Сцена третья

Екатерина одна в комнате.

Екатерина (сжимает ладонями виски). Господи, только бы все наладилось, только бы… Господи, почему я? Это несправедливо – так наказывать. Если я виновата, то причем тут Валерик? Причем? Он-то никому ничего дурного не сделал зла. Всегда был добрым, отзывчивым, мягким. Разве это плохо? Выходит, именно таким людям труднее всего выжить в этом мире. Василий прав, надо быть жестким, а мы пытаемся жить по каким-то другим правилам, не от мира сего. Думаем, что мир изменится, и нашим детям в нем будет легко и уютно, как в родном доме. А потом оказывается, что и в доме не удается сохранить мир, что любая случайность способность разрушить все, что строилось годами. Что же делать? Что делать?

Звонок в дверь. Елена выходит, потом появляется вместе с Игорем.

Игорь. Как Валерик?

Екатерина. Все так же. Лежит либо с закрытыми глазами, либо смотрит в потолок и молчит. Не хочет разговаривать. Даже музыку не хочет слушать. Я уже не понимаю, отчего это – то ли он сам так, то ли это от лекарства. Доктор сказал, что это хорошее лекарство, оно не угнетает психику, а только поддерживает ее в нормальном состоянии. Конечно, какое-то седативное действие оно оказывает, но не настолько сильное. А сначала он только молчал и лежал с закрытыми глазами. И ничего не делал. Поест немного и снова ложится. И все молчит…

Игорь. Со мной тоже было похожее в классе девятом. Я вдруг почувствовал, что слова ничего не выражают, что в них нет чего-то главного, сущностного. То есть все говорят, говорят, говорят, и я тоже, но ничего не происходит, все как-то не по-настоящему. Какое-то топтание на одном месте, сплошная тоскливая банальность, и я решил, что надо положить этому конец.

Екатерина. И что?

Игорь. Что? Замолчал. То есть не совсем, а стал отвечать только «да», «нет», «нет», «да», «спасибо», «не надо»… Игра такая получалась. Надо сказать, было довольно трудно. Особенно в компании приятелей, в школе. На уроках-то я, понятно, отвечал, а на переменах молча стоял у окна и на обычную болтовню не откликался. А чтобы легче было – читал книжку. Помню, как-то к родителям пришли родственники с дочерью, кажется, двоюродной сестрой. Милые приятные люди. Ну, понятно, сели за стол чай пить с тортом, хотя мне страшно не хотелось, но мать сказала, что это будет неприлично. Ну я и вышел, поздоровался, сел за стол. И больше не сказал ни единого слова, кроме «да» и «нет». Ах, как мне тогда сладко молчалось, словно… словно я делал что-то такое очень приятное. Чем больше я молчал, тем меня больше старались разговорить, вопросы всякие задавали дурацкие – про учебу и прочее. А у меня получалось – молчать. Даже азарт охватил. Это ведь не всегда получается. Помню, на лице кузины все больше проступало сначала недоумение, потом удивление. Мы ведь с ней были до этого знакомы и всегда все было нормально, а тут на тебе… Сейчас мне немного стыдно, до сих пор, но тогда я просто не мог иначе. Я должен был отстоять что-то подлинное, что было вне слов и что слова только размывали и скрывали.

Екатерина. Если бы он просто молчал… Я боюсь за него. Мне кажется, он утратил волю к жизни. У него глаза – как у тяжелобольного, тусклые, словно не видящие. И ест совершенно отстраненно, без всякого аппетита, хотя я покупаю ему всякие вкусные вещи, которые ему раньше нравились.

Пауза.

Игорь. М-да…

Екатерина. Я пыталась его как-то расшевелить, предлагала ему пойти в кино, на футбол, но он ни на что не откликается. Про школу я уже не говорю – я была там, сказала, что он заболел. С директором договорилась, что он потом все досдаст, что нужно. Все-таки как мы привязаны ко всем этим внешним вещам – школа… Господи, что школа, если парень вообще жить не хочет…

Игорь. Да, мотивация – сильная штука. От нее многое зависит.

Екатерина. Я и в церковь ходила, и с батюшкой разговаривала, и исповедалась. Если есть в чем-то моя вина, то причем здесь Валерик? И церковь хорошая. Только не могу я там. Душно…

Игорь. А ты не пыталась помириться?

Екатерина (резко). Это невозможно. Есть вещи, через которые невозможно перешагнуть. И потом, почему ты думаешь, что все упирается в меня? Все уже слишком далеко зашло, обратного хода нет.

Игорь. Иногда можно чем-то пожертвовать.

Екатерина. Игорек, причем тут пожертвовать? Все гораздо проще. Человек живет с другой женщиной и знать ничего не хочет. Сергей всегда был эгоистом. Все должно вертеться вокруг него. Как же, гений, ученый высокого полета, гранты на него как из волшебной шкатулки сыпались, и теперь прекрасная работа, большие деньги… А мы что, мы лишь привесок, бремя… И потом, это же не он ушел, а его выставили, как такое простить? Как это? Его… Такого уникального? (Понижает голос). Знаешь, что Валерик мне сказал, вернувшись от него? Что он его ненавидит.

Игорь. Ну, сказать под настроение можно всякое. Вы все вообще подвержены настроениям.

Екатерина. А ты нет?

Игорь. Я тоже, наверно.

Екатерина. Я все хотела тебя спросить: как тебе удается так жить?..

Игорь. Как?

Екатерина. Ну вот так, как ты живешь? Вроде ничего не желая. Как йог.

Игорь (пожимает плечами). Что ты имеешь в виду?

Екатерина. Ну равновесие… Народ с ума сходит – кто от открывшихся возможностей: деньги, поездки за границу, шмотки, евроремонты, а кто – от нищеты и тоски. Сколько народу поломалось от всех нынешних дел. Кто поднялся, а кто наоборот. Люди меняются невообразимо. А ты, сколько я тебя знаю, вроде каким был, таким и остался. Не затронуло тебя.

Игорь. Ну это ты преувеличиваешь, что не затронуло. Просто мне не нравится вся эта гонка неизвестно ради чего. Ну будет у меня больше денег – и что? Так ли мне много надо? На необходимое я могу заработать переводами, то есть тем, что знаю и умею, в крайнем случае могу пойти даже дворником – сейчас они недурно зарабатывают.

Екатерина (недоверчиво-иронически). Ладно, дворником…

Игорь. И Америка мне не понравилась механистичностью существования – работа, работа, работа… Все на бегу. Хотя живут они там в смысле бытовом не сравнить с нами. И все равно. Чего-то не хватает. Может, я там мало пожил, но только как-то и не хотелось привыкать. Честно говоря, я испугался: а вдруг я переменюсь, стану каким-то другим, каким бы не хотел быть.

Екатерина. Вот чудак человек. Многие спят и видят себя другими, а ты боишься перемениться. Неужели ты так себе нравишься?

Игорь (усмехается). Не в этом дело. Просто я не могу и не хочу не быть самим собой, вот и все. Если мне назначено прожить эту жизнь один раз, то я и хочу это сделать с некоторым чувством подлинности.

Екатерина. А ты уверен, что так хорошо знаешь себя?

Игорь. Это сложный вопрос. Но что-то я все-таки чувствую…

Екатерина. А мне кажется, что только в каких-то новых для себя ситуациях человек может узнать, что он такое на самом деле.

Игорь. Может, ты и права. Одно я знаю: мне хочется жить размеренно, без постоянных стрессов – слушать музыку, читать книги, гулять по лесу… Я люблю одиночество – одного брака мне хватило по уши. Одиночество – лучшее состояние для человека, хотя многие его боятся и не выносят. Я ни от кого не завишу, никого не обременяю, никому не досаждаю, а значит, ни у кого не вызываю неприятных эмоций и раздражения. И злых мыслей. А следовательно, энергетическое поле вокруг меня свободно от негатива, которого и без того сверхдостаточно в окружающей жизни. Догадываюсь, что ты на это скажешь: тот же эгоизм… И будешь не так уж неправа. Но эгоизм тоже бывает разный. Я же никому не причиняю зла…

Екатерина. Ты уникальный человек. Я бы так жить не смогла, даже если бы очень хотела… Натура не та. (Пауза.) Ты бы поговорил с Валериком. Он тебя очень уважает.

Игорь. Не уверен, что у меня это хорошо получится. Не очень-то я гожусь в духовные наставники.

Екатерина. Как получится так получится. Не отказывайся, прошу тебя.

Подводит Игоря к двери в другую комнату. Тот исчезает за ней. Екатерина остается одна, нервно расхаживает по комнате.

Слушать музыку, читать книги… Все не то! Если у тебя есть кто-то, кого ты любишь, все совсем по-другому. Музыка… (Подходит к магнитофону, нажимает клавишу и, едва раздается мелодия, тут же резко выключает). Нет, не могу. Мне кажется, что она меня обманывает.

Звонок в дверь.

Дата добавления: 2015-08-05