А ну этап к вагону весело! 6 страница

А если я сижу и пялюсь я в видак,

Мадонна там кривляется, и я могла бы так.

– Могла бы, да «бы» мешает.

– Все решает борьба, – говорил Рулон. – запомните, блядь, навсегда, что за все в жизни нужно бороться. Знаете, как Селена боролась с Лилит? У нас есть фотографии, проколотые иглами – это Селена с Лилит яростно друг друга в астрале забивали, тыкали друг друга иголками. Все пытались вытеснить друг друга. Ни одна не хотела уступать.

– А они не могли друг друга поубивать или порчу навести таким образом? – спросила Бочка.

– Нихуя подобного, – усмехнулся Рулон. – Поскольку обе были в злобном и агрессивном состоянии, то никакие порчи и сглазы не могли их одолеть. Их уровень энергии становился очень высоким. Вот так!

– А остальные самки, которые тогда были рядом с вами, они что не пытались бороться? – спросила я.

– Ну, немного, может, пытались. Но этих двух бестий невозможно было пересилить, потому что они были самыми злобными и агрессивными. Никто с ними не мог сравниться. Еб твою мать, да они всех вытеснили, забрали себе всю энергию. Все им доставалось. Они ходили по магазинам с огромными пачками денег и покупали себе наряды! – орал Рулон. – Да, теперь вы все знаете! А где мои чуни?

Мы бросились искать чуни. Нашли и стали натягивать их на ноги Рулона. Учитель неторопливо направился из студии в видеокомнату, где хранились видеофильмы, и среди них – старые записи, в которых была запечатлена жизнь Учителя во времена Селены и Лилит.

– У-у-у, протяжно завыл Рулон, вытягивая шею вперед. – А кто теперь пойдет с большими пачками денег покупать себе наряды?

Мы с Венерой не затормозили и первыми вызвались, подражая Селене и Лилит.

– Вот что нужно, – сказал Рулон. – А сейчас я буду делать фильм «Просветление – это смерть». Вот что, блядь. Пусть все, нахрен, узнают, что такое просветление. Сейчас вы увидите уникальные кадры.

Как раз в тему я в это время написала песню под заводную агрессивную музыку. Учитель поместил ее в начале фильма под ошарашивающие кадры, раскрывающие суть просветления.

Каждая мать растит урода,

И невозможно его изменить.

Как далека, бесконечна свобода,

И очень сложно ее получить.

И не поможет разбить эти цепи

Никто. Конец.

Так и остались бы с ними навеки,

Но вот приходит мудрец.

ПРИПЕВ:

Без паники, без паники, без, без, без.

Сейчас великий сталкинг вам покажет мудрец.

Ты не понимаешь, что же такое,

Прыгает энергия сверху вниз,

Эй, сделай пожестче поле,

Сейчас танцуют стриптиз.

Ты и не думал о встрече такой,

Ты не так ее представлял,

Рушатся все представленья твои,

Спокойно, это только начало.

Учитель весело подпевал и злобно усмехался, накладывая кадр за кадром:

Вот он, Рулон, лет пять назад просветлевает кота, учит его быть отрешенным, засовывает его в сетку и начинает метелить его, вот Рулон засовывает кота в таз и начинает стирать его на стиральной доске, потом садит его на плиту и поджаривает. Кот пытается вырваться, но в конце концов после нескольких таких практик успокаивается и начинает спокойно реагировать на проявления Рулона. А вот, агрессивный, рассвирепевший Рулон вваливается в комнату, где Селена и Лилит начали гнать на него негативную волну. Он берет в руки шнур и начинает выбивать бесиво из двух спесивых самок. Самки сразу становятся кроткими и послушными.

– Вот, учитесь, вот она – Истина! Вот как идут духовным путем! Да! – приговаривал Рулон. А ты, Сингарелла, скоро станешь звездой эстрады. Мать тебе никогда не говорила, что ты будешь на сцене?

– Нет, что вы, Учитель, – ответила я. – Она меня только в институт, да на фабрику агитировала. Слепая дура!

– Ха-ха! Да, вот она участь мамочкиной дочки. Я научу вас иному!

Мы смотрели все эти кадры и веселились вместе с Рулоном.

– Вот, что нужно! Вот оно, просветленьице!

– А почему же Лилит ушла от Учителя, а Селена осталась? – спросила я. – У Селены что, было больше энергии?

– С самого начала, когда они встретились со мной, Лилит во многом превосходила Селену. Она была уже взрослой женщиной, активной и сексуальной, а вот Селена ничего не умела, но она очень стремилась и со временем научилась всему, стала лучше, ярче Лилит. Кроме того, Лилит уже слишком много лет, а изменить мозги взрослым телкам, тем более уже ставшим свиноматками, очень сложно. Практически невозможно. Селена становилась все лучше и лучше, а вот Лилит рассвинилась, стала лазить по дому в халате, превратилась в говно, сука, блядь. В конце концов она стала серой мышью. Вот что произошло! Никогда нельзя расслабляться. Как только вы перестаете тянуться, стремиться вперед, так сразу вы превращаетесь в говно. А теперь я буду гулять.

Мы стали торопливо одевать Учителя с новой энергией, ибо его слова придавали сил и вдохновения. После его слов у меня начинался творческий подъем. В такие моменты мне казалось, что нет ничего невозможного, да так и было рядом с Рулоном.

– Для меня невозможного мало, – говорил Учитель. – Мои возможности расширяются, а значит, и ваши тоже. Впереди ждет Америка и покорение всей планеты.

В моей голове рождалась новая песня:

Едем в Америку мы из этой страны.

Будет Великий Шаман учить народы.

– Самые лучшие со мной поедут в Америку. Я вас выдам замуж за своих учеников миллионеров, чтоб вы там получили гражданство. А свиньи и дураки будут жить здесь, в России, в этом дурдоме, в нищете с тупыми бомжами и дебилами, выпиздышами! –бесился Рулон. – Человек всегда должен выбирать: хорошая жизнь или мамочкины ебанутые принципы: семья, единственность и прочая мышиная ересь. Подумайте об этом на досуге.

Учитель шел на прогулку один, а мы все занимались делами. Интересно, что мы выполняли работу вчетвером, иногда даже не успевая сделать все. Как же в семье одна баба все успевает, да еще смотрит за ребенком, да еще работает и выносит выпендреж мужа-алкоголика. Почему? Зачем? Я вспоминала и рассказывала всем, как моя тетка возилась с алкоголиком, которого невозможно было увидеть в трезвом состоянии.

– Пиздец, блядь, нахуя же она с ним жила? – спросила Венера.

– Да жалела все этого выродка. Она говорила, что без нее он просто сдохнет на помойке. И так вот продолжала батрачить. Сама торговала на барахолке шмотками, таскала огромные баулы на себе из Китая и говно за муженьком своим возила.

– Ну, да, я своего парня тоже жалела, все не могла его бросить. А когда собиралась уходить, он начинал ползать передо мной и ныть. А я жалела, еб твою мать!

Так она рассказывала о своей первой говняной любви. Мы ржали над мирскими идиотами, но только пока Рулон был на прогулке, мы обменивались накопленным опытом пребывания в мирском говне. Когда же он приходил, мы становились врагами, борясь за источник Божественной энергии.

Быстро сделав все дела, мы стали краситься и наряжаться, заняв места у зеркала. В этот момент я как никогда ощущала борьбу, краешком глаза поглядывая на наряд соперницы, ибо, одеваясь, мы как бы создавали свое состояние. Яркость наряда передавала яркость состояния. Я цепляла на себя кучу украшений, которых у Рулона было предостаточно. Я одела на шею колье из чешского стекла, на волосы – золотистую цепь. Прическу я старалась начесывать посильнее, чтобы волосы были пышными. Рулону это нравилось. Он любил все пышное, блестящее, облегающее. Мы носили дорогие платья из бархата, кружев, парчи, прозрачных тканей. В шкафу валялись блестящие легкие шарфы, из которых можно было соорудить восточное одеяние, там же висели яркие боа из перьев, которыми мы дополняли свой наряд. Каждой из нас все время хотелось выдумать что-то новое и оригинальное, чтобы удивить и очаровать Рулона. Так тоже развивалось наше творчество, так как мы разрушали наши стереотипы и комплексы.

– Вы представляете, мой парень, ублюдок, маменькин сыночек, слизняк, – говорила Венера, – он мне не разрешал даже короткие юбки одевать – ревновал. Никаких вырезов, ничего облегающего. Хотел из меня сделать домработницу, сволочь проклятая.

– А я всегда мечтала о таких нарядах, – сказала я. – Но никто их мне не покупал. Никто не учил меня, где их взять. Как сделать так, чтобы красиво жить. А вот у Учителя всего достаточно.

Тут мы стали забивать бомжей, всех чуханов, с которыми мы трахались и в которых влюблялись. Это было нужно для разрыва энергоконтакта с ними, чтоб они не отсасывали нашу энергию. Так как любой мужик, с которым ты трахаешься, опустошает тебя, потому что он входит в доминирующую роль. И чтоб очистить себя от этих вампиров, нужно не с сентиментальностью вспоминать: «Ах, кто меня ебал! Ах, кого я любила!» –размякая при этом и превращаясь в говно, а злиться и бить в астрале всех этих бомжей от которых теперь нам хуево.

Мы встали в круг и, взяв в руки ножи и представляя перед собой тупые морды придурков, начали с яростью их забивать:

– Получай, скотина! На тебе, свинья! Пошел на хуй, скотина! – бесились мы.

Минут через пятнадцать ритуал завершился, стало сразу легко и свободно.

– Сейчас, когда вспоминаю всех своих придурковатых мальчиков-колокольчиков, мне даже не верится, что я могла с ними водиться. Фу! Говно какое! – Говорила Венера. – Мать, говно, не учила меня, нахуй, избирательности.

– А моя, блядь, всем рада была. Все боялась, что я без жениха останусь, – сказала я, и все заржали. – Она даже Ослу была рада (ослом мы прозвали одного из учеников Рулона – маленького, беззубого казаха).

– Да ты что?! Расскажи!

И я стала рассказывать прикольную историю.

– Короче так. К Рулону я убежала из дома, когда мой отец помер, а моя мать не могла ничего мне запретить, поэтому я без страха, что меня будут искать, уехала из дома. Матери я не писала, все мне было похуй. Но вот прошел год, дура эта забесилась и стала меня искать. Она приехала к своим родственникам, которые как раз жили в том городе, где в то время обитал Рулон. Каким-то чудом мать узнала телефон, позвонила и сказала, что если я сама не появлюсь, она придет с ментами. Я уже не знала, что делать, но Учитель все продумал.

– Всем матерям нужно только одно, – сказал он. – Нужно, чтобы хуйня у их дочерей осуществилась, чтоб нашелся принц. Значит, нужно этого принца матери представить.

Под рукой оказался Осел.

Все хором засмеялись, Хиппа даже с сиденья свалилась со смеху, схватившись руками за живот.

– Ну, значит, обрядили этого Осла, – продолжала я, – в шапку-пидорку, дерматиновую куртку, а меня в шубу и сапоги без всяких каблуков. Встали мы рядом, он мне по плечи, и в два раза худей меня. Но ничего, главное, что любит. Пришли к родственникам, мать меня увидела и на шею мне бросилась, реветь навзрыд, сопли размазывает.

Противно, блядь, но я образ примерной дочери выдерживаю, улыбаюсь.

– Мамочка, – говорю я. – У меня все хорошо. Ну, зачем плакать? Вот и жених у меня есть.

Тут мать посмотрела на худого, противного, беззубого казаха. Реветь перестала и замерла на мгновение. Видимо, подумала: «Что за уродство!» Но потом другая мысль у нее сработала: «Но это же ее принц. Значит, сделает ее счастливой. Правда на руках носить не сможет – слишком уж маленький, да щупленький». Мать удивленно смотрела на его нищий прикид.

– Игорь богатый, мама, – сказала я и, выводя ее из состояния оцепенения, потащила за руку в дом.

Игорь, как примерный ухажер, пропустил дам вперед, открыв перед нами дверь дома.

«Воспитанный», – подумала мать и стала постепенно приходить в себя.

Тетка накрыла большой стол, расставив на нем пельмени, вареную картошку, вино, закуску и прочую херню. Игорь, радуясь возможности пожрать, стал уплетать большие жирные пельмени один за одним. Мать пыталась что-то спрашивать у него, но тупой казах плохо говорил по-русски, поэтому старался жрать молча. Говорила за него в основном я. Мол, работает в фирме по обмену недвижимости, зарабатывает много, живем на съемной квартире, скоро купим большой дом, машина есть – «Волга», только сломалась, поэтому пока на трамвае.

Мать обалдело смотрела на принца, который подтверждал мои слова кивками и мычанием. Мой дядька налил вино, но я твердо сказала, что мы с Игорем это не пьем и попросила чай без сахара. Мать совсем ошалела от врубившихся в мозгах противоречий: «Не курит, не пьет – значит принц. Но почему такой урод?».

Дядька пошел топить баню, а тетка готовить нам постель. Как и договаривались, Осел, чтобы доказать свою любовь ко мне, стал меня мацать и целовать при матери, у которой тут уж совсем диалог отключился. Она сидела молча, созерцая, как осуществляется ее программа. Нажравшись до отвала, Осел пошел в тубзик посрать, а я подсела к матери и, улыбаясь, спросила ее:

– Ну как, мамочка, нравится тебе мой Игорь? Такой хороший, я его так люблю.

– И он тебя любит, да?

– Конечно, мамуля, конечно. Разве ты не видишь? Мы с ним будем так счастливы, прям как вы с папой. Ты ведь этого хотела?

Мать в ужасе содрогнулась, вспомнив, как отец приходил домой порой пьяный и в бешенстве гонял ее по дому.

– Что ты доченька, у тебя все будет намного лучше. Только вот как дети-то? Какие они родятся от этого казаха? А? – осторожно спросила она.

– А что дети-то? У меня и не будет детей, – проговорилась я.

– Как так?

– Ну, я имею в виду, от него, – вовремя опомнилась я. – Ведь, наверняка, он не единственная моя любовь. Еще другого найду.

– Да, ты еще найдешь своего принца, – сказав это, мать обняла меня и жалостно заревела крокодильими слезами.

Вот так случилось.

Венера и Хиппа падали со смеху, слушая мою историю.

– Ну и дура же твоя мать!

– Да, – сказала я, – она и меня настолько завнушала, говоря, что первый встречный будет принцем, что я сама сначала приняла Осла за принца и чуть было не влюбилась в него, как только увидела среди учеников Рулона. Хорошо, что Учитель вовремя открыл мне глаза.

– И я тоже, представляете, чуть в него не влюбилась, – заявила Хиппа.

– И я, блядь, вашу мать, – засмеялась Венера.

– Это все потому, что мать вам одну и ту же хуйню всем внушила, – говорил Учитель. – Так что скорей выбивайте дурь из своей башки, чтобы снова в говно не вляпаться.

– Да и меня мать все время контролировала, – сказала Венера – говорит, мол, я же мама, я тебе желаю только добра. Блядь, ее добром дорога в ад вымощена! Сука! – Говори маме правду, мол, чтоб она лучше могла контролировать меня, становлюсь я зомби или нет. Вот какая канитель. Для нее главное, чтоб я стала точь-в-точь как она, такой же тупой дурой, – бесилась Венера. – И для этого она контролировала меня всю дорогу. А мне хули такой быть, мне это нахуй не надо. Больше всего на свете она боялась, что я стану такой как Марианна и поэтому старательно завнушивала меня целыми днями, сука, чтоб я стала колхозно-заводским быдлом и всю жизнь срабатывалась до костей. Еще пиздит: «Я все знаю, я же жизнь прожила», – а сама сопли на кулак мотает, мудрая нашлась, свинья! Нихуя она не знает, она просто завнушенная овца и меня делала такой же.

Напряжение между мной и Венерой усиливалось, делая нас более собранными и жесткими. Каждая из нас стремилась быть ближе к Учителю и занять место Селены, которая совсем недавно покинула дом Силы. Будучи ближайшей ученицей Рулона, она все время была рядом с ним дома и на прогулках, управляла всеми нами. Но однажды утром она исчезла. Мне трудно судить о причинах ее ухода, видимо, она не выдержала тех практик, которые устраивал ей Учитель и которые я не могу описывать и оценивать, в виду того, что многое из того, как проходит обучение в настоящих эзотерических школах никогда широко не оглашается. Я видела, как Рулон переживал, потеряв ближайшую ученицу, находившуюся рядом с ним уже более 7 лет. Конечно, он не показывал этого, но во всем доме воцарилась атмосфера потери и безысходности.

Сидя вечером в комнате Рулона, на мягком ковре с яркими восточными узорами, мы стали смотреть фотографии, сделанные еще 5 лет назад. На одной из них была запечатлена Селена в позе лотоса с распущенными волосами. Она проводила занятие по йоге.

– Вот видите! – воскликнул Рулон, она всегда стремилась быть лучше всех, быть первой, поэтому она была со мной.

– А это врожденное качество? – спросила я.

– Необязательно. Когда она пришла ко мне на занятие, она была далеко не лучше всех, скорее даже наоборот. Не умела ни краситься, ни одеваться, ни танцевать. А вот Лилит, которая пришла одновременно с ней уже выглядела очень хорошо. Тогда они стали бороться, кто же будет лучше, кто будет ближе ко мне. И Селена стала преобразовываться. Она очень быстро всему научилась, включилась в поток Божественной Силы.

– А Лилит?

–А Лилит сначала тоже боролась, но потом Селена оттеснила ее, и та стала зачмариваться, рассвинилась и в конце концов ушла.

– Но она же была такой наполненной, такой прекрасной, – сказала Венера, рассматривая фото Лилит, исполняющей восточный танец, – неужели возможно было так деградировать?

– Запомните! – закричал Рулон, потрясая указательным пальцем в воздухе, – запомните это навсегда. Пока вы стремитесь вперед, прикладывая усилия, с вами происходят великие изменения. Но как только вы успокоитесь на достигнутом, вы потеряете все. Пусть не сразу, но постепенно вы станете ничтожествами! В движениях Селены нет ничего сверхъестественного, – поучал Учитель, перематывая кассету, – но ее состояние настолько яркое, что ни одна профессиональная стриптизерша не станцует лучше.

– А откуда взялось то состояние? – поинтересовалась я.

– От неуспокоенности. Она боролась и в результате этой борьбы обрела огромную силу.

Мы с Венерой, словно завороженные, созерцали этот великий стриптиз, в котором не было ничего пошлого и обыденного. Селена показала в своем танце естественное состояние женского существа: состояние страсти и творческого восторга. Она сама находилась в этом потоке, проводя через себя состояние Шакти, и одновременно захватывала этим состоянием присутствующих. Медленно обнажаясь, Селена сбрасывала с себя не только одежду, но и все то, что сковывает человека, ложную личность, комплексы, стереотипы и становилась все более открытой и свободной.

Созерцая танец Селены, я решила, что подготовлюсь и станцую точно так же. Венера тоже загорелась повторить неповторимый танец Селены и злобно поглядывала на меня, как на соперницу.

– Ну, чего уставилась! – рявкнула я в ответ на ее взгляд, – я лучше тебя станцую.

– А вот и посмотрим!!!

Рулон одобрительно кивнул и сказал, что пора ему идти на прогулку. Мы немедленно повскакивали со своих мест и стали одевать Учителя. На улице шел снег, и Учитель обычно свершал свою прогулку в лес на лыжах вместе с Селеной. Но теперь Селена ушла, а ни одна из нас не могла заменить ее. И потому Учитель гулял в одиночестве. Мы видели, как ему трудно.

– Где она? Что с ней? – спрашивал он у нас, видимо, не в силах сдерживать свою боль, она ведь ничего сама не умеет делать. Ведь только здесь у нее все было, все средства к существованию, знание. Как же теперь она будет одна среди мышей. Она ведь столько лет была рядом.

Тогда, видя как Учитель переживает, я не могла этого понять. Мне казалось, что Просветленному должно быть все равно, что происходит с людьми. Но теперь я стала понимать, что все эмоции и стремление Учителя направлены на служение Высшей Силе, и поэтому для него очень больно видеть, как человек, долгое время следовавший путем развития, внезапно отворачивается от Силы, ведущей его.

Рулон ушел на прогулку, а мы все вместе стали заниматься домашними делами. Наводили порядок, готовили еду. Благодаря тому, что нас в доме было четверо (пятая ученица, Сара, обычно ездила в город по делам), то всю работу мы успевали сделать очень быстро, и оставалось еще много времени, чтобы заниматься собой. Мы могли петь, танцевать, читать, наряжаться, делать прически и многое другое. Бочка в последнее время изучала астрологию и вычисляла аспекты.

– Между прочим, – говорила она, рассматривая свой гороскоп, – я тоже Овен, как Пугачева и Джеки Чан. Значит, у меня тоже много энергии.

– Ну и что, – ответила я, – моя мать тоже Овен, но всю свою энергию она потратила, работая на заводе. Да и вот этот таракан тоже может быть Овном, – показала я на бегущее по стене насекомое, – видишь, как энергично бегает.

– Опять поразвелись, – сказала Венера, красуясь перед зеркалом, – надо будет завтра их вытравить.

В отличие от меня, Венера была более практичной и, если для меня было естественным думать о песнях и танцах, то ее больше беспокоило состояние квартиры, расходы, наличие продуктов для Рулона и прочее. Она очень хорошо всегда понимала, что нужно для Учителя, просчитывала все мелочи, тогда как я мыслила абстрактно и часто забывала о мелких деталях.

Вытащив из шкафа кучу тряпок, я встала у зеркала рядом с Венерой и стала сооружать на своей голове необыкновенную прическу, вплетая в волосы перья и цветы. Зеркало в комнате было одно, тоже в целях развития. Наряжаясь рядом, я злобно и тревожно поглядывала на Венеру, стараясь не допустить, чтобы соперница переплюнула меня. Моя прическа на этот раз выглядела явно шикарнее, чем у Венеры. Тогда она, уже не зная, что еще нацепить на голову, взяла синий карандаш и стала рисовать у себя на лбу плывущего лебедя. Времени на ответный шаг мне не осталось, ибо раздался звонок в дверь, и мы, побросав все на свете, наперегонки ринулись встречать Рулона.

– Селена думала, что она должна быть единственной, – говорил Рулон, поедая рис с мясом после прогулки, – сначала она боролась с Лилит, но когда победила и оттеснила соперницу, она успокоилась, решила, что в этом есть счастье. Но не тут-то было. Ведь я Учитель, я обучаю многих людей и поэтому не могу принадлежать кому-то одному. И тут стало появляться много учениц, а Селена стала зачмариваться, видя, что ее хуевая затея не сбылась. Она стала шизовать и в конце концов убежала.

– А как ей нужно было действовать? – спросила Венера.

– Нужно понять, что единственность ни к чему хорошему не приводит, только к семейке. Вспомните ваших мамаш, как они в одиночку везут говно за мужем всю жизнь: стирают, готовят, убирают, да еще и успевают на заводе срабатываться до костей. Вот к чему приводят мечты о единственности – к рабству. Селене нужно было радоваться, что она не одна, что не нужно одной везти на себе домашнюю работу, что много свободного времени, можно заниматься творчеством, самосовершенствованием. А она зациклилась на несбывшихся иллюзиях, и стала шизофреником. И как я ни пытался ей все объяснить она не могла понять. Помните, что в единственности нет ничего хорошего. Разве смогли бы вы так наряжаться, если бы были единственными? – закричал Учитель.

– Нет, конечно! – отвечали мы хором. – Нас тут аж четверо, и то не все успеваем сделать. А если бы по одной были – это просто ужас!

– Вот, что нужно запомнить на всю жизнь! А теперь я пойду писать книгу о том, как Марианна обучала меня, – говорил Рулон. – Только обособленный, индивидуализированный человек способен чему-то обучить. Такой человек не просит у других: «Любите меня, пожалуйста!» Он сам по себе счастлив. Вот какими вы должны становиться!

С этими словами Рулон отправился в свою комнату писать книгу «Путь дурака», которая впоследствии стала очень популярной. В основе книги лежит путь духовного совершенствования.

– Селена ушла, и теперь мне трудно, - печально говорил Рулон, сидя в своей комнате. – Раньше она всеми командовала, руководила, бесилась, если что-то было не так. А я мог сидеть спокойно. Она проводила мою волю. А теперь я остался один. Кто будет вместо Селены? Кто?

Нетрудно было догадаться, что сразу же раздался громкий крик, состоящий из двух голосов. Мы с Венерой старались переорать друг друга настолько громко, что Бочка и Хиппа даже не делали попыток вмешиваться. В такие моменты Хиппа обычно чувствовала себя подавленной, видимо, желая вступить в борьбу, но не находя для этого в себе эмоциональной энергии. Бочка же со спокойным презрением наблюдала за грызней, видимо, считая, что это ниже ее достоинства. Вот потому-то она и не могла стать подобием своих кумиров. Мадонна бы не стала спокойно созерцать, да и Пугачева никому бы не отдала права на лидерство. Бочка думала, что борьба – это забава для бессмысленных дур, которым некуда девать энергию и потому продолжала пассивно ждать. Но человек не может топтаться на месте, он либо развивается, движется вперед, либо деградирует. И потому Бочка становилась все более серой, теряла яркость, стала краситься и одеваться как попало, все ожидала хороших аспектов. После ее ухода Рулон сказал: «Она хотела стать Пугачевой, но забыла посмотреть в зеркало». Поэтому нужно почаще смотреть в зеркало и заглядывать внутрь себя, чтобы реально увидеть, кто же ты есть на самом деле. И ужаснувшись от этого видения, нужно немедленно изменять себя.

– Тихо, Учитель, – шепотом сказала Хиппа. И мы приготовились в напряжении.

– Вот я, – сказал Рулон, заходя в дом с глупой улыбочкой.

Мы набросились на него и стали яростно раздевать. Рулон протяжно говорил:

– Вот я! Вот мудрый! Где Селена? Как она будет жить сама? – с болью в сердце спрашивал он. – Она ведь сама ничего не может, что она будет делать в жизни?

– Да, никто из нас ничего не может, – вторили мы Учителю. – Никто из нас ничего не стоит сам по себе.

– Да, – поучал Рулон, ныряя в свой бассейн с мраморной отделкой. – Вот это вы должны запомнить на всю жизнь. Великих людей на Земле очень мало, их единицы, лишь немногие могут жить хорошо, а остальные, блядь, это – быдло, они влачат по жизни свинское существование. Кем бы вы были, если бы не встретили меня?

Этот вопрос был для меня знаком. Я думала об этом. Практически сразу после школы я, слава Богу, попала к Рулону и не успела вкусить яда мирской жизни, но иногда, наслаждаясь активной жизнью рядом с Учителем, я задумывалась над тем, что было бы со мной, если бы не встреча с Богом. Невозможно себе представить другую жизнь. Наверняка, ни одна баба в молодости не воображает себя в роли доярки или арматурщицы из пыльного цеха, однако большинство из них оказываются в такой роли.

– Не представляю даже, как бы я жила тогда, – отвечала я Рулону.

– А нужно просто посмотреть на свою заебанную мать, нахуй, и станет ясно, кем бы вы были, – объяснил Рулон.

Он вылез из бассейна, и мы стали вытирать его махровым полотенцем с ярким эротическим рисунком. Я взяла расческу и стала расчесывать золотистые волосы Рулона, похожие на львиную гриву. Венера прыснула дорогой одеколон на тело Учителя и чарующий аромат «Саванны» окутал нас. Учитель прошел в медитационную комнату, где уже дымились индийские благовония и звучала восточная музыка. Медитационная комната располагалась на втором этаже, куда вела крутая лестница с позолоченными перилами. Комната была похожа на покои восточного султана: бархатные шторы, мягкий персидский ковер с причудливыми узорами в центре, у стен стояли статуэтки Божеств и Учителей, а в центре – небольшое магическое изображение просветленного Гуру Шри Джнан Аватора Муни – самый ценный предмет в доме Рулона. Им он дорожил больше всего, ибо просветленный Мастер незримо вел Рулона. Никакой лишней мебели в комнате не было, ибо Учитель спал прямо на полу, где мы расстилали несколько одеял. Проводив Учителя в комнату, все удалились. Я осталась, чтобы читать книгу Рулону, пока он делал асаны. Так было каждый день. Мы по очереди читали книгу, а еще раньше за право читать книгу приходилось бороться. Тогда рядом с Рулоном крутилось очень много самок, пытающихся вытеснить друг друга. Так много, что всех и не вспомнишь – слишком часто они менялись. Была одна женщина по имени Падма в возрасте уже за сорок, у которой в миру остались дети и муж. Она была очень активной и энергичной, но на ее примере мы ярко увидели, как безнадежны свиноматки, ибо как Учитель ни пытался объяснять ей губительность семейки и мирских привязанностей, она все продолжала вспоминать о выродках. В конечном итоге, она свалила в мир с обидой и непониманием.

– Это же говно, – говорил Рулон. – Свиноматки – это конченые люди. Теперь вы знаете, блядь! Ну чего ей тут не хватало? Все есть: и наряды, и украшения, и фильмы снимай сколько влезет. Не жизнь, а рай. Но люди не хотят хорошо жить. Вот что оказалось.

Рулон любил повторять: «У вас будет все: море, бананы, солнце, а вот поебени не будет. Ребенок, семья, единственность, мамочкины принципы не совместимы с хорошей жизнью. Это нужно отбросить. Мамкино вам не даст ни наслаждаться, ни достичь совершенства, не даст идти духовным путем. Семья – это ваша могила». Но понять это могли не все и поэтому женщины рядом с Рулоном менялись очень быстро. На место ушедших приходили новые. Но вот наступил момент, когда нас осталось мало рядом с Учителем и не было явного лидера. Поэтому началась борьба за право быть первой и командовать остальными.

– Если вы не научитесь командовать другими, то чего-то добиться и кем-то стать вы не сможете, – говорил Рулон.

Уложив спать Учителя, я вернулась к самкам и мы начали сдачу экзаменов, чтоб выяснить, кто может есть, а кто нет. Вначале мы стали делать астро-удар по врагам. Мы встали полукругом в темной комнате, где горело только несколько свечей. Включили музыку – призывание смерти – тяжелая, давящая музыка с завываниями помогала настроиться на злобу. Взяв ножи, мы стали с яростью бить ими врагов школы – мать и бомжей, выталкивая из себя всю слабость и глупость, становясь сильными и хищными, как пантеры. После астро-удара, который проводился каждый вечер, мы по очереди сдавали «пол и потолок» – экзамен, на котором нужно было обозначить наш потолок, то есть высокий уровень жизни и нашего состояния, к которому мы должны стремиться.

Дата добавления: 2015-08-05