С Верой Федоровной Серегиной (в девичестве Киселевой).

Вера Федоровна – младшая сестра моего отца, мне, стало быть, тетя. Отпочковалась от деревни в 50-е годы. Интересные, по-своему, годы, недалекие еще, но, как ни странно, осмысленные нами плохо. Как будто бы все нам в них ясно, и в то же время все туманно. Хотя бы по части сельскохозяйственных новаций. Ведь их в 50-е годы было предостаточно. Одно освоение целины чего стоит. Вбухали сотни тысяч машин, миллиарды рублей, посадив на голодный паек Нечерноземье и другие исконно русские земли, а эффект получили не ахти какой.

В 1954-м, первом целинном году, Вере Федоровне исполнилось 17, и во весь рост перед ней встал вопрос: «Что делать мне, чем заниматься?» Гнуть ли спину в поле за палочки трудодней, мчаться ли, поддавшись атмосфере всенародного энтузиазма, за тридевять земель на освоение нового, романтического? Вера Федоровна отвергла первое, не вполне приняв и второе. Цель у нее была скромнее – заработать на штапельное платье, без которого девушке в 17 лет никак нельзя прожить.

- Но в колхозе где такие деньги заработать, чтоб в платье вырядиться?- рассказывает Вера Федоровна.- Народу, слава богу, навалом. Бригадир по утрам голову ломает, кого на какую работу нарядить. А на заводе, на стройке какие-никакие, а денежки платят. Ну и подалась я на заработки. Девчонка выносливая, шавыринской породы (прозвище Киселевых в деревне), за любую мужичью работу берусь. Дорогу строила, дрова заготавливала. Потом к зятю Николаю в плотницкую бригаду записалась, плотничала на подсобных работах…

Что ж, судьба Веры Федоровны полностью вписывается в судьбу ее поколения «молодых строителей коммунизма», рвавших жилы на сооружении великих и не очень великих строек. Безусловно, стройки были нужны, нужен был молодой задор, но юные девушки – в грубых робах и спецовках, с пилой, топором, ломом, а то и с отбойным молотком в руках? Удивительно ли, что особенно большой поток больных в поликлиниках приходится на поколение, родившееся в предвоенные годы и входившее в жизнь в 50-е? Это они заселяли «хрущевские» дома в бурно растущих городах, они формировали облик культуры и нравственности современного города, это они стали «обманутым поколением».

- А в 1960-м году,- продолжает Вера Федоровна,- перебралась я в город Горький. «Красная Этна» требовала тогда много работников, без пола и возраста. Стала фрезеровщицей. Потом – бетонщицей. Месила бетон десять лет. Нашла работу полегче – штукатуром. И сегодня все штукатурю…

Все о работе, о работе. А личная жизнь у Веры Федоровны складывалась сложно. Первое замужество, второе. Долгие годы без пристанища. Общежития, квартиры в наем. Сегодня живут с мужем Вячеславом и взрослым сыном в однокомнатке. И образование сумела получить только начальное. Что, впрочем, не мешает ей бригадирствовать.

- А на жизнь я все-таки не обижаюсь,- откровенничает тетя,- потому как ко всяким обидам привыкла. Единственно не заживает – Шалега…

Вера Федоровна замолчала, но я и не ждал от нее дальнейших слов, зная, как рвалась она все городские годы в родную деревню. Чуть выпадет свободный день, отгул – и домой, домой! Теперь вот деревни не стало, но осталось кладбище. А на кладбище – мать, отец. Стало быть, все равно есть куда ездить, где давать разрядку тоске. А в праздник Победы, совпадающий с Родительской, все Киселевы обязательно, на колесах ли, пешком ли, собираются на малошалежном кладбище, одиноко стоящем среди полей.

- На родине я человеком, пупырем себя чувствую. Там я всех знаю, и меня все знают. Значит, я могу как-то на других повлиять. В городе совсем не то. В городе я – муравей,- горестно заключает Вера Федоровна,- оттого, наверно, и тянет всегда домой.

Понимаю ее. Видимо, сам такой. Центр самого шумного города кажется мне невероятной глушью, столицей общества глухонемых. Глушь ведь определяется не только количеством деревьев, окружающих тебя, но и домов и людей тоже. Остается сочувствовать Вере Федоровне в том, что большую часть жизни прожила она в городе, органически не принимая его. Не случайна и сокровенная тетина мечта – к старости поселиться в деревне, к земле поближе. Люди порисковей уже осуществляют эту мечту. Появление горожан в колхозах Уренского района – не редкость. Решайся, Вера Федоровна! Твои руки, твои умения еще пригодятся.

Годами, десятилетиями создавался у нас привлекательный образ города. Посмотришь иной фильм тридцати-сорокалетней давности: до чего, оказывается, у нас городская жизнь была прекрасна, беспроблемна, аж завидно. Чисто прибранные улочки, блестящие неоновые рекламы, уют ные малолюдные кафе, привлекательное место для свиданий – метро… Будто бы не существовало бараков и трущоб в промышленных районах, свалок мусора посреди города, хамства и бескультурья, процветающих в общественных местах. Будто пьяница у нас появился в 1985 году после принятия антиалкогольного указа, и наркоманы и проститутки тоже. Открылась бездна… Современный горожанин, зная обо всех этих «атавизмах капитализма», в эпоху гласности тем не менее ужаснулся, содрогнулся. Не это ли повело сегодня горожан в арендаторы, селькооператоры? Не создаем ли мы сегодня все теми же средствами массовой пропаганды привлекательный образ деревни, где «шмель мохнатый» и «речка под горой» (слова из известных шлягеров)? Не наплодить бы нам вновь разочарованных людей, не создать бы новое «потерянное поколение». Но ты, Вера Федоровна. Не смущайся, это не о тебе, ты знаешь деревню не понаслышке. Решайся! Возвращайся!

Немало еще было у меня в городе Горьком встреч с малошалежцами, но если рассказывать о горьковчанах, не останется места для рассказа о других. Поторопимся к другим.

Дата добавления: 2015-07-20