Северный остров 4 страница

Дивизия, на горьком опыте (июнь 1940 г., форсирование Эны у Нефшатель) зная, к чему может привести преждевременное открытие огня, понимая важность точного времени, распоряжается^[463] о принятии всеми оснащенными армейскими радиоприемниками частями в 24.00 В-1 день сигнала точного времени, обязательно передав его остальным по телефону. После чего по этому сигналу (единственно верному эталону) все часы ставятся одинаково.

* * *

Белосток. Штабом пограничных войск НКВД СССР Белорусского округа отдается приказ об усилении охраны: выходные дни для личного состава отменяются, вплоть до 30 июня 1941 г. С 23.00 до 5.00 службу на границе должны нести все люди, кроме возвращающихся из нарядов к 23.00 и часовых заставы. Пограннаряды приказано располагать не ближе 300 м от линии границы.

21.6.41. «Лицманн»

Первая половина дня. Группа управления штаба дивизии переселяется на КП (старый каземат^[464] на кладбище Тересполя). Кроме того, здесь размещены: штабы Arko 27, N.A.65 (с центром радиосвязи и телефонными станциями), I.R.135.

Командир пулеметного отделения^[465] 12 s.М.G.K. I.R.133 Лео Лозерт начинает свой военный дневник^[466]: «Суббота. Солнцеворот. С утра ставили лагерь на нашем последнем биваке.

Уже несколько дней назад командир составил план наших позиций на Буге. Меня, однако, никто в обстановку не посвящал. Но, находясь в пехотной роте, я имел случай изучить аэрофотоснимок и карту крепости, что потом оказалось для меня очень ценным. Во второй половине дня лейтенант Шульц^[467] взял меня на позицию нашего взвода у Буга.

Это было очень важно, так как вследствие этого я смог инструктировать следующей ночью не только нашу, но и другую роту на их позициях. Далее это очень пригодилось для расширения позиции моего отделения в ночь нападения, ибо в темноте я не смог бы узнать ее преимущества и недостатки.

Итак, я мог действовать на мои цели не только фронтально, как указано, но и 1000 метров в сторону цитадели. Изучив в результате дневного осмотра позицию, я велел утрамбовать полтора метра толстого вала для 2 станковых пулеметов и еще усилить ее внутри достаточным количеством ящиков с боеприпасами».

* * *

Полдень. Прасковью Ткачеву, старшую медсестру хирургического отделения Брестского военного госпиталя, размещавшегося на Южном острове, вызвал к себе заместитель начальника госпиталя по политчасти батальонный комиссар Н. С. Богатеев. Ткачева уже знала, что госпиталь расформировывается. Сейчас же Богатеев внезапно заявил, что уже в течение двух часов больных (около 80 человек) нужно подготовить к переезду – завтра они, как и медперсонал, выезжают в Пинск.

Сказав Ткачевой (председателю месткома), чтобы она подумала, кого из медперсонала взять с собой, Богатеев ушел допой. Ткачева – в парк имени Первого Мая.

* * *

В исходный район выдвигается и штаб дивизии^[468]. Отдел тыла осматривает КП в лесу к югу от западной окраины Вульки Добринской.

Ib, майор Карл-Хайнц Вирзинг, объезжает тыловые части: КП санитарной роты 1/45 (остающейся в резерве), чье оборудование полевого госпиталя придано корпусу, руководителя подвоза и отдел продовольственного снабжения 45-й дивизии, склад боеприпасов «Гукебайн»^[469].

Вирзингу временно придается и полевой запасный батальон дивизии (без подразделений, задействованных в мортирном дивизионе Галля, Pi.81 и оцеплении Тересполя).

Также дивизии XII А.К. выделяется от 10 до 20 полевых колодцев.

14.30. Порядок поступления донесений уже настроен на военный лад – поступают первые «дневные»: в километре севернее Кобылян готов к открытию огня мортирный дивизион Галля. Он занял КП еще с 7 утра, наладив телефонную и радиосвязь.

Начинается подвод батарей 45-го противотанкового дивизиона. У A.R.98 тоже нет проблем.

12.30. Полевой караул батальона Набера (I/I.R.130) заметил русскую моторную лодку, прошедшую по Бугу вверх и вниз, со странным экипажем – без кителей, наблюдающим в бинокль немецкий берег. Однако, судя по галифе и фуражкам, это были солдаты^[470].

I.R.135 проводит последние мероприятия – III/I.R.135 выставляет 2 дополнительных полевых караула (от отделения каждый) у центральной дороги, непосредственно в нижнем течении к северу от пробивки Буга. Их смена – до четверти часа после рассвета. Восточнее дома у центральной дороги подводится штурмовой взвод для немедленного вмешательства^[471].

14.00. Занимаются КП отдельных воинских частей. Днем Iс выдается приказ фюрера солдатам Восточного фронта.

15.00. «Дортмунд»! – лейтенант Майер только что принял кодовое сообщение из штаба XII корпуса. Значит – завтра…

Вечером Деттмер передает кодовое сообщение в части дивизии^[472].

* * *

Минск. Штаб Западного ОВО. Выполняя директиву НКО СССР и Генштаба Красной Армии, штаб округа распорядился «для повышения боевой готовности» вывести 47, 44 ск, 17, 50, 121, 161 сд в лагеря, в районы, предусмотренные им планом прикрытия. Генштабом приказано завершить переброску к 1 июля. Соответственно штабом ЗапОВО намечено ее начало на 23 июня. Что касается приграничных дивизий, то наркомом Тимошенко и нач. Генштаба Жуковым приказано оставить их на месте, вывод на границу в районы обороны – лишь по особому приказу^[473].

В полосу 4-й армии (к Барановичам) готов начать переброску 47 ск из Бобруйска и Гомеля.

К этому моменту 13 из 24 сд ЗапОВО находятся в непосредственной близости от госграницы СССР. Остальные сд (резерв округа), как правило, совершают марши в новые районы сосредоточения.

Ок. 18.00. Роща в 2 км юго-восточнее Жабинки. КП 28 ск на полигоне корпуса. Закончилось проводимое штабом 4А двухстепенное командно-штабное учение 28 ск на тему «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды»^[474], где участвовали и штабы 6, 42, 75 сд.

Штабу корпуса до особого распоряжения приказано оставаться на КП^[475], дивизионным – вернуться в расположение.

…С полигона в Брест, в крепость отправился и Коробков. В разговоре с командирами дивизий и их частей он не заметил энтузиазма к предстоящему на 22 июня выезду на учение. «Понять их нетрудно – замучились, – сказал он, вернувшись в штаб армии (Кобрин), Сандалову, – по-прежнему от каждого стрелкового полка по одному – два батальона работают в пограничной зоне. Ночуют всю неделю в землянках, в палатках, а тут еще воскресенья занимаем ученьями да заседаниями всякими. Надо с этим кончать… Командиры расположенных в крепости частей показывали несколько новых наблюдательных вышек, построенных немцами за рекой. Уверяют, что по ночам слышен шум моторов. Сегодня опять несколько самолетов летали над нашей территорией…»^[476]

Новые проблемы и у Сандалова – в штаб армии поступила телеграмма штаба ЗапОВО о немедленном вывозе из Бреста не менее чем на 30 км на восток НЗ 6 сд и 42 сд, чьи склады располагались в Брестской крепости. Оставив им по 1,5 б/к, приказано вывести 34 вагона боеприпасов от 6-й и 9 вагонов – от 42-й стрелковых дивизий. Хотя не так давно этот излишек фактически навязали армии органы артснабжения округа, несмотря на протесты ее штаба.

За несколько часов такое количество не могло быть вывезено, но, похоже, все-таки успели, подогнав вагоны, начать погрузку…

Ок. 19.00. Коробков в телефонном разговоре с Климовских просит разрешения вывести на боевые участки хотя бы дивизии брестского гарнизона^[477]. Отказано, разрешено лишь назначенное на 22 июня опытное учение перенести на понедельник или вторник… Пытаясь отвлечься, Сандалов и Коробков пошли на представление Белорусского театра оперетты «Цыганский барон». Тем временем Шлыков и нач. отдела политпропаганды уехали в Брест – на концерт артистов Московской эстрады.

Ок. 20.00. Кобрин. ДКА. Минские артисты на сцене, множество людей в кителях и галифе – в зале. Однако у многих зрителей все усиливаются тревожная озабоченность и какое-то гнетущее чувство. Особенно нервничал Коробков, сюжет, разворачивающийся на открытой сцене Дома Красной Армии, абсолютно не занимал его. То и дело, поворачиваясь к Сандалову, он шепотом спрашивал: «А не пойти нам в штаб?» Так и недосмотрев оперетту, вернулись в штаб армии.

…Комендантскому взводу 333 сп приказано в ночь на 22 июня нести караул у штаба 28 ск. (ул. Леваневского). И. А. Алексев: «Ст. сержант Данилин Д. А. обращается ко мне и говорит, что „по распоряжению начальника штаба 28-го корпуса я приехал на машине получить паек на 5 суток для взвода. Штаб 28-го корпуса завтра выезжает на штабные корпусные учения“. Почему-то для меня выезд штаба корпуса на длительный срок стал сомнительным. Тогда начал спрашивать Данилина Д. А. несколько вопросов для выяснения обстановки в штабе корпуса:

1) Почему сухой паек должен выписывать именно на 5 суток, а не на 2 или 4 суток?

2) Летом 1940-го маневр войск Западного особого военного округа продлился только 3 суток?

3) Что делается в штабе корпуса?

На эти вопросы Данилин Д. А. ответил так: „Во дворе штаба 28-го корпуса находится много автомашин. На них производят погрузку несгораемых ящиков и шкафов со штабными документами“. После такого ответа я понял, что обстановка на границе очень тревожная»^[478].

Алексеев, почувствовав непонятное беспокойство, решил написать письмо своей матери. Опустив его в почтовый ящик на первом этаже, отправился спать.

…КП 28 ск. Командир корпуса Попов и начштаба Г. С. Лукин выезжают в Брест. Старшим на КП остается начальник оперативного отделения штаба корпуса майор Е. М. Синковский. Настроение на КП несколько удивленное – многие командиры недоумевают, почему их оставили здесь, а не отпустили в Брест, к семьям на воскресенье.

* * *

В исходных районах частей «сорок пятой» начинаются построения. Зачитывается приказ фюрера. Он развеивает последние сомнения – как ни странно, многие вплоть до последнего времени верили, что войны с СССР не будет.

Строй 3 батальона I.R.130: Вальтер Лоос: «Вечером 21.06 мы получили команду с наступлением сумерек начать выход в точно разведанные и установленные исходные районы, закончив его к 24 ч. Когда роты стояли готовые к выступлению на свои, занимаемые по тревоге^[479] позиции, командирами оглашался призыв фюрера к своим солдатам о борьбе с грозящим нашей империи большевизмом, ведущейся вплоть до полного уничтожения противника. Теперь больше не стало сомнений! Это значило войну против Советского Союза».

Йозеф Виммер (связной): «Мы были поражены – все считали, что здесь мы лишь ждем разрешения русского руководства на право проезда в Египет».

Но что говорить о рядовых офицерах, если и в штабе дивизии ситуация представлялась по-разному, иногда с достаточно фантастической стороны. «В том, что присутствие в Польше означало акцию против России, больше не имелось, пожалуй, никакого сомнения. Однако это были лишь предположения, высказываемые на основании циркулирующих слухов. Самый распространенный из них – о грядущей антикоммунистической революции в России, к чему якобы проявляет наибольший интерес Германия, поддерживая революционеров. Далее, в благодарность за поддержку, Германия от установившейся в России военной диктатуры получает в долгосрочную аренду крайне необходимое зернохранилище (Украину). После чего немецкие армии проходят над Черным морем и далее, через Кавказ, на юг к Суэцкому каналу. Овладев им, наиболее важным на Востоке путем, они вынуждают западные державы к соглашению»^[480].

Солдаты и офицеры «сорок пятой» не испытывали нехватки веры в успех предстоящей операции. Лейтенант Михаэл Вехтлер (командир 5/I.R.133, выведенной в резерв) оценивал ее, как «легкую», отмечая, что рубеж выхода к исходу первого дня был установлен в 5 км к востоку от Бреста. К этому времени у тех, кто рассматривал укрепления на расстоянии, сложилось общее мнение – «это скорее нормальные казармы, чем крепость». Этот оптимизм отражен в факте, что только два из девяти батальонов, или 22 % пехотных сил, вступали в прямой контакт с врагом, нанося первый удар. Три других тем временем развертывались, в то время как четыре находились в резерве^[481].

Но, вероятно, не все разделяли оптимизм Вехтлера и его товарищей. «Панцирягер»^[482] Герман Вилд, из 14/I.R.130, обменявшись мнениями о предстоящей операции со своим близким другом Мюллером, зачисленным в группу Кремера, был поражен предчувствием Мюллера нависшей над ним смерти. Неизвестно, пошел ли Мюллер в «лодочники» добровольно, но приближение атаки чрезвычайно беспокоило его.

Неизвестно, что испытывало командование дивизии и корпуса. Потом, в июле и позднее, будет немало сказано о том, что трудности предвиделись заранее, но что другого выхода и не было. Но теперь, в эти последние часы? Лодки и огнеметы выделены в достаточном количестве, тяжелой артиллерии – не менее чем у соседей, на огневых позициях – мортиры большой мощности, способные уничтожить любую цель в зоне обстрела.

Вероятно, тревожила некая неизвестность – уж как-то особенно безмятежным выглядел русский берег. Впрочем, ход событий уже не отменить – сверить часы, порезче заточить карандаши, написать родителям в Гмунден – что еще остается?

Хотя в армии дело находится всем – части проводят последнюю подготовку к нападению. Создаются штурмовые группы, идет выдача боеприпасов.

Штурмовая группа первого взвода (лейтенанта Вильча) 10/I.R.135, сформированная Вильчем, только что, после оглавления приказа о нападении, собралась у ящика с песком, отрабатывая детали предстоящего штурма. Одно из ее отделений возглавил ефрейтор Ганс Тойчлер^[483]. 10-я рота атакует одной из первых. Взвод Вильча – вторая волна роты.

* * *

…19 июня лейтенант Махнач наконец-то принял взвод в 7-й роте 3-го батальона 455 сп, получил личное оружие (пистолет). В пятницу, 20 июня, взвод Махнача, как и весь третий батальон, проводил тактические занятия за городом. Их тема – «Рота в обороне». В этот раз занятия, как всегда перед выходными, закончились пораньше – перед тем как разойтись, командирам был зачитан приказ о явке к 8.00 на полигон для осмотра военной техники (командиры специальных подразделений (связисты и т. п.) выехали с вечера 21 июня).

Субботний же день командиры частей Бреста использовали для отдыха. К вечеру Махнач встретился с командиром взвода в своей роте мл. лейтенантом Смагиным, лейтенанты направились к знакомому Махнача по училищу, Николаю Дамарацкому, командиру взвода пулеметчиков в 84 сп. У него находились вещи Махнача. Дамарацкий, живший на втором этаже кольцевой казармы, собирался на полигон, позавидовав друзьям…

Оттуда лейтенанты двинули на Каштановую улицу, на квартиру к Смагину, чьи соседи (трое командиров-связистов) также уехали на полигон. Смагин переоделся – и далее началась программа субботнего вечера. Встретив Валю – подругу Смагина, друзья втроем гуляли по улицам, посетили Дом Красной Армии. Маршрут закончился в парке центра города – «КИМ» или «1 Мая». В этот день там было особенно много молодых командиров – вероятно, в связи с прошедшими в училищах выпусками. Шел концерт, читали лекцию… Лейтенанты и их новые подруги лихо отплясывали под фокстроты. И утомленное солнце все прощалось с морем: оно садилось над городом Брестом, и черные тени ив и тополей парков, бульваров и вдоль Буга все длиннее – как огромные руки, цепляющиеся за тот день, что лучше бы не кончался…

Сержант Владимир Осауленко, помкомвзвода в 1-й батарее 18 ОПАБ – заступил дежурным по батарее. Все как обычно, хотя с час назад ее командир заходил какой-то встревоженный: «Как вы там? Ребят подготовь как следует. Предупреди, чтобы все дружно возвратились домой. В понедельник начнем загружать дот боеприпасами и продовольствием…»

Впрочем, до понедельника еще есть время – и бойцы Осауленко, среди них и недавно призванные (с Украины и из Самарканда), один за другим уходят на танцплощадку. Там – основное место встреч с брестскими девчатами: польки, еврейки и белоруски танцуют с украинцами и узбеками, сибиряками и грузинами. Танцует СССР – и прощаясь, они не испытывают грусти – завтра вновь фокстроты, на этом же месте: и еврейки и грузины не сомневаются, что встретятся вновь. Разве что в увольнение не отпустят…

…«Счастье мое», – ворковал голос из патефона. Скрипели ремни, и шелестел шелк, но у одного из танцующих, второго номера на «Максиме» одного из дотов 1-й роты 18 ОПАБ, Решетило, молодого бойца, чуть не упало настроение. Все испортила его подружка – «плохо тебе завтра будет, боец… Война начнется». Какая война?^[484]

Темнеет.

* * *

С наступлением темноты первая волна атакующих подразделений, стараясь соблюдать максимальную бесшумность, занимает исходные рубежи, частично примыкающие непосредственно к Бугу. Оживленное движение началось спокойно и при самой строгой дисциплине^[485]…

«21 ч. вышли для занятия позиций к Бугу. Вся рота станковых пулеметов, задействовано и тяжелое оружие 133-го (резервного) полка. Все тащили массу ящиков боеприпасов и страшно вспотели»^[486].

Выходят на позиции и громады «Карлов». «Совершенно темной ночью я видел выезд на тщательно охраняемую позицию чудо-орудия „Тор^[487]“. Когда я хотел осмотреть это высокое чудовище, меня, несмотря на то что я фельдфебель, остановил рядовой солдат, направивший винтовку»^[488].

К Бугу идет и I.R.135 – первая волна III батальона капитана Праксы. С ними и военный корреспондент Герд Хабеданк: «Командир батальона инструктирует нас. Легко, очень тихо мы подкрадываемся вплотную к Бугу. Чтобы гвозди в сапогах не издавали никакого стука, на шоссе насыпан песок. Безмолвными рядами по обочине выдвигаются сформированные штурмовые группы. На светлом северном небе выделяются переносимые надувные лодки. Бесшумно приближается чудище: вручную перетаскиваемая тяжелая зенитная пушка.

Штаб батальона находится в надежном каземате старой крепости. Однако в бункере по ту сторону Буга, с которого начнется наш уничтожающий огонь, на удалении всего лишь 100 м сидит советско-русский. Что ему видно, неизвестно, здесь же отчетливо слышно, как они говорят, вдалеке звучит радио.

Теперь мы знаем дорогу. Мы возвращаемся. На качающихся мостках идем над заросшими наполовину камышом рвами крепости. Призрачно светлеющие контуры ныряют в заросли ивняка: приведение в готовность заканчивается. Всюду бьются соловьи, жерлянка кричит в камыше, все остальное скрыто полной тишиной»^[489].

Время выхода в исходные районы – от наступления темноты до 00.00 ч. (приказанный срок окончания сосредоточения на исходных рубежах) наполнено неизвестностью, столкнется ли русская кампания с активной обороной или нет.

Возможный заградительный огонь русских до 00.00 ч. обрушился бы на главные силы подразделений, находящиеся без всякого прикрытия, и вызвал бы досрочное зажигание реактивных установок, а также уничтожил бы подразделения вместе с приготовленным переправочным имуществом. После 00.00 ч. (согласно приказу) активные действия русских вызвали бы немецкое нападение. Вследствие того что этой ночью окопные работы и прочая деятельность не отличаются от обычных, удается не вызвать никакого подозрения у русских^[490].

«Сохранение тайны на немецкой стороне, проведенное образцовым способом, предотвратило досрочное вмешательство врага»^[491], – указал Iс (обер-лейтенант барон фон Рюлинг).

Последние до начала нападения часы разведотдела заполнены работой над документами о России, особо тщательной оценкой поступивших накануне результатов наблюдения, не содержавших никаких существенных изменений на вражеской стороне. Тем не менее ночь шла в страшном напряжении – ибо вплоть до начала нападения русский, узнав о немецкой подготовке, мог опередить его своим собственным.

Вечером дивизии вновь дал о себе знать офицер полка специального назначения «Бранденбург», который со своим взводом был в русской униформе: «Наши взводы должны захватить мосты и осуществить остальные подготовительные мероприятия. Он стоит наготове до 3.00 часов в полосе 130-го пехотного полка»^[492], – сообщает неизвестный. Дивизия справится сама…

21.50. «Сорок пятая» сообщает в штаб XII А.К: «В предвечерний час по Бугу проехала русская моторная лодка. В ней – 1 офицер и 6 рядовых. Выход в исходное положение проходит планомерно».

* * *

22.0. Танцы в парке в самом разгаре. Но часть публики уже расходится – кто-то, как Смагин, пошел провожать своих девушек, и по притихшим улицам, цокая каблуками и скрипя ремнями, двинулись пары. Кто-то – возвращается в крепость, надеясь выспаться перед завтрашним выходом на полигон. Махнач не торопится – сейчас, когда сгущается темнота, в парке становится особенно романтично.

…Медсестра Прасковья Ткачева вернулась поздно. Ей, возможно, после фокстротов в парке «1 Мая» режет слух какая-то необычная тишина в крепости.

…Капитан Иван Николаевич Зубачев, помощник командира 44 сп майора Гаврилова по снабжению, в тот день вернулся домой, в один из корпусов ДНС, как всегда уже затемно.

– Шура, накрывай на стол, посидим сегодня, – сказал он жене, доставая графин с пивом.

Пили и вспоминали – юность, родных и близких.

Сыновья, подростки Юра и Толя, припозднившись, пришли из кино. Капитан Зубачев, обняв их, попросил не обижать мать, «если что-нибудь случится».

Уснули поздно.

…Полковой комиссар Ефим Моисеевич Фомин, заместитель командира 84 сп по политчасти, плотный, свежевыбритый, румяный, проводил с бойцами полка короткую беседу перед просмотром фильма «4-й перископ». Сеанс проходил в клубе 84 сп – бывшей гарнизонной церкви Святого Николая: портреты Ленина, Сталина и Тимошенко на стенах, будка киномеханика на хорах.

Вечер был тихий, и было слышно, как в разных частях Цитадели такие же кинобудки уже начали показ «Чкалова», «Цирка», «Руслана и Людмилы», документальных – «Ветер с востока»^[493], «Военная присяга»^[494]. Кое-кому из зрителей почему-то не по себе – а остальные взрывами смеха реагируют на мечущихся по белым простыням экранов белозубых киногероев.

…Ниже среднего роста, еще полностью не стемнело – звезды комиссара ярко видны на рукавах гимнастерки, Фомин рассказывает бойцам о содержании фильма, разоблачающего подлые происки врагов социалистической Родины. Акустика в бывшем храме особенно хороша.

Беседа закончена – постояв среди бойцов у клуба, простившись, Ефим Фомин уходит – ему на вокзал, а там – до Даугавпилса. Где, на прежнем месте службы, осталась его семья – сейчас Фомин хочет, забрав их оттуда, перевезти сюда, в Брест.

Три дня назад, 19 июня, жена Августина в телефонном разговоре сказала ему, что некоторые командиры отправляют семьи на восток. Что делать ей, жене комиссара?

Фомин ответил не сразу. Еще совсем недавно он был заместителем командира по политчасти не полка, а дивизии (23 сд). Одновременно – начальником отдела политпропаганды ее штаба. Снятый с должности еще в марте и назначенный сюда, в Брест, ужасно соскучился по жене и сыну Юре. Это – во-первых. Во-вторых – там его семью хорошо знают, в том числе и те, кто лучше бы не знал… Врагов много. Здесь, в Бресте, и Августина и Юра будут под его защитой.

«Делай то, что и другие», – сказал он Августине. А потом добавил, что лучше все же приедет и заберет их к себе.

Ему было 32 года.

* * *

К командиру 44 сп майору Гаврилову подошел дежурный по полку: «Товарищ майор! Вас срочно вызывают в штаб дивизии…» Вот тебе и субботний вечер…

Ну, что там еще?

* * *

22.10. Не подтверждается якобы сделанное 31-й дивизией наблюдение, что русский выкладывает проволочные заграждения на железнодорожном мосту.

22.55. Только что прибывшие к вокзалу Малашевичи и стоящие там бронепоезда сообщают о неготовности к нападению.

Это не мешает, так как уже учтено дивизией. Тем не менее для поставки боеприпаса и горючего PzZg.27 придается грузовик колонны подвоза.

Гораздо более серьезная проблема для всех, не сводящих в эти часы глаз с циферблатов, – полки, больше не имея никакой возможности подъезда, запаздывают с выходом в исходное положение. Нервозности хватает…

Испытывает постоянное ограничение и погрузочное пространство, тем не менее, преодолев трудности с транспортом, снабжение боеприпасами реактивных установок окончено^[495].

В этот день аврально принимается сразу несколько требований Шлипера – вновь подвезенная в полосу дивизии строительная рота 3/46 приписывается PiBtl.81. И о чем он просил ранее – пехоту (по 4 отделения) бронепоездам выделяет I.R.133 (резерв корпуса).

Подразделения придаются с пулеметами, боеприпасами и всем необходимым снаряжением. В их составе – только подготовленные командиры отделений и рядовые^[496]. Несмотря на то что всеми, в общем-то, понимается бессмысленность выделения каких-либо подразделений бронепоездам, солдат все-таки лучше взять из корпусного резерва, чем из ударных частей, как планировалось ранее.

Наконец, в эти часы 81-й саперный батальон принимает 5 моторных штурмовых лодок на аэродроме Бяла-Подляски.

Наблюдение за русскими у Буга еще ведется, но уже дано распоряжение о его прекращении с начала нападения. Подразделения, ранее задействованные наблюдательным штабом, возвращаются к своим воинским частям и привлекаются ими к действиям. Подчеркивается, что уже к 1 ч. 22.6.41 нужно вернуть выделенный штабу наблюдения автомобиль и приборы для наблюдения (стереотрубы и т. д.).

I.R.133 выделяет отделение ранцевой радиостанции для 13/I.R.133. Подача сразу на КП дивизии.

* * *

Кобрин. Штаб 4-й армии. Около 23.00. Коробкова вызвал к телефону начштаба округа генерал Климовских, передав приказание Павлова – находиться в штабе, быть наготове. Не дано никаких особых указаний по приведению войск в боевую готовность. Там, в Минске, понимает Коробков, этой ночью, похоже, не будут спать… Бессонное настроение штаба округа чувствуется в подготовленной, но так и не отправленной^[497] разведсводке: «Войсковым наблюдением систематически отмечается большое передвижение войск группами в районе Тересполь… преимущественно в восточном направлении, а также окопные работы на западном берегу р. Буг. В Бяла-Подляска прибыло 40 эшелонов переправочных средств (деревянные фермы, железные понтоны) и боеприпасов.

Вывод:

1) По имеющимся данным, которые проверяются, основная часть немецкой армии в полосе против Западного Особого военного округа заняла исходное положение.

2) На всех направлениях отмечается подтягивание частей и средств усиления к границе».

…Коробков ограничился тем, что, согласно указанию Климовских, вызвал в штаб ответственных работников армейского управления.

Брест. Штаб 42-й стрелковой дивизии. Майор Гаврилов и другие, собравшиеся там, командиры частей все это время (более часа) ждали командира дивизии Лазаренко. Где же он? В штабе армии? Так и не дождались – почти в полночь полковой комиссар И. Н. Богатиков, предупредив всех о явке на завтрашние учения, усилении бдительности и т. п., приказал расходиться.

* * *

А в это время Рудольф Гшопф отправился на северную окраину Тересполя, где 135-й полк силами 111 батальона готовил передовой медпункт. Лекарский помощник и санитары как раз были заняты выкапыванием противоосколочного укрытия. Остаток ночи они сидели вместе в маленьком домике, стараясь отвлечь друг друга от понятного нервного напряжения^[498].

22.6.41. «Цитен»

00.00. Белосток. Управление Белорусского пограничного округа НКВД БССР. И здесь, похоже, ожидается бессонная ночь – от командира Брестского погранотряда стало известно, что западнее Волчина в СССР переплыл перебежчик, сообщив о готовящемся нападении Германии. На основании этого штаб погранвойск НКВД БССР отдал приказ – держать под ружьем до 75 % личного состава, все линейные заставы привести в полную боевую готовность и отразить возможную провокацию^[499].

Но приказ еще нужно довести.

Кобрин. Штаб 4-й армии. Коробков под свою ответственность приказал разослать во все соединения и отдельные части опечатанные «красные пакеты» с инструкциями о порядке действий по боевой тревоге по плану прикрытия РП-4. Пакеты хранились в штабе армии, так как решение командующего армией округ еще не утвердил.

0.30 – 165 минут до начала атаки. На КП «сорок пятой» облегченно переводят дух – до 0.30. все воинские части (кроме бронепоездов) кодовым сообщением «Куффхойсер» сообщают об окончании сосредоточения на исходных рубежах.

Однако где-то в болотах застряли «панцирягеры» оберст-лейтенанта Цана… «Das ist alles Scheisse!!» – нервничает КП.

0.45 – 150 минут до начала атаки. Тересполь. Командный пункт 45 I. D. Несмотря на исчезновение Цана, штабу XII А.К. сообщают об окончании сосредоточения частей дивизии на исходных рубежах. Гауптман Рессель (подчиненный теперь дивизии) сообщает, что проведены все мероприятия, препятствующие бегству населения. На русской стороне все спокойно. Слышен лишь обычный шум работ на укреплениях, а также от маневрирующих паровозов на вокзале Бреста.

Дата добавления: 2015-07-17