Глава 13. Красная пелена медленно спадает с глаз

Красная пелена медленно спадает с глаз. В темноте клуба я выхватываю ее тонкую фигурку. Это все, что я вижу сейчас.

Когда я планировал этот вечер, делал это без особого предвкушения. Хотел просто влиться в движение, чтобы толпа подхватила меня, громкая музыка вытеснила из головы все мысли, а тело возбудило другое тело, мягкое и доступное, податливое и нетребовательное.

Я порвал сразу с двумя подружками месяц назад.

Ира … Впервые я почувствовал что-то сродни боли, когда уходил от женщины. Отворачиваясь от ее глаз, в которых плескалось желание, в которых светилось что-то нежное и проникновенное, столь тревожащее меня, я почувствовал, будто день стал темнее, словно солнце стало светить скупо и нехотя.

И тогда я понял, что никогда больше не назову ее «подружкой», даже про себя. Она – нечто большее, совокупность всего того, что мне хотелось бы видеть в близком человеке. Мне не удалось до конца познать всю ее, я до сих пор не знаю, что она делает по утрам, когда просыпается, что заставляет ее напевать веселую мелодию или вгоняет в глубокую задумчивость, плачет ли от грустных фильмов и любит ли слушать птиц.

И тем не менее, мне сложно определить ее статус. Кто она для меня? Вернее, кем была?

За ее дверями я оставил часть себя. Возможно, самую светлую часть, которая была способна на доверие и чувство.

Я не помню, как вернулся обратно, на прием Хомутова. Всю дорогу не шли из головы образы ее счастливой семейной жизни. Ее улыбающееся лицо рядом с дочкой. Каким бы м*удаком меня не считали, я все же не смог разрушить жизнь маленького ребенка.

Настя ждала меня. И зря. Ее плохое настроение и рядом не валялось с моим. Ссора была неизбежна. Но не разрыв. Если бы она не заподозрила о моем отношении к Ире, если бы не сказала мне об этом вслух, не выбирая выражений, возможно, все еще была бы со мной. Из Насти получилась удобная подруга. Но в тот раз у нее словно в голове помутилось. Она кричала, как сумасшедшая, заставляя гостей прислушиваться к нашему разговору, если эти вопли можно таковым назвать.

- Ты тр*хаешь ее, это же сразу видно!

- Замолчи. Ты не знаешь, о чем говоришь!

- Уж я-то как раз знаю. Ты спутался с женой подчиненного.

- Настя, не устраивай скандал на виду у всех. Ей стало плохо, ее мужу пришлось уехать, он попросил меня позаботиться о ней.

- И ты не упустил этой возможности, - ее слова сочились сарказмом.

- Я отвез ее домой и сразу вернулся.

- Ты бросил меня. Ты даже не спросил, каково мне было, когда я сочиняла какие-то небылицы для отца, оправдывая твой уход.

- Я ни перед кем не должен оправдываться в этой ситуации. Ни перед тобой, ни перед ним.

- Тебе плевать на меня!

- Да. И заруби себе это на носу! У тебя нет никаких прав устраивать мне сейчас этот разнос. Ты мне ни жена и уже ею никогда не будешь, потому что я все и всегда решаю сам, а мнение ревнивой истерички как в данной ситуации, так и на протяжении всей моей жизни было бы мне безразлично.

Я тогда отвернулся и пошел прочь от оторопевшей Насти. Если она на что-то и надеялась, то я развеял в пух и прах все ее чаяния. Основательно надравшись в тот вечер, я уехал в клуб, где познакомился с милой недалекой рыжулей. Она на какое-то время согрела мою постель, но после той встречи с Ирой я даже смотреть на нее не мог. Она словно стала для меня напоминанием о том, что все это мишура, сверкающая и абсолютно ничего не значащая, подтверждение моих грешных мыслей и поступков в попытке хоть как-то сохранить прежний уклад жизни. Но больше все это было мне не по вкусу. Однако сколько вещей мы делаем даже в том случае, если они не доставляют удовольствия? Это как курение: вроде бы настал момент, когда понимаешь – все, кайфа нет, только дурацкая привычка, но продолжаешь тянуться к помятой пачке за вонючей сигаретой. А после – только горечь во рту и надсадный кашель утром. Вот так и со мной.

Снова клуб. И снова незнакомая легкомысленная красотка, готовая дать себя тр*хнуть в первый же вечер в темном уголке. Она на пару мгновений заглушит тупую, тянущую боль.

Когда дело почти дошло до главного, я заметил еще одну парочку напротив. Такие же безбашенные, готовые занятья диким, бездумным сексом.

Однако как только свет прожектора на секунду выхватил из темноты лицо девушки, я замер.

Ира… Там Ира… Ее голова запрокинута назад, ее руки обнимают другого мужчину. Он целует ее, гладит ее тело, подхватывает ее и прижимает к стене. Я вижу, как они движутся в точном ритме, скорее угадываю, чем слышу ее тихие стоны. Моя партнерша что-то недовольно мне кричит сквозь грохот музыки, но у меня даже нет сил ей ответить. В конце концов, она психует и уходит. А я не могу оторвать взгляд от Иры. Волосы упали на лицо, стройные ноги оплели мужскую талию.

Кто он? Ее муж? Другой мужчина? Ярость, ревность, жгучее желание убивать разрывает изнутри. Она вдруг вскидывает лицо и смотрит прямо на меня, хотя не может разглядеть в густой тени. Потом ее черты искажает оргазм, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать на нее, не оторвать от другого тела.

Со мной она была такой же? Или в ней было больше страсти? Но почему в голову лезут не картины нашей близости, а те немногие, но драгоценные моменты, когда желание было утолено и мы просто были вместе, лежали рядом. Когда пульс выравнивался, успокаивался, я вновь чувствовал тонкий аромат ее тела, видел, как теплели, словно оттаивали ее глаза, угадывал сдерживаемый ею порыв прикоснуться ко мне. И тогда я гадал, как бы это было. Когда тебя хотят не в сексуальном плане, а просто нуждаются, как в человеке, возможно, любимом, но однозначно небезразличном. Да, я знал, но боялся этого, как египетской чумы. Потому что отдавать что-то большее, чем свое тело, и получать в ответ такой же дар было мучительно страшно.

Они проходят мимо. Замечаю довольное лицо Влада. Так и хочется вмазать ему, сбить кулаком сытую улыбку. Она опять смотрит прямо на меня, но не узнает, не видит. В ее глазах застыло какое-то отстраненное выражение, будто ее нет здесь, будто не ее только что тр*ахнули у стены, не она кончала для другого.

Сжатые кулаки начинают трястись от напряжения. Алкоголь в крови придает ярости. Я выхожу на балкон и смотрю вниз, на танцпол. Она идет за ним следом, держа за руку. Походка плавная, слегка неуверенная. Из каждого ее движения становится понятно, чем она только что занималась. Ее кожа прямо светится сексом и эротической негой. И тут она поднимает глаза и видит меня.

Между нами словно проскакивает молния. Я вижу, что ее взгляд становится осмысленным, жарким, в нем плещется желание, тоска и обида, но она отворачивается и больше не смотрит на меня. Хочу, чтобы она снова подняла глаза, хочу увидеть в них то, что манит с невероятной силой, гораздо большей чем та, что притягивает планеты. И тонкая, невидимая для чужих глаз нить связывает струны наших душ, а не только тела. Никогда не думал, что у меня еще осталась душа, но сейчас она болит и мечется в агонии. По моей собственной вине. Я сделал все, чтобы оборвать эту связь. Поэтому ее ясный, чистый взгляд ни на мгновение не устремляется в мою сторону.

Я наблюдаю, как она сливается с толпой, как медленно движется в такт музыке, как покачиваются ее бедра, свет играет на белоснежном плече, не прикрытом платьем, как белокурые пряди падают на лицо.

Спускаюсь вниз и иду через весь танцпол к выходу. Когда прохожу мимо нее, слышу горячий, пряный запах ее кожи и едва уловимую нотку духов, позволяю себе слегка задеть ее рукой. Она вздрагивает и, словно чувствуя мое прикосновение, поворачивается.

Никогда и ни у кого я не видел таких выразительных глаз. В них можно увидеть ее суть, не прикрытую ничем лишним, напускным. Она не умеет скрывать эмоции и мысли. Именно это меня и привлекло в ней в тот вечер, когда мы встретились. Она посмотрела на меня так, будто увидела что-то удивительное и в то же время ужасное. Она была ошеломлена и смущена, но на самом дне этих голубых озер, словно серебристые вспышки, полыхали искры. И даже длинные ресницы не смогли скрыть их от меня.

Ее взгляд, обращенный на меня, остался тем же. Голубые всполохи заставляют мое сердце биться чаще. Она смотрит снизу верх, а мне хочется поцеловать запрокинутое ко мне лицо, приоткрытые губы. Она одновременно выглядит беззащитной и неприступной. И я понимаю, как глубоко ранил ее, как тяжело легла на ее душу эта обида.

Но едва моя рука начинает подниматься, чтобы погладить ее нежную щеку, она отворачивается и опять начинает медленно двигаться, сводя с ума этими ленивыми двусмысленными движениями.

Я заставляю себя идти дальше. Где-то здесь ее муж, здесь мои подчиненные, здесь мне не место.

Утро принесло с собой похмелье. Так плохо мне уже давно не было. Голова раскалывается, мутит, и вообще мне кажется, что я умираю. Хорошо, что не нужно идти на работу.

Поднимаюсь осторожно, стараясь не делать резких движений, и иду в ванную. По-моему, меня сейчас хватит удар. Конечности немеют, сердце замирает. Зубы чищу через силу, заставляю себя встать под душ, чтобы хоть как-то прийти в сознание.

Я вчера прилично накидалась. Наверное, такого не было со студенческих времен.

А во всем виноват Вронский! Если бы не он, я бы сейчас не чувствовала себя так паршиво.

Когда я поняла, что произошло, на меня словно опустился густой туман. Никогда не была распутницей, не испытывала желания делать это на людях или наблюдать, как делают это другие. Но вчера у меня случилось что-то вроде помутнения. Я не думала, как это выглядит со стороны. Просто пыталась раздуть ту искру, которая вновь начала тлеть между мной и Владом. Но что-то пошло не так. И я уже не знаю, сможет ли все быть по-прежнему.

Тот момент, когда я поняла, кто видел наши с Владом упражнения, стал для меня шоком.

Я автоматически двигалась, пила коктейли, чтобы приостановить хаотический бег мыслей, танцевала, но даже не отдавала себе в этом отчета. Мой внутренний радар против воли искал его, словно большое щупальце, исследовавшее пространство вокруг. Я ощущала его всей кожей. Я не смотрела по сторонам, не выхватывала его взглядом, просто в одно мгновение вдруг почувствовала его рядом.

Меня подбросило от его прикосновения, как от удара электричеством. Это мог быть только он, единственный, кто может делать такое со мной.

Казалось, будто между нами пролегли годы совместной жизни, а не несколько коротких свиданий, во время которых мы почти не разговаривали, а только занимались сексом. Это не могло быть обычной интрижкой. Такие отношения не приносят столько противоречивых, но, несомненно, сильных эмоций. Они, как в зеркале, отражаются в его глазах.

Но разве раньше он не видел того же в моем взгляде? Разве не замечал, что я разрываюсь на части каждый раз, когда он рядом?

Я не была ему нужна. Всю жизнь я говорила себе, что только в фильмах романтические герои безумно влюбляются и совершают подвиги ради дамы своего сердца. В реальном мире мужчины не сохнут от любви, они способны без каких-либо сожалений променять свидание с понравившейся женщиной на посиделки с друзьями за кружкой пива или вечер на собственном диване перед телевизором, по которому транслируют футбольный матч.

Слишком часто я получала крепкие подзатыльники, едва начав мечтать о чем-то серьезном. И долго потом возвращала внутреннее равновесие и подобие покоя.

Когда он хотел коснуться меня, я отвернулась от него.

Он ушел, а я пила все, что было в меню. Влад подумал, что я просто разошлась, наконец, вырвавшись из круга домашних забот и проблем на работе. Но я лишь заглушала все те чувства, которые до сих пор живы во мне.

Глупый способ. Больше никогда не прибегну к нему.

Кое-как добравшись до холодильника, я нахожу куриный бульон, разогреваю его в кружке, выпиваю и ползу обратно в постель.

Влад шевелиться, но я заставляю себя уснуть, не отвлекаясь на посторонние звуки и движения.

В одиннадцать часов я открываю глаза уже другим человеком. Головная боль прошла, руки больше не ледяные, тяжесть в желудке пропала. Осталось только странное отупение. Впрочем, оно не мешает мне выйти на кухню, чтобы приготовить нам завтрак.

Влад уже работает за компьютером в зале.

- Классно оттянулись вчера. Как ты?

- Будто меня сбил поезд. Но уже лучше.

- А я нормально. Сергей разбудил. У нас на завтра перенесли встречу, которая должна была состояться через неделю. Срочно нужно кое-что доработать.

- Ты завтракать будешь? Я уже яичницу пожарила и тосты почти готовы.

- Да, перекушу и поеду.

- Куда?

- В офис. Сейчас доработаю одну программку и там ее протестируем.

- Я принесу еду тебе сюда.

Мы завтракаем, и Влад убегает. Я начинаю медленно убирать квартиру. Постепенно физический труд возвращает меня в нормальное состояние. Когда я домываю пол в прихожей, раздается звонок мобильного. Влад.

- Зайка, подойди к моему столу и загляни в верхний ящик.

- Что я там должна увидеть?

- Черную флэшку.

- Со шнурком?

- Да. Нашла?

- Да.

- Возьми такси и привези мне ее. Это срочно.

- У меня есть полчаса для душа? Я вся грязная.

- Да. Давай, я жду тебя.

Неохотно плетусь в ванную. Снова принимаю душ, чтобы смыть пот и грязь. Всклокоченные волосы, которые я с утра не трогала, а просто собрала и сколола заколкой, заставляют меня поскуливать от боли, когда я пытаюсь их расчесать перед тем, как вымыть.

Ехать в офис к Владу я не хочу. Но почему-то уверена, что там не будет никаких неожиданных встреч. Я только отдам флэшку и уйду. Пять минут. Да и разве мне грозит чем-то появление там? Муж рядом, все под контролем.

Высушиваю волосы, накладываю легкий макияж, чтобы не казаться живым трупом, и выхожу на балкон, чтобы посмотреть на градусник. Июнь выдался довольно прохладным. Сегодня небо заволокло тучами, настолько плотными, что они не пропускают ни одного теплого солнечного луча. Всего восемнадцать градусов.

Одеваю строгий жемчужный топ без рукавов, светлую юбку, легкий голубой пиджак с рукавами на три четверти. Вызываю такси, кладу злосчастную флэшку в сумку и всовываю ноги в туфли с открытым носком.

В такси играет какая-то попсовая музыка, водитель – немолодой потрёпанный мужичок – с интересом поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Я делаю вид, что рассматриваю за окном мелькающие здания.

Офис компании «ИнтреАктив» находится в большом бизнес-центре и занимает три верхних этажа.

Я вхожу в фойе. Охранник спрашивает меня о целях моего визита. Не хочу подниматься, поэтому набираю Влада.

- Я внизу. Спустись, пожалуйста.

- Не могу. Поднимайся на тринадцатый этаж и зайди в мой офис. Единственная распахнутая настежь дверь. Не ошибешься.

Внутренне корчу мину, но делать нечего. В здании безлюдно, это немного успокаивает. Двери лифта открываются, и я в гордом одиночестве еду в офис мужа. Сердце начинает учащенно биться. Когда звуковой сигнал говорит о том, что я приехала, вздрагиваю.

Но коридор пуст, нет ни души. Предпоследняя дверь справа открыта, оттуда доносятся неясные голоса.

Мои туфли оглушительно громко стучат по полу, вымощенному серой матовой плиткой. В кабинете мужа к компьютеру склонились Славик и Вадим.

От облегчения легкая улыбка расцветает на лице.

- Привет, мальчики. И как это вас угораздило после вчерашнего выйти на работу.

- Это не нас угораздило, это заказчика перемкнуло, - осипшим голосом отвечает Вадим.

- Успеваете?

- Да, если потрудимся до вечера.

- По крайней мере, мы хоть вечером отдохнем, - добавляет Славик, выразительно глядя на моего мужа. Я непонимающе смотрю на нахмуренного Влада. Он поднимает глаза и пожимает плечами.

- Мне сегодня нужно будет вылетать в командировку.

- Куда?

- Наш заказчик в Китае.

- Где? – Я ошеломленно моргаю.

- В Китае.

- И как же ты туда попадешь?

- Документы для рабочего визита уже давно готовы, просто дата вылета изменилась.

Мне все еще не верится. Вадим улыбается.

- Везет же! Я бы и сам полетел, - завистливо говорил Славик.

- А чего ж не летишь?

- А мне никто и не предлагал, это прерогатива начальства.

- Ты летишь сам? – спрашиваю мужа.

- Да. Сделку заключал Вронский, но я отвечаю за разработку программного обеспечения. У них там полетело старое, это и заставило их поторопить нас. Оборудование стоит, они несут убытки.

- И на сколько дней ты летишь?

- Не знаю. Как все установлю. Возможно, на неделю. Но это максимум.

- Тогда тебе нужно собрать вещи.

- Да, зайка. Я и забыл совсем. Собери мне чемодан. У меня в восемь самолет. Пересадка в Москве. Неудобно, но дело не терпит отлагательств.

- Что тебе нужно положить?

- Да самое необходимое. Пару джинсов, штуки три рубашки и сменное белье.

- Тогда пойду. Уже половина второго. Ты успеешь?

- Да, не переживай. Там забронирован отель, командировочные уже выдали. Все будет в порядке.

- Поужинаешь дома?

- Вряд ли. Перекушу в аэропорту.

Выплываю в коридор, ничего не видя перед собой от волнения. Я соберу чемодан за час. Это же не развлекательная поездка. Но Влад впервые едет по делам так далеко. Я чувствую тревогу за него. И за себя. Мне бы не хотелось, чтобы он уезжал. Я боюсь остаться сама с собой наедине. Это подтолкнет меня к ненужным мыслям, к тяжелым воспоминаниям. Я просто буду сходить с ума, не имея возможности на что-то отвлечься.

Подхожу к лифту, мысленно составляя список вещей, которые нужно собрать в дорогу и тянусь к кнопке, когда двери неожиданно раскрываются.

Он поднимает голову, и я больше не думаю, больше не замечаю ничего вокруг. Бирюзовые глаза ярко блестят, только они кажутся живыми на застывшем, напряженном лице.

Я захожу в кабинку. Словно заяц, загипнотизированный питоном. Этот шаг был бездумным, автоматическим. Или нет? Или я всегда подсознательно буду тянуться к нему, буду стремиться навстречу.

В тесном, замкнутом помещении вдыхаю знакомый запах одеколона и неповторимый аромат его кожи. Невероятное, сногсшибательное сочетание. Оно всегда действовало на меня и как паралитик, и как стимулятор одновременно.

Он смотрит, не отрываясь, и по моему телу начинает пробегать дрожь. Тишина осязаема, она оглушительна. Лифт останавливается, и я понимаю, что мы этажом выше.

Наконец, он нарушает неподвижность. Крепко и резко берет меня за запястье и увлекает за собой. Я резко втягиваю воздух в легкие.

Он ведет меня по коридору к своему офису. На этаже больше никого нет. И я рада, что никто не видит моего позора, моей полной капитуляции. Я пойду с ним куда угодно, хоть на край света, потому что только рядом с ним я живу.

Он молчит. Это молчание бьет по моим нервам сильнее, чем крик.

Я знаю, что сейчас произойдет. Он будет мстить мне за то, что видел вчера. За мою холодность с ним, за бою близость с мужем. И вроде бы все по правилам, да только наши отношения никогда не вписывались в созданные обществом нормы морали. Да и как можно охарактеризовать то, что я к нему чувствую?

Мне все-равно, пусть выплеснет свою ярость, злость, ненависть, только не бросает меня сейчас, не отталкивает.

Он заводит меня в свой кабинет и закрывает дверь на ключ. Медленно поворачивается. Бирюзовый огонь его глаз обжигает, заставляет задыхаться.

Я смотрю, как он приближается, не прерывая контакта наших взглядов. Я боюсь пошевелиться, потому что едва стою на ногах. Ближе с каждым ударом сердца, с каждым сорвавшимся с губ вздохом.

Он подходит вплотную, горячее дыхание опаляет мне щеку, я ощущаю близость его тела каждой клеточкой.

Он разворачивает меня к себе спиной, грубо толкает вперед на огромный стол и прижимается сзади. Я чувствую, как он возбужден. Не меньше, чем я.

Вронский не хочет видеть моего лица. Он просто возьмет меня вот так, безлико, словно я шлюха, недостойная и взгляда. Да, он зол. Но ведь именно он оттолкнул меня. И теперь я опять в его власти. Ненавижу! Ненавижу его за то, что он со мной делает!

Юбка ползет по голым бедрам вверх. От движения ткани по коже я почти схожу с ума. Другой рукой он задевает мой сосок и окружающий мир начинает трескаться и рассыпаться на фрагменты, как разбитое зеркало.

Мои трусики резко стягивают вниз, слышу звук расстегиваемой молнии и напрягаюсь в предвкушении. Больше всего на свете я хочу, чтобы он взял меня сейчас. Еще один украденный момент, и наша ненависть опять станет стеной между нами. Но это будет позже, позже…

Он входит резко и глубоко, мы одновременно стонем. Его движения причиняют боль. Он намеренно хочет брать меня вот так, грубо, неистово утоляя свою страсть. Но мой голод, к огромному моему стыду, никак не меньше его. И тело оживает под его натиском.

Примитивные толчки… Мы словно животные, ведомые инстинктами. Нет нежности, нет любви, только чистый секс. Душа болит и поет одновременно. И почти на краю наслаждения я понимаю, что больше никогда не буду испытывать этого внутреннего волнения, если он не рядом.

На мгновение он выходит из меня, потом надавливает на поясницу и заставляет меня прогнуться сильнее. Новые ощущения от его проникновения почти лишают сознания. Он рычит, а я жалобно стону, мысленно умоляя никогда не останавливаться.

Он намеренно мучает меня. От невыносимого напряжения, от эмоций, затопивших меня с головой, я плачу. Слезы градом катятся по щекам. Он не дает мне переступить грань наслаждения, не хочет отпустить меня в то измерение, где мы на несколько мгновений сливаемся с ним воедино, забывая об обидах и условностях.

Он напрягается, движется резче, словно отпуская зверя внутри себя на свободу.

- Кончи. Я разрешаю.

Хриплый, властный голос врывается в мое агонизирующее сознание одновременно с ослепительным оргазмом.

Нет больше ни этого жесткого стола, к которому я пришпилена, словно бабочка, ни унизительной позы, ни жестокого мужчины. Есть только я и он. Мы слышим шум пенного прибоя, который выносит нас на пустынный песчаный пляж, и видим ослепительный свет солнца, заливающий все вокруг.

Этот мир принадлежит только нам двоим. Он может не любить меня, я могу ненавидеть его, но здесь мы – одно целое. На несколько коротких секунд мы живем только друг другом, друг для друга, становимся соединившимися частями паззла.

Наверняка ценой станет моя растоптанная гордость, возможно, погубленная жизнь. Но ничто не сможет вычеркнуть из летописи моей судьбы этих мгновений.

Наивысшее женское счастье – быть с любимым мужчиной. Пусть понимание этого пришло ко мне слишком поздно, пусть не принесло радости, но теперь у меня есть хотя бы эти воспоминания. Их я пронесу сквозь время, доставая из шкатулки памяти в самые плохие, тяжелые часы, буду просматривать, смакуя каждую деталь, как старый фильм.

Меня возвращает в реальность против воли. От неудобной позы болят тазовые кости. Пальцы, вцепившиеся в край стола, онемели. Тяжесть мужского тела ослабевает, он отстраняется от меня и одергивает юбку.

Невероятно медленно, словно мне сто лет, я выпрямляюсь, не в силах взглянуть ему в лицо.

Как он сейчас смотрит на мое раскрасневшееся и распухшее от слез лицо? С затаенным торжеством или пренебрежением? Что думает о слабой духом женщине, которая, как несмышленая девчонка, готова задрать перед ним юбку по его первому желанию?

Стыд и тоска давят на грудь. Трусики, сбившиеся на щиколотках, делают эту ситуацию не просто унизительной, а невыносимой.

Он все так же молчит. Что ж, он взял, что хотел. А я снова не смогла сопротивляться. Ненависть к нему и презрение к себе обжигают внутренности. Грудь начинает распирать от подавляемых рыданий. Но я не позволю им вырваться наружу в его присутствии. Мои щеки и так мокрые от слез.

Разворачиваюсь, не поднимая головы, и иду к двери. Теперь главное, чтобы лифт без остановок доехал до первого этажа, и я не встретила Влада.

Уже у самого выхода его пальцы вдруг опять сжимаются на моем запястье. Другая рука необычайно нежно обнимает за талию и прижимает к твердому телу.

Я замираю, сердце бешено колотиться о грудную клетку. Его дыхание касается моего уха. И он шепчет едва слышно:

- Не уходи.

Дата добавления: 2015-07-08