Речь при открытии в городе Харькове благотворительного Общества для бедных, сказанная 2 марта 1844 г.

Итак, прошедший год был плодоносен у нас не на полях только и нивах, а и в душах и сердцах человеческих! - Какие из плодов духовных лучше плода милосердия и любви христианской? И вот, сей драгоценный плод в продолже­ние года собирается нами уже в другой раз! (В том же году в Харькове был открыт Тюремный комитет)

Благодарение Господу! Отныне град наш будет отличаться не одними на­уками и торговлей, как былЪ прежде, а и благотворительностью обществен­ной. Хвала и честь тем, которые возревновали украсить его этим святым отли­чием! Благодарность и вам, почтеннейшие сочлены нового общества, которые с таким усердием поспешили явиться на новом поприще благотворения при первой вести о его открытии! Мы уверены, что в вашем любвеобильном серд­це достанет мужества христианского на препобеждение всех трудностей, ко­торые могут встретиться вам на этом поприще. А между тем, позвольте мне предложить вам несколько мыслей, могущих служить к подкреплению вашей деятельности.

Как обыкновенно смотрят на занятия благотворением? Как на подвиг для благотворителей и как на милость для благотворимых. Конечно, это подвиг и милость; но для кого милость? для одних ли благотворимых? Нет, - и для бла­готворителей, и еще более для благотворителей, нежели для благотворимых!

На этой-то важной истине хотели бы мы остановить ваше внимание, по­чтеннейшие члены нового общества, ибо очевидна великая разность, если труждающийся в благотворении будет почитать его за милость только для благо-творимого, или когда будет уверен, что это милость и для него самого. В по­следнем случае самая любовь к себе должна побудить его к деятельности неослабной.

Но точно ли благотворение есть благодеяние благотворящих самим себе?

Это столь же верно, как несомненно то, что благотворение есть средство к изглаждению своих грехов пред Богом, есть источник самых чистых наслаж­дений душевных; есть надежнейшее приготовление себя к небесной жизни за гробом. Раскроем эти мысли подробнее.

Кто может сказать о себе, что он чист и прав пред законом правды небес­ной? Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1 Ин. 1; 8). Те, которые ущедрены дарами счастья, еще более других подле­жат разным соблазнам, среди которых теряется чистота духа и совести.

Не благодеяние ли в таком случае иметь всегда в готовности средство к искуплению своих вольных и невольных грехопадений? Но благотворение именно есть такое искупительное средство. Мы не осмелились бы утверждать этого без ясного свидетельства о том слова Божия. И свидетельства эти рассы­паны по всем книгам Священного Писания. Возьмем один разительный при­мер. Навухудоносор, царь вавилонский, видит сон, в котором под образом дре­ва, осужденного на посечение, указана ему его собственная участь. Казалось, вся надежда потеряна; но является пророк и говорит, что есть еще средство отвратить казнь. Какое средство? - Благотворение и милостыня! Се, совет мой, - вещает пророк. - Грехи твоя милостынями искупи и неправды твоя щедротами убогих (Дан. 4; 24). Приметьте самое выражение пророка: искупи.

В делах земных нередко говорят с сожалением: "если бы то или другое можно было купить деньгами!" Вот, можно купить деньгами не какую-либо тлен­ную вещь, а милость Божию и собственное спасение! Поспешайте же иску­пать грехи свои вы, которые ущедрены дарами счастья, поспешайте, доколе не посечено древо, доколе вы не восхищены туда, откуда нет исхода, где уже нет искупления, [и] должно будет воздать до последнего кодранта (ср.: Мф. 5; 26).

"Но таким образом, - подумает кто-либо, - может войти в рай самый не­раскаянный грешник, обладающий богатством". Не беспокойся, возлюблен­ный! Если он войдет в рай, то войдет раскаянный. Откуда возьмется раская­ние? - От дел человеколюбия. Коль скоро грехолюбивый богач сделается че­ловеколюбив воистину (а мы и не признаем того за человеколюбие, что [если] он с холодностью, мимоходом, бросит бедным горсть серебра или меди), то престанет быть жестоким и к самому себе, не станет более губить своей души грехами. Живая любовь к ближнему непременно приведет за собою истинную любовь и к Богу; а в чьей душе вселятся сии два ангела света, там не место уже греху и страстям.

Судите после того, можно ли благотворение ближним нашим не назвать великой милостью для самых благотворителей, коль скоро оно есть надежней­шее средство к искуплению наших грехов пред Богом?

Но добродетель эта, как мы сказали, есть вместе источник самых чистых и высоких удовольствий душевных и средство к нашему нравственному усо­вершенствованию.

В самом деле, ужели нам почитать за удовольствие только то чувство, ко­торое происходит от роскошной трапезы, от великолепных чертогов, от пыш­ного убранства, от богатой прислуги, от рассеяния и забав мирских? Ужели в душе нашей нет способности вкушать сладость невещественную, доставля­емую благой совестью и благими делами? Но в благотворении ближним со­крывается неиссякаемый источник наслаждений душевных. Как отрадно для сердца, когда малолетние и беспомощные сироты находят в вас отца и матерь! Когда болящие воздвигнуты вами с одра болезни или успокоены на ложе смерт­ном! Когда преклоняющаяся к земле старость подъемлет за вас дрожащие руки к небу! Когда неопытная юность вами отведена от бездны разврата и по­ставлена на путь правый! В этом именно великая награда для тех, которые не только жертвуют от избытков своих на помощь ближним, но и сами лично приемлют труд оказывать им эту помощь. Может быть, сердце, привыкшее к шумным радостям мирским, не вдруг раскроется для ощущений этих невеще­ственных утех, - но раскроется! Лучи благотворения, в повторенном действии их, не слабее лучей солнечных; скорее или медленнее, но растопят лед душев­ный, обнажат почву сердца, проникнут в глубину души, изведут семена добра, в ней сокрывавшиеся, заставят возникнуть цветы благих мыслей и чувств, обратят их в плод и соделают способными к питанию внутреннего человека. Опыт доказывает, что люди самые рассеянные, начав заниматься делами чело­веколюбия, даже случайно и не по влечению сердца, с продолжением времени, обращались от рассеяния к занятию самими собою, делались способными ко всему доброму, получали возвышенное направление мыслей и чувств, сдру­жались с неизвестным им дотоле духом веры и благочестия, оставляли худые навыки, переменяли свое поведение, становились истинными христианами.

Сказать ли еще одну мысль? Самое наслаждение благами земными полу­чит новую цену от упражнения в благотворительности. Получив их большей частью при самом рождении, не испытав никогда бедности и лишений, не на­ходя никогда препятствий к удовлетворению не только истинных нужд своих, но и суетных прихотей, обыкновенно думают, что такое счастливое и незави­симое положение есть как бы естественное человеку, не видят причины радо­ваться своему состоянию и благодарить Промысл Божий. Совсем другое чув­ство возникает в сердце, когда знакомятся ближе со всеми видами бедности человеческой. Тут открывается, до чего может простираться и до чего доводит человека недостаток в самом необходимом; тут познается, от каких они состо­янием своим избавлены горестей и искушений; тут потому научаются быть благодарными к Провидению, судившему поставить их в этом, а не другом состоянии. После того не вправе ли мы опять сказать, что благотворение есть благодеяние для самих благотворителей - как источник чистых наслаждений душевных, как средство к собственному самоусовершенствованию?

Наконец, в благотворении заключается самый благонадежный способ при­готовления себя к будущей жизни на небе. Да, братие мои, как бы ни было кому-либо из нас хорошо на земле, но мы все здесь - гости, которым завтра-послезавтра надобно возвращаться домой. С чем мы пойдем и что понесем туда? С нашими познаниями о вещах земных? - Они там не нужны. С нашими титулами и стяжаниями? - Для них там нет места. Все, что мы делали для времени (земной жизни - ред.), должно будет остаться у порога вечности, а с нами пойдет одно то, что превыше времени и тления. Что это такое? Вера и добродетель, и первая из добродетелей - любовь христианская. Ее-то потому самому должно более всего укоренять в душе и сердце, дабы, явившись в Небесное Отечество, не оказаться там чужестранцами в языке и нравах наших.

Но какой лучший для того способ, как не упражнение в делах любви и милосердия? Воззрим на Ангелов - что они суть все, как не служебные духи, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение (Евр. 1; 14)? Весь собор Ангелов, можно сказать, есть "общество благотворителей" для бедного рода человеческого! Посему, вступив на поприще благотворения, вы вступа­ете на путь ангельский! Идя по нему неослабно, вы еще на земле придете в таинственное содружество с Ангелами, которые не преминут оказывать вам самим помощь и услуги, подобные тем, которые вы будете оказывать бедным братиям своим; тем паче в час смерти не забудут вознаградить вас за ваши труды и попечения о них.

И Ангелам ли только уподобляется душа человеколюбивая? Она сближа­ется с Самим Спасителем своим, Который есть первый и последний Человеко­любец, Вождь и Глава всех труждающихся во благотворении ближним. Если у кого, то у Него [ли] не окажется недостатка в средствах к вознаграждению нас за всякое дело человеколюбия?! Он, если то заслужим, может благословить нас всем, чего желаем, и на земле: и успехом на поприще служения обществен­ного, и крепостью сил телесных, и благими чадами и верными слугами, и ува­жением людей добродетельных, и усмирением людей враждебных, и удалени­ем от нас искушений, и дарованием сил на перенесение их, если они для нас нужны и полезны. Тем паче, как отрадно будет, явившись пред Него там, в вечности, иметь возможность сказать: "Господи, не имея других добродете­лей, я тщился, по крайней мере, подражать любви Твоей, служил по возмож­ности бедным братиям моим, - да явится убо и надо мною, недостойным, безприкладное милосердие Твое!" Аминь.

Дата добавления: 2015-07-16