Сцена четвертая

Входит Сергей.

Сергей. Привет!

Екатерина. Ну…

Сергей. Я на минуту.

Екатерина. Понятно.

Сергей. Я уезжаю на три месяца в Данию и хочу предложить Валерику поехать со мной. Если не на три месяца, то хотя бы на пару недель. Его ведь отпустят из школы?

Екатерина (едко) Замечательная мысль. Ты бы хоть поинтересовался для начала, как у него дела.

Сергей. А что, что-нибудь не так?

Екатерина. Не так – слишком слабо сказано. Он не ходит в школу и вообще никуда не ходит. Просто лежит и молчит.

Сергей. Как это молчит?

Екатерина. Ты не знаешь, как это – молчать?

Сергей. Не понимаю.

Е. А что тут понимать? Не разговаривает и все. Только «да», «нет». Или закрывает глаза и отворачивается.

Сергей. Но есть-то он ест?

Е. Очень мало.

Сергей (озадаченно). М-да…(Пауза) И давно?

Екатерина. Уже неделя скоро будет. Как от тебя вернулся…

Сергей. Не надо сразу переводить стрелку. С доктором консультировались?

Екатерина. И такое было.

Сергей. А почему мне не позвонила?

Екатерина. Зачем? Что ты такое можешь сделать? (Пауза) Между прочим, у меня впечатление, что у него это действительно после встречи с тобой. Раньше все было более или менее нормально.

Сергей. У нас с ним тоже все было нормально.

Екатерина. Только остаться с тобой он почему-то не захотел. Не знаешь почему?

Сергей. А ты хотела бы, чтобы он со мной остался?

Екатерина. Ты сам знаешь… Но когда все так поворачивается, то тут согласишься на все что угодно. Лишь бы только с ним все было в порядке.

Сергей. Может, поездка как раз будет кстати. Заграница, новые впечатления, досуг, возможность поучить другой язык…

Екатерина (задумчиво) Может быть… (Пауза) Иногда мне кажется, что вся предыдущая жизнь была сном. Вот я вижу тебя, разговариваю с тобой, но все так странно, словно ничего не было – ни двадцати лет совместной жизни, ни любви, ничего… Даже как будто ребенок не твой.

Сергей. Ну да, от духа святого…

Екатерина. Нет, правда…

Сергей. Слушай, давай не будем!

Екатерина. Конечно, не будем. Проехали. Я ведь безотносительно. Просто хочется понять, связать все воедино…

Сергей. Что ты хочешь понять?

Екатерина. Ну почему все так...

Сергей. Хочешь, чтобы я тебе ответил?

Екатерина (отрицательно качает головой). Не стоит. Про то, что ты скажешь, я могу догадаться. Да и не очень интересно. Устала я.

Сергей (делает шаг к двери в комнату Валерика). Так что, может, сразу сейчас и поговорить?

Екатерина. С ним сейчас Игорь. Я попросила его побеседовать с ним.

Сергей. (многозначительно) А-а-а…Ну что ж…

Екатерина. Мне кажется, лучше тебе зайти в другой раз. Или позвонить по телефону. Боюсь, что твой визит может только ухудшить его состояние.

Сергей (морщится). Брось! Не надо ничего выдумывать! Причем тут я?

Екатерина. Разумеется, ты не при чем. Все вообще произошло не по твоей вине, не так ли?

Появляется Игорь. На некоторое время воцаряется молчание.

Игорь (рассеянно). Привет.

Сергей (хмуро). Здорово.

Екатерина. Ну что?

Игорь (делает неопределенный жест руками). Не думаю, что у меня что-нибудь получилось. Сначала он вроде проявил какое-то внимание, но потом снова забился в свою скорлупу. Нет контакта… Он словно за непроницаемой стеной.

Екатерина. Именно так… За непроницаемой стеной. И его оттуда не вытянуть.

Сергей (решительно направляясь к двери). Я все-таки зайду к нему.

Екатерина (неуверенно). Подожди!..

Сергей уходит.

Екатерина. Ну вот, теперь я ни в чем не уверена – что хорошо и что плохо. Надо ли ему ходить к Валерику или не надо. Надо ли мне быть при этом или нет. Если бы знать наверняка, что лучше и что хуже. Теперь я боюсь совершить не то что ошибку, а даже маленькую оплошность.

Игорь. Да, проблемка… Вообще в таких случаях, мне кажется, лучше не дергаться. Любое грубое вмешательство может только навредить.

Екатерина. Считаешь, что все должно идти так, как идет, да? По мне, так действительно легче. Но ведь если это окажется ошибкой, то все равно я буду виноватой. Боже, как я устала от всего этого. Лучше, хуже… Постоянный выбор. Разве это жизнь? Мне все про возраст толкуют: дескать, возраст пустыни, все перемелется… А если нет? В этом возрасте всякое возможно, тоже известно.

Игорь. Я бы не стал вообще говорить об этом. Есть вещи, которые слова притягивают.

Екатерина. Отлично! Не говорить, не делать, полное безучастие. В этом что-то есть… (Пауза) Ну что он? Сказал что-нибудь?

Игорь (качает головой). Он меня выслушал, но так ничего и не сказал. Чувствуешь себя немного уродом, когда разглагольствуешь почем зря, а в ответ молчание. И все, что ты говорил только что, даже если ты убежден во всем, что говорил, кажется глупым и неуместным. Даже начинаешь сомневаться в этом.

Екатерина. В чем?

Игорь. Ну даже в том, что жизнь – ценность сама по себе, что надо быть благодарным за то, что она тебе дана, что ты несешь ответственность за себя перед тем, кто тебя создал, ну и так далее. В самом деле, ну что в ней такого, если вдуматься, за что ее надо ценить? Постоянно утыкаешься в этот вопрос.

Екатерина. Ты же сам говорил, что некоторые вопросы лучше не задавать, потому что на них все равно нет ответа.

Игорь. Увы… На самом же деле мы так или иначе отвечаем на них тем, как живем и поступаем. То есть ответы есть, но они волевые, а не объективные. Жизнь – ценность, если мы такой хотим ее видеть и принимать. Но может быть и другой ответ, прямо противоположный. Между тем она, наверно, не то и не другое, а просто – некая реальность, которую мы можем принимать или отрицать. Это наш индивидуальный выбор. Если, конечно, не веришь в некое высшее начало, создавшее этот мир и эту жизнь.

Екатерина. В Бога, да?

Игорь. В Бога, в Провидение, в Мировой Разум…

Екатерина. Ты ему про это говорил?

Игорь. Что-то в этом роде… А что я ему еще мог сказать? (Пауза) В юности меня тоже мучил вопрос, что такое жизнь? Было ощущение, что она где-то рядом, близко, но только все равно проходит мимо меня. Мы тогда по литературе проходили в школе Толстого, кажется, «Войну и мир». Нам повезло, у нас был хороший учитель. И вот меня вдруг осенило, прямо на уроке, что жизнь – это все, что мы чувствуем, видим, чему радуемся, огорчаемся или даже не придаем особого значения. И она не проходит мимо, если ты осознаешь, что живешь. Мне так стало сразу хорошо и светло, потому что не надо было ни за чем особенно гнаться, за что-то бороться, с кем-то соперничать. Моя жизнь была со мной, во мне, во всем, что меня окружало и соприкасалось со мной. Правда. Все во мне и я во всем.

Екатерина. Мудрость…

Игорь. Мудрость или нет, но затем это ушло. И потом не раз приходило и уходило. Так что глупостей тоже было наделано немало. Своего рода сатори. Озарение. Но всякий раз, когда приходило, что-то все-таки оставалось. Какая-то частичка света. Укрепляло меня.

Екатерина. Тебе можно позавидовать. Я бы так не смогла…

Игорь. Что не смогла?

Екатерина. Ну вот так, как ты… Просто жить, как ты говоришь.

Игорь. Каждому свое. Не уверен, что Валерику это тоже близко. И потом это все слова… Главное приходит через что-то другое, каким-то иным путем.

Появляется Сергей. Видно, что он озадачен и даже расстроен.

Сергей (встревоженно). Что случилось? Таким я его никогда не видел.

Екатерина (со сдерживаемой яростью) Это ты спрашиваешь: что случилось? А я хотела тебя спросить о том же.

Сергей. Ты должна была сразу позвонить мне.

Екатерина. Да? По-моему, я тебе ничего не должна. И потом что бы ты сделал? Предложил ему поехать с тобой в Копенгаген? (С некоторым злорадством, но и не без любопытства) Ну и…

Сергей машет рукой и молча уходит.

Екатерина (потерянно). Вот… (Пауза. То ли к Игорю, то ли к самой себе.) Я действительно не могу понять, что меня связывало с этим человеком. А ведь почти двадцать лет, целая жизнь. Или я и впрямь была другая? И он тоже. Тогда в институте он был лучшим, а у нас на курсе девочек было раз-два и обчелся. Одни ребята. Ухаживали за мной напропалую. Хорошие были парни. Но мне, понятно, надо было именно лучшего, вообще лучшего. Естественно, я самоутверждалась, что ни говори, провинциалка, с амбициями, честолюбия пруд пруди, ничего удивительного, что влюбилась в него. Сильное было чувство. Может, оно и сейчас где-то сидит в глубине, хотя мне и кажется, что все в прошлом. Если бы не оно, я, наверно, гораздо спокойней отнеслась к его измене. Мать считает, что это гордость. Тоже возможно. Гордость, ревность, не важно… Но почему я не могу понять, что нас связывало? Вдруг – совершенно чужой человек, с которым у нас почему-то общий ребенок. (Неожиданно Игорю.) Хочешь чаю?

Игорь. Не откажусь.

Екатерина. Зеленый или черный?

Игорь. Все равно… Хотя лучше зеленый.

Екатерина. Прости, может, ты есть хочешь?

Игорь. Спасибо, нет.

Екатерина. уходит. Игорь подходит к стене и внимательно рассматривает развешенные на ней рисунки. За этим занятием его и застает Екатерина., которая на подносе принесла чайник, чашки, бутерброды.

Екатерина. Правда, замечательные? Это он года три назад так рисовал. Вдруг нашло на него, что не мог остановиться. С утра до вечера рисовал. Придет из школы и за карандаш. Не красками, не фломастерами, а именно карандашом. Мы ему специально для этого роскошные карандаши подарили, не помню какой фирмы. Посмотри, какая удивительная техника. Леонардо да Винчи… Я нашла тогда одного преподавателя, показала ему кое-что, так он не поверил, что это четырнадцатилетний паренек рисовал. Сказал, что ему надо обязательно учиться. Мы это обсуждали с Валериком и даже хотели переводиться в художественную школу. Но потом он вдруг остыл, также внезапно, как и начал рисовать. Я его уговаривала продолжать, а он ни в какую. Такие вот внезапные проблески гениальности. И это не только в этом. Он поразительно одаренный мальчик.

Игорь. В родителей.

Екатерина. А что, у Сергея чего-чего, а этого не отнимешь. Золотая медаль в школе, красный диплом в университете… Да и я тоже не последней была, хотя училась так себе. Учителя говорили: может, но не хочет. А я и вправду не хотела. Скучно было. Шебутная. Прогуливала уроки, причем одна. Бегала к озеру, сидела там, смотрела на воду. Люблю смотреть на воду, моя стихия. А городишко небольшой, все всё видят. Конечно, родителям докладывали, и те меня песочили ой-ей-ей… А я ничего плохого не делала – просто мечтала о чем-то, теперь уже не вспомнить о чем. Может, счастье какое-то мерещилось, будущее-то уже подступало совсем близко. И еще твердо знала, что буду жить в столице. Нет, мыслей о выгодном замужестве не было, никакой корысти – все было чисто. Чувствовала, однако, в себе силу, для которой наш городишко был маловат. Родители не верили, что я в университет поступлю, не хотели меня отпускать. А я была уверенна… Ну и все получилось. Сама, без всякой протекции, без взятки. А туда дорого брали. Если бы захотела, то тоже могла бы получить красный диплом. Только мне этого не нужно было. Когда за Сергея вышла, сразу отдала ему первенство – нет ничего хуже соперничества в семье. Он – лучший и главный. Может, потому и прожили так долго вместе, что я во всем ему уступала. Старалась не вызывать ревности, не раскачивать лодку. Это, видимо, с детства было заложено – женщина для мужа, для семьи. Так у нас в доме было, хотя мать тоже всю жизнь работала. Хотя и отставать тоже не хотела, на курсы повышения квалификации ходила, на курсы английского… Словно чувствовала: надо стоять на своих ногах. Особенно в наше время. Так и получилось. (Пауза.) Даже если бы он мне предложил деньги, я бы не взяла… Как-нибудь без его подачек.

Игорь. Ты сильная женщина.

Екатерина. И ты туда же. Ошибаешься. Это только кажется, что сильная. Иногда я и сама себе хочу казаться такой. Иногда у меня даже получается – быть сильной. Но на самом деле это не так. Верней, не совсем так. Мы ведь не знаем себя по-настоящему. Когда с Сергеем все так вышло, я не ведь не предполагала. Все произошло как вспышка, взрыв, но я была уверена, что поступаю правильно. Не исключаю, впрочем, что в глубине души мне не казалось это необратимым. И вдруг стало таким. Сама ли я посеяла или все получилось само собой – трудно сказать. Я не понимаю… Иногда мне кажется это сном. Все вообще. Даже сейчас… И то, что мы сидим с тобой и пьем чай, а в той комнате Валерик, который молчит и не хочет вставать с постели, не хочет раздеваться, вообще ничего не хочет, – все как сон. Кажется, ущипну себя и проснусь. Все не то…

Игорь. Полезное, между прочим, ощущение. Слишком уж большое значение мы придаем этому миру и вообще земной жизни. А ведь это действительно не то …

Екатерина. А что – то?

Игорь. Не знаю. Но я хорошо понимаю твоего сына с его нежеланием жить по установленным правилам. Только он по-юношески максималистичен. Он готов не просто отвернуться от мира, но вообще устраниться.

Екатерина. Готов… Если бы это было сознательным актом, а у Валерика нечто другое. Это как болезнь, как вирус – то, что от тебя не зависит. Заболел и не можешь встать с кровати, потому что у тебя нет сил. Ты это про себя сказал, а не про него. Это ты не желаешь и устраняешься, а не он… Ты ведь не потерял интереса к жизни, воли к жизни, так? Ты не принуждаешь себя к этому?

Игорь. Нет, не принуждаю. Мне даже нравится, не скрою. Есть вещи, которые мне приносят удовольствие – еда, музыка, кино, баня, чтение, общение с близкими по духу людьми…Природа, наконец. Ничего эдакого.

Екатерина. Вот-вот… А он еще не научился. Это ведь не сразу дается.

Игорь. Пожалуй.

Екатерина. И не всем. Некоторые так и живут – через силу, как бы по обязанности.

Игорь. Живут же, однако.

Екатерина. Да. Только тогда возникает вопрос: зачем? Валерик, между прочим, однажды мне задал этот вопрос. Я тогда не придала этому значения, зачем-зачем, есть вопросы, на которые нет ответа, живут и все… Раз родился, значит надо жить. Неправильный ответ. То есть не следовало ему так отвечать. Что значит надо? Почему надо? Потому что важно реализовать все, что в тебе заложено. (Пауза.) Все это так абстрактно, что и сама в это верю с трудом. И теперь вот ищу более серьезные аргументы и не нахожу. Единственное, что мне приходит в голову, это что он нужен родным – мне, бабушке, отцу, в конце концов. Только разве это может убедить?

Игорь. Кого-то может.

Екатерина. Если бы была вера в Бога, тогда бы все ясно: Бог дал – Бог взял. А без его воли ни шагу. Только Бог – это если не воспитание, не традиция, то дар. Я пробовала, и не раз, но ничего не получилось. Хотя иногда мне кажется, что Он рядом и даже говорит со мной, но это крайне редко, чаще – пустота. Придет и уйдет. И потом вроде как сама себе все придумала. Трудно заставить другого поверить, если сам не веришь. Тут только личный опыт, а какой у него опыт? Он же мальчик еще. Я крестила его, чтобы он все-таки был под защитой. Но ведь это – на всякий случай. Формальность. Можно сказать, переложила ответственность. Чтобы все-таки была надежда. Иначе только хаос и нелепость.

Игорь. Мы все проходим через это. Кому-то все-таки удается.

Екатерина. Я знаю тех, кому удалось, но на меня это не производит впечатления. Для них это действительно как опиум. Впрочем, лучше такой опиум, чем настоящий. Хоть личность не разрушается.

Игорь. Но и не сохраняется.

Екатерина. Не знаю. Я ничего не знаю. Вот это хуже всего, когда и сам не понимаешь, зачем все. Но мы-то уже прожили свое – если не все, то больше половины точно. Что уж там осталось?

Игорь. Ну ты уж сказанула. Рановато.

Екатерина. Время летит слишком быстро. Правда, иногда мне хочется, чтобы оно летело еще быстрей. Чтобы Валерик уже стал взрослым, самостоятельным и чтобы все эти волнения остались позади. Пусть даже тогда я буду старой и ни на что не годной.

Игорь. А тебе не хотелось бы прожить еще одну жизнь, другую? Не с самого начала, а вот начиная с сегодняшнего или завтрашнего дня?

Екатерина (задумчиво). Она у меня уже другая. После таких разломов все воспринимается иначе, можешь мне поверить. Меняется что-то внутри, даже если ты убеждаешь себя, что ничего особенного не произошло. И потом – какая другая? Разве что только в ином воплощении. Иногда мне кажется, что я уже была когда-то, давно-давно. Между прочим, этим можно объяснить приступы усталости, знаешь, когда вдруг ощущаешь себя глубокой-глубокой старухой. Словно тебе лет двести. Вообще усталость, не столько даже физическую, сколько душевную. Именно от жизни. Просыпаться, вставать, что-то делать – тоска и только! Вообще неизвестно, сколько каждый из нас пережил воплощений. Поэтому у всякого свой груз, своя карма. Иной живет легко и небрежно, другой скрипит и мается, на третьего постоянно обрушиваются невзгоды… Может, и у Валерика приступ такой усталости?

Игорь. А я в юности чуть ли не каждый понедельник начинал новую жизнь. Суббота была днем, когда я больше всего себе не нравился, все было плохо и не так, как хотелось. В воскресенье я подбивал бабки и жил в надежде на завтрашнее преображение. Даже школьные брюки отглаживал так, чтобы на них стрелки были как лезвие ножа. С завтрашнего дня я должен был стать иным – хорошо учиться, не прогуливать, слушаться родителей, не грубить, короче, быть comme il faut, как говорил Толстой. Даже писал себе правила, как и он. Не лгать, не отзываться ни о ком плохо, не завидовать и так далее.

Екатерина (с интересом) Ну и как, получалось?

Игорь. Понедельник я еще как-то держался, но уже к вечеру появлялось чувство неудовлетворенности, а во вторник становилось ясно, что новая жизнь не удалась и можно махнуть рукой на все, до следующего понедельника, когда уж точно все кардинально изменится и я стану лучше, чище, умней. Смешно, но какое замечательное, радостное чувство бывало в предвкушении этого обновления, причем верилось совершенно искренне, что так и будет. Аж дух захватывало. Сейчас, увы, такого уже не испытываешь. Хуже всего, что не только знаешь, что перемениться невозможно, но что нет и особого желания – какой есть такой есть, лучше не будешь. И другой жизни тоже не будет. Все останется по-прежнему.

Екатерина. Не знаю, по-моему нет ничего хуже самодовольства. У Сергея этого добра навалом. Чем больше денег и востребованности, тем больше человек распухает. И не замечает, как это пошло. Впрочем, я это тоже не сразу поняла. Помню, раз поплыли на корабле в какой-то праздник с конторой, где он тогда работал. Арендовали корабль и поплыли. Ну, понятно, народ известный – политики, бизнесмены, артисты… Голова кружилась от всего. Шампанское, икра, музыка, природа вокруг, вода в реке тихо журчит. Все раскрепостились – новые знакомства, флирт, ощущение полета, успеха, доступности всего и вся… А потом во мне вдруг что-то сломалось – внезапно почувствовала какую-то фальшь во всем этом, даже объяснить трудно. Все что-то из себя представляют, у всех личность впереди торчит, сознание собственной значимости, ах-ах… И Сергей туда же. Ну как же, он тоже попал в круг избранных. Элита… Такие амбиции из него поперли, что я даже изумилась: вот уж не думала-не гадала. Оказывается, даже близкого человека плохо знаешь. Вроде он ничего такого не делал, предосудительного, но все равно видно было, насколько ему льстит все это. (Пауза.) Между прочим, Валерик тогда это тоже почувствовал, хотя ему лет восемь всего было. Мам, спрашивает, что это у тебя лицо такое, словно ты что-то горькое проглотила. Тогда-то я поняла, что Сергей – слабый человек. Я только еще не знала, насколько. Талантливый, но слабый. Потом это не раз подтверждалось. Впрочем, во мне, наверно, обида говорит. Но все равно я поняла – и про пошлость тоже. Потому что его слабость всегда оборачивалась пошлостью. Сразу что-то мелкотравчатое всплывало…

Игорь. Самодовольство, согласен, плохо, но и с постоянной неудовлетворенностью жить не фонтан. В какой-то момент надо принять себя таким, каков ты есть, иначе начинает разъедать.

Екатерина. Хорошо говорить…

Игорь. Что ж делать, жить вообще непросто. Мне тоже хотелось бы жить легко, как некоторые, жить ради жизни, только все равно не получается. Все с усилием. Даже теперь каждый день с утра пытаюсь собрать себя для жизни, чем-то завлечь – новой книжкой или фильмом. Еще чем-нибудь приятным… А в остальном, особенно с переводом, приходится себя заставлять. Иногда такое отвращение возникает, что… (Машет рукой.) Может, я потому и делаю быстро, даже в ущерб качеству, потому что знаю – в какую-то минуту меня заклинит и я ничего не смогу. Сам себя загоняю, ночами сижу – только бы скорей скинуть, хотя по договору у меня может еще не один месяц в запасе. Пашу в предвкушении свободы и жизни, а закончив, снова тороплюсь себя закабалить, потому что без работы тоже, сама понимаешь…

Екатерина. Это потому что ты один. Если бы тебе было о ком думать и заботиться, у тебя все было бы по-другому.

Игорь. Не думаю. Одиночество – почти идеальное состояние. Я пробовал иначе. Скажу тебе честно – по мне, лучше не надо. Все эти брачные узы – своего рода садомазохизм. Просто люди не могут сами с собой, им надо с кем-то непременно бороться, страдать, чтобы обвинять кого-то другого в том, что жизнь идет не так, как хотелось или мечталось… А на самом деле это тоже всего лишь попытка чем-то наполнить жизнь или убежать от страха пустоты. Если заглянуть в семейные тайны, то, уверен, такого насмотришься – мало не покажется. И вообще родовая, кровная связь – пережиток. Бердяев был прав, отрицая ее ценность ради духовной свободы. Если люди хорошо понимают друг друга, то это не значит, что им непременно нужно искать еще большей близости и жить вместе. Ради чего? Просто это некая инерция, следование традиции: семья, дети… Потом прилаживание друг к другу, быт, страх за детей…

Екатерина. А разве тебе не хочется, чтобы тебя любили? Чтобы рядом был человек, на которого ты всегда можешь положиться… Если не сейчас, то в старости. Увы, нам уже не двадцать и даже не тридцать лет.

Игорь (пожимает плечами). Любили… В том-то и дело, что любовь как-то быстро кончается. Или вырождается во что-то еще, малопривлекательное. Брак порождает чувство собственности, ревности и обид в нем куда больше, чем прочего, а равнодушие в браке страшнее, чем в обычной жизни.

Екатерина. Ну и ну… Неужели тебя так травмировало? Пожалуй, я должна была бы с этим согласиться после всего, что у меня случилось, но, знаешь, почему-то не хочется. Мои родители прожили вместе около сорока лет, всякое было, но все равно это было хорошо. Правда, маму сильно подкосила смерть отца, но тут уж что поделать?

Игорь. Кстати, и это тоже. Терять близкого человека… В любом случае все, что с браком связано, чревато серьезными осложнениями. Вроде как на первый взгляд неопасная болезнь, а на самом деле…

Екатерина (страстно). Но ведь это и есть жизнь.

Игорь. Разве? Зависеть от другого человека, от его настроения, капризов, желаний, претензий, вообще состояния… Постоянно чувствовать себя виноватым в чем-то. А жизнь, между прочим, всего лишь одна.

Екатерина. Просто ты индивидуалист.

Игорь. Назвать можно как угодно. Да я этого и не отрицаю.

Екатерина (задумчиво). Не знаю… Может, ты и прав. Не привязываться, чтобы не больно было терять. (Пауза.) Ничего я в этой жизни не понимаю.

Дата добавления: 2015-08-05