Роли информантов: легитимное оправдание

Как уже было сказано выше, необходимую информацию приходится со­бирать по крупицам. Мои партнеры не описывают свои сегодняшние мы­тарства и не рассказывают, как они зарабатывают на хлеб свой насущный. Скорее наоборот, они пытаются представить всю свою предшествующую жизнь для объяснения и оправдания своего нынешнего положения. В Бер­лине я очень часто выслушивала от своих информантов истории о поте­рянной любви, неверных женах или трагической гибели всей семьи. Па-фосные мелодрамы с трагическим концом («Мне нужно очень много люб­ви, а мир не может столько дать») очень сильно бередили душу, но их изобилие одновременно и удивляло. Почему мои информанты предлагали рассмотреть свою жизнь из этой перспективы? В Петербурге «задушев­ные разговоры» скорее касались обмана или предательства, потери квар-

'•

F

60 _____________ Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

тиры и мизерной пенсии. Семья фигурировала только когда ее нужно со­хранить и прокормить именно благодаря попрошайничеству. Возможно, в стране с хорошо развитой системой социальной защиты, лишающей воз­можности прибегать к определенным сюжетам в объяснительных пасса­жах попрошаек, эффективным становится использование некой абсолют­ной «ценности». Так, в обществе современной Германии, существующем по жестким законам конкуренции, легитимным оправданием социально­го падения может быть, например, одна из максим человеческого бытия — любовь. Впрочем, среди берлинских информантов я выделяла людей из бывших ГДР и ФРГ, так как несколько моих знакомых «из ГДР» называ­ли причиной своего падения потерю ими работы как следствие сокраще­ния рабочих мест после объединения Германии. Легитимные оправдания всегда основаны на неоспариваемых экономических обстоятельствах или неких базовых ценностях. При длительном общении легитимные оправда­ния могут сопровождаться исполнением определенной роли, стать частью презентации человека. Я покажу это на следующем примере.

Один из моих немецких знакомых — бездомный, продающий газеты в помощь бездомным и принимающий в том числе подаяния — согласился встретиться со мной, рассказать свою историю и показать «свой» Берлин: места, где он продает газету, где ему приходиться ночевать, встречаться с друзьями и проч. Однако мои ожидания — в который раз! — не оправда­лись. Предварительно нужно вкратце рассказать его жизненную историю, являющуюся довольно показательным примером «поломанной» судьбы немца из ГДР после объединения Германии. Во времена ГДР он работал высококвалифицированным типографским рабочим, наборщиком. После объединения Германии ему еще какое-то время удалось там проработать. Он стал зарабатывать деньги, ездить отдыхать за границу: побывал в Ита­лии, на Кубе. Но вскоре типография перешла на компьютерный набор. По его словам, профсоюз не позволял таким высококвалифицированным спе­циалистам, как он, занимать менее квалифицированные рабочие места, поэтому на работу в типографии он больше не мог рассчитывать. Он рабо­тал в магазине, собирая там стеллажи, но долго не продержался и начал пить. Сейчас этот человек страдает сильной алкогольной зависимостью, много раз пытался лечиться, но безрезультатно.

У меня сложилось о нем впечатление как о человеке, желающим пред­ставить себя образованным и «не простым». Его легитимным оправданием стала не «любовь», а потеря рабочего места. (Впрочем, о любви он гово­рил со мной тоже.) Я получила соответствующую экскурсию, которая ста­ла подтверждением его презентации, т. е. экскурсия практически никак не касалась предмета моего интереса. Мой информант провел меня по из­вестной, туристской части города с характерной для бывшего гражданина ГДР ностальгической нотой: здесь продавалось мороженое за семь пфен­нигов, а булочки тогда стоили пять пфеннигов, а в этой школе училась моя

М. Кудрявцева. «Вы когда-нибудь попрошайничали? — Да, однажды...» 61

сестра. Желая построить наши отношения как равный с равным, он хотел говорить со мной о высоком, о культуре: например, о «Повести о настоя­щем человеке» Полевого или о «Как закалялась сталь» Островского. В ка­кой-то момент, когда я захотела расспросить его об Унтер ден Линден — улице, на которой он продает свои газеты — он переметнулся к находя­щейся там Государственной опере. Тогда мы стали говорить о Вагнере и о ценах на билеты в театр. Он не хотел рассказывать мне о своей нынеш­ней жизни бездомного, хотя прекрасно знал, какова цель нашей прогулки. Мой информант хотел играть роль человека другого круга. Он с большим удовольствием играл роль экскурсовода. Когда он не знал, куда идти даль­ше, он извинялся, что забыл свой план, по которому обычно ведет экскур­сии: «Кстати, — не уставал он повторять в течение шести часов нашей прогулки, — обычно я беру за такие экскурсии 30 евро, но для тебя это бесплатно». В то, что он проводит такие экскурсии за деньги, едва ли мож­но поверить. Он создавал передо мной новый образ. В конце экскурсии я заплатила ему пять евро, чему он был очень рад. Мне показалось интерес­ным, как гибко реагирует человек на возможный заработок и как умеет оформить свою просьбу о деньгах, пытаясь сохранить свое достоинство.

Принцип работы качественными методами, как его видит Р. Гиртлер, заключается в том, чтобы попытаться наладить с информантами друже­ские и партнерские отношения (Girtler, 2001). Информант становится со­трудником, участником проекта, работающим вместе с исследователем на результат. Но как заинтересовать «нового знакомого» в подобном сотруд­ничестве — часто становится проблемой. Установление взаимного ин­тереса требует со стороны исследователя разного рода вкладов: времен­ных, эмоциональных, финансовых. Выслушивание тяжелых жизненных историй становится серьезной эмоциональной работой, нередко обора­чивающейся для исследователя внутренними потрясениями. Если иссле­дователь согласился помогать деньгами, нужно быть готовым к тому, что одолженные деньги назад не вернутся. Эмоциональное и финансовое ис­пользование исследователя нередко становится обратной стороной меда­ли, вручаемой в награду за работу качественными методами.

Я на личном опыте ощутила сильное внутреннее противоречие: мне было сложно рассматривать своих информантов в качестве равноправных партнеров, поскольку они сами не доверяли мне, использовали меня, не приходили на встречи, вытягивали деньги. Установление взаимного инте­реса стало для меня в «берлинском поле» настоящей проблемой. Мне ка­жется важным показать неоднозначность этой исследовательской такти­ки — ссужать информантов деньгами и относится к этим тратам, как к оп­лате за получаемую информацию, как советует Р. Гиртлер.

В моей практике был случай, когда я потеряла очень интересного ин­форманта именно благодаря тому, что стала одалживать ему деньги, пола-

'

62 Уйти, чтобы остаться. Социолог в поле

гая, что таким образом смогу не только отблагодарить его за помощь, но и укрепить наши отношения, быть ему полезной. Поняв, что от меня мож­но получить деньги, мой информант стал просить их у меня все чаще. Он несколько раз одалживал у меня деньги под разными предлогами: напри­мер, ему нужно купить корм собаке, которую он только что нашел, или не­обходимо обезболивающее лекарство, а у него последняя стадия рака же­лудка (обычно он получает эти лекарства бесплатно, но сейчас по каким-то причинам не получилось), или ему нужен уголь, чтобы протопить свою палатку. На такие просьбы мне лично сложно ответить отказом и дело до­шло до довольно приличной суммы. Он долго обещал вернуть мне деньги и, в конце концов, просто исчез, поменяв место продажи газет. Так, мне кажется, я совершила стратегическую ошибку: из приятной собеседницы я превратилась в кредитора, от которого нужно скрыться.

Дата добавления: 2015-07-18