Остров отшельников

В журнале «Церковь» № 2, 4 за 1908 год был помещен очерк «Остров отшельников». Журнал этот был учрежден Митрополией Московской и всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви и после многолетнего перерыва вновь выходит в первопрестольной.

В очерке приведены любопытнейшие свидетельства того, что на острове Вера на оз. Тургояк многие десятилетия существовал старообрядческий скит, своим возникновениём относящийся к временам первых гонений на приверженцев старой веры. Архитектор Н.Филянский, вместе со своим другом в течение трех дней обследовали густо заросший деревьями и кустарником остров, заинтересовавшись преданиями и ежегодным паломничеством сюда в середине мая старообрядцев со всего Приуралья.

Вступив на остров с восточной стороны, Филянский и его друг сразу же натолкнулись на груду камней, покрытую плитой. За ней стоял обугленный крест со свалившимися верхней и нижней перекладинами. На средней висели два высохших венка. Знатоки старины поняли, что перед ними сооруженный старообрядцами престол. Обнаруженные по бокам столики служили аналоями. Над крестом между двумя сросшимися елями была прибита дощечка для иконы. Вся площадка, усыпанная песком, была обнесена рядом камней. Будучи местом всеобщей молитвы пустынножителей, она служила еще и кладбищем усопших на острове старцев.

Поднимаясь каменистой тропинкой, почти скрытой низко на­висшими ветками, архитектор и его товарищ обнаружили пещеру с узким лазом. Заночевав в ней, на следующий день продолжили осмотр острова. Преодолевая густые заросли, нашли еще несколько пещер, как сохранивших свой первозданный вид, так и полуразрушенных. В одних, по их предположению, отшельники жили, в других трапезничали, готовили пищу, хранили продукты.

Вот описание одной: «Помещение состояло из двух половин. Первое занимало площадь около квадратной сажени, второе – втрое больше. Высота пещеры от 2.5 до 3 аршин. В переходе из первого во второе к северной стороне помещался небольшой закоулок, вроде кладовой с маленьким окошком к северной стороне, а за порогом, в левом углу второго отделения, – квадратное возвышение с выходом наружу, служившее, по-видимому, очагом. Во второй, почти прямоугольной, половине был свой выход, вы­водивший рядом ступеней наружу на восток. Стены помещения были выложены из тех же грубо отесанных плит плотного серого камня, со следами смазки и известковой побелки».

Два окна, выходившие на южную сторону пещеры, были расположены под самым потолком и, освещая огромные плиты перекрытия, делали мрачным и тяжелым нависший потолок. Некоторые из этих плит, имевших в поперечнике более двух аршин длины, не могли весить менее двухсот пудов. Одна из таких плит поддерживалась каменным столбом, поставленным специально, по-видимому, для нее.

Несколько ступеней, по которым можно выбраться наружу только согнувшись, вывели нас на восточную сторону пещеры, и здесь мы заметили правильный четырехугольник полуразрушенных стен, непосредственно примыкавших к стенам пещеры; судя по тому, что пол его был расположен значительно выше, почти на уровне потолка главного помещения, можно предположить, что это каре покрыто было деревянной кровлей.

Судя по месту и форме очага, сравнительной обширности помещения и отдельной пристройке, примыкавшей непосредственно к выходу, можно думать, что оно служило общей трапезной отшельников.

Но самое удивительное открытие ожидало путешественников дальше. Углубившись в чащу, архитектор наткнулся на развалины небольшого храма. Оценивая его площадь, пришел к выводу, что главное помещение могло вместить до 40 человек.

«Осматривая алтарную часть, – пишет он, – я приподнял густой покров мха, ниспадавшего с верхней части стены и увидел под ним лежавший во всю длину совершенно обугленный кусок бревна. Внимательно осмотрев его, я заметил ряд зарубок, указывавших на его назначение: оно служило мауэрлатом. Очевидно, этот храм имел правильное перекрытие, подобное перекрытию старинных деревянных церквей, изредка попадающихся в этой глуши уральских лесов.

Какой высокой строгостью должно было веять от этой часовни, нарочито скрытой от глаз мирских в глубине острова, в зарослях вековых елей среди угрюмых пещер острова, приютившейся у подножия девственных скал, меж диких неизведанных лесов?...».

Записки и рисунки архитектора, воспроизводящие увиденное, имеют огромную ценность как для краеведов, вряд ли могущих отыскать сегодня на острове две-три пещеры, так и для историков и летописцев старообрядничества, одним из центров которого на Урале, по разным свидетельствам, были поселок Тургояк и город Миасс. Предположения и догадки архитектора воссоздают картину подвижнической жизни отшельников, отраженной в легендах и преданиях местных старожилов. Старообрядческих скитов на Руси было немало, но описания их в немногочисленной литературе о церковном расколе встретишь редко. Тем и ценна находка миасских старообрядцев, что она приоткрывает малоизученные страницы духовного подвига людей, уходивших от мира для сохранения истинной, по их представлениям, русской православной веры.

«Кого и когда впервые приютил этот угрюмый свод, чей пламень умеряли холодные серые камни, чьи колени резали жесткие выступы половых плит?...» – вопрошает автор очерка, описывая одну из пещер. Ответа нет до сих пор. Но, может быть, удивительные легенды об острове святой Веры подвигнут краеведов, уче­ных на дальнейшие поиски во имя сохранения нетленных духовных ценностей.

Передо мной лежит камень, поднятый со дна чистейшего на Урале озера – беглого взгляда на мраморную глыбу достаточно, чтобы понять: это – старинное надгробие. На одной стороне видна надпись на церковнославянском языке: «Княжеская дочь схим. Елизавета. Память 1 марта, жившая при Николае Павловиче». На двух других сторонах кубообразного надгробия выбиты имена инокинь, но разобрать их непросто. Если учесть, что покоившаяся под этим камнем жила при царе Николае I, то находке – более 140 лет. Однако одно из имен миасские краеведы все же прочитали: «Инок. Ниоксита».

– С помощью специалистов можно, наверное, разобрать и другие имена, – говорит Елизавета Васильевна, Калягина, бывший директор дома отдыха, благодаря которой и был в 1982 году извлечен из озера этот камень.

– Ведь даже более стертый рисунок на нем молоденькая девушка-отдыхающая сумела восстановить. Сообразительной оказалась: залила выщербленную поверхность водой, подкрашенной синькой, и получила силуэт женщины, сидящей над озером.

Чье это изображение? За что покойница удостоилась мраморного надгробия, изготовленного, судя по всему, по велению монахинь? Откуда они взялись в здешних местах?

Миасцы, знакомые с историей и легендами родного города, ответят не задумываясь: это – монашка Вера, а на камне, видимо, имена обитательниц старообрядческого монастыря, находившегося неподалеку от озера. В честь Веры назван остров, на котором отшельница, по преданию, доживала свой век в пещере.

Вместе с тем все рассказывающие легенду в зачине сходятся в одном: Вера родом из-под Екатеринбурга. Предки ее – княжеского рода. Отец – деспот и кутила, после смерти жены отдал дочь на воспитание теткам. Чтобы вернуть проигранное соседу в карты имущество, предложил ему в жены Веру, которой едва исполнилось 17 лет. Образованная девушка, окончившая гимназию, наотрез отказалась выйти замуж за 60-летнего старика. Отец ее избивает и отвозит в монастырь под Екатеринбургом.

Как Вера попадает в Миасс? Вероятно, сюда ее сманил некий монах или настоятель мужского монастыря, бывший в гостях у игуменьи женской обители. Можно предположить, что Вера от кого-то (может быть, и от монаха из здешних мест, от скитальца-старообрядца) узнала о существовании надежно скрытого от людей, оберегаемого таинственной силой скита на острове чудо-озера и убежала сюда от несладкой жизни в монастыре, где послушницы завидовали ее необыкновенной красоте, а настоятельница придиралась по поводу и без повода, ставя ей в вину затуманенные взоры и смуту в сердцах приезжавших попечителей и монахов.

Добравшись до поселка Тургояк, она просит рыбаков отвезти ее на остров. Поселяется в пещере, приспособленной для проживания отшельниками-старообрядцами еще в начале XVIII века. Существование на острове старообрядческого скита – факт исторический, как и то, что одно время в нем скрывался от властей сподвижник Пугачева – Пинаев.

Оставив отшельницу на диком острове с мешочком пшена, рыбаки, причалив сюда как-то в грозу спустя много времени, встретили ее не только живой, но и окрепшей духом. Поначалу испугались, увидев на фоне молний и мятущихся крон деревьев красивую, с седыми прядями женщину, едва прикрытую лохмотьями одежды. Извинившись за свой вид, она пригласила их к огню в пещеру, напоила душистым отваром целебных трав. Покоренные ее приветливостью и добросердечием, согревающим душу голосом, они, вернувшись домой, стали рассказывать о святой, обитающей на острове. С тех пор зачастили к ней больные и сирые, обделенные в жизни люди за успокоением и советом, за избавлением от хворей и тоски. Приплывали на лодках и богатые купцы, и золотопромышленники – за отпущением грехов.

Ее, постигшую многие тайны природы и человеческой души, причины болезней и способы избавления от них, называли местные жители прорицательницей и целительницей. Многим людям она помогла. Но и в ее жизни нашлись участницы. Как рассказывает Елизавета Васильевна, на острове вместе с ней поселились несколько отшельниц. Они после ее смерти и поставили мраморное надгробие.

Во второй половине XIX века недалеко от озера открывается старообрядческий женский монастырь. Не исключено, что Вера со своими сестрами во Христе каким-то образом связаны с созданием этой обители. Веру посвящают в высший монашеский сан – схиму, нарекают Елизаветой. Кстати, Даль в своем словаре «схиму» толкует еще и как «высокий ангельский образ». Не потому ли надгробие венчал, как повествует легенда, золотой крест? Был ли он в действительности золотым, свидетельств не найдено, а вот отверстие на камне для креста имеется.

Как надгробие оказалось в озере? По предположению Калягиной, его везли с острова на лодке или на санях по тонкому льду некие «любители» старины. Но Всевышний покарал их за надругательство над могилой той, которую народ называл святой.

По другим версиям, могила была на берегу, а остров назван не именем женщины, а в честь православной веры. По некоторым сведениям, издревле сюда тянулся поток паломников, скитальцев по свету. Здесь, на поляне, украшенной роскошными пихтами, был сооружен жертвенник, возле которого и совершали свои обряды староверы. А иные надолго поселялись в устроенном в пещере ските.

И все же княжеская дочь схимница Елизавета – реально существовавшая женщина. Пока еще мало сведений, чтобы сей ангельский образ наполнить конкретным жизнеописанием. Но верится, что духовный подвиг схимницы найдет достаточные исторические подтверждения.

Возвращение к истокам, Миасс, 1999, c.43-63.

Дата добавления: 2015-07-11