Петербургские и берлинские нищие

Прежде чем перейти к сравнению петербургских и берлинских по­прошаек, я хочу напомнить тезис, предложенный в начале: сила и харак­тер эмоций, испытываемых исследователем в полевой работе, через реф­лексию и теоретизацию могут стать вкладом в научное осмысление фе­номена. Я предполагаю, что степень и качество эмоциональных затрат исследователя при изучении социальной группы могут быть своеобразны­ми критериями уровня включенности или исключенности данной группы 1 «в»/ «из» mainstream society. Так, достигнуть доверия между исследовате­лем и исследуемым значительно быстрее и проще, если группа включена в «большое общество».

Безусловно, эмоциональный опыт, полученный при работе в Петербур­ге и в Берлине, различен. В Германии я должна была справиться с двойным, а то и тройным отчуждением: преодолеть не только социальный барьер, но также культурный и языковой. Если можно говорить о каких-то измеряе­мых долях чувств, кажется, что страха и неуверенности я испытала больше в Берлине, поскольку непонимание, «нечувствительность» к повседневно­сти ситуаций рождает страх и отторжение непонятного. И все же я пред­полагаю, что петербургские нищие (попрошайки) являются менее исклю­ченной социальной группой, нежели их коллеги в Берлине. В Петербур­ге мне удалось самостоятельно и достаточно быстро установить контакт с людьми, которые просят на улице милостыню. Поискав и поспрашивав по знакомым, «у нас» возможно найти «знакомого нищего» и довольно быстро < установить с ним «партнерские» отношения. Мои петербургские знакомые хотели произвести на меня «хорошее» впечатление. Отсюда я сделала вы­вод, что мое мнение им не безразлично. Другим критерием определенного отношения ко мне стала подаваемая мной милостыня: с течением времени петербургские информанты перестали принимать от меня деньги, а пару

М. Кудрявцева. «Вы когда-нибудь попрошайничали? — Да, однажды

раз даже приглашали в кафе, не разрешая мне платить за них. За сравни­тельно небольшой промежуток времени я стала «своей», возможно потому, что сами информанты не чувствовали дистанции между нами и принимать милостыню от меня стало «не хорошо». Конечно, в Петербурге у меня зна­чительно больше контактов для поиска доступа к полю. В Берлине через знакомых я могла выйти разве что на панков, которые нищими как таковы­ми не являются, хотя и используют «попрошайничество» как один из воз­можных заработков. Попытки знакомства, сближения с уличными нищими без посредника потерпели неудачу. Мне удалось найти информантов лишь через соответствующую организацию (ночлежку), но ими стали люди, вы­бравшие легитимный способ сбора милостыни через продажу газет в поль­зу бездомных. Но даже после установления с информантом «хороших от­ношений», у меня складывалось впечатление, что меня не воспринимают серьезно как возможного партнера по коммуникации. Мы были по разные стороны барьера, поэтому меня можно было «обманывать»: не возвращать деньги, не приходить на встречи. Берлинские информанты не чувствовали по отношению ко мне никаких моральных обязательств, поскольку обяза­тельства и доверие возможны среди своих. Совесть существует только для своих, а я воспринималась как совсем чужая.

Заключение

Мое исследование имеет две истории: эмоциональную и профессио­нальную. Эмоциональная история отразилась в чередовании фаз личного отношения к людям, с которыми я работала: сначала «страх и недоверие», затем «удивление», «понимание», отсюда «чрезмерное доверие»', даже «обида» (как на равноценного партнера)², и, наконец, «установление про­фессиональных границ», т. е. попытка сведения к минимуму личных от­ношений в нашем общении³. Профессиональный рост выразился в накоп­лении знаний как эмпирического, так и теоретического характера. Через рефлексию и анализ эмоциональная история может также стать частью профессиональной истории. Личным результатом исследования стало то, что если раньше я, скорее, не замечала нищих, разве что подавала мило-

¹ Обывательское недоверие к людям другой социальной группы постепенно
сменилось установкой «верить, но осторожно»: я максимально внимательно вы­
слушиваю, что мне рассказывают, вношу в дневник даже самые невероятные исто­
рии, чтобы затем понять, что хотели передать этой невероятной историей.

² Обида с довольно наивным основанием: «Я к нему так хорошо отношусь, а он
ко мне так относиться не хочет!»

³ Границы во взаимоотношениях — это и самооборона исследующего, посколь­
ку информанты могут манипулировать им, использовать и обманывать его. Если
воспринимать все лично, то это довольно болезненный опыт. Скорее, нужно смот­
реть, что стоит за таким отношением.

Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

стыню и шла дальше, забыв про них, то теперь я вижу в нищем Человека. Эти люди стали частью моих представлений о жизни.

Ирина Олимпиева

I

I

Литература

Буравой М. (1997) Развернутое монографическое исследование: меж­ду позитивизмом и постмодернизмом // Рубеж. № 10-11. С. 157-175.

Гирц Кл. (1997) «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антологии исследования культуры. СПб.: Универси­тетская книга. Т. 1.С. 171 -203.

Devereux G. (1976) Angst undMethodeinden Verhaltenswissenschaften. Muenchen.

Hughes E. C. (1971) The social eye. Selected papers. Chicago /New York! P. 505.

Girtler R. (2001) Methoden der Feldforschung. Wien; Koeln, Weimar.

Girtler R. Rotwelsch. (1998) Die alte Sprache der Gauner, Dirnen und Vagabunden. Wien; Koeln, Weimar.

Girtler R. (1980) Vagabunden in der Grossstadt. Stuttgart.

GoffmanE. (1996) Ueber Feldforschung// Knoblauch H. (Hg) Kommu-nikative Lebenswelten. Zur Ethnographie einer geschwaetziger Gesellschaft. UVK Universitaetsverlag Konstanz. S. 261-268.

GruemerK.-W. (1974) Beobachtung. Stuttgart.

Knoblauch H. (1996) Einleitung: Kommunikative Lebenswelten und die Ethnographie einer > geschwaetziger Gesellschaft < // Knoblauch H. (Hg) Kommunikative Lebenswelten. Zur Ethnographie einer geschwaetziger Ge­sellschaft. UVK Universitaetsverlag Konstanz. S. 7-27.

Lindner R. (1981) Die Angst des Forschers vor dem Feld. Uberlegungen zur teilnehmendnen Beobachtung als InteraktionsprozeB // Zeitschrift fur Volkskunde.Bd. 77. S. 51-66.

Reichertz J. (1989) Hermeneutische Auslegung von Feldprotokolen? — Verdriesslieches ueber ein beliebtes Forschungsmittel // Teilnehmende Beobachtung. Werkstattberichte und methodologische Reflexionen. Frank­furt/New York, Campus Verlag.

Schwartz M. S., Schwartz Ch. G. (1955) Problems in Participant Obser­vation // American Journal Sociology, LX. January. S. 344.

Дата добавления: 2015-07-18