Сцена вторая. Мать Екатерины

Мать Екатерины. Мать всегда мать.

Екатерина. Не скажи. У всех по-разному.

Мать Екатерины (обиженно) Тебя хлебом не корми, дай поспорить.

Екатерина. А ты всегда норовишь меня унизить. У тебя всегда я виновата.

Мать Екатерины. Я тебя ни в чем не обвиняю. Хотя ясно, что надо было десять раз подумать, прежде чем рвать с мужем. Мало ли что в жизни бывает, ну увлекся человек другой женщиной… Это ведь как болезнь, особенно когда мужику за сорок. Кризис среднего возраста. Ничего, переболел бы. Он ведь и не собирался уходить, ты сама его выгнала. Гордая... Ну и что теперь?

Екатерина. Я на него смотреть не могу после всего.

Мать Екатерины. А ты думала, ты лучше всех, да? Других женщин, кроме тебя, не существует? Ты всегда была слишком высокого мнения о себе. Все у тебя лучше, чем у других. Если машина, то «Тойота», если квартира, то в самом центре, если муж, то супер, если сын, то гениальный… У тебя мания величия, вот что я тебе скажу. А за это приходится расплачиваться – ты никогда об этом не думала?

Екатерина. А ты не думала, что если бы не я, ты бы жила сейчас в нашем Мухосранске и складывала по копейке, отказывая себе во всем. А теперь у тебя квартирка в Москве, парк рядом, тихо, как за городом, все удобства, поликлиника рядом и вообще все в полном ажуре. Только ты никогда не признаешься, что тебе хорошо. Тоже гордая. Если что-то для тебя делается, то вместо благодарности ты встаешь в позу: мне этого не надо. Я сама…

Мать Екатерины. А мне никогда много и не надо было. У меня там были друзья, которые до сих пор жалеют, что я уехала, письма пишут, звонят даже. У меня всегда было много друзей, а у тебя их почти не осталось. Думаешь, это случайно?

Екатерина. Настоящих друзей всегда мало. Все остальные – это знакомые, приятели и приятельницы… Это другое. Все они до поры до времени, а настоящие друзья – это, увы, редкость. Они и вправду познаются в беде. И что плохого, что я хочу жить красиво? Если это по силам, то почему нет? Я же ни у кого ничего не украла, я работаю, меня ценят. И я знаю, что могу многое. И потом, так тоже было не всегда, ты прекрасно это знаешь. Бывало, что приходилось и туго. Время такое – сегодня есть, а завтра нет. Сегодня ты на подъеме, а завтра, смотришь, у разбитого корыта. Главное, не терять присутствия духа. И потом, кому что надо. Да, мне нравится так жить, нравится быстрая езда, нравится хорошо одеваться, не в какой-нибудь там турецкий ширпотреб, ездить в отпуск в Испанию, покупать хорошие места в театр или на концерт… Хотя ты прекрасно знаешь, что я не делаю из этого культа. И я всегда старалась всем помогать. Разве не благодаря мне поднялся мой любезный братец, твой любимчик Вася? Разве не я вытащила его сюда, не я устроила его, не я помогла ему деньгами, когда он организовал свое дело?

Мать Екатерины (с иронией) Никто и не преуменьшает твоих заслуг.

Екатерина. Ну и где теперь твой Вася? Ты что, часто его видишь? Или он тебе часто звонит? Или привозит тебе продукты, разговаривает с тобой?

Мать Екатерины. У него много работы.

Екатерина. Правильно, у него много работы. Вася зарабатывает деньги, много денег, время у него находится только если нужно одолжить сотню баксов, потому что у этого миллионера все в деле. Бедняга! На прочее у него нет времени. И вообще у него теперь другая жизнь. А у меня, понятно, мало работы и много свободного времени. Поэтому на мне можно ездить и при этом еще и попрекать.

Мать Екатерины. Никто тебя не попрекает.

Екатерина. Ты меня постоянно попрекаешь. Всегда ты была мной недовольна. Думаешь, я не помню, как ты в детстве меня постоянно шпыняла и тыркала: то у меня не так, это, все тебе во мне не нравилось. Иногда мне казалось, что я тебе не родная и мешаю, а любишь ты только Васю, вот он родной, меня же то ли удочерили, то ли взяли на воспитание, в общем, что-то в этом роде… Да-да, ты меня отрицала всегда, а я старалась делать все как можно лучше, чтобы как-то преодолеть твое недовольство. Я мечтала вырваться из дома, чтобы не слышать этих постоянных замечаний и окриков.

Мать Екатерины. Ты несправедлива.

Екатерина. Конечно, истина всегда была на твоей стороне. Наше дело правое, победа будет за нами, не так разве? Все должно быть по-твоему. Ты лучшая. Тут я, наверно, в тебя. Впрочем, это не важно. Как есть так есть. Главное теперь, чтобы Валерик поправился. Пойду к нему.

Уходит. Мать Екатерины сидит в кресле с широко развернутой газетой, вроде как читая ее. Звонок в дверь. Она тяжело встает с кресла и идет в прихожую открывать. Через минуту возвращается вместе с Василием.

Василий (стремительно). Ну что? Доктор был? (Смотрит на часы.)

Мать Екатерины. Только что ушел.

Василий. Так, значит, все в порядке.

Мать Екатерины. Что в порядке?

Василий. Ну что был.

Мать Екатерины. К сожалению, дорогой, это вовсе не значит, что все в порядке.

Василий. Да, я понимаю. Они, конечно, шарлатаны, но с ними все-таки поспокойней. И что же доктор?

Мать Екатерины. Выписал какое-то лекарство, сказал, что все через некоторое время нормализуется.

Трель мобильного телефона (мелодия: полонез Огинского)

Василий (выхватывает его из кармана пиджака). Да… Нет. Обязательно. Я приеду подпишу. Ни в коем случае. Дождитесь меня. (Сует телефон в карман). Катя там? (Кивает на дверь в соседнюю комнату) Как она?

Мать Екатерины (пожимает плечами). Нормально.

Василий. Что-то мне не понравился последний разговор с ней.

Мать Екатерины. А что бы ты хотел? Конечно, она нервничает. Вообще у нее сейчас трудный период. Развод, теперь вот Валерик… У меня еще не совсем поправилась нога. (Вздыхает тяжело).

Снова звонок мобильного телефона. Василий вынимает его, нажимает кнопку. Чувствуется, что ему это нравится.

Василий. Да… Я же сказал, что нет. Все должно идти по согласованному сценарию. (Гневно) Слушайте, почему я должен повторяться? (Кладет телефон в карман) Ну ничего не могут сделать без меня! (Закашливается)

Мать Екатерины. Ты слишком много работаешь, это может отразиться на твоем здоровье.

Василий (пытаясь откашляться). Ничего, это я поперхнулся.

Мать Екатерины. Тебе надо бросить курить.

Василий. Пытался, ничего не получается.

Мать Екатерины. Ты бы все-таки больше следил за собой, а то вон какой худой. Тебя что, жена не кормит?

Василий. Бесполезно. Не в коня корм. Все моментально прогорает.

Мать Екатерины. Вася, всех денег все равно не заработаешь, лучше пожалей себя. К тому же это опасно. Только и слышишь: там кого-то убили бизнесмена, здесь…

Василий. Ну, убить могут кого угодно, даже и за десять рублей. А что касается денег, то для меня не они главное. Мне нравится сам процесс. Это ведь как игра. Азарт… Если бы я не занимался бизнесом, то играл бы на скачках или в рулетку. Натура такая…Иначе неинтересно. Я пока даже и не воспользовался толком капиталом, разве что на Кипр скатал, и то чтобы жене угодить. Мог бы и не ездить. Конечно, в море искупаться неплохо, но можно и обойтись. Лучше в баньку сходить, попариться хорошенько. Очень расслабляет.

Мать Екатерины. Твоя жена жалуется, что почти совсем не видит тебя. Приходишь поздно, уходишь рано, в субботу и воскресенье тоже.

Василий. Ничего, с женой я сам как-нибудь разберусь. Кому-кому, а уж ей грех жаловаться. Все у нее есть и даже больше. Ну а развлекать ее я не подписывался. Скучно, пусть идет работать, как все.

Мать Екатерины. Вася, женщине ведь не только деньги нужны. Общение и прочее…

Василий (морщится). Знаю-знаю… Всем не только деньги нужны.

Мать Екатерины. Не нравится мне твое настроение. У Кати вот все развалилось, смотри, может и у тебя такое случиться.

Василий. Ну, странно, что у Катьки это только сейчас произошло, а не раньше. Много на себя берет.

Мать Екатерины. А ты не такой же? Вы оба как отец, ему тоже всегда больше всех было надо – каждой бочке затычка. Сколько раз его жизнь обламывала и все равно не мог успокоиться. Потому так быстро и сгорел. Сначала язва желудка, потом инфаркт…

Василий. А что ты предлагаешь? Сидеть в позе лотоса?

Мать Екатерины. Причем тут лотос?

Василий. Мам, жизнь и так и так проходит. А хочется жить по душе, с огоньком…

Входит Екатерина..

Екатерина (задумчиво). Заснул. Наверно, лекарство подействовало. Боюсь я этих лекарств. С одной стороны, без них плохо, с другой, человек от них как будто другим становится. (Замечает Василия). А, у нас гости. Какими судьбами?

Василий. Да вот, решил проведать родственников.

Звонок мобильного. Василий выхватывает телефон из кармана, нервно ходит по комнате.

Разумеется, надо перевести все на счет МБК, Сорокин знает. Пусть не дурит, черт его побери! Что он, в конце концов, себе позволяет? (Бросает телефон на журнальный столик). Нет, это страна непуганых идиотов, каждый шаг надо отслеживать самому, иначе сразу же все начинает буксовать.

Екатерина (накидывает на себя плед и садится в кресло). Да уж, без тебя точно не обойдутся. Господи, почему так холодно? Я уже давно не помню такой поздней весны – солнца совсем нет, не поверишь, что конец апреля. Ждешь-ждешь ее, не успеешь оглянуться, а она уже позади, и лето позади… Кошмар! Как-то все неправильно, неправильно! Вчера еще, казалось бы, надежды какие-то, предвкушение счастья, необъятные горизонты, и вообще все по силам… (как бы сама с собой). Вот именно что вчера. А сегодня уже почти все в прошлом. И было ли оно, счастье?

Василий. Ты всегда жила какими-то школьными понятиями: счастье… как вы его понимаете? Сколько людей уже на этом обожглось, и все равно крутится по тому же сценарию. Полнота жизни, острота ощущений – это я понимаю. Это у каждого свое. А счастье – это что-то такое абстрактное, неверифицируемое. Призрак какой-то. Поманит-поманит, а потом раз – и нет его. Человек в полном ауте, словно его обманули. Вообще народ падок на такие приманки – светлое будущее, то-се. Потому сейчас многие в депрессии: как же, обвели вокруг пальца… Обещали дать всем по потребностям, а не только не дали, но еще и отняли. Надо бы уяснить раз и навсегда: никто ничего никому не гарантировал и не может гарантировать, мир так устроен. Лучше, хуже, но гарантий никаких. Сегодня ты жив, завтра тебя нет. Вот тебе и светлое будущее…

Екатерина. Смотри-ка, каким ты философом вдруг заделался. С чего бы?

Василий (декламирует). Я не люблю иронии твоей…(После некоторой паузы.) Между прочим, и Валерику не потому ли так худо, что он слишком балованным рос? Все слишком гладко, без сучка без задоринки, а когда так, то человек слабеет, сопротивляемость уменьшается.

Екатерина. Легко тебе говорить.

Василий. Легко не легко, но лучше смотреть правде в глаза. Никто не спорит, парень хороший, но только слишком изнеженный, а мир вокруг – совсем другой, того и гляди сомнет и выбросит на помойку. Он изначально другой, мир. Он жесткий. В нем надо стоять твердо и надеяться только на себя.

Екатерина. Месяц назад я радовалась, что Валерик пришел из школы с татуировкой на плече – натянутый лук и стрела. Довольный, веселый, вот, дескать, обзавелся. И я еще подумала: лучше пусть так, пусть будет как все… (Пауза.) Только не получается как все. Не такой он.

Василий. Такой, такой… Все мы такие, просто ты сама себе вбила в голову и ему тоже, что он не такой. Все это только наши юношеские фантазии или фантазии родителей, которые придумывают себе детей такими, каких хотели бы видеть. Но это совсем другой мир.

Екатерина. Много ты понимаешь про детей. Обзаведись сначала своими, потом рассказывай.

Василий. И не подумаю. Это инерция патриархально-общинного уклада – считать, что непременно нужно продолжать свой род, рожать детей, дрожать над ними. Ну и для чего? Совершенно не факт, что в старости ты получишь после всех переживаний уход и заботу от детей. У них будет своя жизнь, и что им будет до тебя?

Мать Екатерины. Василий, что ты такое говоришь?

Василий. А что я говорю? То, что считаю, то и говорю. Продолжение рода – это иллюзия, потому что все равно человечество обречено – не сегодня, так завтра. Какой-нибудь вселенский катаклизм – и привет! Так стоит ли затеваться? И потом, для кого-то дети – непременное условие полноты жизни, а для кого-то только обуза…

Екатерина. Бог ты мой, какими масштабами он мыслит: человечество… На самом деле ты говоришь как обычный эгоист. Тебе просто хочется жить для себя, вот и все…

Василий (задумчиво). Конечно, эгоист. Причем сознательный. Если человек не будет жить для себя, то он и другим не даст жить по-человечески, всё будет лезть со своим лекалом – помогать. Не надо! У каждого своя жизнь, свои запросы, свои возможности. Только не надо мешать, вот и все.

Екатерина. Можно подумать, тебе мешают.

Василий. Мешают. Многим до тебя есть дело, особенно если ты преуспеваешь. Прежде всего государству, то есть чиновникам. Столько нервов и сил приходится тратить на то, чтобы с ними разбираться. Бег с препятствиями.

Екатерина. А если бы не мешали, тебе было бы скучно, нет разве?

Василий. Не знаю, может быть. Только все время преодолевать тоже в конце концов надоедает. Да и устаешь. Признаться, я уже не такой, как пять лет назад. Незаметно, а изнашиваешься. Неизвестно, какой я буду еще лет через десять.

Екатерина. Такой же и будешь, куда ты денешься. У тебя хорошая закваска.

Василий. Как и у тебя.

Екатерина. Жаль, это не передается по наследству.

Василий. Просто нас особенно не баловали в детстве, вот и все. А ты всегда слишком няньчилась с Валериком. Цыпа-цыпа… Будто не мужика растила.

Екатерина. Вы все лучше всех знаете, умники. Будь у тебя ребенок, я бы посмотрела… (Прислушивается) Только бы все обошлось.

Василий. Обойдется. Если ты сама не будешь киснуть и ему потрафлять. Доктор правильно говорит, в этом возрасте часто бывают депрессивные состояния.

Екатерина. Я теперь и вправду начинаю сомневаться, что правильно сделала, расставшись с Сергеем. В тот момент во мне все взорвалось, я ни о чем не думала. Он-то, небось, полагал, что я приму все как есть, что он такой замечательный, что ему все сойдет с рук… Просто я не могла по-другому.

Василий. Ну да, ты у нас гордая.

Мать Екатерины. Вот и я ей говорю, так нельзя. Но разве она послушает? Всегда все делала по-своему.

Василий. Тогда нечего и жаловаться.

Екатерина. А никто и не жалуется. (Пожимает плечами) Очень надо! Если бы не Валерик…

Пауза. Трель мобильного телефона. Василий хватает трубку.

Василий. Да-да, выезжаю. Дождитесь меня. Пусть Скворцов будет готов. (Засовывает телефон в карман пиджака.) Так, ладно. Не унывайте. Ма, пока, если что, звони.

Мать Екатерины. Ты и сам можешь позвонить иногда.

Василий. Ма, прости, дел невпроворот. Иногда забываешь, как тебя самого зовут. (Екатерине). Помнишь, как отец говорил? Держи хвост пистолетом! И проводи меня, пожалуйста.

Выходят оба.. Через минуту Екатерина возвращается.

Екатерина. Иногда кажется, что люди просто отговариваются от чужих проблем общими фразами. Наверно, Василий прав: человек – эгоист по природе. Даже когда он помогает другому, он делает это прежде всего для самого себя. Редко кто дает милостыню из подлинной жалости, скорей чтобы успокоить собственную совесть.

Мать Екатерины. Ты становишься циничной, Катя. Раньше ты такой не была.

Екатерина. Я? (Мрачно смеется) Да что ты? Может быть. Знаешь, что этому новоявленному Ротшильду, этому идеологу индивидуализма опять было нужно?

Екатерина. Что?

Е. Денег, вот чего… У него опять, понимаете ли, нет наличных, все в деле. Но меня убивает не это. Думаешь, он пожаловал, чтобы повидаться с тобой или со мной, или с нами обеими, проведать Валерика? Черта с два, если ему ничего не надо, он и не появится. Иначе ему просто не интересно. Обычные человеческие отношения у него тоже превращаются в дело. Может, ему ничего и не надо, но он все равно придумает что-нибудь, что бы можно было от нас получить. Он, как ребенок, продолжает играть в свои, теперь уже взрослые игры. Между прочим, весьма небезобидные.

Мать Екатерины. Ты преувеличиваешь.

Екатерина. Я понимаю, ты готова своему любимцу простить все, что угодно, поэтому закрываешь глаза на его, мягко говоря, бестактность. Да что говорить? (Машет рукой.)

Мать Екатерины. Просто ты ревнуешь.

Екатерина. Даже если и так, все равно это сути не меняет. Мы все друг друга стоим. Вспомни, как ты сердилась, когда отец попал в больницу с инфарктом – словно он был виноват в этом. Даже сначала не хотела ехать к нему. Будто он лично тебя обидел.

Мать Екатерины. Что ты такое говоришь, как тебе не стыдно? Ты забыла, сколько я за ним ухаживала. И когда у него открылась язва желудка, и когда случился инфаркт. Все это легло на меня, а я тоже не железная. К тому же я работала. И еще вы доставляли массу хлопот, ты этого тоже не помнишь. Вы отнюдь не были легкими детьми, уверяю тебя. Ни ты, ни Вася. Все это не просто дается, теперь ты тоже почувствовала. Но я никогда не отлынивала, мысли такой не было, даже если руки опускались.

Екатерина. Я тоже ходила к отцу в больницу.

Мать Екатерины. А обижалась я потому, что он не хотел слушаться меня. Ему категорически нельзя было курить, а он, как маленький, украдкой покуривал. Запрется в туалете и думает, что я не чувствую табачного дыма. А на даче? Нельзя ему было копать, так нет, обязательно будет. Хоть кол на голове чеши… Сколько нервов мне стоила эта борьба с ним. Ну и допрыгался. Самое ужасное: ощущение своего бессилия… Наверно, я бы и на себя точно также обижалась. Когда проживешь с человеком, сколько я, уже не отделяешь себя от него. Когда он умер, жизнь для меня все равно что кончилась. Даже после его смерти я продолжала на него сердиться, что он не слушался меня, не берегся.

Екатерина. Не мог же отец жить по твоей указке. И никто не может так жить. А вас так воспитали…

Мать Екатерины. Нас хорошо воспитали. Мы друг другу помогали и могли обходиться малым, умели ограничивать свои потребности. И не страдали от этого. А вы как с цепи сорвались, ни в чем не знаете удержа…И то вам подай, и это…

Екатерина. Опять двадцать пять. Ничего такого особенного нам не нужно. Но и отказываться от благ жизни – ради чего? Лучше от этого никто не стал, уверяю тебя. Живут же люди как люди на Западе, также помогают друг другу, детей воспитывают, общаются… Это вам капали на мозги, что у них все неправильно, что человек там человеку волк. А как оказалось, и здесь он тоже волк, только еще более саблезубый. Все на самом деле от человека зависит. Кому что нужно, вот и все. А если не желать ничего, то от тоски подохнешь. Может, Валерик потому и заболел, что ему хотеть нечего – он все имеет. Папочка его задабривает – мне в отместку, я-то не могу его так баловать, только Валерик не такой, ему отец нужен, внимание, дружба, а не барахло и деньги. Вот не глупый вроде человек Сергей, мозги дай бог каждому, только повернуты как-то криво… Вообще, кто бы подумал, что человека может так занести – просто диву даешься. Ведь почти двадцать лет вместе прожили, а выходит, совсем друг друга не знали. Неужто человек в одночасье может так измениться? Кризис среднего возраста… (Задумывается) Пойду посмотрю, как он…

Выходит.

Дата добавления: 2015-08-05