А-а-а, выйду в чисто поле

По утру, да корову там найду.

А-а-а, заебу ее любимую,

Вусмерть заебу.

Видя какие рожи корчит Князь, мы ржали со всеми вместе, радуясь, хуй знает, чему, но за компанию.

А ты жди меня хорошая

Я приду, ты не балуй.

Будет лентой пулеметною

Красоваться поцелуй.

Тут мы заржали еще больше, сообразив, какую песню пародирует Князь.

– Ха-ха-ха, клево, во круто, – ржали мы с Ольгой, начиная ощущать себя здесь своими.

– Иван, сыграйте еще, – просила Ольга. Князь заулыбался и хотел уже заиграть, как в двери котельной ввалился Пиля и заорал матом:

– Ебучий случай, пиздюки-хуевляне, – бухло приехало-о-о-о!!! На что все дружно заорали:

– А-а-а-а-а!!! И бросились к нему.

– Бля, я даже не заметила, как он сходил за ним, – сказала я.

– Во, я тоже, – ответила Ольга, рассматривая свои ногти.

– Девушки, девушки, вы с нами пить будете? – спросил Кривой, стеля на оборудованный из ящиков стол газетку.

– Ну, не знаю, – протянула Ольга, – я вообще-то не пью.

– Как нэ пьешь, нэ порядок. Сдэсь все пьют, – загрузинил Гавозда, мордой напоминая отпетого негодяя кавказской мафии.

– Я тоже не пью, – сказала я, не решаясь показаться вульгарной, хотя понимала, что эта братва смотрит на мир без иллюзий, ложных норм морали. Кривой начал разливать:

– Бля, сука, Пиля, пидор, поставь стакан, не твоя очередь, хули лезешь поперек батьки в пекло.

Пиля отдернул руку едва прикоснувшись к стакану. Князь выпил стопку и передал стакан дальше.

– После первой не закусываю, – пропиздел Гавозда, выливая содержимое стакана себе в глотку. Стакан перешел дальше. Морды присутствующих стали наливаться краской, базар стал раскрепощенней. Прибежал Гарик, принеся вместо доли бабок закусон. Его встретили весело.

– Че, припер свой вклад в общее корыто, вываливай, сука. Воздух котельной стал наполняться дымом сигарет и запахом пота. Шумел пьяный базар, Князь играл на гитаре, горланил веселые песенки. Мы ржали, глядя на удалое выебывание всей этой пиздобратии. Прошло два круга, Макар достал карты.

– Кто в дурака?

– На хуй, – ответил Кривой, – бля, давайте в сику. Все радостно закивали:

– Да, да, в сику! Дели карты.

– Раздавай, – бросил Князь.

Макар раздал карты и началась игра. Мы сидели на ящиках, облокотившись на стены, пьяные от шума и дыма. Князь, захмелев, обнимал меня одной рукой, другой держался за спинку единственного стула, на котором сидел. Ольга сидела в объятиях Гавозды. Остальная братва ошивалась рядом, матерясь, ссорясь, хлебая бухло, отрыгивая и играя в карты, сдабривала все это охуенной долей приколов так, что ржак стоял постоянный. Нам тоже налили. Князь протянул мне стакан:

– Пей, душенька, за наше здоровье, за счастливую жизнь, за безоблачное счастье, – его язык заплетался.

– Ты пей, пей, все будет у нас, – ты только… все будет хорошо-о…., – протянул он, выпивая свой стакан. Я тоже взяла стакан и выпила его, хотя пить не хотелось, но в голове крутилась мысль:

«За такой тост нельзя не выпить, ведь за счастье же пьем, – думала я, давясь противным пойлом, налитым мне – Блядь, сука, наверное, самое дешевое вино взяли, да и воняет чем-то, карбид что ли».

Еле-еле опрокинув полный двухсотпятидесятиграммовый стакан, я взяла корочку хлеба закусить. Братва стала хлопать меня по плечам, говоря:

– Во, баба. Что надо, не хуже мужика пьет.

Я засияла, гордая тем, что мне снова сказали о моей значимости. Налили Ольге, она начала деланно отказываться:

– Не-е-е-т, я не пью, – мяукала она.

Гавозда грубо оборвал ее:

– Че, ломаешься, как проститутка?

Оля испуганно посмотрела на него и промямлила:

– Я не ломаюсь…

Гавозда, взяв ее за подбородок и заглянув в глаза, строго спросил:

– Колись, ты проститутка?

Ольга, уже полностью запуганная, пролепетала:

– Нет, не проститутка.

Гавозда продолжал с таким же грозным видом, хотя пацаны вокруг кулаки в рот пихали, чтоб не заржать.

– А ты знаешь, что ломаются только проститутки?

– Не-е-е-т, – глаза Ольги стали как часы на кремлевской башне.

– Не знаешь? – с деланным удивлением сказал он, – теперь будешь знать.

– Так что раз ломаются только проститутки, а ты говоришь, что ты к ним не относишься, то нехуй тебе ломаться, пей, – твердо закончил он, протянув ей стакан.

Ошалелая Ольга взяла стакан и мелкими глотками выпила. Гавозда и Князь отошли в дальний угол котельной. Макар лег на ящики и спал. Остальные травили анекдоты и резались в карты. Крава кинул идею:

– Бля, братва, сука, не догнало до конца, могет еще бутылек-другой купим?

– А бабки где взять? – спросил Гарик, которому вообще не вставило.

– Как где? Пилич сгоняет к мамке и возьмет, ведь правда, Пиля? – сказал подошедший Князь. Пиля молча встал и пошел домой. Братва раскрыла последнюю пачку сигарет и комнатушка снова наполнилась дымом. Князь взял гитару и все запели:

Стук знакомый замка

Снова будит меня,

Вновь на сердце тоска

Заключенного дня.

Братва оттягивалась, хором воя блатные песни.

А на воле весна,

Воздух давит на грудь,

После долгого дня не могу я уснуть.

Вы гуляли во всю,

Это вам сказал я,

Пусть душа не болит –

Я взял вину на себя.

В голосе братвы слышались нотки ностальгии по зоне. Это было странно, но они пели зэковские песни так, как во времена Ромео и Джульетты возносили дифирамбы своим возлюбленным благородные рыцари. Я смотрела на всю шоблу и терялась в догадках, что же они питают по отношению к зоне. Закончив песню, Князь тряхнул головой и в унисон с Гавоздой зарычал новую мелодию:

Расчетверенные воровки,

Каких уже не кличут телками,

В толпе с ……робкими

Пестрят как бабочки под стеклами.

Борца, вамотчицы, наводчицы,

Разбитых пар и судеб месиво,

Статья, фамилия, имя, отчество,

Дата добавления: 2015-08-05