Письмо Менахема ибн Сарука к Хасдаю ибн Шапруту

Я к Богу взываю об обиде моей! К Нему, заступнику угнетенных, я вопль свой поднимаю; и пока я жив, не замолкнет мой голос протеста!...

Я, невинно преследуемый, загнанный на самый край пропасти, обращаюсь к тебе, мой господин и покровитель: помни, что и ты создан из того же праха, что и я; могучим владыкам и бездомным нищим ведь уготован один и тот же удел: вернуться в родившую их землю...

Мое сердце надрывается от боли, ибо нет на земле равного мне по страданиям; одна только мысль служит мне утешением: есть вечный Судия, Он заступился за весь пережитый мною позор...

Я уверен, что жив мой заступник! Он призовет к ответу и будет творить суд! Пусть здесь я тщетно жду справедливого приговора, но я твердо знаю: есть высший суд, и наступит тот день, великий день, когда беглецам не придется больше скитаться, и никакое богатство не явится защитой; день, перед которым все равны: и вельможа, и нищий, и знатный, и простолюдин! День, когда не поможет никакая кривда, и не смогут властные насилием и мощной дланью творить расправу...

Я требую правосудия и не сомневаюсь, что правда на моей стороне. От тебя последовал ответ: если я согрешил, то наказан по заслугам, а если нет - ты мне этим уготовил вечное блаженство. И неужели ты думаешь, что это есть суд? Или ты полагаешь, что насмешкой можешь закрыть мне рот и пустыми словами замкнуть мне уста? Слушай же, сын человеческий! Ты ведь видный во Израиле и ты должен знать, что такое суд и справедливость. Ты говоришь: если я согрешил. Но разве приговор суда основывают на "если"? Разве можно судить по одному настроению? творить суд путем чтения в сердцах, а не руководясь свидетельскими показаниями, неоспоримыми уликами?

Если я не согрешил, говоришь ты, ты мне этим уготовил вечное блаженство! Ну, а с судьею неправедным - с ним что будет? Как он предстанет пред нелицеприятным Судией? Ведь ни у одного народа, даже среди язычников-идолопоклонников, нет такого глумления над судом! Пусть я умру, но моя обида не замолкнет; пусть я превращусь в прах, но мой крик негодования будет вопиять к небу!

ДУНАШ БЕН ЛАБРАТ. ЕВРЕЙСКАЯ ПОЭЗИЯ НА АРАБСКИЙ ЛАД?

Вскоре у Менахема, кроме врагов и гонителей, появился еще и соперник. Это был Дунаш бен Лабрат, тоже филолог и поэт, который собирал все копии его рукописей, чтобы написать свои возражения - "Тешувот".

Дунаш, который был известен также под именем Адоним Галеви, родился в Северной Африке, в знаменитом городе Фесе, где жили многие еврейские и мусульманские ученые. Родители его были из Багдада, и он сам в юности поехал туда учиться у самого Саадьи Гаона, вернулся после этого в Фес и сумел очень быстро приобрести учеников. В 50-х годах X столетия слава Хасдая ибн Шапрута заставила Дунаша, как и многих других талантливых людей, пересечь Гибралтар и искать успеха и признания в Кордове. Вначале распространилась слава о нем как о хазане - исполнителе ритуальных гимнов и молитв в синагоге, но его самого прельщали прежде всего лавры филолога и поэта. Поэтому он мечтал победить в интеллектуальном соперничестве с крупнейшим кордовским знатоком иврита - Менахемом ибн Саруком, тем более что речь также шла о благосклонности великого "князя" Хасдая.

Свои "Возражения" Дунаш предварил двумя стихотворениями, написанными арабским размером, одно из которых было посвящено восхвалений и прославлению Хасдая ибн Шапрута, а другое - критике Менахема ибн Сарука. Приемы арабского стихосложения, которыми Дунаш пользовался даже в литургических гимнах, были новым словом в еврейской поэзии, давшим ей новый творческий импульс. Если Менахем во многом определил дальнейшее развитие грамматики иврита, то Дунаш бен Лабрат стал родоначальником новой еврейской поэзии.

Сами критические замечания, вошедшие в это полемическое сочинение, были в значительной степени справедливыми, однако многих задел пренебрежительный тон, в котором Дунаш бен Лабрат обращался к уважаемому ученому, не останавливаясь даже перед обвинениями в ереси.

Менахем сам не стал отвечать на вызов соперника - то ли потому, что был слишком подавлен свалившимися на него несчастьями, то ли просто сочтя это ниже своего достоинства; однако за честь учителя вступились ученики. Свой ответ они тоже начали с хвалебного посвящения Ибн Шапруту, которое Иихак ибн Капрон, будущий великий поэт, написал в том же размере и с теми же рифмами, что и у Дунаша, желая показать тем самым, что не уступает ему в искусстве стихосложения. Именно вопрос о том, подходят ли арабские размеры для еврейской поэзии, стал предметом ожесточенной полемики, которая не прекращалась еще несколько столетий. Дунаша обвиняли в том, что он уродует еврейский язык, стесняет его чуждыми ему новшествами, и ученикам Менахема было очень важно показать вводными стихами, что они прекрасно могут писать на арабский лад, но тем не менее считают это вредным и ненужным. Однако их протест не смог противостоять притягательности арабской метрики, и после Дунаша бен Лабрата она на протяжении нескольких веков нераздельно властвовала в еврейской поэзии, а его собственные стихи, такие как субботний гимн "Дерор Йикра", стали настолько популярны, что вошли в молитвенник.

Полемика Дунаша и Менахема, как и вся их деятельность, имела чрезвычайно важное значение для еврейской литературы.

Во-первых, она велась на иврите и потому сделалась доступной для евреев немусульманских стран, в отличие от трудов других великих еврейских грамматиков, писавших по-арабски. Например, самый знаменитый комментатор Танаха (еврейской Библии) Раши, живший в XI веке во Франции, в своих комментариях постоянно обращается к "Махбэрет" и "Тешувот" за разъяснением по поводу тех или иных слов и грамматических форм, не всегда, правда, соглашаясь с источником. Сам же новый жанр стихотворного памфлета еще не раз в средние века находил себе применение, в частности, в рифмованных плутовских новеллах - макамах.

Во-вторых, начиная с Дунаша бен Лабрата еврейская поэзия, вобрав в себя многие арабские принципы стихосложения и поэтические жанры, вступила в период наивысшего расцвета, называемого "Тор га-Загав" - "Золотой век". Некоторые темы и образы входили в еврейскую поэзию, которая была до сих пор в основном литургической, нелегко. Понадобилось еще поколение, чтобы еврейские поэты смогли "запеть в полный голос", обогатив еврейскую литературу стихами о любви, вине, природе, философскими поэмами и религиозными гимнами, одами меиенатам и скорбными элегиями, лукавыми эпиграммами и проникновенными песнями о Земле Израиля. Можно увидеть, какие из перечисленных тем и мотивов появляются, например, в стихотворении Дунаша бен Лабрата "Приглашение на пир" и какие дилеммы, связанные с этим, встают перед поэтом.

Судьбы и сочинения Хасдая ибн Шапрута, Менахема ибн Сарука и Дунаша бен Лабрата с необычайной яркостью свидетельствуют о том, насколько бурным и стремительным был взлет еврейской литературы в Испании.

СТИХИ

Дата добавления: 2015-08-03