Мужчина погибает в бою, заяц - в камышах

Издревле известно, что самое страшное пре­ступление - это убийство. На покушение на чужую жизнь преступники идут в силу самых разных причин и обстоятельств: кто-то злона­меренно, кто-то от оскорбления и унижения, а иные - и это большинство - вынужденно, когда не остается другого выхода.

То ли времена изменились в худшую сторо­ну, то ли люди сами переродились, очерствели, непонятно: непомерно участились случаи, ког­да из-за незначительных ссор, из-за бытовых мелочей пускаются в ход ножи, кинжалы, то­поры и прочие орудия убийства. И что обидно, каждый преступник пытается найти оправда­ние своему поступку, объяснить покушение на чужую жизнь борьбой за отстаивание чести сво­ей. Вдумавшись, вникнув в глубину сути соде­янного, зачастую приходишь к выводу: а ведь за "честь" выдается лишь внешняя оболочка этого понятия в истинном смысле, на поверку же это оказывается лишь легковоспламеняю­щимся камышом - то есть бытовой мелочью, не стоящей и выеденного яйца. Приведу пример. В Узунагаче жил-был некий молодой джи­гит Сикымбай (герои этого рассказа выступают под вымышленными именами). Он влюбляется в девушку Асию. Она отвечает взаимностью. Дают друг другу клятвенное слово не разлучаться до скончания жизни и женятся. У них рождает­ся сын. Когда ребенку исполняется два года, между ними пробегает черная кошка. Асия меняется до неузнаваемости. Становится раз­дражительной. Чуть не так, встает в дыбы, все больнее и больнее задевая самолюбие Сикым- бая: "Ты - не мужчина!" Эти оскорбления вы­водят Сикымбая из колеи, ему кажется, что жизнь его теряет всякий смысл.

- Оу, как же так? В чем моя вина, если я один раз в сутки исправно выполняю свои супружес­кие обязанности, - пытается он урезонить ее.

Нам неведомо, чем отвечала на это Асия. Но скандалы между ними разгорались с новой си­лой. Мне эта история напомнила не менее за­бавный случай.

Муж хвастается перед женой:

- Каждое утро после бритья мне кажется, что я молодею на целых десять лет.

Тогда жена говорит мужу:

- В таком случае ты уж брейся перед тем, как лечь на постель.

Сикымбай, похоже, ходил небритым. Ну как бы там ни было, к нему, как липкая грязь, проч­но пристает неприятная оскорбительная клич­ка "атек", что в переводе означает импотент.

Видимо Асию довело до белого каления от­сутствие у Сикымбая привычки бриться перед сном. Она с завидным упорством методично

упрекает его: Отец твой Атай-теке, откуда же взяться в тебе мужскому достоинству. Ведь яблоко от яблони недалеко падает". От такого оскорбления Сикымбай едва не лопается, слов­но переспелый арбуз. Однако, слава Аллаху, вскоре стало очевидным, что Асия забрюхатела. Скандалы, недомолвки затихли на некоторое время. Но Сикымбая все равно не покидало предчувствие большой беды, что это затишье обманчивое. Ну, прямо как в воду глядел. Вско­ре все возвращается в круги своя.

В этот роковой день Сикымбай с шестнадца­тилетней свояченицей Наргуль идет в кинотеатр смотреть эротический фильм "Звуки Амери­ки". Вызнав об этом, Асия поднимает грандиоз­ный шум: "Ах ты, негодник, решил теперь совратить малолетнюю девчушку". Наргуль за­сыпает лишь тогда, когда скандал мало-пома- лу стихает.

Просыпается она от невообразимого шума, стуков и видит Сикымбая, держащего в руке нож и окровавленную Асию. Наверное, всту­паясь за дочь, теща нелестно отозвалась о Си- кымбае, так как она становится очередной жер­твой озверевшего зятя. Недаром у казахов говорят: "У женщин сорок жизней". Асия оп­равилась от ножевых ран. Сикымбаю ничего не остается, как задушить ее.

И только после всего этого садизма он, слов­но разъяренный бык, бросается на Наргуль.

- Всем родом проклятым оскорбляете меня, что я не мужчина. Вот покажу я тебе, каким бывает настоящий мужчина! - ревет Сикым- бай как недорезанный и, повалив Наргуль, не обращая внимания на ее вопль, с особой жес­ткостью насилует несовершеннолетнюю дев­чушку.

Вот такая вот история. Уходят безвременно из жизни от рук убийцы мать с дочерью. В ут­робе Асии остается недоношенный плод. Уязв­ленный до глубины души язвительными и ос­корбительными словами упрека Асии: "Ты не мужчина, а отец твой - кастрированный ко­зел!", Сикымбай, порешив в одночасье всю семью, сам идет с повинной в милицию.

Казахи - народ щепетильный, когда дело касается их чести. Они предпочитают смерть, чем потерять честь. Многие ради чести шли на самые отчаянные шаги. Но правда и то, что, прикрываясь этим высоким понятием, порою они совершали и неблаговидные поступки. По моему, Сикымбай относится к последним.

Какой прок от позднего раскаяния, когда дело уже сделано, преступление уже соверше­но? Я нисколько не сомневаюсь в том, что Си­кымбай тоже испытывал муки угрызения сове­сти, чувство горечи и собственной вины. Об этом красноречиво свидетельствует прошение Сикымбая о помиловании. Коль это является последним словом приговоренного к смерти перед эшафотом, то позволю себе привести не­большой отрывок из его прошения.

"Я прошу Вас сохранить мне жизнь, зная и отчетливо сознавая, что это равносильно смер­ти, но смерти в бесконечных муках. Знаю, сколь­ко страданий, самоистязания выпадает на мою долю, если вы оставите мне жизнь. Сколько бы лет не жил, столько и буду казнить себя каж­дый день, каждый час. Прошу помиловать не ради спасения моей жизни. Я ясно осознаю, что этим своим прошением я обрекаю себя на пожизненнуюсмертную казнь. И иду на эти бесконечные муки и страдания сознательно, по своей воле, чтобы хоть как-то оправдаться перед честью и совес­тью своей. Потому что знаю, что рубцы от кам­чи остаются на теле, а рана от языка - в сердце.

Я не просто убил человека. Я убил своего дитя, на моей совести кровь невинного существа. Дитя остался в материнской утробе, так и не увидев белого света. А это, поверьте мне, страшнее са­мой жесточайшей смерти, это равносильно ли­шению жизни десяти, двадцати, ста человек.

Убивая человека я не отдавал отчета своим действиям, я - потерял рассудок. Дело прошлое и ничего теперь не поправить. И все же попыта­юсь объяснить, какие мотивы, причины привели меня к убийству. Ни одного дня я так и не про­жил с женою без скандала, ругани, упреков. Она жалила меня своим ядовитым языком, как ост­рым шилом. Жалила долго и больно. Мне порою казалось, что жизнь моя не стоит и ломаного гроша, что она тесна, узка - загнана в плоскость размером всего в один шаг. В свары наши посто­янно вмешивалась теща, подливая масла в огонь. Я ведь, как никак, мужчина. Мог бы проявить выдержку, пропустить мимо ушей всей эти жен­ские бредни. Однако в ту роковую ночь, когда я

уже исполнил свою супружескую обязанность, жена ни с того ни с чего опять начала оскорб­лять и унижать меня. И ни одного меня - вкупе и отца моего. И это я не вытерпел. Но когда она посягнула на святая святых - на честь и досто­инство моей матери, назвав ее распутной жен­щиной, "шлюхой, блудницей ", у меня более не было мочи терпеть все это хамство: я будто ослеп, ничего вокруг себя не видел, на меня нашел ту­ман, я тыкался, как слепой котенок. Даже не помню, что делал. Что натворил... Вот как я пришел к преступлению, которого не простит мне даже сам господь Бог... Знаю, об умерших плохо не говорят. И тем не менее, я не мог простить ей ужасные оскорбления моих родителей, не говоря уж о других многих кознях со стороны жены. Не только я, но любой казах, имеющий честь, не в силах вытерпеть и простить такое!.. "

Вот такими словами заканчивает свое прошение Сикымбай. Вдумайтесь. Не наталки­вают ли эти слова на вывод: выходит не Си­кымбай убил Асию, а Асия покончила с ним. Сикымбаю кажется, что нет в жизни большего греха, чем поруганная, растоптанная честь. Через все прошение красной нитью проходит мысль: "Мужчина погибает в бою, заяц - вкамышах". Так ли это на самом деле в рассмат­риваемом нами с вами случае?

Имеет ли под собою почву оправдания узу- нагачского убийцы Сикымбая? Он был поче­му-то твердо уверен в том, что его помилуют. Но он так и не сумел разжалобить членов ко­миссии. В помиловании заявителю было отка­зано. Думаю, что вы поймете, отчего и почему члены комиссии были столь строги и последо­вательны в своем решении.

Дата добавления: 2015-07-26