным авторитетам из Чечни и Ингушетии, которые самостоятельно вышли на связь с террористами и пытались заставить их отпустить заложников». О чем же мог говорить с боевиками переговорщик, не знающий, что происходит рядом с ним, не участвующий в заседаниях ОШ и не имеющий представления о его планах? Все это приводит к единственно возможному выводу: роль штатного переговорщика была сведена руководством ОШ к формальному обозначению его присутствия. На этот, с позволения сказать, переговорный процесс террористы отреагировали по-своему: поняв, что расстрел заложников-мужчин не произвел на Оперативный штаб никакого впечатления и никто не собирается говорить с ними, боевиками, от имени федеральной власти, они применили другое, изуверское средство – лишили детей воды. Спортивный зал бесланской школы №1 окончательно превратился в ад.

Изучая хронику бесланских событий, расписанную в докладе Кесаева чуть ли не по минутам, приходишь к печальному [я бы сказал – шокирующему! – М.Ж.] выводу: штабами и их членами ничего не было сделано для облегчения участи заложников. Наоборот, положение их ухудшалось с каждым часом…» (Руслан Тотров)

Еще одна существенная деталь: как уже говорилось, террористы требовали встречи с А. Дзасоховым, М. Зязиковым, А. Аслахановым и Л. Рошалем. Зязиков в Беслане не появился вообще, получив, видимо, указание держаться как можно дальше от захваченной школы. Аслаханов прибыл в Беслан лишь после начала штурма. Доктор Рошаль, насколько известно из прессы, заявил о своей готовности пойти в школу, но террористы пообещали открыть огонь на поражение, если он покажется в пределах видимости, так как в одиночестве, без указанных выше особ он был им не нужен. Из четырех персоналий остается так же Дзасохов, который, по его словам уже 1 сентября был готов идти в школу, но «ко мне тогда подошел генерал Паньков (руководитель Южного управления МВД РФ) и сказал, что если я попытаюсь это сделать, меня арестуют» («Северная Осетия», №5/24556).

«Почему именно он остановил Дзасохова? Решение о том, что президент республики войдет в школу, могло и должно было планироваться и приниматься только официальным штабом, а Паньков, как известно, в нем не значился. Зато состоял в «теневом» – при Проничеве и Анисимове. Таким образом, остановив Дзасохова, Паньков совершенно недвусмысленно подтвердил властный статус именно «теневого» штаба, для которого решения официального (если они имели место быть) ровным счетом ничего не значили…» (Руслан Тотров)

«Представ перед комиссией Торшина, Проничев и Анисимов заявили: «Нас послал Патрушев для оказания помощи в качестве советников». Это из интервью члена комиссии Юрия Иванова (« Новая газета», №04/1126). И далее: «По закону о борьбе с терроризмом никаких советников быть не должно: есть штаб, у него вся полнота ответственности за принимаемые решения... Если у руководителя контртеррористической операции Андреева в качестве советников два его начальника, то как он будет принимать решения?» И, наконец, вывод: «Советники от Патрушева – главные фигуры (в бесланской штабной иерархии – Р.Т.), но без всякой ответственности».

Насколько известно, ни у Дзасохова, ни у Андреева не было опыта проведения контртеррористических операций (если принять версию, что они оба – вначале первый, затем второй – являлись не формальными руководителями ОШ). Имя же Проничева мелькало в прессе в связи с операцией по освобождению заложников в театре на Дубровке. Там, при штурме, был применен газ фентанил, но при этом врачам забыли выдать антидот, что стало причиной гибели множества заложников. В Беслане же наоборот: «Работники районной больницы могут засвидетельствовать, что неизвестные сотрудники ФСБ РФ проводили инструктаж для местных врачей. В частности, еще 1 сентября они приказали в случае штурма всем освобожденным заложникам вкалывать... антидот фентанила» («Новая газета», 14.0405). Однако террористы учли опыт «Норд-Оста», запаслись противогазами и повыбивали где надо стекла, исключив таким образом возможность газовой атаки, но антидот все же кололи, потому что забыли отменить предыдущий приказ…» (Руслан Тотров)

На мой взгляд, и вскоре Вы поймете, почему я так считаю, все это происходило неслучайно. Произошедшее не есть результат забывчивости или безалаберности. Напротив, это делалось намеренно, с целью увеличения количества жертв.

… «С первого же дня захвата руководители Оперативного штаба (или штабов) начали и продолжали озвучивать для российских и зарубежных журналистов и далее – для всего мира – успокоительные сообщения о том, что они не готовятся к штурму. Эта дезинформация предназначалась, видимо, для террористов, но и не только для них. Обстановка в Беслане коренным образом отличалась от той, что сложилась при захвате заложников в Москве, в театре на Дубровке. Там все было оцеплено, да и людей за оцеплением было не так уж много. Здесь же, в маленьком городе, едва ли не все население вышло на улицу, все рвались к школе, многие были вооружены – в московских СМИ из называли ополченцами. Кроме того, из всех уголков Осетии в Беслан устремились люди, надеясь хоть как-то помочь бесланцам, попавшим в беду.

Из доклада Кесаева: «(1 сентября, 22.20). Достаточно многочисленная группа людей, в том числе и не жителей Беслана, двинулась маршем к зданию Администрации местного самоуправления Правобережного района с требованием предпринять более решительные действия по освобождению заложников, угрожая в противном случае предпринять соответствующие действия самостоятельно. Встретившийся с ними председатель Парламента РСО-А Т.Д. Мамсуров убедил людей успокоиться и разойтись». «Решительные действия», конечно же, не означали – немедленный штурм. Скорее это была реакция на неадекватные заявления руководителей Оперативного штаба о том, что боевики не выдвигают никаких требований и не выходят на связь. После разговора с Мамсуровым люди разошлись, но вовсе не по домам, продолжая ждать и надеяться.

В ОЖИДАНИИ МАСХАДОВА. Понимая трагичность сложившейся ситуации и то, к чему может привести даже самый асимметричный, но силовой вариант, А.С. Дзасохов вынужден был искать свой ответ, естественно, в рамках изначально отвергнутого переговорного процесса. Поскольку требования террористов относились к федеральному уровню (вывод войск из Чечни и так далее), но никто из высших федеральных чиновников переговорной инициативы не проявлял, а Зязиков и Аслаханов в Беслане не появлялись, Дзасохов решил привлечь Масхадова, тем более, что как можно судить по некоторым публикациям, террористы приняли это предложение. Не протестовали и руководители антитеррористической операции. Из протокола допроса А.С. Дзасохова: «В нашей среде никто не оспаривал важности установления контактов с Масхадовым для использования его возможностей по освобождению заложников. При мне Аушев, раздобыв телефон Закаева, позвонил ему в Лондон. Нашел он его быстро, где – я не знаю. С Закаевым Аушев говорил по-русски. Затем я забрал трубку и говорил с Закаевым решительно, можно сказать, потребовал что-то сделать для разрешения ситуации с заложниками. Закаев сказал, что связь с Масхадовым односторонняя, но он, как только Масхадов на него выйдет, даст нам знать. У меня был и второй разговор с Закаевым, который сообщил, что у него состоялся разговор с Масхадовым. Закаев потребовал гарантии неприкосновенности ему или Масхадову, если они прибудут в Беслан, на что я ответил, что наш разговор и есть приглашение к разговору об этом… В нашей среде никто не оспаривал важности установления контактов с Масхадовым»...

Интересно было бы узнать, из кого состояла эта «наша среда»? Если это были республиканские чиновники, то они наверняка не были «против». Федеральные же на словах могли быть не «против», но и «за» они, конечно, не были.

ТАНКИ ВЫДВИГАЮТСЯ НА БОЕВЫЕ ПОЗИЦИИ. Далее последовала цепь совпадений, количество которых вряд ли могло быть вызвано только случайностью.

В 16.00 (2 сентября) состоялся разговор Дзасохова с Закаевым.

В 18.15, то есть через полтора часа, из Владикавказа вБеслан прибыла бронетехника – танки и БТР.

В 19.50 был развернут полевой госпиталь – 16 медицинских бригад. При этом телеканалы продолжали рассказывать, что Оперативный штаб не готовится к штурму.

В 22.00 А.С. Дзасохов, встретившись с жителями Беслана, говорит «о новых фигурантах в переговорном процессе, с которыми связываются определенные надежды».

В 22.15 Ахмед Закаев заявляет в интервью AFP, что Аслан Масхадов готов «без предварительных условий» содействовать мирному разрешению кризиса (вся хронология из доклада Кесаева).

Подходит к концу второй день бесланской трагедии.

В ночь со второго на третье сентября, в 00.43, на сайте kavkazcenter появилась статья «Готовится штурм школы в Беслане», автор которой сообщал: «Перед штурмом здания школы может быть объявлено, что... невменяемые террористы привели в действие взрывное устройство». (Нам остается только гадать, был ли автор ясновидцем, выдающимся аналитиком, или просто воспользовался утечкой из спецслужб. Ясно другое: статья была замечена спецслужбами – не зря же к утру 3 сентября сайт был взломан и заблокирован).

В 11.11 в ответ на просьбы Аушева и Гуцериева террористы соглашаются на эвакуацию тел убитых заложников. Акция малопонятная, если учесть, что обстановка и без того накалена до предела. Грузовик с двадцатью трупами в открытом кузове вызвал бы взрыв негодования не только в Беслане, но и во всей Осетии, и обращено бы оно было на власть и руководителей оперативным штабом... А может быть, кто-то знал, что тела расстрелянных не будут вывезены?

В 12.00 Закаев сообщает Дзасохову о готовности Масхадова при определенных условиях (организация коридора для его проезда. – Р.Т.) прибыть в Беслан. Российские и зарубежныетелеканалы озвучивают заявление Дзасохова о том, что на подготовку коридора для Масхадова понадобится два-три часа. Следовательно, прибытие Масхадова в Беслан можно ожидать во второй половине дня или к вечеру 3 сентября.

В 12.30 танки выдвигаются на боевые позиции, на расстояние 200 м до школы («Новая газета», 31.01.05).

В 12.55 к зданию школы направляются (на грузовике) четыре сотрудника МЧС, чтобы забрать тела погибших.

В 13.05 в здании слышны два мощных взрыва. Отдан приказ спецназу начать операцию по освобождению заложников (вся хронология, кроме «НГ», из доклада Кесаева).

Из протокола допроса А.С. Дзасохова: «Что произошло 3 сентября в 13 часов, почему начались взрывы в школе – для меня остается загадкой. Могу подтвердить, что штурм школы не планировался». Представ перед Советом федерации, глава ФСБ Патрушев заявил: «Мы планировали штурм, но в другой день. Из-за неблагоприятного стечения обстоятельств нам пришлось действовать спонтанно» («Die Press», 24.09.2004). Он не говорит «мы планировали продолжать переговоры (с участием Масхадова)», а сообщает о штурме, но «в другой день». Итак, штурм планируется через сутки или двое, а танки, демаскировав себя, выдвигаются на боевые позиции именно 3 сентября, за 35 минут до первого взрыва в школе. Случайное совпадение?

ПЕРВЫЙ ВЗРЫВ. В 12.55 к зданию школы подъезжают на грузовике четыре сотрудника МЧС. У них налажена телефонная связь с главарем террористов. Он сказал: «Чтоб ни одного урода рядом с вами не было». Один из двух оставшихся в живых сотрудников МЧС рассказал: «Мы подъехали, открыли дверцы, открыли борта, показали, что пустые, перенесли один труп боевика на крыльцо – они сами боялись забрать его с открытого места. А потом доктор пошел с ними за угол, а мы остались стоять у забора с поднятыми вверх руками, и тут началась какая-то стрельба. Если бы не начали стрелять, все было бы нормально. С боевиками у нас была нормальная договоренность. Мы абсолютно были уверены, что вернемся. Это была просто подстава – забрать трупы» («МК», 14.09.2005). Так же думали, возможно, и террористы: почему-то они не убили спасателя, который был в непосредственном контакте с ними. Сотрудник МЧС утверждает, что сначала была стрельба и только потом взрывы. О том же самом рассказывает корреспондент «Московского комсомольца» Вадим Речкалов: «Я в те минуты шел с фотографом к больнице. И мы тоже сначала услышали стрельбу, еще забоялись переходить через железнодорожное полотно, потому что место открытое и есть вероятность схватить шальную пулю. Стояли, слушали стрельбу и думали, куда бежать. К больнице, куда сейчас эмчеэсовцы привезут трупы, или обратно к школе на эту непонятную пока стрельбу... И только когда прогремел взрыв, мы, не сговариваясь, побежали обратно к школе» («МК», 14.09.2005).

В эти трагические дни в Беслане стреляли не раз и не два, террористы били даже из подствольников, и потому, наверное, на эту стрельбу никто из бесланцев не обратил особого внимания, и она никак не зафиксирована в известных мне документах... Итак, сотрудники МЧС подъехали к школе, чтобы забрать тела расстрелянных заложников. В это время началась стрельба – простое совпадение?.. А потом раздался первый взрыв. Следом второй... Третий взрыв, как предполагается в докладе Кесаева, это бандитский заряд, сработавший позже (приблизительно в 13.30) «под воздействием разгоравшегося пожара».

Все помнят, конечно, официальное объяснение причины первого взрыва: от духоты в спортивном зале, где содержались заложники, расклеился скотч, которым террористы прикрепили бомбу к баскетбольному кольцу, бомба упала и взорвалась. Эта версия была выдана сразу же, и сразу же в нее невозможно было поверить. Об этом уже много сказано, но я повторю еще раз: бомба была снабжена электрическим детонатором и от падения на пол взорваться не могла. Если бы замкнулась электрическая цепь, то взорвались бы все бомбы, находившиеся в цепи, но этого не произошло. И, наконец, чтобы расклеился (или оплавился) скотч нужна температура гораздо более высокая, чем та, которая могла быть в зале.

ШТУРМ. СПОНТАННЫЙ ИЛИ СПРОВОЦИРОВАННЫЙ? Из доклада Кесаева: «Ключевым в событиях 1-3 сентября 2004 года в Беслане был и остается вопрос о первом взрыве. Точнее, о двух первых взрывах, прозвучавших с интервалом в полторы-две минуты и положивших начало массовой гибели заложников... Первый взрыв произошел в северной части чердачного помещения спортзала, что подтверждается находившимися в зале заложниками: “Над нами в потолке открылась дыра, через которую мы увидели небо”; одновременно над крышей взметнулось дымное облако грибовидной формы». Находившаяся в зале А. Дзгоева утверждает, «что перед взрывом обернулась и увидела огненный шар, летящий в зал» («Коммерсантъ», 16.05.2006). Грибовидное облако, поднявшееся на 13-15 метров над крышей школы, является характерным свойством огнеметов «Шмель», которых у террористов не было («Новая газета», №79/1104). Кроме того, известно, что террористы не минировали чердак, а бомба, упавшая на пол, не могла пробить потолок, находившийся на шестиметровой высоте. В докладе Кесаева вполне доказательно (как и во многих российских и зарубежных публикациях) утверждается, что первые два взрыва были вызваны выстрелами по школе. Второй взрыв, как следует из доклада, «произошел под ближайшим к основному зданию окном, образовав в полуметровой стене пролом, бегством через который спасалась часть заложников. Как и в первом случае разорвалась не бандитская мина, так как пол рядом с проемом не пострадал... Имеющаяся видеозапись запечатлела не только дымное облако от первого взрыва, но и звуки обоих взрывов, позволяющие предположить, что стреляли из гранатометов или огнемета».

Вернувшись к свидетельствам оставшегося в живых сотрудника МЧС и корреспондента «Московского комсомольца» Вадима Речкалова, я позволю себе высказать предположение, что стрельба, предшествовавшая взрывам, была организована для того, чтобы заглушить звуки выстрелов – из огнемета «Шмель» по чердаку спортзала и, возможно, из гранатомета по стене под оконным проемом. Именно в этом случае последовавшие за выстрелами взрывы можно было объявить как неожиданно сработавшие в зале бандитские бомбы и как бы вынужденно и неожиданно для самих себя отдать приказ о начале штурма. Еще одним фактом, который мог бы, казалось, свидетельствовать о спонтанном начале штурма, было отсутствие в Беслане спецназа ФСБ, который где-то в другом месте отрабатывал тактику будущей операции по освобождению заложников. Однако и это обстоятельство вызывает сомнения. Спецназ прибыл в Беслан через полчаса после первого взрыва и с хода вступил в бой, проявив мужество и героизм. Судя по потерям, которые понесли спецназовцы, штурм для них был полной неожиданностью. Был ли он неожиданностью для руководителей антитеррористической операцией? Вспомним о сообщении, появившемся на сайте kavkazcenter в ночь на 3 сентября, в котором с абсолютной точностью был представлен сценарий как бы спонтанного штурма: происходит неожиданный взрыв в спортзале, и оперативный штаб вынужден отдать приказ начать операцию по освобождению заложников. Если это была утечка из спецслужб, то все становится на свои места. Более категоричен Вадим Речкалов в своей статье «Только так мы победим...» («МК», 14.09.2005): «Спецназа ФСБ 3 сентября 2004 года в Беслане, говорят, не было. Он тренировался в Фарне, отрабатывал штурм на похожем здании. И как после этого не поверить представителям власти, которые говорят: “Мы штурм не планировали, даже спецназ в это время был на тренировке”. В школу к боевикам заходят четверо спасателей, ситуация может измениться в любую минуту – а спецназ ФСБ на тренировке. Все это очень похоже на имитацию неподготовленности. И я допускаю, что даже рядовые бойцы не знали о запланированном штурме. Их использовали втемную, как и спасателей. Может, потому они и понесли такие небывалые потери – десять бойцов». Я уже говорил о цепи совпадений в бесланских событиях. Заметка о штурме на сайте kavkazcenter появилась через два с половиной часа после сообщения APF о том, что Масхадов готов без предварительных условий содействовать разрешению кризиса, а штурм начался через час после того, как Закаев сообщил Дзасохову о готовности Масхадова прибыть в Беслан. По всем расчетам появление мятежного президента Чечни ожидалось – самое позднее – к вечеру 3 сентября. Вот этого-то люди во власти допустить никак не могли…

Журналисты, расследовавшие финал бесланских событий, задавались вопросом: что это было – операция по освобождению заложников или войсковая операция по уничтожению террористов? Вместо ответа на этот вопрос можно привести объявленный (не считая гранатометов и стрелкового вооружения) расход боеприпасов – 9 огнеметных снарядов и 7 танковых на одно школьное здание. (Объемный взрыв капсулы РПО-А по фугасному действию не уступает 122-мм гаубичному снаряду, 125-мм танковый снаряд весит 23 кг). «Поскольку боевики продолжали оказывать ожесточенное огневое противодействие, артподготовка для подавления огневых точек проводилась вновь и вновь. Понятно, что в кровавой каше войскового штурма живые и раненые дети-заложники были лишь пушечным мясом, что вполне объясняет чудовищный уровень потерь» («Новая газета», 79/1104).

Я назову несколько цифр, для верности пользуясь таблицей из доклада Кесаева, и одну, которая, насколько мне известно, ни разу не озвучивалась и не приводилась в печати. Итак, число людей, оказавшихся в заложниках – 1127. Число освобожденных Р. Аушевым – 26. Число погибших – 331. Число получивших ранения – 728. Производим несложные арифметические действия и получаем результат: без физических повреждений, травм и ранений из школы выбрались всего лишь 42 человека. Из показаний Зарины Туаевой: «Когда раздался первый взрыв, я упала и увидела потолок. Он стал гореть и обваливаться... Я увидела боевиков, которые стояли у раздевалки... Их лица были растерянными. Они сказали, я услышала: «Вас ваши взорвали». Пока я приходила в себя после взрыва, крышу спортзала все время сильно бомбило. Мы и несколько детей перебирались перебежками сначала из спортзала в раздевалку, потом во вторую раздевалку. Везде прятались и кричали от страха дети, которых мы на ходу подбирали. Все время сильно бомбило зал и крыши раздевалок, казалось, мы переходим из одного помещения в другое, и это помещение сразу же начинают бомбить. Но ведь боевиков в зале не было. Зачем бомбили?» («Новая газета», №55/1080).

Долгое время факт использования танков и огнеметов при штурме бесланской школы вообще отрицался. Нетрудно вспомнить, что вещественные доказательства – тубусы от использованных огнеметов – были едва ли не силой, под расписку переданы вовсе не следствию, которое к тому времени уже окончательно потеряло доверие пострадавших, а комиссии Торшина. Что касается танков, то признав, наконец, их участие в штурме, военные на процессе по делу Кулаева дружно отрапортовали, что использовались они после 21 часа, когда живых заложников в школе не оставалось. Понятно, что показания заложников категорически отрицают версию военных, а уж кому, как не заложникам, знать, из чего и когда по ним стреляли. Но их показания далеко не всегда принимаются следствием.

Из доклада Кесаева: «14.00 – 14.30. Из-за железнодорожного полотна танк №328 произвел первые несколько выстрелов «болванками» по столовой и кухне.

В здании школы и окрестностях идет бой, слышны взрывы и выстрелы из танковых пушек.

16.30. Танк №325 подъезжает к школе со стороны домовладения Кадиева по ул. Коминтерна и практически в упор расстреливает помещение столовой, находящееся над входом в подвал. Местные жители, в частности Х. Едзиев – руководитель Правобережного отдела ТКВ, тщетно пытаются этому противодействовать». Можно было бы в дополнение к этому привести показания многих заложников очевидцев, но и без того все ясно до конкретности – в докладе даже номера танков указаны.

После первых взрывов террористы вывели способных передвигаться заложников из спортзала и рассредоточили их в помещениях основного здания школы – в столовой, актовом зале, коридорах и классных комнатах. Заложники были практически везде, на обоих этажах здания, следовательно, огонь невозможно было вести точечно, только по террористам, под огонь попадали все, кто находились в школе. Из показаний (на процессе по делу Кулаева) министра по чрезвычайным ситуациям РСО-А Б. Дзгоева следует, что после штурма из школы было вынесено 323 погибших заложника, в том числе 186 детей: из спортзала – 112 человек, из других помещений – 211 (все цифры – «НГ», №95/1120). То есть практически все погибшие заложники были убиты в здании школы. Вопрос о причине их гибели не нуждается в других доказательствах, поскольку никто из выживших не дал показаний о том, что после начала штурма террористы расстреливали кого-либо в школе.

Спортзал, где находилось большинство заложников, после штурма.

ПРОКУРАТУРА И ФУТБОЛ. ПЕРВЫЙ ТАЙМ. 2 сентября 2005 года на встрече с президентом Российской Федерации В.В. Путиным бесланцы высказали свое принципиальное несогласие с той позицией, которую заняло следствие по делу о захвате школы. Речь шла об известной методике, когда исходные данные отбираются по принципу их соответствия заранее определенному результату: «Прокуратура сделала выводы и подобрала под эти выводы доказательства... Прокуратура со следствием объединились против пострадавших» («Новая газета», №69/1094). Путин пообещал разобраться. Далее события развивались следующим образом: во Владикавказ прибыл с проверкой первый замгенпрокурора РФ В.И. Колесников. Очень быстро, если учесть объем материала – 1300 потерпевших, он разобрался во всем, заявил, что следствие ведется правильно, и (!) обратил свой гневный взор на футбольный клуб «Алания» и правительственных чиновников, так или иначе причастных к его деятельности. Вряд ли этот выбор был случаен. Финансовая непрозрачность российского футбола общеизвестна, об этом было много публикаций в прессе и, надо полагать, едва ли не каждый клуб уязвим в этом смысле по определению. Причина здесь кроется в том, что футбол в России есть, а условия для его финансовой деятельности – по подобию западных клубов – еще не сложились и, надо думать, не скоро сложатся. Таким образом, если со всей принципиальностью противопоставить футболу букву закона, количество команд в России – во всех трех профессиональных лигах – может значительно сократиться, если не сойти на нет. Так что заинтересоваться футболом можно было и не выезжая из Москвы. Однако выбор пал на «Аланию», и пресса сразу же отметила заведенное дело как ответ на противостояние жителей Беслана и Генпрокуратуры, как наказание правительственных чиновников РСО-А за то, что они не «канализируют» настроения бесланцев в обусловленное русло.

Позднее это косвенно подтвердил и сам Колесников, заявив, что «не может простить руководителю администрации Главы республики факт, когда в его машине на суд приезжал адвокат, представляющий интересы жителей Беслана» (выделено мной – Р.Т.) («Северная Осетия, 23.05.2006). Поразительная мотивация! К этому следует добавить, что руководитель администрации Главы республики С.К. Такоев одновременно являлся и президентом ФК «Алания». И хотя сенатор В. Кадохов попытался объяснить Колесникову, что «Осетия не родина коррупции», удар все же нанесен, но что-то не слышится ни общественного одобрения, ни аплодисментов в адрес Генпрокуратуры. На слуху другое, то, что сказала Анета Гадиева на встрече с президентом В.В. Путиным: «Я знаю, что жернова государственной машины перемелют нас, но мы все-таки будем добиваться правды» («Новая газета», №69/1094).

БОЕВИКИ. ЖИВЫЕ, МЕРТВЫЕ... ИЛИ ЖИВЫЕ? «Канализировать» настроения бесланцев так же трудно, как убедить людей, своими глазами видевших, как танки стреляли по школе №1 среди бела дня, сначала в том, что танков не было вовсе, а потом, признав все же их участие в штурме, что стреляли они после 21.00, «когда живых заложников в школе уже не было». Можно ли убедить кого-либо в том, что боевик И. Горчханов, по сообщению замгенпрокурора Н. Шепеля участвовавший в захват бесланской школы и уничтоженный, мог затем организовать нападение на здание наркоконтроля в Нальчике; в этом же городе его еще раз убивают, но позже, 13 октября 2005 года. Дважды был убит И. Кодзоев, с которым разговаривала по телефону его жена, привезенная в Беслан. Сначала он был убит 3 сентября 2004 года в Беслане, а потом, в апреле 2005 года, в Ингушетии. Столь же фантастической представляется история смертницы Розы Нагаевой. Сначала она подрывается в Москве, у метро «Рижская». Потом, прихватив с собой подругу, Мариам Табурову, в составе бандитской группы участвует в захвате бесланской школы, где обе погибают…»

Дата добавления: 2015-08-03