Глава двадцать четвертая. Китти сошла с автобуса в Кинсили, возле садового центра

Китти сошла с автобуса в Кинсили, возле садового центра. Перед ней открылась земляничная поляна, где целые семьи собирали ягоды, а дальше — разбитая на участки земля, которая принадлежала отцу Стива: там тоже на каждой грядке трудились любители экологически чистых продуктов. Все это — садовый центр, ягодная поляна, огороды — принадлежало отцу Стива, и к недоумению, даже негодованию многих, он вот уже более десятка лет противился застройщикам, мечтавшим скупить у него землю и возвести здесь дома. В последние годы предложений не поступало, но до тех пор Джексон-старший не раз отвергал миллионы, лишь бы сохранить свое дело. Он был фермером до мозга костей и не мог променять эту жизнь на банковский счет. Величайшим счастьем для него было рыться в земле, подыскивать новые инструменты для возделывания почвы и запугивать людей.

— Я-то думал, ты забилась под камушек и сидишь там смирно, — заявил он Китти, когда та вошла в клуб.

— Понадобился бы камушек, спросила бы совета у вас, — улыбнулась она.

— Чем больше камень, тем лучше, — сердито буркнул он.

— На все согласна, — еще шире улыбнулась Китти, доведя своего собеседника до точки кипения. — Как дела? Бизнес процветает?

Он поглядел на нее, на разбросанные по столу бумаги.

— Если ты Стива ищешь, так он на пятидесятом участке. С культиватором.

— С культиватором? — рассмеялась Китти. — Что он понимает в культиваторах?

— Уж побольше, чем ты в журналистике! — отбрил ее садовод, и на этот раз Китти не нашлась с ответом. — У него есть подружка.

— Знаю.

— Катя.

— Знаю.

— Хорошая девушка.

— Я знаю.

— Прекрасно работает.

— Знаю. Она фотограф.

— Вон ее работа.

Под неприязненным взглядом мистера Джексона Китти оглянулась и увидела дивный пейзаж — окутанный туманом остров-утес Скеллиг-Майкл у побережья графства Керри. Отцу Стива удалось-таки ее добить: фотография была прекрасна, и Китти стало не по себе при мысли, что это дело рук Кати.

— Где пятидесятый участок?

Старикан кивком указал на карту на стене и словно забыл о ее существовании.

Пробираясь между огородами — каждый квадратик площадью в пятьдесят метров, — Китти улыбалась прилежно трудившимся людям. Трудились, правда, не все, кое-кто уже расставлял шезлонги, разливал из термосов чай, дети гонялись друг за другом с лейками. Каждый участок — отдельная сценка, и Китти припомнила надпись на доске над баром в кафе «Брик Эли»: «У каждого столика своя история».

Китти отыскала Стива на пятидесятом участке. Культиватор шумел так, что докричаться до Стива она не смогла. Она остановилась у ограды и смотрела, как он трудится: лицо напряженное, полностью сосредоточен на своем деле. Странно было видеть обнаженные руки Стива — он сбросил столь привычную кожаную куртку, остался в футболке и джинсах, на ногах грубые рабочие башмаки. Грязь и трава покрывали его с ног до головы, волосы больше прежнего напоминали воронье гнездо — похоже, он весь день трудится на земле. Наконец Стив поднял голову и заметил Китти.

Она улыбнулась и помахала ему рукой. Он тут же выключил свою машину.

— Китти! — удивленно выговорил он.

— Подумала, разыщу тебя, типа сюрприз.

— И давно ты тут?

— Несколько минут назад пришла. Любовалась твоим сосредоточенным лицом. — Она нахмурилась и выпятила губы: точно такую гримасу Стив строил в студенческую пору, задумавшись во время семинара или готовясь к экзамену.

Стив рассмеялся:

— Отец на тебя набросился?

— Лучшая встреча, какой может пожелать девушка.

— Извини. — Он искренне огорчился.

— Плевать, после дерьма, которым мне дверь мажут, это цветочки.

— Опять измазали?

— Нет, на том и остановились. После той воскресной статьи ничего больше не было. — До нее это лишь теперь дошло. — Может, кто-то настучал им по голове? Кстати, — она обошла изгородь и вошла на участок, — я вот зачем приехала!

Широко распахнув объятия, Китти обеими руками обхватила Стива и крепко прижала к себе. Этим она его явно сконфузила, Стив окаменел, он плохо выносил физический контакт, но Китти во что бы то ни стало хотела отблагодарить его за то, что он для нее сделал. Наконец Стив расслабился и, к удивлению Китти, обвил руками ее талию. Подобной реакции она не ожидала, и почему-то ей это понравилась: она-то думала, Стив отпихнет ее, хотя и оценит ее порыв, а вместо этого они стояли посреди разрыхленной земли, крепко обнявшись, и первой смутилась Китти. Она потихоньку ослабила объятия, и Стив последовал ее примеру, но не отстранился. Они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга. Голубые глаза Стива не отрывались от ее глаз. Китти с трудом перевела дух.

— Я просто хотела сказать спасибо, — прошептала она.

— За что? — нахмурился Стив.

— За то, что отчистил краску от дверей моей квартиры и собачье дерьмо от ступенек, за то, что уступил мне постель, но главное — за то, что превратил рожу Ричи в гнилой помидор.

— О! Ясно. — Он резко отступил от нее, потом сделал еще один шаг назад и еще один, пока не зашел за культиватор, полностью укрывшись от Китти. Вот такой Стив ей хорошо знаком. — Значит, ты об этом узнала.

— Он вернулся за своим пиджаком. Он считает, что ты — мой бойфренд и что ты отомстил за ту ночь. Любопытство его так и распирало.

Лицо Стива окаменело.

— Засранец! Я бы и еще раз ему вмазал.

Китти удивила такая реакция — Стив не был агрессивен. Мягким его не назовешь, но обычно он находил выход из положения, не теряя самообладания, — во всяком случае, не настолько, чтобы наброситься на человека с кулаками.

— Одного раза вполне достаточно, я тронута.

— Вообще-то я врезал ему два раза, — усмехнулся Стив. — Чуть кулак об него не разбил. — Он поднял руку и продемонстрировал распухшие костяшки.

— Ох, Стив, мне так жаль! — Она снова шагнула к нему, чтобы погладить его бедные пальцы, но он отступил еще дальше — вернулся прежний Стив.

— Все в порядке. Ничего особенного.

— Я решила, ты меня бросил.

Он выглядел удивленным.

— Ты так резко оборвал тогда разговор. Я подумала, ты рассердился. Из-за этой статьи в газете. Из-за того, что я опять все испортила.

— Нет, Китти, нет, что ты, — ласково заговорил он. — Ни в коем случае. Конечно же я рассердился, но не на тебя, на него. С чего мне на тебя сердиться?

Она пожала плечами и отвернулась. Какое-то странное ощущение — ей хотелось нравиться Стиву, хотелось, чтобы он был ею доволен. Она… Не может быть! Она же не может испытывать таких чувств к Стиву?

— Ну как ты? Как подвигается статья?

— Идея замечательная! — горячо ответила Китти, мигом забыв о своих эмоциях и полностью сосредоточившись на замысле.

Стив рассмеялся.

— Я познакомилась с потрясающими людьми, мне не терпится рассказать тебе о них.

— Приятно слышать, — улыбнулся он. — Похоже, вернулась прежняя Китти.

— Правда? — растроганно спросила она.

— Правда. Раньше ты без конца изводила меня такими историями. Здорово снова видеть тебя… — Он запнулся, присмотрелся к ней, подбирая слово. — Счастливой.

Счастливой, мысленно повторила она. Да, она ведь и правда счастлива. Несмотря на все проблемы, на все это дерьмо — счастлива!

— Хочешь сходить съесть чего-нибудь, или выпить, или…

— Я бы с удовольствием, но надо ехать в Килдейр к женщине, которая посвятила свою жизнь бабочкам. Постараюсь побольше узнать о ней, она такая необычная, словно эльф у Толкиена. А потом собеседование, чтобы устроиться на работу. — Ее передернуло.

— Куда устраиваешься?

— Эшфордские вечерние курсы. Уроки телепрезентации. Я, правда, подумываю сразу отказаться.

— Ни в коем случае! — возмутился он. — Ты их сделаешь.

— Этого я и опасаюсь.

— Китти! — Взгляд голубых глаз пригвоздил ее к месту. — Ты их лучшая кандидатура.

И снова она была растрогана, и сама себе удивилась, почувствовав, как слезы брызнули из глаз. Давно уже ее никто не хвалил, а уж Стив только ругал, и она почему-то не догадывалась, как остро нуждается в его похвале. Она поглядела себе под ноги, на черную рыхлую землю, прокашлялась.

— Так я завтра уезжаю, и я подумала, не согласится ли твоя девушка мне помочь. — Последние слова царапали глотку, словно мел, но Китти же старалась, она хотела, чтобы Стив оценил ее старания.

— Катя? Чем она может помочь?

— С самым замечательным из моих сюжетов, — расплылась в улыбке Китти. — Берди заключила пари, что она доживет до восьмидесяти пяти лет, и вот завтра у нее день рождения, мы едем в Корк за выигрышем.

— Ничего себе! И большой выигрыш?

— Десять тысяч фунтов! — ухмыльнулась Китти. — Или сколько это будет в евро? Так что нам нужен фотограф. Едем на два дня с ночевкой, по дороге еще кое-что надо будет поснимать.

Стив призадумался.

— Я ей передам.

— Спасибо. Время и место встречи уточню эсэмэской. Предупреди меня, если она не сможет, чтобы я успела найти кого-нибудь еще. А теперь мне пора.

Они постояли тихонько. Китти почему-то очень хотелось снова обнять Стива, она так нуждалась в его поддержке… Кое-как распрощавшись, она поспешила прочь, как будто бежала и от своих чувств.

— Юджин, с какой стати ты рассказал ей? — орала Эмброуз на своего коллегу и друга.

Юджин краснел и мялся. Нрав у Эмброуз был огненный, как и ее волосы. Гнев ее не в первый раз выплескивался на Юджина, однако он так и не научился противостоять ей, превращался в жалкого заику.

— Просто всплыло в разговоре, — кротко пробормотал он.

Чем мягче он отвечал, тем яростнее наседала Эмброуз.

— Как такое может просто всплыть в разговоре? К делу это никакого отношения не имеет. Я так и знала, нельзя ее к тебе подпускать, — полыхала Эмброуз, расхаживая взад и вперед по кухне.

Оба они понимали, что она неправа: без разговора с Юджином та журналистка не смогла бы написать статью, не было бы рекламы для музея, в которой они так нуждались, не представилась бы замечательная возможность публично, на всю страну, высказать их общую тревогу о вымирании множества видов бабочек. Юджин гораздо лучше, чем Эмброуз, умел обходиться с людьми — это они тоже оба знали. С большинством людей Эмброуз вовсе не могла общаться. Она думала только о своем уродстве, о том, что о ней скажут, и не могла толком сформулировать ни одной фразы, не говоря уж о том, чтобы сказать что-то дельное, разрекламировать музей и заповедник. По телефону она еще справлялась, но, зная, что соседи тайком перешептываются у нее за спиной, предпочитала вообще ни с кем не иметь дела. Не хотела способствовать распространению легенд о том, как они-де встречались с Эмброуз Нолан. По правде говоря, она становилась все чуднее. Теперь она заказывала одежду и еду через Интернет, на адрес музея, чтобы заказ принимали Юджин и Сара, заведующая кафе и сувенирной лавкой. Но за этими меньшими тайнами скрывались две главные, и именно их Юджин выболтал репортеру. Две тайны, хотя для начала он признался в одной, рассчитывая, что за этот прокол Эмброуз сильно ругаться не станет, но она взорвалась, как петарда, едва услышав об этом, а то, что он поделился и второй ее тайной, было вовсе непростительно. Юджин понимал это, когда говорил с журналисткой, но вот же, не удержался, само вылетело. Отличная журналистка, сумела выудить у него все, что было на уме, что его беспокоило. Он такое говорил, о чем вроде бы и не задумывался никогда, и, только высказав вслух, понял, что это и есть правда.

— Прости, что рассказал ей об операции, — бормотал теперь он. — Не следовало этого говорить, сам не знаю, зачем сказал, я попрошу ее, чтобы в статье она об этом ни в коем случае не упоминала.

Речь шла о плане Эмброуз удалить с лица родимое пятно. Она давно уже копила деньги на операцию, обошла многих врачей, выяснила, что понадобится целая серия прижиганий лазером, но в итоге от пятна удастся избавиться. Разумеется, этот план она не собиралась выносить на публику. Сама мысль, что Юджин с кем-то обсуждал ее внешность, казалась унизительной.

— Но я же не знал, что ты не хочешь, чтобы знали о твоем докладе, — потверже возразил Юджин. Это прозвучало так искренне, что Эмброуз поневоле поверила.

— Кому еще ты говорил?

— Никому.

— Вот видишь, ты понимал, что болтать не надо, иначе давно бы рассказал кому-нибудь еще.

— Эмброуз, прошу тебя, успокойся. Ты сделала потрясающую работу. Ты можешь гордиться собой. Я сто раз перечитывал твой доклад, это самый замечательный текст о бабочках, какой я когда-либо видел. Я горжусь тобой, и ты должна поделиться своими открытиями со всеми. Тебя пригласили на конференцию, это большая честь, подтверждение того, как важны твои исследования. Это лучший шанс в твоей жизни, и ты сама это понимаешь. Не каждый день — да что там, не каждый год симпозиум по бабочкам собирается в Ирландии.

В ближайшие дни в университете Корка открывался симпозиум под председательством сэра Дэвида Аттенборо, возглавлявшего Союз охраны редких бабочек. На этой встрече обсуждались последние достижения науки, меры по сохранению бабочек от вымирания, по восстановлению их мест обитания, исследователи из разных стран мира представляли практические работы по созданию заповедников. Затрагивались также угрозы, связанные с глобальными изменениями климата. Эмброуз была в числе немногих выступавших. Заявку от ее имени подал Юджин, и тогда она тоже впала в бешенство, но на этот счет они уже немало спорили. До сих пор не было уверенности, что Эмброуз все же решится и выступит, но и сдаваться Юджин пока не собирался.

— Значит, ты нарочно сказал ей! — крикнула Эмброуз, лицо ее раскраснелось, один глаз горел зеленым огнем, другой, хотя тусклый и темный, глядел не менее свирепо. — Ты сделал это, чтобы вынудить меня поехать. Раз она пишет об этом, придется мне выступить, так ты все рассчитал?

— Я думаю, что о твоей работе пора поведать миру, — заявил он, стараясь не заикаться. — Думаю, никто не знает о павлиньем глазе столько, сколько знаешь ты. Ты собрала данные, проводила эксперименты. Зачем же тратить пять лет на создание научной работы, если ты никому ее не покажешь? — Он словно со стороны услышал, как его голос становится все громче. Эмброуз вроде бы удивилась. Даже немного заинтересовалась.

— Ты сказал ей, что я еду в Корк, и теперь она хочет ехать с нами, — припомнила она еще один повод для недовольства.

— Не совсем так. Она хочет, чтобы мы поехали с ней.

— Не поняла.

— Скоро поймешь. Она вот-вот приедет и поговорит с тобой. Она хотела провести с тобой середину дня.

Звонок в дверь.

— Вот и она! — Его все еще колотило после ссоры, но он двинулся к двери, предоставив потрясенной Эмброуз торопливо высвобождать волосы из хвоста, занавешивая лицо.

Набрав в грудь побольше воздуха, Юджин заготовил улыбку и распахнул дверь:

— Мисс Логан, как приятно видеть вас снова! Прошу вас, входите!

— Она завязывает волосы, когда рядом никого, кроме вас, нет, — сказала Китти Юджину после интервью со все более занимавшей ее фантазию Эмброуз.

Юджин оторвался от бумаг, которые изучал в своем тесном кабинетике.

— Она вам об этом сказала?

— Нет, я видела в окно, как вы разговаривали, перед тем как я позвонила в дверь. Иными словами, я подглядывала, прежде чем позвонить в дверь.

— О! — отозвался он. — Ну, не знаю, что на это сказать.

— Я не стану об этом писать, — посулила Китти, прислоняясь к дверному косяку и отрезая Юджину путь к отступлению. — Я просто подумала, что вам это должно быть приятно.

— Приятно? Почему приятно? — Он перебирал пальцами бумаги, щеки его раскраснелись, румянец стекал ниже, под галстук-бабочку.

— Потому что ей с вами легко, — улыбнулась Китти, наблюдая, как дернулись уголки его губ, когда он вник в ее ответ.

— Никогда не задумывался. В смысле, у меня причины не было. Она не… мы не… словом, не… — заикался он, не в силах закончить одно-единственное предложение.

— Жду вас обоих завтра, — попрощалась Китти.

— Она обещала поехать?

— Нет, но вы сумеете ее уговорить. Знаю, к вам она прислушивается. — Китти подмигнула напоследок и вышла из музея.

Эшфордские вечерние курсы располагались на Парнелл-сквер, рядом с Центром ирландских писателей, который выходит на Сад Памяти и прочие знаменитые здания — театр Гейт и больницу Ротунда. Колледж занимал четыре этажа здания на широкой георгианской площади, на которых располагались всевозможные курсы, от кулинарных и курсов шитья до студий дизайна, бизнеса, маркетинга и пиара. Пиарщикам, помимо всего прочего, преподавали и искусство телепрезентации, то есть умение говорить медленно и внятно, держаться перед камерой, избавляться от тиков, о которых они прежде и не подозревали, и главное — чувствовать себя свободно и не пугаться звука собственного голоса. Пять лет назад Китти училась на этих курсах, теперь собиралась — если пройдет собеседование — устроиться преподавателем. Педагогического опыта у нее не было, но хватало опыта работы «в поле». Ей хотелось делиться знаниями, еще больше хотелось заработать. Два с половиной часа в неделю, а на ее финансовом положении это отразится весьма существенно.

И вот она сидит перед Дэниелом Мира, капитаном этого корабля, — прежде он был директором школы, затем ушел в бизнес, открыл частный колледж и вечерние курсы и зарабатывал деньги, раздавая дипломы и сертификаты тем, кто еще надеялся найти вакансии, давно уже не существовавшие.

— Кэтрин. — Он с улыбкой поглядел на ее резюме, потом ей в глаза. Улыбка была смущенной, и Китти сама удивилась, зачем пришла. Она утратила веру в себя. Как же убедить работодателя, что она справится с работой? Надо собраться. — Я ценю, что вы пришли к нам. Но дело в том… — приступил он, распластав ладони по столешнице. Руки сильно потели, пальцы прилипли к столу и отдирались с чмоканьем, а отдирал он их часто, подчеркивая жестом то или иное слово. — Вы наша выпускница, для нас это важно, поэтому я попросил Триону пригласить вас, чтобы поговорить с вами лично. — Он шевельнул пальцами, раздался тот самый влажный звук. — У вас есть опыт практической работы в той области, которой вы у нас обучались, мы это высоко ценим и гордимся вами. — Ректор откашлялся. — Однако, учитывая нынешние обстоятельства — ваши нынешние обстоятельства… — Китти достаточно было услышать эти слова, чтобы пропустить мимо ушей все остальное. Осталось лишь врезавшееся в память: — В данный момент студенты изучают ваш случай на курсе медийного права, и мы сочли, что это было бы конфликтом интересов и поставило бы вас в неловкое положение…

И почему нельзя было сказать все это по телефону? Сколько времени ушло на выбор наряда, макияж и прическу, и она ползла сюда на высоких каблуках, от которых в ногах нарушается кровообращение, — и все ради этого нового унижения? Нет, намного легче было бы выслушать все это по телефону. Тогда бы она не ехала домой на велосипеде, заливаясь слезами и радуясь, что предсказанный Салли-метеорологом ливень все-таки хлынул и в ночной тьме уже не различить, что течет по лицу — слезы ли, дождь ли.

Дата добавления: 2015-10-30