Глава 1 Ножом сквозь масло

3.15 ч ^[515]. «Анемона»

Началось!.. Качнулась земля…

На всем фронте – удар артиллерии.

Ближе всего к стене разрывов, вернее, буре, начавшейся на Западном острове (хотя это всего лишь пехотные орудия I.R.133 и две батареи II/A.R. 98) оказалась 10-я рота и КП 3-го батальона I.R.135, находившиеся в старых крепостных укрытиях метрах в 30 от Буга.

Командир отделения 1-го взвода 10-й роты ефрейтор Ганс Тойчлер после войны признавался, что настолько мощного огневого налета он не испытывал во время всей Второй мировой войны. Небо горело от бесчисленных всполохов взрывающихся снарядов всех калибров. Стоял страшный грохот, треск, тарахтение и вой, как будто бы поистине на землю пришел ад. Зловещее предчувствие овладело отделением Тойчлера, да и всем взводом лейтенанта Вильча…

Находившийся в соседнем бункере Герд Хабеданк в своих предчувствиях не признавался, глядя на сжавшиеся лица офицеров на КП батальона. Однако начало артогня ошеломило его не менее ефрейтора Тойчлера: «Едва началось – как задрожала земля, что-то гремит и катится, острый сквозняк оттуда бьет в лицо. Это битва артиллерии! Оберст-лейтенант был прав, говоря мне вчера: „Будет то, что вы никогда еще не испытывали“». Герд рискнул выглянуть из каземата и замер пораженный – над ним светилось светло-красное небо. «Адский шум, жужжание, треск наполнили воздух. От сильного циклона кусты ивняка сгибаются, как при шторме».

Однако ближайшими к Бугу оказались все же пулеметчики 12-й роты (обер-лейтенанта Лерцера) I.R.133. Несмотря на то что накануне им удалось несколько улучшить свои позиции, можно догадываться, что парням из Линца пришлось испытать сильные чувства. Однако это лишь догадки – сосредоточенный Лео Лозерт на небо, подобно Хабеданку, не смотрел, голова его была занята другим: «Фейерверк начался минута в минуту. Долгие минуты. Было очень прекрасно. Мы потерь не имели». Огонь, кажется, стих? Расчеты начали вытаскивать на бруствер пулеметы…

…Несколько южнее роса у Буга к 3.15 сделала влажными кителя солдат I/I.R.130. Спустя секунды многим из них пришлось утирать пот страха. Вальтер Лоос: «Казалось, что над нашими головами поднялся занавес над ужасами преисподней. Сначала еще слышали выстрелы, грохот и вой ревущих рядом снарядов, тянувших смертельные трассы к противоположному берегу из сотен стволов от самого малого до самого большого калибра. Невольно втянув голову, мы почти забывали дышать. Однако за секунду артиллерийский огонь другого тяжелого оружия набрал столь оглушительную и захватывающую дух силу, какую я больше не испытывал с тех пор. Даже бывшие среди нас участники Первой мировой позже признавались, что в то время они не испытали огонь настолько сконцентрированной мощи. Небо побагровело, и, хотя была ночь, стало ясно, как днем.

Большие деревья, окаймляющие Буг, сгибались туда-сюда в диких движениях, как от невидимой силы, терзаемые атмосферным давлением рвущихся снарядов. За 4 минуты на русский берег рухнули 60 000 реактивных снарядов, впервые примененных в бою, с электрическим воспламенением. Подобно кометам они тянули пучки лучей 6–12 снарядов – их огненные трассы и вой заглушили бушевание собственного артиллерийского огня. Казалось, что на их „удочках“ поднялся мир и старался держаться в этом аду, сохраняя ясную голову»^[516].

Герман Вилд из роты «панцирягеров» полка Гиппа, идущей вслед за его 1-м батальоном, находился в противоосколочной траншее, содрогавшейся из стороны в сторону в такт разрывам. Воздух, казалось, был наполнен металлом осколков, летящих на восточный берег и рвущихся там снарядов…

Как и в I.R.135, так и здесь, в полосе форсирования I.R.130 вслед за ведущей беглый огонь артиллерией забились в суматошных очередях sMG, стараясь бить на высоте примерно метра над русским берегом.

Пока I/I.R.130 втягивал голову в плечи и содрогался в противоосколочных щелях, несколько севернее мчалась на велосипедах 11-я рота I.R.135. Небо над ними все сильнее багровело, грохот усиливался, дым заслонял горизонт – а они усиленно нажимали на педали. В кустах на берегу их уже ждали лодки.

Не до наблюдений за небом было и зенитчикам лейтенанта Энгельхардта: в 3.15. 8,8-см орудие унтер-офицера Клаусена открыло огонь. Его задачей было расстрелять в упор два дота^[517] на южной оконечности Западного острова, напротив позиций 10-й роты. Однако зенитчики смогли сделать прицельно лишь первые несколько выстрелов, как все заволокло дымом. Расчет Клаусена не растерялся: поворачивая орудие туда-сюда, они продолжали посылать снаряды – якобы в бункеры, расположенные рядом, но скорее по шквалу, пожарам и грохоту, бушевавшему на всем острове.

2-см орудие унтер-офицера Патернолы, расположенное для защиты 8,8-см орудия от низколетящих самолетов примерно в 800 м от его позиции, огня не вело.

У железнодорожного моста Рудольф Гшопф смотрел, как снаряды «Карлов» подняли огромные дымовые фонтаны на Западном. Дрогнула земля, взлетели обломки, дым заполонил горизонт. С неба стал падать пепел, разносимый ветром… Оглушенный тяжелой артиллерией, он почти не слышал, как застучали пулеметы на железнодорожном мосту…

Там группа захвата едва успела вынуть ножи из тел русских часовых – один из них, уже умирая, все-таки успел дать очередь из автомата куда-то в небо… Из-за насыпи уже метнулись к мосту велосипеды пехотинцев и саперов штурмовой группы лейтенанта Цумпе (3-я рота I.R.135). Орудия и пулеметы, приданные Цумпе, в считаные мгновения разнеся домики мостовой охраны, продолжают бить по любым щелям, откуда может прозвучать пулеметная очередь. Все решают секунды. Группа Цумпе крутит педали. Велосипеды мчатся по деревянному настилу моста.

Смерчем на восточном берегу заглушался грохот сапог по мосту. Это бегут саперы из 1-й роты 81-го саперного батальона и 1-го железнодорожно-саперного полка, стараясь держаться ближе к железным аркам моста, надеясь, что русские не успеют взорвать его, пока они не добегут до подрывного кабеля.

Остались метры, как из русского дзота – суматошная пулеметная очередь, сразу же подавленная пулеметом ефрейтора Гольцера. Спрыгнув с велосипедов, саперы метнулись вперед – и с дзотом покончено.

В воздух – белая ракета. Гольцер прекращает огонь. Сейчас главное – найти и обезвредить мины. Это сделает Цумпе.

Тересполь. КП 45-й дивизии. Командование обменивается впечатлениями о первых минутах. Четко видно сосредоточение огня в полосе боя дивизии на цитадели Брест. По сообщениям отовсюду, залп примененных впервые, поочередно зажженных рядов реактивных установок произвел в первый момент сильнейшее впечатление. В отличие от Гшопфа, части отмечают, что выстрелы и попадания 60-см мортир в массе огня не воспринимались. Несколько высоких огненных колонн на вражеской территории говорят об уничтожении запасов горючего или боеприпасов^[518]. Вражеское сопротивление – отсутствует. Лишь далеко, на много километров к востоку от Бреста, – видны трассы снарядов ПВО – по-видимому, отражающих атаки люфтваффе с малой высоты.

* * *

Было 3.19. Трассеры, видимые с КП 45-й дивизии, – это огонь дежурных подразделений ПВО аэродрома Именин, у Кобрина, открытый в соответствии с нормативами через 5–10 минут^[519].

За эти минуты цитадель превратилась в костер.

Там, где грохнули «Карлы», свидетелей не осталось. Вернее – на КП западного берега Буга считалось, что не осталось…

«Анемона» прокатилась вдоль берега Западного острова. Погибли секреты, загорелись несколько зданий. Северо-западу острова досталось особо – по нему отработали и «Небельверфер» и «Карлы»^[520]. Последние наносили удар по доту^[521], где рядом, в казематированном редюите, находилась окружная школа шоферов погранвойск.

Взрывы «Карлов» и «Небельверфер», выглядящие столь живописно на западном берегу, на восточном просто не успели произвести должный эффект. В дотах и позициях полевого заполнения никого не было. Те из пограничников, что не были в секретах, находились либо в Цитадели, либо в горжевых казармах, под толщей земли. Ни «Небельверфер», ни орудия A.R.98 пробить валы не смогли. 2 снаряда «Карла» (именно их разрывы и видел Гшопф) грохнули, конечно, серьезно, но поразили лишь тех, кто находился поблизости. А кто там был – неизвестно.

Главными жертвами первых минут войны стали пограничники, собранные на курсы спортсменов и кавалеристов – их здание рухнуло, похоронив под собой многих, кто там находился…

Пока главной проблемой для выживших стал пожар – гарь и дым не давали дышать. Тем не менее пограничники, бойцы транспортной роты и курсанты окружных курсов шоферов, мгновенно одевшись и схватив оружие, выбегая из горящих зданий, занимали оборону или пытались спрятаться от обстрела – в недостроенных дотах (1, 1а, 2, 3) и горжевых казармах, казематированном (с несколькими выходами) редюите, справа от дороги от Тереспольских ворот до Буга^[522], где размещались склады трофейного польского оружия. Несколько шоферов заметили, что среди руин казармы спортсменов-кавалеристов кто-то ползает – тут же удалось откопать двух – Мешкова и Максименко. Остальные, те, кого не завалило, уже укрылись в казематах вала. О кавалеристах ничего не известно… К своим бойцам уже бежали их командиры, жившие тут же, на Западном. Дымом заволокло всю северную часть – казалось, и 45-я дивизия, планируя атаку, рассчитывала, что там не останется никого живого. Именно поэтому впоследствии северная оконечность Западного острова осталась нетронутой пехотной атакой… Дым, затмивший полнеба, мешающий вести наблюдение, прицельный огонь и верно оценивать обстановку, стал первой проблемой и у зенитчиков Энгельхардта, и на КП в Тересполе.

…Южный остров. «Анемона» расцветала здесь разрывами снарядов двух 150-мм орудий в прибрежной полосе^[523], 1/98 – в районе Южных ворот, 2 батареи дивизиона Галля – в районе госпиталя. Прибрежную полосу обрабатывала артиллерия 130-го полка. По госпиталю нанесли удар и реактивные установки, но из-за их непредсказуемого характера он пришелся по всему острову.

Именно реактивные снаряды и нанесли наиболее заметный урон – госпиталь мгновенно загорелся. Больные и медперсонал, выбегая из здания, стали скрываться в подземных казематах и подвалах.

Но были и те, кто не мог этого сделать, среди около 80 больных хирургического отделения было и немало лежачих. В ужасе проснувшись, они дрожали от грохота и жестко бивших в стены палат, со звоном рассекавших оконное стекло, раскаленных осколков. Кто мог хотя бы подняться, ушли сразу же, но ничем не могли помочь своим товарищам. Те, кто, недвижимый, бессильно пытался подняться, вскоре почувствовали запах дыма…

На Южном острове войск практически не было, а секреты пограничников, вероятно, полностью погибли при артналете на прибрежную полосу. Главная сила на Южном – бойцы 95-го медсанбата и курсанты полковой школы 84 сп, располагавшейся между госпиталем и главным валом. Хорошие бойцы, они, однако имели серьезную проблему – недостаток боеприпасов и оружия. При начале артналета курсанты бросились было к Центральному острову, но бежать предстояло по открытой территории, через огород. В итоге укрылись у вала у Южных ворот, рассчитывая дождаться подхода «главных сил». Туда же отходят, падая на землю при близких разрывах, и немногие оставшиеся в живых пограничники.

За спиной курсантов – треск горящих зданий, дымное облако над крепостью, вопли и грохот взрывов у госпиталя…

…Первые минуты войны громыхнули на Северном разрывами тяжелой артиллерии и реактивных установок. «Небельверфер» били по его западной части, преграждая путь силам, что могли бы предпринять контратаку на только что захваченный железнодорожный мост, 2-я батарея мортирного дивизиона 31-й дивизии – по Западному, 1-я – по Восточному фортам…

На западе Северного острова находились подразделения 125 сп. Удар реактивных установок пришелся по его казармам – полупустым. Его итог, как и везде, крепкие стены устояли, но начался пожар. Большинство бойцов находились в казармах, жертв было мало, на улице же «снаряды ложились на каждом квадратном метре»^[524].

К сожалению, о том, как встретил обстрел Западный форт^[525], данных нет. Восточный же, где (во внешнем валу) располагались конюшня и склад боепитания 333 сп, а во внутреннем – транспортная рота и первая (дежурная) батарея 76-мм зенитных орудий 393 ОЗАД – встретил «Анемону» достаточно спокойно.

Когда первые снаряды рванули на земляном валу, форт лишь вздрогнул. Проснувшись, бойцы и не поняли, что случилось. «Одни кричали, что это гроза, другие – землетрясение. Кто-то даже умудрился крикнуть, что Германия напала на Венгрию»^[526].

Толща вала и стен спасла красноармейцев, жертвой «Анемоны» стал лишь часовой, охранявший склад. Однако, одевшись, бойцы стали выбегать на улицу…

Грохот первых снарядов скинул с кроватей и жителей, расположенных перед Западным и Восточным фортами ДНС («домов начсостава»), где со своими семьями жили командиры расположенных в Бресте частей. Большинство из них все поняло в первую же секунду. Вскочив с кровати, М. П. Кропельницкая накинула только пальто, схватила ребенка, одеяла, спустилась на 1-й этаж, где уже находились соседи Колесниковы (жена, двое детей, старушка мать). Живший на 1-м этаже капитан Гончар^[527] в этот момент был дома. «Он забрал семью, нас всех, и мы побежали в сторону речки, где располагались под насыпью склады. Там находилось несколько солдат. Гончар втолкнул нас к ним и побежал в расположение своей части»^[528].

Командир 2-й телеграфно-кабельной роты 37 обс, мл. лейтенант Александр Бобков, приказал жене Раисе завернуть в одеяло трехлетнюю Азальду и одеть шестилетнего Леню. Азальда – на руках Раисы, рука Лени – в ладони отца: в считаные минуты, выскочив на улицу, они побежали к пороховому погребу^[529], превращенному в склад…

Дарья Прохоренко^[530] и ее трое детей в эти минуты нашли убежище во внешнем валу Восточного форта, конюшне 333 сп: «Раздался сильный взрыв, в нашей комнате вылетела рама со стеклами. Я спросонья думала, что ударил гром. И тут же засвистели пули^[531], впиваясь в стенку возле нашей постели. Я с детьми спряталась за печку, не знала, что случилось и что мне делать дальше. Но тут муж мне сказал ползти за ним, только не подниматься на ноги. Сказал, что враг перешел границу. Я, говорит, отведу тебя с детьми в подвалы, а сам пойду в часть. Привел и сам ушел»^[532].

Эта, первая волна беженцев Северного острова, выбежавшая из домов практически мгновенно после начала обстрела, часто в одних ночных рубашках, схватив на руки лишь детей – оказалась и самой «счастливой», понесшей наименьшие потери. Они нашли убежище прежде всего в казематах вдоль вала Мухавца (пкт 142–143) (как М. П. Кропивницкая), бывших пороховых погребах, превращенных в склады (семья командира телеграфно-кабельной роты 37 обс мл. лейтенанта А. Бобкова), горжевых казармах Восточного и Западного фортов, главного вала – как Е. И. Костякова, жена заместителя командира по политчасти 3-й батареи 98 ОПАД Костикова А. А.: «Проснулась я от страшного грохота и треска. Муж стоял уже одетый и застегивал ремешок от часов на руке. Он сказал: „Не пугайся, это рвутся снаряды у зенитчиков“. Прослушав секунду, я спрыгнула с кровати и говорю ему: „Это война“. Он ответил: „Да, но не пугайся, вас, женщин, всех сейчас вывезут, бегите к штабу“»^[533]. Костякова, 6–8 женщин и около 10 детей, добежав до главного вала, укрылись в ремонтных мастерских по обе стороны Восточных ворот. Туда же вскоре прибежало и несколько раненых артиллеристов 98 ОПАД^[534].

Но многие семьи не побежали никуда, оставаясь там же – спустившись на первый этаж или пакуя самое ценное, надеялись, что снаряды пощадят жилые дома. Да и бежать куда-либо по территории, периодически грохающей разрывами, было не менее опасно, чем оставаться дома.

Одной из них была семья командира второго батальона 125 сп тридцатитрехлетнего капитана Владимира Шабловского: жена Галина и дочери – Раиса, Татьяна, Наташа, Светлана. Самой старшей из них было восемь лет, младшей – восемь месяцев.

В ночь на 21 июня большинство подразделений батальона ' Шабловского вышло на строительство УР. В крепости осталось лишь дежурное подразделение полка – 4-я рота. На выходные остался дома, в корпусе № 5 ДНС, и сам Шабловский: коренастый, плотный, могучего телосложения, отличавшийся исключительной физической силой. В полку Шабловский пользовался репутацией умелого, строгого и волевого командира^[535].

…Разбуженные грохотом, сотрясшим крепость, Шабловский и его жена, взяв дочерей, спустились на первый этаж – там, под лестницей, уже испуганно сбились женщины и дети живших в этом же доме командиров.

Шабловский был прежде всего комбатом – оставив семью, он, прямо в нижнем белье, бросился к расположению полка – туда, где находилась 4-я рота его батальона. Рядом с ним туда же бежали и другие, наскоро одевшиеся, жившие там же (в ДНС) командиры…

…Именно на Цитадель пришлась основная доля огня реактивных установок. Стены они не пробивали, но те сооружения, чьи окна выходили на юго-запад, охватил пожар. Загорелась и вся крыша кольцевой казармы, машины 31-го автобата, помещения 333 сп, выходящие окнами на церковь.

После налета реактивных установок на внутреннем дворе Цитадели практически никого не осталось – хотя этой воскресной ночью там было немного людей, часовые и несколько палаток приписного состава. Выживших нет, рассказать о действии тяжелых установок, испытав их на себе, некому. Но свидетельства есть – среди тех, кто их применял.

Гельмут Беттхер, сапер штурмовой группы, вспоминал их странное воздействие на врага:

«Нами использовались ракеты… Они летели недалеко, но их воздействие было ужасно. Я думаю, тогда там было наихудшее из возможного… Все в пределах круга приблизительно трех с половиной метров было мертво, уничтожено вызванным огнем воздушным вакуумом, разрушавшим все легкие как людей, так и животных. Это было ужасно. Вообще каждый видел, что люди просто сидели там, неподвижные, замороженные, как куклы – Ja! – многие имели раны, но некоторые просто сидели, не двигаясь, на стуле или скамье. Смерть была неизбежна, и пришла очень быстро… Ужасно!»^[536]

Иван Долотов проснулся от грохота взрывов: «В оконном проеме небо светилось вспыхивающим буро-красным светом. С верхних нар прыгали раздетые красноармейцы, сбивая с ног нижних. Сапоги и брюки я надевал в коридоре»^[537].

Большинство, даже не поняв, что произошло, прятались под нары или выпрыгивали из окон, убегая подальше от грохота.

Над крепостью занимался пожар – огонь бушевал на 2-м этаже в расположении 84-го полка, сгорели 3-й этаж и пожарная вышка Белого дворца, пылали сараи, сено конюшен и дрова, сложенные во дворе.

В эти минуты именно на казарму 84 сп, Белый дворец и развалины Инженерного управления пришелся удар 1-й и 2-й батарей мортирного дивизиона 34-й дивизии. 1-я вела огонь по северо-западу Цитадели, стыку 44 и 455 сп. Грохот 36 210-мм снарядов лишь потряс гарнизон – те, кто не выбежал сразу же, уже после первых разрывов начали лихорадочно одеваться, искать оружие и укрытие в подвалах. Выпрыгнувшие, потеряв голову от ужаса, были бесследно разорваны налетом тяжелой артиллерии.

Брест. Первый секретарь Брестского обкома ВКП(б) Михаил Тупицын, как и многие заснувший поздно, проснулся от грохота – рвануло рядом, так что стекла в его квартире, в крыле здания обкома, вылетели. Сквозь разбитое окно было видно, как у границы огненные вспышки озаряли темное небо и грохот выстрелов, сливающийся в гул, то стихал, то всплескивался там опять.

Вновь два взрыва подряд – на соседней улице^[538].

Тупицын, наскоро одевшись, побежал к своему кабинету – там стоял аппарат «ВЧ» (прямая связь с Минском).

Дата добавления: 2015-07-17