Мальчик. В Покровском, большой деревне в Западной Сиби-ри, была одна церковь --

В Покровском, большой деревне в Западной Сиби-ри, была одна церковь --

Покрова Богоматери. Бого-мольные крестьяне, ставившие ее давным-давно, еще

до всякого поселения, надеялись призвать таким обра-зом ее защиту. И

Богородица не отвернулась от них.

Небо над деревней ночью 23 января 1871 года осве-тила падучая звезда --

предвестница великого события.

В ту же минуту жена Ефима Алексеевича Распутина -- Анна Егоровна --

родила второго сына. Его крестили Григорием.

Двор Распутиных ко времени рождения Григория можно было отнести к

богатым. Дом на восемь комнат, хозяйство. Как и все в Покровском, Распутины

делали обычную крестьянскую работу, занимались извозом и рыболовством.

"Бог помогал"... Так часто говорила бабушка. В этой фразе не было

ничего нарочитого. Произносилась она просто, между делом.

Я множество раз перечитывала "Житие опытного странника", написанное

отцом, и всякий раз, доходя До фразы "Очень трудно было все это пережить, а

де-лать нужно было, но все-таки Господь помогал...", останавливалась.

Однажды поняла: если другим Он помо-гал, то отца -- вел.

Кстати скажу, что "публика" не смогла простить мо-ему отцу, -- кроме

всего прочего, разумеется, -- напи-сания им "Жития опытного странника" и

"Мыслей и размышлений". Тут же заговорили о,ловкой подделке, даже о краже

рукописи. Предполагая, что многие не со-чтут возможным положиться на мое

слово, прибегу к ссылке на Владимира Иосифовича Гурко, в своих за-писках

отметившего по этому поводу: "В период молит-венного углубления были им

написаны и его духовные размышления, составленные, вопреки

распространен-ному мнению о подделке, им самим, как это установи-ла, по

словам А.Ф.Романова, специальная экспертиза".

Отцу было отказано в самой возможности написания им чего-либо

возвышенно-духовного, того, что выка-зывало ум глубокий и оригинальный,

только лишь по-тому, что отец -- мужик, из среды чуждой, во многом

непонятной. То, что писал отец, было так непохоже на косноязычие прирученных

юродивых. Но, как часто по-вторял отец, "дух Божий витает, где хочет". Эти

слова из Писания знали, безусловно, все. Но поверить в них...

Об отце почти никто ничего достоверно не знал. Многие думали, что он из

бедной семьи. И этим объяс-няли его стремление к богатой жизни,

странничеству, смешивая его с попрошайничеством. О представлениях отца по

этому поводу я еще скажу. Тут же замечу, что мой дед был старостой, а нищего

и нерадивого хозяина главным в деревне не поставят.

По моему малолетству, когда отец говорил: "У Бога дорог много", а он

часто это повторял, представлялись причудливо переплетавшиеся тропинки. Куда

захочешь, туда и пойдешь. Со временем и я поняла -- "Дух Божий витает, где

хочет".

Что я знаю о детстве отца? Как и многие, -- гораздо меньше, чем

хотелось бы.

Знаю, что родился он семифунтовым (этим почему-то очень гордилась,

представьте, свекровь, а не его мать), но крепким здоровьем не отличался.

Метался в люльке, не желая мириться с пеленками. К шести месяцам уже

мог подтянуться и встать, а в во-семь начал ходить по избе.

Долго не мог заговорить, а когда все-таки стал раз-говаривать, то

произносил слова нечетко. Хотя косно-язычным не был.

Чувствую, что те, кто готовится читать "Четьи-Ми-неи", думают, что я

таким образом готовлю разговор как бы о Моисее (косноязычном пророке).

Ничего тако-го не ждите. Я пишу о человеке. Жития святого Распутина -- не

было. Распутин был по преимуществу человеком.

Отец никогда не стеснялся себя самого и написал в своем "Житии" то,

чего не написали бы о себе другие: "Вся жизнь моя была болезни. Медицина мне

не помо-гала, со мной ночами бывало, как с маленьким: мочил-ся в постели".

Еще о том, что отец не играл в кого-то и не приду-мывал себя. Симанович

оставил свидетельство, относя-щееся к петербургской жизни отца: "Распутин не

ста-рался перенять манеры и привычки благовоспитанного петербургского

общества. Он вел себя в аристократичес-ких салонах с невозможным хамством".

"С невозможным хамством" -- здесь значит "по-мужицки", то есть так, как

"невозможно", "нельзя", с точки зрения аристок-рата, вести себя.

Почти с младенчества его взгляд (глаза были ярко-синими, глубоко

посаженными) отличался от мутного, несфокусированного взгляда обычного

ребенка. Как ска-зали бы сейчас -- глаза делали лицо.

Читая у бесчисленных мемуаристов описания внешно-сти отца, я всякий раз

отмечала, что почти никто из них не мог верно передать их цвет. Чаще всего

называли серый, голубой. Иногда серо-стальной. Надо сказать, что в

Покровском вся порода такая была -- светлоглазые, Даже и брюнеты.

Был костляв и нескладен.

Однажды, еще не оправившись от болезни, отец уве-рял бабушку, что у его

постели сидела красивая город-ская женщина и успокаивала, пока жар не

прошел. Никто ему не поверил. И не обратил внимание на то, что ребе-нок

выздоровел внезапно.

Я бы поверила. Но это потому, что знаю о нем все, что знаю. Я просила

бабушку рассказывать мне эту исто-рию, когда мы оставались в Покровском без

отца. Мне казалось, что так я могу призвать ту женщину на по-мощь к нему. Не

женщину -- Богородицу.

У отца не было в детстве друзей. (Как и позже.) Нуж-дался ли он в них?

Вряд ли. Слишком хорошо все видел. Буквально. Рассказывали, что с детства,

если пропадала какая-то вещь, он видел, кто ее украл. Говорили, что он и

мысли читает.

Дата добавления: 2015-08-05