Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters 11 страница

Толстые пальцы русского развели мои бедра, и его тяжелое дыхание донесло до меня запах чеснока. Он подвинулся, задел меня и, потеряв равновесие, я начала качаться в оковах. Он поднялся на пьедестал, ловя мое качающееся тело, и я врезалась в него. Он сознательно отвернул меня от Кью, закрыв собой.

Развернувшись лицом к другой стене, я широко раскрыла глаза, увидев самую фантастическую фреску, исполненную в коричневых, темных и мрачных тонах. Стену заполняло облако воробьев. Я буквально на себе чувствовала ветерок, создаваемый трепетанием их крылышек, пока они летели от черного штормового облака. Участок синего неба на потолке так и манил их свободой. Это изображение заставило мое сердце обливаться слезами, испытывая нужду в той же свободе. Я не могла сосчитать количество крошечных птичек, но каждая была уникальной, превращая жизнь в совершенство.

Русский схватил мою грудь, мучительно её сжимая. Его рот опустился к моему уху.

Я открыла было рот, чтобы закричать, потребовать, чтобы Кью отпустил меня, но неприлично большая рука Русского зажала мне его. Точно так же блокируя рот и нос, как и Кожаный Жилет.

Я сделала вдох и начала бороться. Русский захихикал, поскольку мои слабые попытки оттолкнуть его, делали его член еще тверже между моими ягодицами. Я вернулась взглядом к воробьям на фреске. Мне было ужасно жаль, что я не могла вырастить крылья и улететь. Попытавшись затеряться в живописи, я умоляла свой разум отключиться.

Повозившись между нашими телами, Русский что-то взял и поднес к моему животу. Что-то холодное ужалило мою плоть. Я начала тяжело дышать, а сердце сжалось.

— Молчи, шлюха. Это только между нами. Знаешь, ты мне стоила кучу денег. Я думаю, что будет справедливым, если я тебя попробую, — его толстая рука возилась внизу моего живота, и я услышала звук рвущегося материала, который заполнил меня смертельным страхом. Я опустила взгляд, пытаясь увидеть, что там. Что за ледяная штука разорвала материал?

Еще один рывок, и ткань треснула и разорвалась, ослабив ткань вокруг моей задницы, поскольку кружево уже ее не облегало.

Демонстрируя охотничий нож, Русский облизнул мое ухо. Я застонала и дернулась. Лезвие было ржавым и тусклым, но казалось ужасно острым.

— Рыбка, перестань дергаться. Я не собираюсь тебя резать, — он повернул лезвие так, что острый металл оказался в его мозолистой ладони, а запачканная потом, деревянная ручка торчала вверх.

Ох, дерьмо.

Все мои инстинкты кричали. Он собирался изнасиловать меня рукояткой ножа!

Я застонала так громко, как только смогла, используя весь ценный кислород в моих лёгких, чтобы позвать на помощь. Головокружение усилилось, когда Кью, сердитым тоном, сказал:

— Виктор, оставь мой подарок в покое.

Его слова были пропитаны властью. Я облегченно растаяла. Кью не позволит случиться чему-нибудь плохому. Я знала это. Я доверяла ему и была уверена, что он держит меня только для собственных испорченных желаний.

— Я только обниму ее, мистер М. Через секунду я её отпущу, — Русский посмотрел через плечо, и я не сомневалась, что он улыбался Кью. Я отдернула бедра, пытаясь лишить его равновесия, но он не сдвинулся ни на миллиметр.

Моё напряжение завязалось узлом, я все ждала, что Кью потребует, чтобы он отпустил меня, поскольку и так уже слишком долго меня трогал, но ничего не произошло.

Восторжествовала тишина; мое сердце остановилось, когда Русский со смешком произнес в мое ухо:

— Я просчитал, что у меня есть примерно тридцать секунд, прежде чем придется остановиться.

У меня не было времени даже дышать. Он прижал свой огромный ботинок к моему GPS-трекеру, вынудив мою ногу подогнуться. Обхватив моё тело, он поместил ручку ножа к моему входу.

Я сражалась, боролась, но была мухой на этой липкой, специальной бумаге для уничтожения мух... несущественной.

— Жаль, что это не мой член, но я обойдусь, — пробормотал Русский. Проталкивая рукоятку внутрь, он укусил меня за шею. Под его ладонью я открыла рот и заорала. Мои легкие горели, но звука не вышло. Русский ворвался в меня, сверкая острием и насилием. Внутри я была сухой и прочувствовала каждый выступ древесины от ручки ножа и каждое его царапанье, ужасающее своей жесткостью.

Глаза заволокло серой пеленой, и я мечтала потерять сознание, но в моей крови бурлил гнев. Из последних сил, собрав весь свой боевой дух и кипевший гнев, я начала бороться.

Когда я взбесилась, Русский заворчал. Я извивалась и крутилась. Пиналась и толкалась.

Мне было совершенно плевать на то, что в попытке освободиться, я могу себя убить. Я не могла позволить ему это делать. Это было больно. Очень больно! Кью не спас меня. Он позволил ублюдку вонзить нож глубоко внутрь меня.

Раздался звук выстрела, затем я начала падать и падать, прежде чем остановилась, когда мои руки вывернулись в оковах. Опустив голову на плечо, я висела, впитывая нужный кислород. Падая с пьедестала, Русский взревел, забирая с собой нож. Он сжал бедро, где пятно красного цвета растекалось по белому костюму.

— Бл*дь! — воскликнул он.

Кью был в бешенстве, а в выражении его лица горел багровый гнев.

— Убирайся нахер из моего дома, — в протянутой руке Кью сверкало серебристое оружие.

У меня закружилась голова. У Кью был пистолет. Он ранил Русского.

Все остальные гости вскочили со своих мест и помчались на выход. Все, кроме Парня из 20-х; он стоял позади Кью, тело его было напряжено, а руки сжаты в кулаки.

Кью закричал:

— Франко! Проводи наших гостей. Они уходят.

Магическим образом появился зеленоглазый охранник и подтолкнул всех к выходу, потом вернулся и поднял на ноги проклятого Русского. Как только они ушли, Парень из 20-х положил руку на плечо Кью.

Кью тут же подскочил и повернулся, размахивая пистолетом.

— Бл*дь. Прекрати! Фредерик, я знаю, что делаю. Уходи.

Парень нахмурился, явно ему не поверив, но кивнул и шагнул к двери.

Наступила тишина, которую нарушало только наше тяжелое дыхание: моё и Кью. Я раскачивалась на руках, чувствуя слезы, застилающие глаза. У меня не было сил, чтобы подняться, и дико болели плечи. Но ничего из этого не походило на боль, разрывающую меня изнутри. Я чувствовала, будто меня разорвали надвое, вновь и вновь вспоминая первый жесткий толчок и разрушающие разум муки.

Как Кью это допустил? Я была его, черт побери, и он не защитил меня. Он позволил другому мужчине причинить мне боль.

Я разбилась вдребезги, желая обратно погрузиться в ту тихую пустоту, спасшую меня в прошлый раз, но разум не хотел отключаться. Мой разум был сломан.

Должно быть, я потеряла сознание. Когда я очнулась, то почувствовала, как моя щека трется о теплое плечо, и тело находится в коконе сильных рук. Меня поглотил аромат цитруса и сандалового дерева, послав в мою кровь смесь тоски и паники.

— Je suis tellement désolé (прим. пер. фр. – Мне очень жаль), — прошептал измученный голос. Нежно целуя меня в лоб, он шел по дому, держа меня на руках. — Я защищу тебя. Я сделаю все правильно.

Его голос меня смутил. Он был наполнен болью, горем и таким большим раскаянием, что оно было почти осязаемым.

Почему ему так больно? Он позволил чужому мужчине сделать то, чего тот хотел. Это было виной Кью, и я не хотела слышать о его боли. Моя собственная боль полностью захватила меня. Его извинения не стоили и выеденного яйца.

Я попыталась собрать достаточно энергии, чтобы ударить его, закричать или рассказать, насколько успешно ему удалось причинить мне боль сильнее, чем я испытала от кого-то во всей своей жизни. А это, кое о чем, да говорило, если вспомнить, как я росла изгоем в собственной семье.

Но мой разум наконец решил, что с него достаточно, и я потеряла сознание.

*Колибри*

Я проснулась от ноющей боли в матке и увидела пятно крови между ног. Осторожно помылась в душе, загоняя все воспоминания и ужасы в клетку в своем мозге. Я никогда вновь не вспомню ту ночь. Даже в кошмарах она была запрещена, стерта, как будто этого и не происходило. Некоторые могли бы сказать, что побег был не самой хорошей идеей, а я скажу, что он помог мне оставаться собранной и сконцентрированной, вместо того, чтобы задыхаться от жалости к себе и других вещах, вредных для моего здравомыслия.

Я спрятала голову в песок, но взамен получила свободу и независимость от того, что ранило мою душу. Мое тело болело, но не больше, чем остальные травмы внутри меня. Что мучило меня больше всего, так это Кью. Он предал меня.

В больной иерархии «владелец-раб», моя защита и благополучие должны были стоять превыше всего, и все же он закрыл на это глаза.

Из всего, что он сделал, прошлая ночь, возможно, сломала меня без последующего восстановления, но это только укрепило мое сокровенное желание. Пришло время сбежать. Я заслуживаю лучшего. Я имею право жить без больных ублюдков, насилующих меня и без странных игр разума Кью. Ничто не помешает мне убраться ко всем чертям и вернуться к человечеству.

Четыре дня прошло с того ужасного ужина, и Сюзетт отказывалась смотреть мне в глаза. Кью снова исчез, включая музыку так громко, что текст песни подрывал мое желание уехать. Из колонок доносились французские страдания, полные сожаления и ненависти к себе.

Mes besoins sont ma défaite. Je suis un monstre dans une peau humaine.

Мои потребности — мой крах. Я монстр в человечьем обличии.

Я ненавидела песни. Слащавые песни показывали Кью человеком, который жил со своими ошибками и страданиями, такой же, как любой из нас. Я предпочитала громыхающие песни. С тяжелыми басами, которые разогревают мою кровь, наполняя ее энергией для побега.

Et je vais prendre ce que je veux et payer mon propre désir. Cauchemars de ma solitude. L'obscurité pour un ami.

И я беру то, что хочу и плачу за свои собственные желания. Кошмары — мое одиночество. Темнота — мой друг.

Чем дольше я жила в доме Кью, тем больше понимала французский. То, что я давно забыла, вдруг проявилось без моего ведома. Я больше не хмурилась и не обдумывала каждое слово, смысл предложений стал ясен, больше не звуча на чужеродном языке.

Хотя я скучала по Сюзетт и ее дружбе, мне было плевать на одиночество, я была одна, и это помогало сосредоточиться.

Под видом уборки я искала библиотеку и зал для оружия. Нож для писем, ножницы, что-то, чтобы избавиться от GPS-трекера. Я не могла сбежать, пока не избавлюсь от этой фигни. Кью нашел бы меня слишком просто.

Мой план побега не был хорошо продуманным. У меня не было плана в стиле «Миссия невыполнима»: взять Кью в заложники и вынудить его отпустить меня. Все, что у меня было — это мои ноги и несколько яблок, которые мне удалось украсть с кухни. Жизнь в таком просторном доме предоставляла иллюзию свободы: иди, куда захочешь, но, когда я искала оружие, то поняла, насколько ложной была эта свобода.

Охранники патрулировали верхний этаж, мешая мне войти в спальни. Снаружи темнокожие головорезы патрулировали всю территорию, и их дыхание оставляло туманный шлейф пара в вечернем зимнем воздухе.

Я могла входить в библиотеку, столовую, кухню и свою спальню. Это была крошечная клетка по сравнению со всем домом. Если бы я хотела остаться, я бы занялась изучением дома. Где спит Кью? Что в остальных комнатах? Есть ли еще такие комнаты с подобными пьедесталами, на котором русский ублюдок причинил мне боль?

Но мне было плевать. Я была здесь достаточно долго, Я не стала бы разыгрывать из себя девицу в беде, ожидающую, что меня спасут Брэкс и полиция. Они никогда не придут. Это было мое дело, и я была готова.

Я вышла из библиотеки с тряпкой в руках, расстроенная, что все еще не смогла найти что-нибудь острое, и замерла.

Сердцебиение ускорилось, когда я почувствовала запах греха и цитрусовых. Кью был где-то близко.

— Je suis allé trop loin, Suzette (прим. пер. фр. – Я зашел слишком далеко).

Голос Кью казался надломленным в неумолимой темноте.

Я хотела свернуться в клубок и спрятаться. Я очень не хотела подслушивать. Каждый раз, когда я делала это, как ребенок, то слышала ужасные слова, от которых скручивало живот. Такие слова, как нежеланная, ненужная, помеха.

Мои родители даже говорили о том, чтобы отказаться от меня, когда я сильно заболела гриппом. Они не хотели заботиться о больном ребенке, боясь, что я вырасту и буду слишком чувствительной. Заботились больше о себе, чем о невинной девочке.

Сюзетт ответила, и ее голос доносился из-за синей лестницы. Оттуда, где скрывалась дверь в игровую комнату.

— Она не сломлена. Господин, вы должны увидеться с ней. В ее глазах по-прежнему горит огонь.

Воздух искрился переживаниями, когда они говорили обо мне. Все мое тело протестовало. Я хотела двинуться дальше, но если бы я это сделала, они бы меня услышали. Что бы тогда сделал Кью?

Кью что-то пробормотал, я не уловила.

— Вы не как он. Не позволяйте этому остановить вас. Она чувствует что-то другое, не ненависть. Поверьте мне. Женщина знает, когда другая женщина хочет мужчину.

Кью слегка засмеялся.

— Ты хочешь меня, Сюзетт?

Она мрачно засмеялась.

— Вы знаете, что хочу. Но я также ценю ваше обещание, и вот почему, я думаю, что вы должны продолжать действовать.

Печальное смирение заставило меня почувствовать к ней жалость.

Кью был безжалостен и замкнут. И мне было без разницы, какие демоны существовали у него внутри. Это не давало ему право делать то, что он сделал. Итак, тогда почему ревность зудела у меня под кожей от мысли о том, что он трахает другую? Я ничего о нем не знала, и все же мое тело тосковало против всех моих желаний.

Если Сюзетт была на моей стороне, то почему она не разговаривала со мной последние четыре дня? Если бы он показала, что все еще хочет быть друзьями, я, может быть, не закрылась бы и не стала бы такой отдаленной и сосредоточенной на свободе.

Я широко раскрыла глаза. Ты не подразумевала это, Тесс. Разве я осталась бы после всего того, что произошло?

Я покачала головой, гнев во мне закипал. Без вариантов. Я не могла остаться. Все, что мне нужно — возможность в доли секунды, и я бы убежала. Точно так же как воробьи на стене, взмывающие ввысь, туда, где Кью бы меня не нашел.

— Достаточно. Я не буду говорить об этом, — рявкнул Кью другим тоном. Зашуршала одежда, и я бросилась бежать в библиотеку, спрятавшись рядом с книжным шкафом. Я увидела силуэт Кью, прошедшего мимо двери. Быстрая вспышка солнечного света манила, и я хотела рвануть за ним. Убежать на свежий воздух, и покинуть это ужасное, сбивающее с толку место.

Машина ждала снаружи, но Кью не сел в нее и не уехал. Вместо этого, он просто исчез из моего поля зрения.

Я не двигалась, и Сюзетт крикнула:

— Миссис Сукре, я уезжаю в деревню. Это моя половина выходного, и мне надо кое с чем управиться.

Я не слышала ответа миссис Сукре, но, казалось, что она спорила. Мое сердце мчалось галопом. Сюзетт уезжала. Вот он, мой шанс! Другого у меня может и не быть. В деревне много людей. А люди означали безопасность.

Сюзетт заворчала и зашагала прочь, очевидно, что ее позвала миссис Сукре. Не желая тратить ни минуты, я оттолкнулась от пола, как олимпийский спринтер, и помчалась в фойе. С входной дверью я возилась дрожащими пальцами, потом по широким ступеням побежала вниз, к машине. Пожалуйста, пусть там будут ключи.

Солнце обожгло глаза, пока мороз кусался через одежду. Свежесть воздуха осчастливила меня. Я спасу себя, Тесс выживет.

Задыхаясь от адреналина, я проверила, есть ли ключи в зажигании.

Пусто.

Дерьмо! Я не могла уехать к своей свободе, но я могла спрятаться где-нибудь внутри, пока Сюзетт вела бы машину. Не желая расслабляться, я дернула за заднюю дверцу и почти заплакала от облегчения, когда она открылась.

Я запрыгнула внутрь и подогнула под себя ноги так сильно, как только смогла.

Сюзетт спустилась по ступенькам.

— Добрый день, Франко. Вы повезете меня в деревню?

О, черт. Я прижала руку ко рту. Почему Сюзетт не могла поехать сама? Ни одному из сотрудников Кью не было позволено выходить без сопровождения? Мое сердце заколотилось быстрее. Столько всего могло пойти не так, как надо: Франко мог бы поймать меня, а Кью наказал бы.

— Без проблем. Мне как раз нужны сигареты. Так что вы вовремя, — голос Франко звучал дружелюбно и радостно, как у любого человека, которому не о чем беспокоиться. Очевидно, его совесть не заботило то, что его работодатель делал с женщинами.

Сюзетт забралась на переднее сиденье и разгладила униформу. Франко сел на место водителя и завел машину. Свежий, черный костюм так обтягивал его накачанное тело, что моя надежда на побег резко сократилась.

Машина тронулась с места, и ее громкое урчание отдавалось вибрацией у меня на зубах. Когда Франко переключил скорость и плавно поехал, я сжалась сильнее. Хруст гравия казался громким, и источник шума исчез, когда мы двинулись дальше.

Чем дальше мы отъезжали, тем больше я приходила в возбуждение. Многое могло пойти наперекосяк, но если все будет нормально, я никогда больше не увижу Кью. Никогда не услышу его голоса и не почувствую его уникального запаха. Что-то глубоко внутри причиняло мне острую боль. Я ненавидела то, насколько он завладел двумя моими чувствами, возможно, даже тремя. Он мастерски принуждал мои телесные потребности, жертвуя разумом ради эротического наслаждения. Моя собственная плоть достаточно предала меня.

Каждый перекат шин приносил коктейль желания и разочарования. Моя жизнь вновь будет мне принадлежать. Мое тело вновь станет спокойным и скроет запретные желания. Но я хотела этого! Кью был монстром в человечьем обличии, даже он это понимал, судя по выбору его песни. Если он позволил изнасиловать меня рукояткой ножа, кто знал, что он еще сделает.

Я яростно сжала руки в кулаки. Я не могла чувствовать к Кью ничего, кроме ненависти. Сюзетт ошиблась — я чувствовала только отвращение. Надеюсь, спустя какое-то время мои чувства вновь будут мне принадлежать. Я забуду об этом кошмаре.

Под слоями дурного предчувствия разрасталось волнение, пока мы в тишине ехали из ада к свободе.

Сюзетт и Франко молчали, и я дышала максимально тихо. Странно было убегать без каких-либо вещей. Как далеко я смогу добраться без денег, кредиток и паспорта?

Мой паспорт и кошелек были в отеле в Канкуне. С другой стороны, сотрудники отеля, вероятно, искали нас, когда мы не вернулись. Вернулся ли Брэкс? Я собиралась домой и отказывалась думать, что он умер. Мне он нужен живым. Он был моей конечной целью. Если у меня не было его, то к кому я возвращалась?

Тесс, ты оставляешь жизнь с безграничными чувствами ради комфорта.

Эта мысль тревожила мою душу. Я никогда не чувствовала себя такой настоящей, как в то время, пока была пленницей Кью. Конечно, он был ублюдком, и то, что он делал, было незаконным, но благодаря всему этому я чувствовала себя живой.

Я представляла себе кошмары из-за нездоровых мыслей, но Кью показал мне, что та жизнь, которой я жила с Брэксом, была... неполной. Брэкс заботился обо мне по максимуму, но никогда не заставлял трепетать.

На полу автомобиля, сбегая от своего похитителя, я переоценила всю свою жизнь. Я так долго жила все отрицая, что это казалось таким естественным. Я любила Брэкса и не могла этого отрицать. Но моя любовь к нему граничила с братской. Дружеской любовью. Любовью, которая никогда не умрет, но и не поглотит меня. Я любила Брэкса, потому что он понимал меня. Он хотел меня, и я удобно устроилась, вместо того, чтобы найти в себе мужество встретить мужчину, который заставит петь мою душу.

Чувство вины сокрушила меня, прижав к полу. Обманывая себя, я причинила боль Брэксу. Несколько слез скатилось по щеке, и я боролась с желанием шмыгнуть носом. Единственное, что я точно знала: если он жив, я сделаю миссией всей своей жизни улучшить его жизнь. Я бы стала принцессой, которую он всегда хотел, заботилась бы о нем, несмотря на то, что он не сберег меня в Мексике.

Сюзетт и Франко начали бессмысленно болтать о погоде, и я заставила себя слушать их, отодвинув изнуряющие мысли. Я не могла позволить себе думать о печальном. Мне нужно быть готовой бежать.

В окне живой изгородью мелькали деревья, холмы и сельская местность. Это было настолько странной и прекрасной картинкой, что трудно было поверить, как Кью жил среди этой великолепной невинности, следуя за мраком.

От поворотов по крошечным переулкам сельской местности меня замутило, и я закрыла глаза.

Я не знаю, как долго это продолжалось, возможно, минут двадцать, пока машина не сбавила ход. Сюзетт спросила:

— Можешь остановить на улице La Belle?(прим. пер. фр. – Ля Белль) Я ненадолго.

Франко согласно проворчал, и после нескольких поворотов мы въехали в шумный городок. Звуки голосов и движения транспорта взволновали меня. Так близко к свободе.

Я осмелилась открыть глаза. Машину окружали пешеходы, а над нами возвышались миленькие старые здания во французском стиле.

Сюзетт вышла из машины и сказала:

— Merci, Franco, à plus tard (прим. пер.фр. – Спасибо, Франко, я скоро).

— Я вернусь в машину через десять минут, — хрипло произнес Франко.

Я не могла поверить своим глазам, когда он вышел из машины и мгновенно слился с толпой.

Я лежала на полу, с жадностью глотая воздух в пустой машине. Я осталась одна!

Подожди немного, прежде чем побежишь.

От потребности бежать я дрожала, но выждала мучительную минуту. Потом медленно приподнялась с пола, вытянула руку и разблокировала дверь. Я попыталась быстро выпрыгнуть из машины, но ноги свело судорогой, и я оказалась на земле прямо перед проходившей мимо пожилой женщиной. Миленькая крупная галька ужалила задницу, когда я посмотрела наверх.

Женщина нахмурилась, поднимая сумку повыше на плечо.

— Excusez-moi (прим. пер. фр. – Извините), — сказала она, медленно обходя меня.

Я подскочила, приказывая конечностям исправно работать, чтобы я смогла побежать.

Оживленная улица выглядела воплощением Франции. На ветхих зданиях красовались необычные вывески, выделяясь цветочными корзинами и свежими фруктами в бушелях[9], выглядящими мягкими и милыми, играя бликами на зимнем солнце. Все было написано по-французски, и я знала, что затеряюсь в момент. Где, черт побери, находится этот город? Близко ли мы к Парижу?

Я удивленно моргнула. Никогда снова я не считала бы свободу, как что-то само собой разумеющееся. После того, как несколько недель я была взаперти, легкий ветерок ощущался странно на моей коже; солнце казалось старым другом, по которому я заскучала. Мое сердце воспарило. Я была свободна.

Я не знала, с какой стороны вернутся Сюзетт и Франко, поэтому не спускала глаз с толпы людей, мчась через дорогу к зеленому бакалейному магазину.

— Bonjour, ma belle (прим. пер. фр. – Добрый день, красавица), — сказал пожилой мужчина, склонив голову, когда я пронеслась мимо него. Многочисленные ряды с едой наполнили мой рот слюной. Все было взрывом ощущений, и ярких красок — чудом для моих чувств.

Тот факт, что я находилась в толпе, освобождал и одурманивал меня. Я никогда не осознавала, насколько мне требовалось быть частью чего-то. Несомненно, чувство, что я нежеланна, пришло из-за отсутствия родительской любви, но до настоящего момента, я не понимала, насколько я преуспела в университете. У меня были друзья. Хорошие друзья.

Перед глазами пронеслись воспоминания о Фионе, Мэрион и Стейси. Девушками, с которыми я училась и делала наброски самых необычных зданий, которые мы воображали. Три дома на деревьях. Подводные особняки. А еще, они меня не знали. Я никогда им не говорила о том, чего бы я хотела от Брэкса. Даже, когда мы вели с ними тот странный разговор, я никогда не открывалась и не признавала, что хочу, чтобы меня подчинили, хотя бы на одну ночь.

Мое сердце пропустило удар. Что бы они сказали, если бы узнали, что произошло? Поняли бы, насколько непослушным было мое тело? Насколько сексуальное напряжение, нежеланное возбуждение и искаженная потребность внутри заставили меня захотеть мужчину, которого я ненавижу?

Все это было так далеко от нормы, что они, вероятно, повели бы меня прямо в полицию, чтобы определить мою вменяемость.

Полиция...

Все мысли испарились. Я пока еще не была свободна.

Я выбрала следующее здание — маленькое, одноэтажное, с красным цыпленком, которое называлось Le Coq (прим. пер. фр. – Петух).

Я остановилась, ненавидя мысль, что Кью причинит боль Сюзетт за то, что она позволила мне сбежать. Я вздохнула, проклиная себя за то, что испытывала преданность, чтобы остаться, связанная большими обязательствами, чем татуировка штрихкода и веревки. Я задержала дыхание, и моё сердце бешено колотилось.

Несмотря на страх за Сюзетт, я толкнула дверь в кафе. Маленький колокольчик весело зазвенел, напоминая мне, что я была на пути к дому. Я не могла остановиться из-за потери дружбы с кем-то, кого я едва знала.

Моим другом была скорость, когда я обратилась к кассиру.

Миловидная, пухленькая женщина за прилавком, засияла:

— Bonjour, que puis-je faire pour vous (прим. пер. фр. – Чем я могу вам помочь)?

Во рту пересохло, и я моргнула. Вот оно, пути назад нет.

— Меня похитили. Мне нужен телефон и полиция.

*Цапля*

Женщина широко раскрыла глаза и оглядела помещение, будто один из клиентов мог объяснить ей все. Конечно, эта австралийка не могла сказать правду.

В груди я почувствовала панику. Что, если она мне не поверит?

Я обернулась, наблюдая через плечо, как персонал расстилается в любезных предложениях перед постоянными клиентами. Они так усердно прыгали перед посетителями, что были похожи на шимпанзе, сбежавших из зоопарка. В красных и теплых тонах интерьера, с расставленными повсюду статуэтками петушков и картинами на стенах, маленькое кафе должно было выглядеть по-домашнему уютным, но для меня все это было чуждым. Казалась, что в любой момент фигурки петушков могут ожить и накинуться на меня, выклевывая мне глаза. Это убивало неспешную атмосферу ланча.

Я раскрыла незнакомке сердце, и все что она могла сделать в ответ — просто таращиться на меня.

— Я могу одолжить ваш телефон? — мой голос дрогнул, а глаза были наполнены слезами. Я нервничала, потому что так близко находилась к свободе.

Женщина неуверенно кивнула, явно не совсем понимая меня. За прилавком я увидела телефон и потянулась за ним, наклонившись над тарелкой с рогаликами и кексами.

Руки дрожали, и дурное предчувствие отозвалось ощущением мурашек по позвоночнику. Пальцы зависли над кнопками набора экстренного вызова, но я не смогла их набрать. Вначале мне нужно услышать другой голос.

Я набрала номер, который знала наизусть, и из глаз потекли слёзы, когда пошло соединение. Звонок шел вечность. Пожалуйста, ответь. Пожалуйста, будь живым.

Женщина нахмурилась и исчезла в дальнем конце ресторана, потом вновь появилась в присутствии повара. Они оба были одеты в желтую униформу с белыми передниками, и на лице у них было одинаковое «что за черт» выражение.

Я подпрыгнула, ожидая, когда нас соединят. Мое время заканчивалось.

Привет, вы позвонили Брэксу Клиффинстоуну. Я не могу взять трубку, но вы знаете, что делать. Оставьте свои координаты, и я вам перезвоню. Или, если это вопрос жизни и смерти, пожалуйста, позвоните моей девушке, Тесс, и она поможет вам. Ее номер: 044-873-4937. Пока!

Бииип.

Что-то надорвалось в моей груди. Я так давно не слышала собственного имени. Понимание того, как голос Брэкса произносит его, лишало меня сил дальше вести борьбу, словно я превратилась в послушную маленькую девочку, которой была до поездки в Мексику, до Кью, до того момента, как узнала на что я способна.

Всхлипывая, я сломалась. Голос Брэкса окружил мое сердце, отдаваясь в нем грустью. Почему он не поднял трубку? Он погиб или просто занят? Так много вопросов, но на них не получить ответов от глупого аппарата.

Сглотнув слезы, я пробормотала:

— Брэкс, это я. Я... я жива. Меня продали мужчине по имени Кью. Мне не причинили боль, и я направляюсь домой. Если ты получишь это сообщение, то я буду в посольстве Австралии, надеясь решить проблему с паспортом и всем остальным.

Я сделала глубокий вдох. Я хотела так много ему рассказать: насколько я изменилась, через что мне пришлось пройти, но я бы никогда не смогла открыть ему, что сделал со мной Кью, пока не смогла бы до конца скрыть царившее в моем голосе желание. Брэкс обязательно бы догадался, что Кью возбудил меня, даже когда я лгала сама себе, что предпочитаю быть правильной. Я сожгла все мосты, показав Брэксу вибратор и умоляя его о большем.

Меня захватило отчаянное желание: я должна закачивать с телефонным звонком, время уходит. Я могла быть разбитой, но должна попытаться собрать себя заново, когда доберусь до дома.

Дата добавления: 2015-10-29