Нападение.

Я вышел из поселка и побрел по тропинке в сторону озера.

Вскоре увидел развернувшуюся во всю ширь его безбрежную гладь.

Слева и справа от меня разместились огороды индейцев, распаханные мотыгами либо лопатами. Каждый из огородов огражден грядой камней, выложенных в ряды, перпендикулярные озеру. Моя тропа, идущая под уклон, вела как раз между двумя такими огородами.

Слева за огородами раскинулась поляна со скудной растительностью и тремя растущими на ней огромными эвкалиптовыми деревьями. Впереди, за зарослями камыша, виднелось озеро. Позади меня, в метрах двухстах, залаяли собаки. Они бросились с остервенением в мою сторону, видимо, приняв за чужака. Вид у этих псов был грозный, да и размеры их внушали уважение.

Бежать мне было некуда, впереди озеро, сзади эти псы.

Но странным образом даже мысль о побеге в тот момент не возникла в моей голове, так как я не испытывал страха. Нечто внутри меня, не без иронии, как будто сказало: «Ну, теперь, мы посмотрим, насколько сильна твоя воля и насколько правы были эти шаманы!». В это мгновение мне пришла идея поиграть с собаками в некоторую игру. Я рванулся вперед к озеру, соизмеряя все же оставшееся до псов расстояние. Моей начальной целью было показать собакам испуг жертвы, бегущей от охотника. Собаки, видя мое бегство, пустились галопом, полные остервенелой хищной радости. Когда расстояние между нами сократилось до нескольких метров, я резко развернулся и бросился на них. Эта нежданная атака спутала всю собачью логику. Псы от неожиданности взвыли и резко попытались развернуться, но в силу законов инерции не смогли сделать это правильно. Их занесло в сторону. Одного из псов занесло в воду, другой, поскользнувшись, поднял высокий столб пыли хаотическими движениями своих лап.

Произошла смена ролей. Жертва превратилась в охотника.

Я бежал уже за этими псами, поджавшими хвосты, окрыленный какой-то первобытной радостью, перепрыгивая с необыкновенной легкостью гряды камней. Но это не была радость охотника, так как я не был даже вооружен камнем. Это была радость зверя, преследующего свою добычу. Я полностью вошел в этот образ, и, если бы мне предстояло сражаться с псами, то видимо, применил бы все доступные мне возможности тела своего для этой битвы, включая даже зубы.

Энергия духа, изначально присущая только этим собакам, была поглощена мною без остатка.

Я бежал за ними, не ощущая усталости. Они бежали во всю свою прыть, оглядываясь назад и с повизгиванием удирая восвояси.

Добежав до места своего постоянного пребывания, они спрятались за невысокой каменной оградой, продолжая скулить. Я остановился, помахал им рукой и повернулся к озеру. Неожиданно я увидел в сотне метров от себя двух индейцев с лопатами в руках. Секундами ранее они бежали мне на выручку. Индейцы стояли словно окаменевшие. В их умах, видимо, тоже произошел логический сбой в мышлении.

Они осмысливали, что это было. Возможно, в их глазах я показался не просто странным, а сумасшедшим или страдающим бешенством, укус которого был бы смертелен для собак, да и опасен для окружающих.

Пытаясь реабилитироваться перед индейцами, я неторопливой, правильной походкой направляюсь к озеру. Заболоченный берег порос густым тростником, среди которого само озеро едва просматривается. У кромки воды покоятся, отжившие свой короткий, соломенный век, несколько полузатонувших тростниковых лодок. Сквозь заросли протянулась прорубленная водная алея или так называемый фарватер для выхода лодок в акваторию озера.

Подойдя к кромке зелёной, заиленной воды, присаживаюсь, и погрузив руку в нее, понимаю, что мое купание сегодня не состоится. Температура ее не более десяти градусов, да и невозможность в брод дойти до чистой воды отрезвляют меня. А ведь намеревался сегодня искупаться.

Сняв намокшие сандали, бреду босяком по глинистому берегу, погрузившись в раздумье.

Да, занесло же меня на другой конец планеты. Двенадцать с половиной тысяч километров отделяет меня от холодной, заснеженной Москвы, из которой я, можно сказать, совершил побег. О своем решении уехать в путешествие я сообщил родителям перед отлетом в Японию, откуда намеревался стартовать. Друзья мои и знакомые даже не были посвящены в мои планы. И вот теперь я здесь, в другой реальности, так не похожей на столичную.

Мечта моя посетить Титикаку родилась еще в школе на уроке географии, когда я завороженно, слушал рассказ учителя, скупо вещавшего о географическом и экономическом положении этих мест.

Глядя на карту Южной Америки, я улетал словно через мистический портал, в те неведомые дали. Мечта моя парила над гладью этого озера, над хребтами Анд, вершины которых покрыты льдами, над суровыми культовыми постройками доколумбовской цивилизации.

Слова учителя я почти не понимал и вряд ли смог бы повторить их, но услышав тогда самое главное, это неодолимый, неподчиненный логике зов. Эта вечная сила, которая заставляет птиц зимой улетать на юг, а родившихся в теплых водах китов плыть к берегам Антарктики, есть зов духа видящего свой путь. Сила духа, сродни стихии, ломающей лед на реке весной или вулкану, вырвавшемуся из земных недр. Моя мечта зрела в недрах души и превратилась в намерение, остановить которое было невозможно. Не так я устроен, чтобы душа слепо шла за разумом, а не за духом. К сожалению, в нашем обществе так и бывает.

Наши чаяния и мечты молодости теряют силу и умирают, поглощенные бытом. Разум наш обоснует и теоретически докажет душе, что это всего лишь детские фантазии, а жизнь она в постоянной борьбе за место под солнцем. Тратить деньги на какую-то там Титикаку глупо, лучше купить очередную машину или дачу. Душа наша пригвожденная логикой к земным проблемам, черствеет, перестает летать и увядает.

В евангельских строках не случайно сказано: «Будьте как дети, и вам откроется Царство Небесное». Главное качество ребенка – умение мечтать, но для достижения мечты нужна энергия воли и сила духа, а с этим то в нашем обществе потребления большая проблема. Порочный разум в нашем внутреннем диалоге с самим собой докажет душе нашей, что дух – это плод воображений.

Мне на память пришли строки стихотворения, написанные мной ранее:

Вращаются колеса сфер

Причинно-следственного мира,

Но всеобъемлющая сила

Имеет также свой предел.

Воспрянет дух неотвратимо.

В твоих руках судьба твоя

Верь своему предназначенью.

Да будет каждый шаг ступенью

В пути к вершинам бытия.

Стремись, и ты найдешь себя.

Но чужд и труден этот путь

Для мира плотских устремлений.

И разум наш, порочный гений,

Докажет нам, что в нем лишь суть,

А Дух лишь плод воображений.

У меня давно сложилось мнение, что ум вовсе не наш, а вживлен силами зла, для тотального контроля над нашими душами. Наш истинный разум есть интуиция, но она скрыта под железобетонной плитой логики и прагматизма ума. Стихотворения я окончил более жизнеутверждающими словами:

О, как малы деянья наши,

Из года в год, из века в век,

Но все ж прозреет человек,

Испив до дна нелегкой чаши

Всю горечь суеты и бед.

Наполним душу благодатью,

Лишь в ней и радость, и покой.

И успокоив ум земной

Увидим вновь дорогу к счастью,

Взлетев над праздной суетой.

Мы обретем все, что сокрыто

От взора суетных очей,

В глубинах мудрости своей

Да, будет ищущим открыта,

Души загадочная дверь!!!

Когда я принял решение о путешествии, на меня посыпались как из рога изобилия разные проблемы и искушения. В начале разные страхи и сомнения стали наполнять мой разум, затем всякие проблемы, которые требовали моего разрешения и необходимости быть в Москве. С трудом справившись с ними, поставив во главу всего свою мечту, я был атакован напастями другого рода. Если первые относились к области кнута, то эти к области пряника. Сам мэр города принял к строительству в Москве мой эскизный проект, закрыв разработки основной проектной организации, трудящейся над ними более года.

С трудом, но все же я справился и с этим искушением, сказав себе: «Ничего, если есть на то воля Божия, меня дождутся, и по возвращении выполним всю работу, а слава пусть достанется другим».

Больше всего меня отвлекал внутренний диалог, с которым начал бороться. Я очень серьезно занялся медитацией и духовными практиками.

Лукавый разум долго не хотел выпускать меня из своих объятий. Вскоре я постиг то, что надо полагаться не на разум и собственную волю, а на волю Божию, ведь лучше его воли, никто не распорядится моей судьбой.

В зове Духа я осознал Волю Божию, но без усилий собственной воли услышать Его волю, невозможно, нужно свою подчинить Ему.

По роду своей деятельности я часто посещал монастыри и храмы. Проживая в архиерейской келье монастыря, куда я был приглашен его игуменом, я написал стихотворение, которое скорее было криком моей души, пытающейся вырваться из лап лукавого разума. Вот эти строки, написанные самому себе в стенах обители.

Страждущей душе.

Ну что мой странник – Дух мятежный

Попался в сети бытия?

Что очарованный изгнанник

Ужель не в радость жизнь твоя.

Иль цель свою в пути забыл ты,

Попав в чужую колею,

А в липкой, вязкой грязи быта

Уж не построишь жизнь свою?

Но не ищи причины внешней

Ни в небесах, ни на земле,

Она в тебе мой друг сердешный,

В твоем увлекшимся уме.

И крест твой, результат желаний,

Пустых, никчемных мыслеформ,

Мистический огонь познаний

Угас в светильнике твоем.

Зло – это низкий разум твой,

Поработивший осознанье

И застит он своею мглой

Звезду причины мирозданья.

Что ищем мы всего лишь тень,

Лишь призрак разума земного,

Но это все лишь прах и тлен,

И это все, увы, не ново.

Лишь Вечности нетварный Свет,

Да абсолютный разум Воли

Нетленны, нерушимы, нет,

В безбрежном хаосе неволи.

И мы вмещаем беспредельность,

В своей душе, в своих сердцах,

Но нам умом постигнуть вечность

Не суждено, все это прах.

Постичь мы можем только мысли,

Что нами же порождены,

Но всеобъять иные выси

Своим умом не сможем мы.

Есть в каждой твари искра Божья

И только в ней извечный Свет,

Узри его в себе, быть может

Ты и найдешь всему ответ.

Завет, совет, ответ, слова лишь,

Продукт ментального ума.

Грешим мы этим, искушаясь

И увлекаясь иногда.

Наш диалог с самим собою

Так нелегко остановить,

В стенах монастыря порою

Свой падший ум не усмирить.

У истины простая речь,

Она в духовном созерцанье

В тиши очищенных сердец,

В святом молитвенном молчанье.

Из вечной «Полноты Покоя»

Сообразуясь из «Ничто»,

Творит Божественная Воля

Единосущности «Всего».

Здесь не нужны потоки слов,

Каскады измышлений тоже,

Для Господа из всех даров

Душ чистота всего дороже.

Лишь человек преображенный

Войдет во Царствие Твое,

Лишь дух его, не разум тленный

Воспримет сути бытие.

Дыхание Души Вселенной

Вмещает каждая душа.

Да славит Господа она

Своей любовью совершенной.

О, мой Господь, прости меня,

За грех премудрости – стиха.

Идя по берегу озера, в памяти моей прозвучали эти куплеты, но один из них настойчиво, словно стук в дверь, стал повторяться и повторяться.

У истины простая речь,

Она в духовном созерцанье

В тиши очищенных сердец,

В святом молитвенном молчанье.

Мне вспомнилось, что когда я окончил писать это стихотворение, то твердо решил не заниматься этим больше никогда. Этот куплет подвел итог моей ментальной зависимости от умствования, от логики, от словоблудия.

Тогда я осознал, что слово теряет силу прямо пропорционально их количеству. То, что слово может творить, будучи силой, в современном обществе мало кто, за исключением монашества, догадывается. Слово здесь является элементом логического каркаса для заморачивания мозгов оппонента, а зачастую это просто словесный понос, выражающий гнев, раздражение, глупость и прочие слабости человеческие.

Когда мы рационально и бережно относимся к слову, наполняя его образом, смыслом и силой духа, оно становится творящим. Оно воплощает наши светлые мечты и желания, материализую из хаоса космоса нашу жизнь. Чем реже слово, тем больше оно наделено волей, так как его сдерживание создает внутреннюю гравитацию. Оно становится намерением, проектом творения, наделенным волей и энергией. Оно готово к полету.

Представил себе нашу жизненную силу в виде дирижабля, летающего в пространстве вечности. Слова наши отождествим с неким газом, поддерживающим давление в баллонах, а рот с клапанами для спуска газа.

Чем больше произносится слов, тем больше утечка газа и меньше остается возможность долететь воздухоплавательному средству, нашей жизненной силе, до пункта назначения. Наши серьёзные планы и светлые мечты обречены, так же как и дирижабль, который падает все ниже и ниже.

В случае, когда слово становится намерением, оно теряет качество газа и становится силой

Ему не надо выходить через клапан, оно всепроникающее. Его внутренняя гравитация увеличивает давление в баллонах, поднимая дирижабль выше и тем самым, позволяя ему плыть сколь угодно долго к цели избираемой капитаном – нашим духом.

Тогда я увлекся стихотворчеством, не понимая опасность того, что становлюсь зависимым от слова, становясь его рабом.

Умные слова заполнили мой разум, который словно фарисей, забывший о духовном опыте, преподносимом самой жизнью, стал любоваться самим собой. Слава Богу, вскоре я осознал это, стал бороться со словоблудием и в конце концов остановил сей непристанный внутренний диалог.

Ни в коем случае я не утверждаю, что сочинение стихов является вредным, нет наоборот. Но всему свое время. Наступает и такое, когда нужно похоронить старый, пыльный архив ментальных накоплений, чтобы очистить свой проводник для восприятия воли Божьей. Анализировать волю Его, невозможно, да и опасно. Разум здесь не товарищ, слова тем более. Даже проанализировав чудо, оно теряет силу, что уж говорить о воле Божией.

Когда мы полагаемся на Нее, нам не нужна защита логики или какая либо иная, защищает и ведет сам Господь. Человеку остается удивляться на то, сколь чудесно и промыслительно складывается его жизнь

Конечно, в нашей жизни почти невозможно взять на себя обет молчания. Мой скромный опыт в этом лишь привел в раздражение мою родню. Выход из положения был найден после моего общения со старцами и юродивыми.

Я осознал, что слово может быть носителем не только информации. Оно может незримо воздействовать и менять собеседника, причем любого уровня духовного развития, без всякой морали и умных слов.

Даже неся глупость в словах, поддерживая разговор с глупым человеком, считающего тебя своим, можно наполнить его потенциалом духа. Вскоре он начнет меняться в лучшую сторону, причем будет считать, что сам пришел к этому.

Слово – носитель духа, действует лишь тогда, когда старец, духовный учитель, гуру возлюбил ближнего своего как самого себя.

Если нет любви, то мастер работы со словом-носителем, является в лучшем случае гипнотизером, а в худшем – черным магом или специалистом по маркетингу.

В прошлом, питаясь укрыться в своем внутреннем мире от назойливых, болтливых людей, я вызывал у них чувство недовольства и раздражения. Одни считали меня излишне скромным, другие – гордым, а иные просто эгоистом. Обретя новое оружие, я из «белой вороны», стал «своим человеком», но одновременно изолировав внутренний мир, впуская в него лишь близкие души.

Дойдя до широкого просвета в тростниковых зарослях, откуда хорошо просматривается часть озера, погружаюсь в созерцание его безмолвной глади. Вот у кого нужно учиться внутренней тишине и гармонии. Природа обходится без лишних слов, без лукавства и фарисейства. Она живет волей Божией, а не своей, поэтому и существует миллиарды лет на планете. Человек, возомнивший себя царем природы, имеет куда более скромную историю. Печально, если и наша цивилизация погибнет, как одна из неудачных попыток эволюции вида гомосапиенс. Останется это озеро, да и сама природа, которая не заметит потери одного из видов.

Налюбовавшись окрестностями, возвращаюсь на узкую тропинку и иду вдоль береговой линии назад. Вскоре тропа повернула вверх, пролегая между огородами.

Метрах в ста, слева от себя, замечаю тех самых псов, притаившихся между камней, ограждающих вспаханное поле соседнего земельного надела.Собаки, поджав хвосты, молча следили за мной. У меня возникла идея проверить, как хорошо ими усвоен прежний урок.

Облекшись в маску жертвы, как бы испугавшись, я побежал от них.

Псы, искренне поверившие в мой испуг, подняв свои хвосты, с громким, победным лаем бросились за мной, но, пробежав, десятка два метров, остановились.

Остановился и я. Псы, снова опустив свои «барометры смелости», повизгивая, ретировались на свою прежнюю позицию и укрылись в камнях. Моя следующая попытка сыграть роль жертвы, закончилась безрезультатно. Собаки замаскировались, переваривая новый опыт, полученный от встречи с каким-то «странным человеком».

Когда я вернулся в поселок, вечернее солнце уже скрылось за хребтами скал. Площадь с торговыми рядами опустела, лишь несколько индейцев демонтировали последний небольшой навес.

Ко мне подошел Мануэль и с огорченным видом сообщил, что меня разыскивал дон Марио, который совсем недавно покинул Чикуито: «Он просил передать тебе, что сожалеет, что не смог попрощаться. Ты произвел на него большое впечатление, и он хотел пригласить тебя погостить у него в доме. Он также хотел бы поделиться с тобой кое-какими знаниями».

Моя гордыня, почувствовав новую пищу для самолюбования, ответила моим голосом: «Дон Марио тоже впечатлил меня и как-нибудь в следующий раз я постараюсь навестить его».

Когда спесь прошла, я подумал: ангел хранитель отвел от меня эту весьма привлекательную возможность, которая могла бы резко изменить мой жизненный путь. Не случайно я родился в России, в которой и должен реализовать свой жизненный путь, а не в Перу. Приобрести знания в области мистических практик я был бы очень рад, если бы не одно «но», которое перевешивает все прелести мира тонких материй, это моя работа. Не по своей воле, а по Его, мне довелось стать главным архитектором ряда епархий РПЦ.

Мы родились во плоти, в мире материальном и встретят нас в мире ином, по делам нашим, а не по словам или мистическим навыкам.

Пару лет назад выбор мой, возможно, был бы иным, но теперь все иначе. Любой запроектированный храм, даже еще не построенный, перевесит на чаше «небесных» весов все мистические опыты».

В предложении шамана я почувствовал не приглашение в гости, а зов учителя увидевшего своего ученика. Посещение его обители могло растянуться длиною в жизнь. О такой жизни я раньше мечтал, но теперь понял, что придется отвечать за свой талант, данный во временное пользование самим Господом. Если бы не этот талант, то с распростертыми объятьями бросился бы к Марио.

Тяжело вздохнув, я побрел за Мануэлем в сторону группы индейцев, занятых разборкой мачты с флагом.

Это были те же мужчины, с которыми мне довелось познакомиться утром. Радостно поприветствовав меня, они предложили поучаствовать в демонтаже флага. Я попросил одного из индейцев сфотографировать нас с Мануэлем на фоне полотнища. Это оказалось делом не легким. Вдвоем с ним мы еле приподняли мачту флага. Превозмогая тяжесть, изобразив на лицах фальшивую американскую улыбку, мы позируем перед камерой фотоаппарата. Я искренне радуюсь доверенному мне ритуалу, поднятия этого цветастого стяга.

Разобрав флагшток и конструкцию тента, мы с индейцами несем их в складское помещение одного из домиков. Мне доверено нести сложенное полотнище. С чувством сопричастности к этой древней парадности племени Кечуа, прижав к груди тяжелую ношу, я с гордостью иду за индейцем.

Распрощавшись с мужчинами, мы возвращаемся в жилище Мануэля. Меня снова посещает мысль о предложении шамана. Справился бы я с искушением, если бы лично от Марио получил приглашение пожить у него? Не знаю. В одном лишь я абсолютно уверен, ангел хранитель уберег меня.

Дата добавления: 2015-08-05