Переведено для группы: https://vk.com/bellaurora_pepperwinters 9 страница

— Это больно, видеть вещи разорванными? — я посмела взглянуть ему прямо в глаза, его ноздри трепетали. — Потому что, если это так, тогда ты причинил мне боль. У меня тоже есть чувства, как и у тебя.

Он поднял руку и схватил меня за затылок. Притянул меня ближе, и я наткнулась на крепкое тело, ощутив, что воздух меня покинул.

— Ты думаешь, что похожа на меня? Это не так, — выплюнул он, прямо перед тем, как его рот набросился на мой, а язык раскрыл мои губы. Я толкнула его, но он не остановился. Если на то пошло, это только превратило его из безжалостного в неконтролируемого.

Развернув, он грубо впечатал меня в дверь, вжимаясь в меня бедрами. Одним рывком он раздвинул мои ноги на фут. Так быстро и так уверенно.

Я не могла вдохнуть кислород, когда он начал целовать меня яростнее, чем кто-либо прежде. Кровь смешалась с его темным вкусом. Он кусал мои губы, и все мои мысли разлетелись. Я полупростонала, полузакричала, когда своим членом он толкнулся в меня настолько сильно, что мои ноги оторвались от пола.

Заканчивая поцелуй так же резко, как начал, он выдохнул:

— Чья ты?

Я моргнула, абсолютно дезориентированная. Затем желание бороться вернулось, и я толкнула его.

Он заворчал и сделал шаг назад, но этого было недостаточно. Прижавшись ко мне снова, он придавил меня всем своим телом. Его горячее дыхание ощущалось на моей щеке, когда своей однодневной щетиной он провел по моей челюсти.

— Не толкай, бл*дь, меня. Чья ты?

Только не снова. Спустя какое-то мгновение невменяемости, я попыталась ударить его головой.

Его глаза широко раскрылись, а губы дернулись. Взгляд одержимого альфа-самца на мгновение омрачило чистое изумление. Он втиснул бедро между моих ног и потер гиперчувствительную плоть. Даже через джинсовую ткань каждая его часть пробуждала каждую мою, и во мне возродилось болезненное желание. Я пылала. Я хотела.

— Ты заставил меня произнести это прошлой ночью. Ты сломил меня. Я не сделаю этого вновь, — выдохнула я.

Кью зарычал, двигая бедром, и впился в меня сильными пальцами. Головой я хотела коснуться его плеча в выражении подчинения, но не смогла. Это было неправильным. Боже помоги, я разрушалась, борясь с двумя противоречивыми желаниями. Убежать. Уступить. Убежать. Уступить. Состояние экстаза выдавило влажность, которая хлынула из меня. Я никогда так не возбуждалась и никого так сильно не ненавидела.

— Я с удовольствием сломлю тебя снова, чтобы услышать это, — он схватил меня за запястья, поднял их над головой и прижал к двери. Удерживая их одной рукой, второй он вернулся к моим джинсам. Ловкими пальцами он расстегнул ширинку и как-то, извиваясь, сумел протолкнуть руку в джинсы и трусики.

Я дернулась, когда пальцем он проскользнул глубоко внутрь. Ни нежных просьб, ни ласковой прелюдии, просто трах пальцем.

— Скажи это, — приказал он. Я закрыла глаза, когда он согнул палец и надавил на мою точку G. — Твое тело влажное для меня, эсклава. Я позволю тебя получить меня, если ты скажешь это. Скажи, что ты моя.

Еще один палец также жестко присоединился к первому, и мои ноги превратились в желе. Он удерживал меня за запястья, а его пальцы находились глубоко во мне. Ко мне никогда не прикасались так властно. Брэкс... он не любил прелюдии... Перестань думать о Брэксе. Особенно в данный момент. Это бы разбило его сердце.

Мой разум раскололся в щепки. Я из последних сил боролась с желанием подчиниться, убеждая себя, что не могу сдаться. Поднимая слишком тяжелые веки, я выплюнула:

— Своя собственная. Не твоя.

Он вздрогнул, как будто я ударила его, и в его глазах вспыхнул огонь.

— Неправильный ответ, — он наклонился и перекинул меня через плечо, так же, как похититель в Мексике. Весь оставшийся страх накинулся, чтобы замучить меня, и я больше не горела желанием. Я жаждала свободы. Покончить со всем этим и убежать.

Кью положил меня на кровать и сорвал с меня джинсы. Я не смогла остановить это. В одну минуту они были на мне, а в следующую валялись в куче порванной одежды.

Он навис надо мной, и я пнула его. Мое колено соприкоснулось с грудной клеткой, и он вздрогнул, но рукой сжал мой бок, сдавливая мои сломанные ребра. Все омрачила боль. Это дало ему время, чтобы развязать галстук и затянуть его на моих запястьях.

Мое сердцебиение отдавалось в руках, ненавидя это ограничение. Подняв мои запястья над головой, он придавил меня своим телом, пытаясь втиснуться между моими ногами. Я сражалась как бездомная кошка. Наши ноги боролись, ступни запутались в покрывалах, и на мгновение, я, возможно, выиграла. И проиграла после одного неправильного удара.

В течение какого-то момента, я лежала, опрокинутой на спине, а он навис надо мной, тяжело дыша. Тлеющая внутри жажда нежеланная, разгорелась. Неуместная жажда. Жажда, которая сводила меня с ума, вызывая смущение и ненависть.

Его лицо выражало пыл и страстное желание. Он пах как грех, цитрусовые и сандаловое дерево, ослепляя мои чувства, зажигая каждую мою частичку. Мое влагалище сжалась, когда Кью качнулся, тяжело дыша. Сигналы моего мозга каким-то образом переплелись с его ароматом.

О боже. Он с успехом завладел одним из моих чувств. Обонянием. Я не могла позволить ему завладеть большим.

Я укусила его за плечо и завопила:

— Отпусти, бл*дь, меня!

Кью приподнялся; гнев и бескомпромиссное уважение отразились в его глазах. Он уважал то, что я борюсь? Это так чертовски сильно заводит его? Больной, ненормальный ублюдок.

Он поднял руку, как будто, чтобы ударить меня.

Я боролась с желанием свернуться в комочек и уставиться в его бушующий взгляд.

— Сделай это. Ударь меня. По крайней мере, боль оставит физическую метку, которую ты сможешь видеть каждый день.

Он открыл рот, затем закрыл его. Его рука колебалась, прежде чем он положил ее на мою щеку. Дрожащим, большим пальцем он провел по моим губам.

— Скажи это, — что-то неукротимое появилось в его взгляде, умоляющее на каком-то глубоком, психологическом уровне. Он, казалось, отчаялся услышать, что я была его.

Кью просунул руку между моих ног и потер мой клитор через трусики. Весь фейерверк, который тлел во мне, зажегся вновь. Оргазм острым экстазом охватил мои мышцы, я откинула голову назад.

— О, черт, — я не хотела оргазма, даже при том, что он наступал. Я не хотела этого, поскольку Брэкс не доводил меня ни до одного, и я делала наше расставание пугающе окончательным. Как будто Кью отрывал нас друг от друга, оставив меня разрушенной для всего, кроме грубости и дикости.

И как только мои мышцы, стянутые шелковой материей, напряглись, Кью перестал прикасаться. Он отстранился и посадил меня. Мои связанные запястья оказались на коленях. Я моргнула, тело, которое нашло отклик в возрастающей интенсивности, страдало, моля об облегчении. Мой оргазм отступил.

Я хотела закричать. Он сознательно оставил меня на остром крае удовольствия.

— Как тебя зовут? — потребовал Кью, расстегивая свой ремень, вытягивая его из петель и бросая на пол. Звук тяжелой пряжки, ударившейся о мягкий ковер, ускорил мое сердцебиение.

Я отказывалась ответить, но не могла отвести взгляда от того, как он расстегнул молнию и вытащил из брюк темно-красную рубашку. Темно-синий пиджак он оставил на себе, но расстегнул его так, чтобы его края свободно свисали по сторонам, не мешая.

Встав передо мной так, чтобы его промежность находилась на идеальной высоте перед моим ртом, он приказал:

— Отсоси мне, — пристальный взгляд Кью послал по моей крови искрящийся огонь, но он не соответствовал страху, с которым я жила. Отсосать? Я не могла. Не этому мужчине. Незнакомцу. Моему владельцу. Я укусила бы его.

Когда я не пошевелилась, Кью спустил свои боксеры, высвободив свой неистово твердый член из тюрьмы. На кончике блестел предэякулят, и меня окружил его запах мускуса и греха.

Взяв в кулак свой толстый член, он прикусил губу, поглаживая его. Желудок сжался, и я закрыла глаза,

— Пожалуйста, — я покачала головой — Я не могу.

Он придвинулся ближе, практически прижав свой член к моим губам.

— Можешь. И сделаешь это, эсклава.

Я отодвинула голову подальше от него, слишком чутко отреагировав на влагу семени, когда он провел своей эрекцией по моей щеке. Он резко вытянул руку и впился пальцами в мой подбородок, удерживая меня на месте.

— Открой. И если ты укусишь, я отделаю тебя так сильно, что ты не проснешься несколько дней, — в его голосе было слышно волнение и что-то еще. Что-то, что я признала, но не смогла определить. Жар выжег все мои эмоции.

Мое тело дергалось, пока бесконтрольно текли слезы. Мне нужна была помощь. Мне нужно спасение. Все мои чувства внезапно вышли из-под контроля, испаряясь от безысходности... затем что-то произошло.

Все... остановилось.

Мой разум закрылся, тело оцепенело. Все, против чего я боролась... исчезло. Я стала пустой раковиной — беззаботной и блаженно-свободной.

На меня опустилось спокойствие, когда я приняла подчинение, как бальзам против сложной борьбы. В тот момент я стала тем, чего он хотел: его.

Кью, казалось, не заметил снизошедшего на меня прозрения, и когда наклонил мою голову, чтобы я приняла его член, я позволила ему.

Он сжал мой затылок, проталкивая свой длинный, бархатистый член мне в рот. Он застонал, когда я, не возмущаясь, глубоко его заглотила.

Я позволила ему.

Он зарычал, выгибая бедра к моим губам, когда я всосала его горячую плоть. Он пробормотал что-то на французском и нагнулся вперед, практически разгладив мои волосы и прижимаясь к ним грудью.

Я позволила ему.

В своем неприкосновенном коконе, я позволила ему все, что угодно.

Он был мужчиной. Я была женщиной. Вот и все.

Мои руки двинулись по своему собственному желанию, потянувшись к нему. Одной я взяла в ладонь его напряженные, гладкие шарики, а другой поглаживала пульсирующий член.

Я порхала в облаках безразличия, пока удовлетворяла, прикасалась, пробовала. Ничего не признавала: ни запаха, ни вкуса, ни звуков. Я была роботом, идеальной игрушкой, и моей единственной целью было заставить его кончить.

Зачем я вообще боролась? Это было намного проще. Почти, как под наркотой. Подобно сну. Я хотела расхохотаться. Свобода. Я нашла ее в своем разуме.

Кью перестал вколачиваться в мой рот, грубыми пальцами хватая меня за горло, чтобы я посмотрела вверх. Я не прекращала поглаживать его, пока его бледные глаза выискивали что-то в моих.

Я моргнула, не волнуясь. Если он хотел изнасиловать меня, так тому и быть. Если я должна была принадлежать ему вечность, прекрасно. Он мог владеть моим телом. Но никогда не овладел бы моей душой.

— Как твое гребаное имя? — пробормотал он, а французский акцент щебетал проклятия. Он должен ругаться на французском. Это звучало лучше.

Я не разрывала зрительного контакта, продолжая гладить, продолжая действовать, как надувная кукла.

Он зарычал, убирая мои руки от своего члена. Они оказались у меня на коленях.

Кью выпрямился, слегка покачивая свое эрекцией рядом с рубашкой, брюки болтались вокруг его лодыжек как кандалы. Мою кожу покалывало от силы его взгляда, но кроме этого, ничто не изменило меня. Мне было плевать, что он хотел. Мое имя? Я не знала своего имени.

Ох, хотя я знала ответ. Он задал вопрос. Я должна повиноваться.

— Эсклава. Меня зовут Эсклава.

Он зашипел сквозь стиснутые зубы, когда я вновь потянулась к его члену и провела ногтем по его длине, сильно прижимая его к углублению на головке.

Кью пропустил пальцы сквозь мои волосы и схватил несколько локонов. Он оттянул мою голову назад и опустил свое лицо к моему так, что мы чувствовали дыхание друг друга.

Я сидела там, не двигаясь. Потом вздохнула, облегчая свое сердце. Я больше не переживала. Я убедила свой ум отключиться, он так и сделал. Все, что сейчас происходило, было неважным. Это бы не отпечаталось на моей жизни, поскольку она приостановилась.

В его пристальном взгляде сквозили настойчивость и приказ. Затем он смягчился, и там появились несчастье и страдание. Прежде, чем я смогла разгадать головоломку, безразличие перекрыло все, и он поцеловал меня.

Его язык ворвался, и я открыла рот шире, приглашая его взять все. Я даже лизнула его в ответ, смешивая его вкус со своим собственным. Он застонал. Это звучало так, будто его пытали, как будто он хотел целоваться и одновременно не хотел. Будто он боролся с моралью, выбором.

Мое сердце билось в ровном ритме, не ускоряясь даже тогда, когда он схватил мою грудь и сжал сосок. Как послушная рабыня, которую он хотел, я открылась, как цветок под солнышком, плотью вжимаясь в его ладонь и выгибая спину.

Кью сделал шаг назад, будто я укусила его, и споткнулся, запутавшись в своих брюках. Сердитым рывком он поднял трусы и вздрогнул, заправляя в них свою эрекцию.

Я подняла голову, задаваясь вопросом, но, не волнуясь, почему он отошел. Я делала все правильно.

— Разве я не удовлетворяю тебя? — мой голос звучал странно — мертвым, безжизненным, как у робота.

Кью замер и провел руками по своим коротким волосам. Его темная кожа побледнела, казалось, от страха.

— Чья ты? — требовал он.

Я не колебалась. Я знала ответ. Это было просто.

— Твоя.

Он втянул в себя воздух и широко раскрыл глаза. Он шагнул вперед, не отводя от меня взгляда.

— Ты сказала, что не позволишь мне! Ты казалась такой сильной, неразрушимой. Ты лгала мне, — он кипел от гнева. — Я еще даже не трахнул тебя, а ты уже сломалась.

В его безжизненном голосе слышалась вина.

Я осталась спокойной и невозмутимой. Он был в ярости потому, что сломил меня? Не это ли было его целью? Он должен радоваться, что на это понадобилось так мало времени. Я думала, что продержусь дольше, но мой мозг не хотел продолжать бороться. Я отказывалась кричать и плакать, когда нашла одиночество и спокойствие. Он мог кончить только от звуков страданий?

У меня не было ответа, поэтому я опустила глаза, в ожидании уставившись на связанные руки.

Он наклонился вперед и развязал мои запястья одним резким движением.

— Ты лгала, а я не люблю лжецов.

Я пожала плечами. А что тут сказать? Он владел мной и мог называть меня, как пожелает.

— Я твоя. Разве не этого ты хотел?

Он покачал головой, и его нрав вырвался наружу.

— Ты сдалась. Ты не моя, пока я не сделаю тебя своей!

Моему разуму причинили боль. Я не могла это понять. Я была его. Бесспорно. Он знал это. Мое тело достаточно громко кричало об этом.

— Сними свой свитер, — он опустил взгляд к моей груди, защищенной свитером. Вместо волнения, страха или ожидания, я ощущала пустоту — блаженную пустоту. Он возвышался надо мной, как бог секса, а его эрекция, напрягшаяся в штанах, звала меня.

Я схватила свитер за края и одним рывком стянула его через голову. Потом поднялась и потянулась к талии Кью. Его кожа обожгла меня, когда я прикоснулась к его бедру.

Его дыхание ускорилось, когда он с жадностью смотрел на мой лифчик. Это было так приятно чувствовать. Если бы Брэкс смотрел на меня так, как Кью, я бы втянула живот и забеспокоилась из-за родимого пятнышка между грудей. Забеспокоилась бы о том, полюбил ли он меня со всеми моими недостатками. А сейчас мне было плевать.

— Дай мне свой лифчик, — он протянул руку, ожидая. Он двигал челюстью, пока я протянула руки за спину и расстегнула кружевной лифчик. Я повесила его между указательным и большим пальцами и передала ему. Мои соски затвердели и болели. Его взгляд возбудил мое тело, нагревая мою пустоту до желания.

Не отводя взгляда, Кью взял меня за руку, принимая лифчик. Большим пальцем он задел татуировку штрихкода; жжение заставило меня вздрогнуть. Перезвон изящного серебра привлек его взгляд, и он замер.

Браслет Брэкса.

Пустота, в которой я находилась, испарилась. Нахлынули воспоминания.

Брэкс.

Мексика.

Боль.

Кожаный Жилет.

Мой разум очнулся, выпуская все вещи, которые я не могла забыть. Нет. Нет, погоди. Не надо.

Кью стиснул челюсть, когда я отодвинула от него руку, натягивая кожу. Как я оказалась стоящей перед ним только в одних трусиках? Все было, как в тумане; сон, которого я не могла уловить.

Кью схватил меня за запястье. Наклонившись вперед, он внимательно всмотрелся в мою душу. Большим пальцем он поигрывал браслетом, заставляя серебряную вещицу вращаться.

— Кто тебе его подарил?

Дыхание ускорилось. Я сглотнула. Не отвечай.

Но я и не должна была отвечать. На его лице появилась ликование, тело напряглось.

— Кто-то, о ком ты заботишься, дал это тебе. Думаешь, я должен разрешить тебе оставить это у себя? — он потянул за браслет, и металл врезался в кожу. Еще немного усилий, и он бы его порвал.

Тесс, успокойся. Отпусти и двигайся дальше. Кого волнует браслет? Он мог забрать его. Брэкс может купить другой.

Мое сердце вздрогнуло и резко остановилось. Но если Брэкс умер на полу той ванной комнаты, я никогда не получу другого браслета. Эта было единственной вещью оставшейся на память.

Борьба прорвалась, и я напала на него. Я впилась ногтями в его щеку, когда врезалась в него. Я вскрикнула, когда мы упали на пол. Кью что-то выкрикнул и схватил мое запястье. Ниточка с серебром пыталась остаться целой, но с тихим звуком, разорвалась, приземлившись на полу около головы Кью.

Брэкс!

Я заорала и толкнула его. Кью закрыл лицо, когда я взбесилась и потянулась за украшением. Горло перехватило, и я бросилась вперед, но Кью оказался быстрее. Он перекатился так, что я оказалась под ним на сером ковре. Он легко прижал мои руки, и из-за этого я возненавидела его еще больше. С чего это я решила, что смогу побить его, когда он прихлопнул меня, как раздражающую бабочку.

Он облизнул губы, и в выражении его лица четко видна была страсть.

— Вот так-то. Больше не отключайся. Я это запрещаю.

Я вернулась назад к этой ужасной жизни, и я боролась. Я сжала руки в кулаки и дернулась, ненавидя, как вздрогнули мои обнаженные груди, пока я пыталась высвободиться.

Кью заворчал и сел, обхватив меня ногами с двух сторон, и взял в ладони мои груди.

— Как тебя зовут? — он обнажил зубы, пока крутил мои соски, посылая шокирующую боль-удовольствие по моему телу. — Проклятие, как тебя зовут? Скажи мне.

Взглядом я кидала в него кинжалы ненависти.

Тишина.

Мой язык скорее завяжется узлом, чем произнесет мое имя. Оно только мое. Не его. Я никогда не хотела бы, чтобы Кью произнес его.

— Никогда.

Кью начал дрожать от смешанных эмоций и влепил мне пощечину. Глаза защипало больше от жаркого смятения, чем от боли. Он, мать вашу, ударил меня!

— Merde! (прим. перев. фр. – Черт!) — выругался он. Он встал, взял браслет с ковра и поднял его повыше. — Это мое. Ты моя. Уясни это в своей головке, если когда-то хочешь получить этот браслет обратно.

Я встала на колени и потянулась к нему. Нет, он не мог его забрать. Браслет связывал меня с прошлым, с Брэксом, с той, кем я была глубоко внутри — домашней, милой девушкой, которая хотела просто ощущать себя на своем месте.

Слезы застряли в горле.

— Я сказала тебе то, что ты хотел. Я твоя. Пожалуйста, верни его. Я твоя!

Мощное тело Кью напряглось, когда он педантично застегивал свой пиджак. Серебро страдало в его пальцах, прежде чем он запихнул его в карман пиджака.

— Ты сказала слова, но не поверила в них. Я говорил тебе. Я не люблю лжецов.

Он повернулся и открыл дверь с такой силой, что его пальцы побелели на дверной ручке.

— Оставайся здесь. Твое наказание за то, что не подчинилась — будешь голодной. Спокойной ночи.

Резко отвернувшись от меня, он ушел.

*Крапивник*

В эту ночь я видела сон.

Мне снились страсть и принуждение. Снилось, что Кью берет меня, владеет, повелевает, заполняет меня своей твердостью, трахает на бильярдном столе.

Я проснулась от прикосновения собственных пальцев к своей влажности. С поджатыми пальцами ног и выгнутой спиной, я ощутила оргазм, в котором Кью накануне мне отказал, прошедший теперь по мне волной, эхом отдаваясь в стучащих зубах.

Когда я вернулась на землю, мое сердце бешено колотилось, пальцы на ногах расслабились. Под моей попой появилось влажное пятно, а щеки покрылись румянцем из-за моей влажности. Но лежа в темноте, с пустым желудком и разрушенным сердцем я нашла свой покой.

Мое тело больше не дрожало, и первый раз за всю неделю я крепко уснула.

Время замедлилось.

Секунды перетекали в нежеланные минуты, превращаясь в завтра и в следующую неделю. Кью не приходил ко мне, и я ни разу не видела, когда он возвращался с работы.

Но я знала, когда он появлялся в доме, поскольку он сразу заполнялся страстной музыкой. В словах песен было предупреждение. Он жил в том же доме, что и я, и мог прийти ко мне в любой момент, но не делал этого.

Большую часть времени песни звучали на французском языке, но однажды из стереосистемы зазвучала песня на английском.

Каждую секунду мое самообладание иссякает, каждое мгновение моя жестокость требует,

Ты думаешь, что можешь выиграть, но ты не поглощена грехом,

Изысканным и сладким, который не идет ни в какое сравнение с адом и разрушениями,

Я не хочу, чтобы ты видела глубины моей тьмы,

Там погребены демоны и кошмары,

Не смотри в мои глаза, правда не для тебя,

Ты должна убежать, ты должна исчезнуть, ты должна навсегда убраться прочь.

Я не могла передать одиночество, поселившееся в моем теле. Песня казалось просьбой, которая сковала меня и поставила в тупик.

Начиная с той ночи и наполненной страданием песни, я не могла отделаться от чувства, что Кью пытался что-то передать мне через музыку. Но я не могла поверить ему, потому что если бы поверила, чтобы это означало? Я не могла чувствовать сострадание к своему похитителю. Я должна была остаться равнодушной и холодной. Должна была стать сосулькой — острой и неумолимой.

Жизнь подстроилась под определенный распорядок, нежеланный, но быстро сменяющийся. Я бродила туда-сюда, задаваясь вопросом, почему Кью оставил меня в покое. Неужели ему наскучило его новое приобретение? Или все его время занимала работа, и это даровало мне ограниченную свободу.

Независимо от причин, в воскресенье мою память мучили воспоминания, когда Кью настолько сильно завладел моими эмоциями, что лишь в самой себе я обнаружила то место, куда смогла сбежать. В каком-то смысле, он научил меня, как спасти себя, в то же время, как сам продолжал меня ломать.

Прошли пять дней, каждый из которых я отметила в календаре ожидания. Я существовала, чтобы заниматься уборкой, пока Сюзетт помогала мне подтянуть мой запущенный французский. Смотря на парадную дверь с тоской, я желала свободы, но зеленоглазый охранник всегда был возле нее. Наблюдая, всегда наблюдая.

Единственным светлым пятном была Сюзетт. В особняке Мерсера она приняла меня с распростертыми объятиями и стала якорем в бурных волнах, в которых я плавала.

Она никогда не задавала лишних вопросов, всегда болтая обо всем и ни о чем, тем самым заставляя меня чувствовать себя нормальной. Время от времени, я ловила ее за тем, что она, нахмурившись и с любопытством во взгляде, наблюдала за мной. Она что-то замышляла, но что именно, я не знала.

Даже миссис Сукре терпела на кухне мое присутствие, и я превратилась в некое ее дополнение, помогала готовить ужин, наслаждаясь приветливыми объятиями занятости.

Сюзетт давала мне тряпки и метлы и предоставляла работу по дому. Это все помогало сдерживать скуку, и я нуждалась в этом. Скука наводила мысли о спасении и угрозе. Но никакая помощь по дому не могла повлиять на мое сердце, сжимающееся каждый раз, когда я вспоминала о браслете Брэкса.

На своей спине я чувствовала холодный пот от мысли, что Кью разорвал моё сердце на кусочки, чтобы преподать мне урок: я разрушу что-то его, и он в ответ он сделает то же самое.

Он не заменил одежду, которую я разорвала. Я ходила неделю в одних и тех же джинсах и свитере, но мне было плевать. Сюзетт переживала о разорванной одежде сильнее меня. Для меня эта одежда была броской униформой: гардеробом игрушки.

В пятницу, вытирая окна в гостиной, я обдумывала, как просочиться через стекло. Не для того, чтобы умереть во время попытки этого, а чтобы просто побыть на улице. Трели птиц и нежный зимний морозец манили меня. Я несколько недель не была на воздухе.

Мысль о том, чтобы разбить стекло и истечь кровью до смерти останавливала меня, но не отменяла потребности убежать. Конечно, в этом особняке были спортзал и беговая дорожка. Постоянные пробежки были бы лучше, чем никакие. Кью держал себя в форме, так что где-то у него должны были находиться тренажеры.

Вдруг на ноге зажужжал браслет, напугав меня. Я присела на плюшевый диван и закатала джинсы. Почему он жужжит? GPS-трекер сводил меня с ума и постоянно мешал, когда я пыталась поспать или переодеться. Я надеялась, что он не был водонепроницаемым, и провела час, стараясь утопить его в душе. Но он оказался водонепроницаемым.

— Эсклава? — позвала Сюзетт, появившись в дверном проеме. — Только что звонил господин Мерсер. Сегодня у него деловой ужин с предполагаемыми клиентами.

Я встала и потянулась. Факт того, что Кью некоторое время не приходил ко мне, дало возможность моему телу исцелиться и окрепнуть. Раны от Кожаного Жилета почти зажили и стали бледно желтыми, также уменьшилась и боль в ребре.

К сожалению, пощечина Кью тоже не нанесла мне никаких повреждений. У меня было такое чувство, что он хотел причинить мне боль, но не набрался мужества. Я хотела, чтобы он заклеймил меня, и это его так сильно пугало.

Я не хотела слушать, но моя интуиция подсказывала, что его поведение может стать хуже. Мне надо было убежать до того, как мое предчувствие подтвердится. Сюзетт была неправа насчет него, у него не было никаких качеств, оправдывающих его. И меня не так просто было обмануть песенками, буквально источающими печаль.

— Ты хочешь, чтобы я помогла готовить еду? — улыбнулась я. Приготовление еды вместе с Сюзетт было ярким пятном в моей ограниченной новой жизни. Я никогда часто не готовила, в нашей семье кулинаром был Брэкс, но как оказалось, мне нравилось это делать. При мысли о Брэксе мое сердце кольнуло. Меня постоянно бесконтрольно захватывали воспоминания, и я хотела горевать, но в то же время не могла. Я не могла признать, что он мертв, или что я больше никогда его не увижу. Об этом и речи идти не могло.

Сюзетт подошла поближе. Что-то изменилось; она смотрела на меня с грустью и смирением. По моей коже пробежали мурашки, когда она спросила:

— Стало легче?

Я тут же поняла о чем она и поджала губы. Легче? Это никогда не станет легче.

Она вздохнула и прошептала:

— Он уже полностью взял тебя?

Я почувствовала сильное сердцебиение, когда заметила вспышку ревности в ее глазах. Она ревновала? К чему это? Она хотела, чтобы ее унизили и использовали?

Я немного отошла от нее.

— Почему ты задаешь такие вопросы?

Сюзетт опустила взгляд.

— Мне нужно знать. Сегодня вечером... эта деловая встреча. Мне нужно знать, как именно тебя подготовить.

Я испытала чувство облегчения. Если я смогла пройти через все это, то точно смогу пережить деловую встречу. В конце концов, роль прислуги или официантки была бы намного легче, чем лизать задницу мужчине, который меня принудил. Мой пульс участился. Возможно, я могла бы сказать одному из его гостей, что меня держат в плену. Что мне нужно обратиться в полицию.

Я чуть не улыбнулась, но вовремя сдержалась. Сюзетт не должна знать о моих надеждах. Но счастье улетучилось, когда я еще раз обдумала идею. Мужчины, вероятно, будут такими же, как Кью: больными ублюдками.

Какое-то мгновение, она просто смотрела на меня, а затем кивнула:

— Тебе не нужно помогать с ужином. Его обслужат. Тебе нужно подняться наверх и подготовиться. Гости прибудут через час.

Я посмотрела на улицу, пытаясь определить, сколько же сейчас времени. Солнце ласкало горизонт, едва освещая. Как так быстро потемнело?

Сюзетт подтолкнула меня к лестнице и пробормотала:

— Могу я задать еще вопрос?

Я напряглась, но кивнула.

— Конечно.

— Разве ты не находишь его привлекательным?

В фойе я резко остановилась:

— Сюзетт, в нем нет ничего привлекательного. Так же, как и в этих обстоятельствах и том, как он со мной обращается.

Она прищурилась.

— Кью обращается с тобой намного лучше, чем со мной обращались все мои владельцы. Ты везучая, — ее голос стал угрюмым. — Ты этого даже не понимаешь.

Гнев настолько завладел мной, что я не могла даже заговорить. Я чувствовала к ней жалость и к тому, через что ей пришлось пройти, но говорить, что я везучая? Ага.

Она продолжила:

— Просто думай о его требованиях, как о деньгах взаймы или издержках на защиту о тебе. Ты даешь ему то, что он хочет, а он заботится о тебе. Кью никогда по-настоящему не причинит тебе боли. Не как... — Сюзетт вздрогнула, и замолчала. В её затуманенном взгляде вспыхнули секреты, зарытые очень глубоко. — Дай ему то, что ему нужно, потом ты сможешь проверить границы своей клетки.

Дата добавления: 2015-10-29