Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

День третий

Читайте также:
  1. А — при глубине заложения подошвы фундамента 3 м и менее; б — то же, свыше 3 м; 1 — первый слой; 2 — второй слой; 3 — третий слой
  2. Аджна-чакра (лобная чакра, третий глаз).
  3. АКТ ТРЕТИЙ
  4. Все любят Бога! Третий шаг должен быть легким!
  5. Год. Третий раздел Польши.
  6. День третий Пациент 67 1 страница

Третий день я посвятил обзору окрестностей озера, разведкам и расспросам.

Озеро в окружности имеет около двадцати пяти верст.

Его берега пустынны и дики, то покрыты лесом, производящим впечатление девственных лесов далекого севера, то представляют ряд отвесно стоящих скал. Вся окружность состоит из холмов, гор и долин.

Уральские горы не поражают ни уходящими в небеса снежными вершинами, ни бездонными ущельями, ни грохотом шумных водопадов. Они не удивят и не испугают; но они останавливают и пленяют богатством природы и каким-то уютом, нашедшим себе место; среди этой цветущей пустыни, в ее лесах, долинах, потоках и холмах.

После длинного и томительного подъема, мы взошли на одну из скал – ближайшую от нашего острова. Отсюда я мог в общих чертах различить план озера, расположение его островов и контуры его очаровательных окрестностей.

Бесконечным океаном застывших волн уходили к горизонту холмы. На их вершинах дымились кой-где облака, зацепившись в густой щетине лесов. У моих ног лежало голубое зеркало, отражавшее лазурь ясных небес, по которой неслись последние обрывки облаков, с утра застилавших небо.

План озера, в общем, представляет собой неправильный овал. На нем – три небольших островка; один из них с высот гигантской скалы, на которой я стоял, казался совершенно игрушечным, – так был он мал и уютен.

Нигде не виделось ни жилья, ни дорог, ни пасущегося стада. Только с восточной стороны лежал небольшой поселок, самое село Тургояк, с белой церковью между двух высоких мощных холмов. Полное безлюдье влекло глаз своей первобытностью и мощным размахом масштаба.

Известный географ Меч, несколько лет тому назад посетивший эти места, вспоминает о посещении Тургоякского озера как об очаровательном сновидении.

«Я описываю Тургояк, – говорит он, – но мне не передать и малой доли того, что пережил. Помимо красот окрестностей, самое озеро, с чистотой и цветом его воды, производит совершенно исключительное впечатление. Вода озера настолько прозрачна и ясна, что, зачерпнутая в ведро, она производит такое впечатление, будто ее вовсе нет; а когда волна набегает на берег, кажется, – будто эта вода хрустальная.

Чистый и прозрачный, несколько влажный воздух, в жаркую погоду напоенный смолистым запахом сосновых лесов, отдает многократным эхом всякий звук в амфитеатре холмов, облегающих горные долины.

Богатство природы этих долин останавливает внимание путника, видавшего виды. Тучный чернозем покрыт высокой сочной растительностью, испещренной цветами белых, красных и розовых орхидей, чашечки которых достигают вершка в поперечнике. Целый ряд видов, отсутствующих в средней полосе России, на каждом шагу останавливает ваш глаз; камни покрыты мхами и лишайниками серебристых, желтых и желто-зеленых тонов и затенены густыми кронами папоротников. Набрав себе букет, – говорит Меч, – вы идете таинственной дорожкой, что ведет вас, как нить Ариадны, и скоро гармонический лепет воды достигает вашего слуха. Откуда-то сверху, из диких каменных глыб, из чащи высоких папоротников, вытекает горный поток, и, журча по камням, вьется зеленой долиной по направлению к озеру, которое тут же, недалеко от вас. Вы садитесь на камень в древесной тени и долго, долго слушаете милое, успокаивающее журчание ручья, и если продолжительная ходьба и жаркие лучи солнца вызвали в вас жажду, вы нигде не найдете такой чистой и свежей воды, как в ключах, бегущих к Тургояку».

Трудно найти место, которое могло бы соединять в себе столько благоприятных условий для отшельнической жизни.

Удаленный от главных артерий мирской суеты, остров представляется вместе с тем таким пунктом, в котором ушедший от мира мог найти все необходимое для жизни. Озеро богато рыбой, лес – пушным зверем, почва богата, обилие лугов при делании могло бы дать общине подвижников повод для соответствующих занятий и работ. Я видел рожь этих лугов, превышающую рост человека, на земле, не знавшей удобрений.

Я возвратился со своей прогулки, когда солнце спускалось.

Мой рыбак ожидал нас с своей лодкой, на которой мы должны были отправиться в обратный путь.

Мы собрали свои вещи, и рыбак унес их на берег.

Мы поднялись в гору с товарищем и выбрали сломанное бурей дерево, чтобы сделать крест. Через час он был готов, и мы поставили его у входа.

Нельзя было медлить. Нам предстояло проехать озером верст шесть, и мог неожиданно подняться ветер.

План озера Тургояк

Товарищ должен был объехать остров и ждать меня с противоположной стороны.

Я поднялся по тропинке. Она привела меня к тому месту, где на могилах подвижников был поставлен престол и крест.

Я невольно свернул на площадку – место молитвы. Пробившись сквозь сеть ветвей, вечерний свет пробивался в золотистых овалах, селя у подножия престола невесомый покров. Лился переплеск убегавшей волны. Теснились кругом ели. Бестрепетно горели их вершины, возожженные огнем за­падного луча.

Не нужно было ни смирны, ни золотых одежд...

Часа через два езды мы уже приближались к селенью, единственному на двадцатипятиверстной окружности озера.

Село Тургояк, куда мы подъехали, лежит в долине Миасса, в том месте, где из озера выбегает небольшая речка. Среди очаровательной природы это село является неприятным по своему общему грязному неряшливому виду пятном. Окрестности завалены навозом, которого некуда вывозить, так как черноземных тучных полей своих жители не удобряют.

Этот неприятный контраст умеряется только тем впечатлением, какое выно­сится от местных жителей, основной контингент которых составляют старообрядцы, кержаки, как называют их здесь. Они честны, простодушны и не так падки к вину и разгулу, как остальная часть населения, состоящая из великороссов. Эти черты приходится приписать, конечно, тому сдерживающему влиянию, какое имеет на население большинство, живущее «по старой вере» и соблюдающее «закон».

Мы остановились у зажиточного рыбака, очень доброго и пользующегося большим почетом в округе за свою правдивость и честность Василия Михайловича Кулешова, старообрядца.

Его семья радушно приютила нас, но так как чистая уютная горница была занята больным дачником, то нам пришлось воспользоваться сеновалом как единственным местом для ночлега.

Я постарался использовать свое пребывание у одного из виднейших представителей местного старообрядчества и узнать все, что было можно, о прошлом острова, о преданиях, связанных с ним, и об отношении местных жителей к тому месту, одно воспоминание о котором уже стало для меня священным.

О далеком прошлом острова в памяти местных жителей не сохранилось никаких преданий. Можно только с достаточной степенью вероятности предположить, что первые его обитатели пришли во времена первых гонений на тех, кто остался при «старой вере», т.е. со времен Никона.

В памяти местных жителей сохранились только воспоминания о жизни отшельников за последние полвека.

Лет пятьдесят тому назад на острове имелась целая община, человек двадцать, со своей церковью, как мы уже видели, и некоторой организацией монастырского характера, имевшей, однако, ту разницу, что «правила» жизни исполнялись со строгостью, неведомой современной официально-монастырской – жизни.

Указывают место, где были огороды, и старожилы рыбаки помнят последних пустынников, снабжавших их разной овощью, разводившейся на одном из пологих берегов острова.

Когда вышел указ о закрытии старообрядческих монастырей, представители местной власти долго не знали поселенцев острова и только спустя пятнадцать лет обратили на него свое внимание.

Явились власти и на виду у старцев сожгли сначала храм, затем стали разбивать и уничтожать их келий, разогнали отшельников. На острове остался только один из всей общины, живой и поныне, теперь уже столетний старец – Пантелеймонов. Мне не удалось его посетить: во время нашего пребывания на Тургоякском озере он был в отлучке.

Хозяин рыбак, у которого мы нашли столь радушный приют, первое время неохотно делился с нами своими мыслями по поводу всего, что интересовало нас. Но потом, видя, что наше любопытство не ограничивается одним расспросами, стал откровеннее.

В мае месяце каждый год старообрядцы съезжаются в Тургояк и отсюда едут на остров. Там они совершают богослужение на месте, которое служило кладбищем пустынников.

Заветная мечта местных почитателей священных руин – соорудить храм, возобновить келий в том виде, в каком они были до нашествия властей.

Я был свидетелем тяжких сетований и слез людей, которые до сих пор не могут забыть о святотатственном поругании их святынь. И действительно, нужно себе представить горечь обиды искренно верующих, когда на их глазах люди, не имеющие никакого отношения к заветам старины, люди, представляющие из себя только слепое орудие в руках чиновников, жгут и предают полному разрушению то, что созидалось веками, освящалось высоким «правилом веры», утверждалось любовью, сила которой неведома представителям официальной церкви.

Мой товарищ, не имевший до сих пор случая так близко видеть глухую непоколебимую, лишенную всякого внешнего блеска преданность священным заветам – первый внес посильную лепту, положившую начало сбору пожертвований на возобновление поруганных святынь и устройство храма на могилах подвижников. Но что меня удивило больше всего – это то, что среди представителей местной интеллигенции я встретил только двух человек – доктора и одного из горных инженеров, отношение которых ко всему, что представляло исключительный интерес, отличалось культурностью, какая так редка среди нашего «интеллигентного» общества по отношению к вещам и явлениям, внутренняя ценность которых скрыта за внешностью, легко доступной поверхностной критике.

Я боюсь, однако, что чья-либо варварская рука, хотя бы рука местного епархиального ревнителя, предложив свой план реставрации священных остатков, не сумеет подойти к ним с той бережливостью, какую предполагает исключительность обстановки.

Как это ни обидно, но нужно сознаться, что многие старообрядческие общины, возобновляя или ставя новые храмы, поручают их людям, не имеющим ни соответственной любви, ни представлений о самом духе старины, поскольку таковая проявила себя в памятниках исконной церковной архитектуры.

В ряду исторической миссии старообрядчества не может не стоять на дном из главных мест возобновление художественных памятничков, восстановлением развитие начал национального зодчества и очищение его от позднейших случайных влияний, внесших чуждые элементы и обесценивших оригинальные формы архитектуры. В этом смысле старообрядчество может дать неоценимую услугу культуре национальных форм.

Но для этого нужно широко понимать задачу: строя храм, зодчий не должен ограничиваться проведением стиля в одном главном здании. Все, что имеет отношение к нему – все окружающие его постройки, если это будет монастырь, например, – трапезные, гостиницы, школы и т.д. вплоть до убранства помещений и предметы домашнего обихода – утвари, посуды, и т.д. – все должно иметь выдержанный цельный характер, как это было в былые дни, наиболее яркие памятники которых так влекут и так чаруют нас тем сильнее, чем ярче они отделяются своим общим характером от официальных мертвых произведений отечественного церковного строительства позднейших дней. Какое высокое духовное наслаждение эти оазисы будут доставлять всякому, кто устал от пошлости Окружающей жизни, от всех тех форм ее, существование которых обусловлено соображениями материального и только материального характера и мысли, погрязшей в суете будничных забот!

Итак, пусть тот, кому придется коснуться этих священных руин, твердо памятует, что разрушить или изменить хотя одну из обителей-пещер, которые являют живое свидетельство жизни, полной подвигов, поста и молитвы, – это значит повторить святотатство, совершенное представителями официальной церкви.

Пусть новый храм молитвы воскреснет на его старых камнях; пусть сохранится в памяти потомков каждый камень этих странных келий подвижников, нашедших в них земной приют.

Пусть сосны и ели, выросшие у самой паперти, стоят, красуясь, как стояли они вокруг Таинственной обители много лет тому назад; пусть слушает их шум далекий пришелец, уставший от шума мирской суеты; пусть будет этот сказочный остров таким же диким и таким же глухим к базару жизни, как дик и глух он теперь, и пусть всякий, ступивший на его берег, прочтет в останках руин великий завет: «не имамы бо зде пребывающего града, но грядущаго взыскуем...»


А Степанов


Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 119 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Остров древних сокровищ | Ревнители древнего благочестия | Остров отшельников | Остров отшельников | Непоколебимый дух монашества | Старообрядчество в Миассе | Старообрядческое духовенство | Часовня и церковь | Новый храм | День первый |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
День второй| Путешествие на остров Веры. Фоторепортаж

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)