Глава 12.Звонок смерти и ссора

За тринадцать секунд можно познать бесконечность...

Старые доски пола во времянке постоянно скрипели, невозможно было сделать ни шагу, не услышав громкий скрип половиц. Они словно дразнили нас. Можно было представить, что в следующую секунду дом просто рухнет из-за моих резких шагов и обрушится на нас в отместку нам и всем прошлым обитателям. Внутри дома не было почти никакой мебели: у окна с правой стороны от двери стоял деревянный зелёного цвета стол, перед ним полусгнивший табурет, дальше за столом тумбочка. В углу с той же стороны находилась старая сеточная койка, на которой лежал мокрый драный матрас. Его побледневшие зелёные полосы пробуждали в памяти образ больничной палаты, пахнущей дезинфицирующими средствами и ультрафиолетом. Прямо напротив входа был старый умывальник, повешенный над ведром. Воды ни в умывальнике ни в ведре не было. Так же слева было и второе окно с наполовину разбитыми стёклами, в которое я иногда поглядывал, будто ожидая кого-то. Внутри ужасно воняло затхлостью, я открыл дверь настежь, чтобы хоть как-то выветрить этот застоявшийся дух.

Мари сидела на койке, уставившись в одну точку – куда-то в пространство посередине помещения. Лицо её выражало некую помесь разочарования усталости и непонимания. Она явно выпадала из общей картины дома – в своём молодёжном прикиде и гламурном гриме не вписывалась в атмосферу довоенной времянки. Она была в другом пространстве, в ином измерении, мне показалось, что я не смогу дотронутся до неё, даже если подойду вплотную. Хотя может, это было совсем по иной причине.

Ещё несколько минут назад я так много хотел сказать ей, но теперь, оказавшись тут, я будто застопорился. Что-то застряло у меня в груди, я не мог вымолвить ни слова, и чувствовал, что силы постепенно покидают меня. Будто надежда на благополучный исход испарилась, а может, вытекла из меня как из дырявого бидона, я устал, сдался, сдулся как старая надувная лодка. Наверное, я обижался на неё, сам не зная на что, но имел ли я право? Чего я боялся? Чего бы желал в этот момент? Я не хотел, а может и даже просто не мог думать об этом.

Я ходил по дому туда-сюда, скрипя половицами. На столе лежали пистолет и рация дорожного патрульного. Так прошёл час или больше: я всё ходил, а она сидела и молчала, олицетворяя собой ситуацию – безмолвная, грустная, несоответствующая ожиданиям.

Через некоторое время я почувствовал голод.

— Есть хочешь? – я посмотрел Мари в лицо. Она несколько секунд никак не реагировала, потом, наконец, перевела на меня взгляд и чуть заметно кивнула головой

Я открыл тумбочку, стоявшую в углу за столом и начал искать там еду. Там лежала куча инструментов, какие-то стройматериалы, всё было покрыто слоем пыли и солидола. Я выгреб всё из тумбочки на пол, нашёл пару банок тушёнки и открыл их каким-то резаком, найденным среди инструментов.

Мы молча съели старые консервы на свой страх и риск, пахли и выглядели они нормально. Потом я взял рацию и попробовал поймать какую-нибудь частоту. Я довольно продолжительное время крутил ручку смены частот, но кроме свистящего шума и каких-то отдельно проскакивающих слов ничего не смог поймать.

— Чёрт, слишком далеко! – я бросил рацию на стол. Секунду подумав, взял со стола пистолет и засунул его в карман брюк, проверив предохранитель.

— Ты в порядке?

Мари снова взглянула на меня и снова слегка кивнула, она уже не выглядела такой бледной, но я уловил в её взгляде некие нотки вины.

— Пойду посмотрю что там – я вышёл из времянки, встал у выхода и стал осматривать большую поляну, на вершине которой и находился старый дом лесника. Справа, откуда мы пришли, поляна заканчивалась резкой стеной высоких и плотных деревьев. Отсюда казалось что пройти там почти невозможно. Слева поляна наиболее плавно переходила в лесистую местность, сперва она поросла невысокими кустами, за ними следовали заросли папоротника, потом появлялись невысокие деревья, и лишь за ними можно было увидеть гордо стоящие высокие как небоскрёбы леса сосны. Среди зарослей папоротника можно было разглядеть старую узкую колею. Должно быть, она и ведёт в деревню, туда, по-видимому, и возили спиленные деревья. Но по какой-то причине лесопилка теперь не работает.

Солнце светило прямо над головой, на небе не было ни облачка. День только расходился, а мне жутко хотелось спать – ведь я не спал уже сутки. Глаза слипались, я зевал почти не переставая. Во рту был какой-то неприятный привкус, мне вдруг невыносимо захотелось покурить. Будто дым в моей голове хотел выйти из моего рта густым вонючим облаком. Выйти навсегда и раствориться в атмосфере. Тогда, наверное, мне стало бы легче.

В голову лезли различные неприятные мысли: А вдруг всё это подстроено и нас убьют здесь? А что будет, если нас поймают? Может, начнут пытать или посадят без суда с и следствия? А может Мари действительно в сговоре с Максом? Выходит, что так и есть: я – сообщник, прячусь здесь с ней, хотя сам не понимаю от кого.

Нужно было просто поговорить об этом с Мари, но я никак не мог собраться с силами. И что вообще я у неё спрошу?, «Ты международный преступник?», «Зачем ты меня в это втянула?» «И вообще, ты спала с Максом?». От подобных вопросов холодный и острый камень на сердце лишь тяжелел с каждой секундой. Через минуту раздумий я развернулся и зашёл обратно во времянку.

Мари уже спала, лежав боком на койке, ноги были спущены на пол. Я осторожно поднял ноги на койку, лёг рядом и укрыл нас моим пиджаком.

Я лежал и смотрел ей в лицо, моя рука на её талии слегка двигалась в темп её размеренному дыханию. В голове у меня была странная паутина мыслей, а в сердце – смесь чувств. Я медленно и осторожно поцеловал её в лоб, от этого мне стало спокойнее. Я закрыл глаза и не заметил, как уснул.

Звонок… Я где-то не здесь, и где-то не сейчас… Выход из небытия – из темноты, я открываю глаза: передо мной лежит Мари. Мы укрыты пиджаком. Луна вязко освещает пол через мутные стёкла окна напротив. По коже в спешке бежит озноб, в кармане однотонно жужжит телефон. Не представляю сколько я проспал, и спал ли я вообще. Но мой сон, будто ещё здесь, где-то на кончиках моих волос: мурашками переползает из моего бессознательного прямиком в неуклюжий, чуждый для него мир. Несколько мгновений я пытаюсь сконцентрироваться на вибрации в кармане брюк. Через секунду достаю взбесившийся телефон:

— Ал-лё?... – спросил я на автомате полусонным хриплым голосом в трубку

Я попытался вслушаться в монотонное шипение по ту сторону провода. Высокими частотами, оно будто въедалось прямиком в мою барабанную перепонку. Но вскоре в трубке послышался чей-то крик. Поначалу такой слабый, еле слышимый, в итоге разразившийся истеричным визгом. В это мгновение я встрепенулся, для моего сонного состояния это было через чур неожиданно. Этот крик, то всплывал среди шипения трубки, а то вновь тонул в нём. Звук плавал, как будто кто-то настраивал радиоприёмник, и нечаянно ловил перемешанные с шумом крики, настолько чуждые этому миру и моему восприятию, что даже не хотелось верить, будто это был человек.

То была женщина, кричащая наподобие матери, теряющей ребёнка. Будто в Варфоломеевскую ночь у неё на глазах режут ножом её младенца. Прильнув к трубке, я не мог пошевелить ни пальцем, я замер, словно пригвождённый какими-то неведомыми гвоздями к пространству. Будто парализованный пациент в палате, не мог двинуться с места.

Я выпал из обычного восприятия, был словно в состоянии невесомости, наверное, это было от страха. Невозможно было представить всю боль и отчаяние, наполнившие тот крик. Будто это было предсмертным посланием, последним сообщением этому миру, которое передавало нам что-то важное, что мы не замечали среди серых, похожих друг на друга и на нас же самих будней. И обожравшись жизни, мы позабыли что такое смерть, и не понимали что она рядом, возможно даже слишком близко. Она в любой момент может позвонить и напомнить о себе. Я понял, что никогда не надо забывать о смерти – лишь на грани можно по-настоящему оценить то, что ты имеешь. В такие моменты всё становится очевиднее очевидного, понятнее понятного, проще простого. Только, как правило, тогда уже слишком поздно что-либо ценить.

Вдруг мне стало страшно, по настоящему страшно, как человеку, встречающему конец света. Будто я стоял перед каскадом летящих ракет или падающим из бесконечности метеоритным дождём, понимая, что сейчас меня не станет. И не только меня! Насколько ничтожным можно почувствовать самого себя, сравнив свою смерть с гибелью всего живого! Невозможно познать это, сравнивая свою жизнь и жизнь всего сущего, ведь тогда ты являешься его частью, но когда до конца останутся считанные секунды – ты станешь сам по себе. Каждый станет сам по себе. В один миг обесценится всё: миллионы долларов и килограммы золота сравняются с грязью – лишь последняя минута жизни станет самым дорогим для каждого из нас. И никто ни за что не отдаст эту минуту.

В трубке уже довольно долго звучали гудки, но я ещё некоторое время так и не мог прийти в себя. По коже бежала дрожь, я огляделся: всё та же времянка, всё тот же я, всё та же Мари, хотя мне показалось, что всё уже было по-другому. Всё действительно выглядело по-другому: тёмная пыльная комната некой параллельной вселенной и совсем не тот я, не нормальный, другой.

Несколько минут я лежал на койке, пытаясь вглядеться в одинокую бледную луну за окном. Говорят, если долго смотреть на луну, то можно сойти с ума, похоже, я давным-давно свихнулся. Наверное, ещё тогда, когда полюбил впервые. А может совсем недавно – когда началась вся эта история и Мари снова вернулась в мою жизнь. Я снова сошёл с ума и рад этому! Лучше быть чокнутым, чем усреднённым обывателем, лучше умереть в войне за любовь, чем жить до старости, будучи никому ненужным.

Мари потихоньку просыпалась: она ворочалась и что-то стонала под нос, открыла глаза и посмотрела мне в лицо. Не в глаза, а куда-то между – на переносицу. Потом оглядела комнату и беззвучно протяжно зевнула.

— Сколько сейчас времени? – спросила она потягиваясь

Я снова взглянул на телефон:

— Четыре утра – полушёпотом ответил я, словно боявшись кого-то разбудить

Я лежал рядом, почти вплотную, но мне казалось, что я дальше, чем позволила бы наша маленькая планета. Чувство «не здесь» не покидало меня: из головы не уходил телефонный крик, а на сердце грязным снежным комом прилип, и никак не хотел оттаивать сгусток сомнений и подозрений.

Она выглядела чуть бодрее, чем накануне вечером, но всё также прятала свои глаза. А я в свою очередь пытался «сверлить» её своими, но в темноте это получалось, наверное, как минимум неубедительно. Повисла пелена молчания. Это было как будто взаимное молчание: никто не хотел произносить ни звука, и в то же время не хотел ничего слышать. Через некоторое время Мари таки нарушила взаимность в нашем молчании:

— Знаешь, я всё хотела извиниться, что всё так вышло – небольшая пауза – не хотела, чтобы так получилось

— А как хотела? – поинтересовался я

В ответ она вытянула нижнюю губу в кривой дуге и развела брови, словно пожимала плечами. Свет луны освещал лишь части наших лиц. Отвлёкшись от беседы и созерцания половины лица Мари, я наконец понял что от дурацкой сеточной койки ужасно свело спину – всё время мы спали согнувшись в один бок. Я привстал с койки, сев на её край и похрустев суставами, уставился в окно.

Я не мог понять стоит ли продолжать тему разговора. Пытался взвесить, может лучше вообще ничего не знать, нежели знать правду? Казалось, я думал долго, но это длилось всего лишь долю секунды.

— Может расскажешь правду? Зачем ты приехала в этот город? Как попала сюда и с кем? – постарался отчеканить я полукомандным тоном

Мари глубоко вздохнула, словно я заставлял её рассказывать мне старую историю, которую она повествовала сотни раз, и вот уставши её повторять, вздыхает от выученных наизусть фраз.

— Ну я же тебе говорила в Баре: меня вызвонил Макс, попросил помочь, сказал что он в беде… - констатационным тоном проговорила она

— И вот ты так сразу сюда и сорвалась? – перебил я

— Да, сразу… – услышал я ответ с нотками детской обиды

Беседа раскалялась, будто кочегар медленно, но верно подбрасывал угли в топку наших отношений.

— Здорово! Ну а теперь, из-за ваших афер с Максом мы сидим в какой то глуши, за нами гоняются все кому не лень, я даже не понимаю зачем и почему, и ты не хочешь мне ничего рассказывать! - я вскочил и начал бродить по скрипучему полу комнаты

— Да не было никаких афер! Я его несколько месяцев не видела!

Я словно игнорировал её ответы.

— Зачем я вообще тебя встретил?! Не видел бы тебя лучше никогда! Навалилась на мою голову! А я, между прочим, сейчас в отпуске уже должен быть! – я чувствовал как завожусь с каждым словом всё больше и больше, как будто кто-то потихоньку крутил ключик и вот с минуты на минуту из маленькой деревянной шкатулки с неимоверной силой выскочит чёртик. Нет, это не чёртик, это сам Дьявол! А шкатулка та – ящик Пандоры!

— И что, скажешь, что с Максом у тебя тоже ничего не было? – продолжал я всё громче и громче - Прямо таки совсем святая монашка! Смотри, канонизируют тебя ещё!

— Так вот в чём тут дело? Чувствуешь себя проигравшим!? – с насмешкой ответила она мне – и вообще это не твоё дело!!

И тут до меня дошло: мысль о связи с Максом меня волновала, потому что за те короткие дни, когда мы были с Мари вместе, у нас так и не было секса. Может это и к лучшему, но в любом случае это воспринималось как упущение. Я же самец! Никакой самец не может стерпеть подобное упущение! Однако в то время я даже и не думал о сексе. Это тот случай, когда он не важен, и некоторое время не нужен. Естественно потом я тысячу раз представлял нас в постели, но уже после того, как я перестал для неё существовать.

— Проигравшим?! Было бы кому проигрывать! – постарался с наибольшим цинизмом ответить я

— Да даже если что-нибудь и было, тебе-то какая разница? Ты что мне папочка?! – с сарказмом парировала она, играя на моей глупой ревности

— Шлюха! – резко вскричал я, остановился и взглянул на неё, словно ожидал какой-то определённой реакции. В шее бил пульс, ненависть заполнила меня до самой макушки, я готов был кинуться на неё, хотел чтобы она исчезла навсегда, умерла, хотел чтобы ей было очень больно, так же больно как мне тогда

Она просто смотрела на меня, как будто делала мне это назло, жила мне назло, дышала мне назло. Наверное, она тоже ненавидела меня в те минуты, но мне было наплевать.

— Шлюха! Шлюха!! Шлюха!!! – закричал я с неимоверной силой

— Чего ты от меня хочешь?!?! – в голосе у неё появился истеричный хрип

— Да я любил тебя дура!!!!

— Я тоже любила тебя!!!!

— Не ври мне!! Хватит мне врать!! Хватит!!! – я схватил её за локти и начал трясти, кричал ей в лицо, мне хотелось плакать, мне хотелось ударить её, я чувствовал в себе нескончаемый поток смешанных чувств, сомнений и страхов. Ненависть переплеталась с отвращением, обида сменялась разочарованием. Но с другой стороны их пытались перевесить стремление любить и верить, желание справедливости, честности друг к другу и самому себе. Мне казалось что я никогда в жизни не испытывал одновременно столько чувств и выражающих эти чувства эмоций, как в этот короткий промежуток времени. Он будто растянулся на месяцы и годы и словно стал самым важным в моей жизни моментом – я всё-таки услышал от неё эти слова!!! Может я ждал их всё это время? Может для этого она и появилась в моей жизни снова – чтобы сказать, что любила меня!!!

Я на мгновение замер, и тут же в уши мне ударила образовавшаяся в контраст нашим крикам звуковая пустота, пронзаемая насквозь её еле слышимым плачем. Я услышал, как она тихонько рыдает в себя, уткнувшись в свои колени лицом. Что-то переключилось у меня внутри, я глубоко вздохнул, встал перед ней на колени и обнял её.

Мог ли я верить ей? Наверное, это то же самое, что и спросить у смертника перед казнью верит ли он в то, что останется жив. Будучи уверенным на сто процентов, что его убьют, он всё равно будет верить в то, что ему удастся спастись. Будет верить до того момента, пока табуретка не вылетит у него из под ног, и верёвка не затянется на шее так туго, что из глаз хлынет кровь.

И поэтому я тоже верил! Такая уж у человека природа – при нехватке информации он начинает заполняться верой. Мне ничего не оставалось, как думать, что она говорит правду, я хотел, чтобы это было так, только таким образом я мог спастись в тот момент.

За окном потихоньку просыпалась заря. Мы с мари сидели на койке, она обвивала руками свои колени и иногда всхлипывала, а я обнимал её:

— Странно, мы уже второй раз подряд встречаем рассвет вместе…

Дата добавления: 2015-07-26