Письмо 173

От госпожи де Воланж к госпоже де Розмонд О друг мой! Каким страшным покровом окутываете вы для меня участь моейдочери! И, по всей видимости, вы боитесь, чтобы я не попыталась приподнятьего! Что же такое скрывается за ним, способное огорчить сердце матери дажебольше, нежели ужасные подозрения, к которым вы меня тем самым вынуждаете?Чем больше вспоминаются мне ваши дружеские чувства и снисходительность, темсильнее становятся мои муки. Раз двадцать со вчерашнего дня хотела яизбавиться от этой жестокой неуверенности и просить вас поведать мне все,как оно есть, ничего не смягчая, ни о чем не умалчивая. И всякий раз ятрепетала от страха, вспоминая о вашей просьбе не расспрашивать вас ни очем. Наконец, я останавливаюсь на решении, оставляющем все же некоторуюнадежду, и от вашей дружбы жду, что вы не откажете исполнить мое желание.Ответьте мне, поняла ли я хоть приблизительно то, что вы могли мнерассказать. Не бойтесь сообщить мне все, что может принять материнскаяснисходительность, все, что еще можно исправить. Если же несчастья моипревышают эту меру, тогда я согласна, чтобы единственным вашим разъяснениембыло молчание. Так вот что я пока узнала, вот насколько могут простиратьсямои опасения. Дочь моя несколько увлеклась кавалером Дансени, и, как мне сообщили,дело дошло до того, что она получала от него письма и даже отвечала ему. Ноя полагала, что мне удалось воспрепятствовать каким бы то ни было опаснымпоследствиям этого ребяческого заблуждения. Теперь же, когда я всегоопасаюсь, я допускаю мысль, что моя бдительность была обманута, и боюсь, чтомоя обольщенная дочь дошла в своих заблуждениях до предела. Мне припоминаются кое-какие обстоятельства, которые, может быть,подтверждают эти опасения. Я сообщала вам, что моя дочь почувствовала себяплохо, узнав о несчастии с господином де Вальмоном. Может быть, этачувствительность объяснялась мыслью об опасности, которой в этом поединкеподвергался господин Дансени. Когда затем она так сильно плакала, узнав все,что говорилось о госпоже де Мертей, может быть, то, что я считала дружескимсостраданием, было лишь следствием ревности или огорчения, оттого чтовозлюбленный оказался неверным. И последний ее поступок может, мне кажется,объясняться той же причиной. Часто считаешь себя призванным к служению богулишь потому, что негодуешь на людей. Словом, если предположить, что всеобстоит именно так, и вы об этом узнали, вы, конечно, могли усмотреть в этихобстоятельствах достаточное основание для своего сурового совета. Однако если даже это так, то, осуждая свою дочь, я все же считала бы,что обязана сделать все возможное, чтобы избавить ее от мучений иопасностей, которые таятся в воображаемом, необдуманно выбранном призвании.Если господин Дансени не потерял остатка порядочности, он не откажетсяисправить беду, единственный виновник которой он сам. И я, наконец, полагаю,что женитьба на моей дочери - дело достаточно выгодное, чтобы он и его семьябыли этим только польщены. Вот, дорогой и достойный друг мой, единственная оставшаяся у менянадежда. Поспешите подтвердить ее, если это возможно. Вы сами понимаете, какя жду вашего ответа и каким ужасным ударом было бы для меня ваше молчание.3 Я уже собиралась запечатать это письмо, когда меня пришел навеститьодин знакомый, рассказавший мне о жестокой сцене, которую пришлось пережитьгоспоже де Мертей. Так как в последние дни я ни с кем не виделась, то и незнала ничего об этом происшествии. Вот что сообщил мне о нем очевидец. Вернувшись из деревни позавчера, в четверг, госпожа де Мертей велелаотвезти себя в Итальянскую комедию, где у нее своя ложа. Она сидела в нейодна, и ей должно было показаться странным, что в течение всего вечера никтоиз мужчин к ней не зашел. По окончании спектакля она, по своему обыкновению,направилась в фойе, уже полное народа. Тотчас же поднялся шум, но,по-видимому, она не приняла его на свой счет. Заметив на одном диванесвободное место, она уселась, но тотчас же все уже сидевшие там дамыподнялись, словно сговорившись, и оставили ее в полном одиночестве. Стольподчеркнутое проявление всеобщего негодования присутствующие мужчинывстретили знаками одобрения, и ропот усилился, переходя, как говорят, даже всвист. На ее беду, словно для того, чтобы чаша ее унижения переполнилась,господин де Преван, нигде не появлявшийся после своего приключения, в ту жеминуту вошел в фойе. Едва завидев его, все, и мужчины и женщины, окружилиего и стали наперерыв приветствовать, так что он был, если можно таквыразиться, подведен к госпоже де Мертей публикой, сомкнувшейся вокруг них.Уверяют, что она сохранила невозмутимый вид, - словно ничего не видела и неслышала, и даже не изменилась в лице. Но я думаю, что уж это-топреувеличено. Как бы то ни было, но в таком, поистине позорном, положенииона находилась до тех пор, пока не доложили, что ее карета подана, а когдаона выходила, оскорбительный свист и выкрики еще усилились. Ужасно сознаватьсебя родственницей этой женщины. В тот же вечер господина де Превана весьмасердечно приняли в свой круг присутствовавшие тут офицеры его части, и нетсомнения, что ему скоро вернут и должность и чин. Лицо, так подробнорассказавшее мне обо всем этом, сообщило также, что на следующую ночь угоспожи де Мертей обнаружился сильный жар. Сперва полагали, что этоследствие крайне мучительного положения, в котором она оказалась, но вчеравечером выяснилось, что она заболела оспой в очень злокачественной форме.Думаю, что для нее было бы истинным счастьем умереть от этой болезни.Говорят даже, что вся эта история может сильно повредить ей в процессе,который должен в ближайшее время состояться, ибо для успеха в нем ей явнопотребовалась бы благосклонность тех, от кого это зависит. Прощайте, мой дорогой и достойный друг. Я вижу, что злодеи несут вданном случае кару, но не нахожу ни малейшего утешения для их несчастныхжертв. Париж, 18 декабря 17...

Дата добавления: 2015-07-18