Глава 9. - Всего пять тысяч долларов Этого не хватит.

- Всего пять тысяч долларов… Этого не хватит.

- Но уже хоть что-то. Он же обещает делать этот взнос ежемесячно?

- Да, - Людмила Владимировна вздыхает. – Долевое участие, но никак не полное обеспечение.

- Тогда будем искать еще кого-то. Может быть несколько таких спонсоров найдем, и нам хватит. Я сегодня, к примеру, встречаюсь с представителем фармацевтической компании. Возможно, они возьмут на себя медикаментозное обеспечение. А там с миру по нитке…

- Ладно. Давай пока еще не ушла, подготовь мне информацию по детским домам.

- Хорошо.

Я полезла в базу данных. С детскими домами вроде бы дела обстоят лучше. С детьми так поступать боятся.

Влад сегодня утром сам отвел Женю в садик и сказал, что раньше освободиться и заберет ее. Что это было – запоздавшая совесть или простая констатация факта – мне думать уже не хотелось.

В обеденный перерыв у меня встреча вместо ланча. Ехать нужно около пятнадцати минут, плюс на встречу полчаса, так что до конца перерыва должна вернуться.

Вронский прислал цветы. Прямо на работу. Начальница удивленно посмотрела на букет. Я пожала плечами. Пусть думает, что от мужа.

Красные бархатные розы весь день поднимают мне настроение. Внутри разливается тепло каждый раз, когда я смотрю на огромный букет. Не помню, когда мне просто так дарили цветы.

Без пяти двенадцать хватаю сумочку и бегу на остановку. В офисе «Медлайфа», расположенном на третьем этаже нового бизнес-центра со странным название «Шоколад» (наверное, из-за коричневого цвета облицовки здания), меня ждет директор регионального отделения. Немолодая женщина около пятидесяти, полноватая, невысокого роста, с очень резкими чертами лица.

Я обрисовываю ей ситуацию.

- У нас уже есть один спонсор, но этого явно недостаточно. Если вы не сможете выделять средства на содержание Дома престарелых, то хотя бы предоставьте медикаментозное обеспечение. В старости нет здоровых людей.

- О какой сумме идет речь?

- Максимально возможной. Сейчас там числится 56 человек. Посудите сами. Хотя бы по сто долларов на каждого в месяц.

- А это не много?

- Думаю, вам виднее, сколько лекарств покупает наше население. Если вы думаете, что эти средства уйдут куда-то, то мы готовы предоставлять вам ежемесячный отчет о том, кому назначали лекарства, сколько осталось или сколько еще потребуется. В конце концов, вы же не деньгами будете помогать, а препаратами.

- Все-равно, достаточно ощутимая сумма.

- Я уверена, что такие цифры – это максимум. Думаю, в большинстве случаев это будет корвалол, нитроглицерин или что-то подобное. Дорогостоящие препараты им нужны только в очень редких случаях. И мы готовы предоставлять заключения врачей, чтобы вы не сомневались в целесообразности назначений.

- Хорошо. Я думаю, что мы можем вам помочь.

- Спасибо. В любом случае, нам еще необходимо найти дополнительные источники, прежде чем заключать с вами договор. Пока спонсоров не так уж и много. А денег недостаточно.

- Я могу вам посоветовать одного человека. Попробуйте обратиться к нему. Он как-то спонсировал онкобольных в рамках благотворительной программы, сотрудничал с нами. Вот его визитка.

- Спасибо вам большое. Я обязательно ему позвоню.

Я была довольна, что дело продвигается. Добравшись до компьютера, ввела данные с визитки.

Лавров Михаил Петрович. Директор и основатель завода «Магма». Изначально организовал цех по ремонту оборудования. Потом расширился, занялся также изготовлением станков и агрегатов для металлургических предприятий. Основатель Благотворительного фонда «Надежда».

Я никогда о нем ничего не слышала. И когда посмотрела на юридический адрес его предприятия, поняла, что это соседний город. Мое сердце упало. Вряд ли кому-то захочется быть спонсором не на своей территории. Потом решила все же изучить его биографию.

Родился он здесь. Это уже хорошо. Работал на нашем металлургическом предприятии, но потом уехал в более перспективный город и там начал свое восхождение. Хотя связи с земляками остались. Его предприятие заключило контракт с нашим на поставку и ремонт оборудования.

Также 10 лет назад основал Благотворительный фонд, занимающийся проблемами людей, у кого диагностировали рак. От этой болезни у него умерла жена.

Мне почему-то стало жаль этого мужчину. Я ни разу его не видела и ничего о нем не знаю. Но даже его деньги не смогли спасти любимого человека от смерти.

Я решила позвонить. Чем черт не шутит. Его секретарь ответила, что Михаил Петрович сейчас в командировке. Я сказала, откуда я, и кратко обрисовала суть проблемы. Секретарь взяла мой номер и ответила, что скоро перезвонит.

Я уже успела забыть об этом разговоре, как в пять часов вечера неожиданно услышала в трубке ее голос.

Она ответила, что Михаил Петрович как раз занимается решением вопросов в нашем городе, у него еще две встречи и послезавтра он уезжает. Но готов выслушать меня завтра в семь вечера. Я сразу же согласилась. Мне продиктовали адрес ресторана, где меня будут ждать, и я, окрыленная успехом, побежала докладывать своей начальнице.

Дома была видимость обычной семейной жизни. Влад молчал, но к моему приходу приготовил ужин. Вернее, просто разогрел то, что я сделала вчера.

Я не подала виду, что удивилась. Хотя меня это не тронуло.

Он продолжал спать на диване в зале. Что ж, так даже удобнее. Мы разговаривали на какие-то хозяйственные темы: покупка продуктов, необходимость ремонта машины, Женины подготовительные курсы.

Не понимаю, неужели его устраивает такая жизнь? Не хочется все или к черту послать, или сделать попытку вернуть на прежнее место? Хотя последний вариант меня бы не обрадовал. У нас просто не получилось бы. Я смотрела на ситуацию будто со стороны. На меня напала апатия. Но я не хотела быть инициатором развода. Мысль о том, что произойдет, если кто-то из нас решится на такой шаг, пугала. Женино счастье было важнее, чем моя убогая жизнь.

Я предупредила Влада, что завтра у меня встреча. Он ответил, что Женю забросит моим родителям.

Я приготовила ему сэндвичи на завтра и ушла спать.

На следующий день после работы сразу поехала в «Аристократъ». Этот ресторан я хорошо знала – там проходили банкеты для городских чиновников.

В мраморном фойе за стойкой стоял администратор – стройная женщина около тридцати, холеная и слегка надменная. Наверное, она считала, что именно так должны себя вести администраторы в подобных заведениях.

Я справилась о столике, зарезервированном на господина Лаврова. Она ответила, что меня уже ожидают.

Я быстро поправила прическу и макияж в дамской комнате, вымыла руки и прошла в зал.

Михаил Петрович оказался ниже, чем я предполагала. Он встал, приветствуя меня, и протянул руку.

- Здравствуйте. Ирина Горенко, - представилась я.

- Лавров Михаил Петрович.

Его пожатие было довольно крепким, но быстрым. Ладонь показалась мне теплой и жесткой. Странно, что у человека с его положением натруженные рабочие руки.

- Мой референт обрисовал мне в общих чертах суть нашей встречи, - сразу перешел он к делу. – Я предлагаю сделать заказ и начать обсуждать это прямо сейчас, потому что у меня есть всего полтора часа.

Подошел официант. Я заказала зеленый салат с грушами и сыром. И бокал легкого вина, чтобы не опьянеть. Он же взял каре ягненка, овощи гриль и мясной салат без зеленых листьев и прочей низкокалорийной ерунды.

- С самого утра ничего не ел, - усмехнулся он и я заметила, как сетка морщин лучиками расползлась от глаз по щекам.

Этот мужчина был весьма привлекательным. Седеющие, но густые каштановые волосы, мягкие карие глаза, в которых таилось что-то печальное, иногда проскальзывающее в то время, когда он пристально всматривался в мое лицо. Он был коренастым, но в форме. Лет пятьдесят, может, немного больше. Я смутилась под его взглядом. Он будто выискивал что-то в моих чертах.

- Итак, рассказывайте! – приказал он.

Я вкратце изложила суть проблемы. Он слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы. Поинтересовался суммой, в какую обходилось содержание Дома престарелых городской казне. И кивал головой, когда ему все было ясно, и мой рассказ не вызывал вопросов.

- Ну что же, я преимущественно занимаюсь помощью онкоцентрам.

- Да, я знаю. Но если бы ваш фонд смог хотя бы частично помочь и старикам, было бы великолепно. Возможно, и им понадобиться такая помощь, хотя сейчас дело не в этом.

- Я понимаю. Что же, я подумаю, что можно сделать.

Я немного расстроилась. Мне показалось, что предложение его не заинтересовало. Он неожиданно взял меня за руку.

- Мне просто нужно будет просмотреть цифры и сказать вам точно, на какую сумму вы сможете рассчитывать.

- Так вы поможете?

- Помогу.

Я улыбнулась ему и немного сжала руку в ответ.

- Я здесь родился. И вырос. Здесь много знакомых осталось. Может быть, кто-то из тех стариков дружил с моими родителями или родителями жены. Она тоже родом отсюда. Умерла десять лет назад. Рак.

- Мне очень жаль.

- Мне тоже. Она была прекрасной женщиной, родила мне дочь. Вы напоминаете мне о ней.

- О вашей жене?

- О дочери. Она тоже была такая голубоглазая и светленькая.

- Была?

- Ее не стало через шесть лет после смерти жены.

Я не решилась спрашивать, что случилось. Но в его глазах увидела боль и тоску. Видимо, мы действительно были очень похожи, потому что он словно пытался сохранить в своей памяти черты моего лица, с жадностью и какой-то безысходностью разглядывая меня.

Нам принесли еду. Михаил Петрович продолжал спрашивать о Доме престарелых, их нуждах, коммунальных расходах. А я иногда ловила этот его особый взгляд, хотя он уже и взял себя в руки.

Когда я попыталась отказаться от десерта, он засмеялся и ответил, что кусок торта поднимет ему настроение, что повлияет на благоприятный исход дела. А мне не стоит отказываться от того, что доставит удовольствие спонсору.

Поэтому за чашкой кофе и чизкейком мы уже улыбались друг другу. Этот мужчина нравился мне. Такой уверенный, целеустремленный, несломленный. Я поняла, что, пожалуй, именно эти черты делают его таким привлекательным. Особая энергетика, которая есть у сильных людей. К таким тянешься, жаждешь общения, будто подпитываешься их оптимизмом и позитивным отношением к жизни.

Мы почти закончили, когда через два столика от нас официант стал устраивать новую компанию.

Мой взгляд остановился на знакомых фигурах двух мужчин и женщины. Она уселась лицом ко мне. Молодая красавица, блестящие темные волосы, надменно запрокинутое лицо. Но когда мужчина сбоку от нее повернулся и что-то сказал ей, она растаяла, кокетливо стреляя глазами, и зазывно улыбнулась.

А мое сердце ухнуло куда-то вниз. Голова закружилась, и я неловко звякнула кофейной чашкой о блюдце.

Темноволосая голова и удивительные сине-зеленые глаза, чуть смугловатая кожа, резко контрастирующая с белоснежной рубашкой и темно-синим костюмом. Роскошный мужчина, который два дня назад целовал меня до потери рассудка.

Вронский улыбнулся ей и обратил свой взгляд на другого мужчину. В нем я скорее угадала, чем узнала Валентина Петровича, генерального директора «ИнтерАктива». Он пришел вместе с одним из своих директором и дочкой.

Вронский кладет свою руку на тонкую девичью ручку, всю в кольцах и браслетах. Она смеется и смотрит на него так, как, наверное, смотрю я.

Они изучают меню. А я не в силах отвести глаз. Словно вижу его настоящую жизнь, ту, что идет без меня. Когда ему не приходится скрываться с чужой женой у себя в квартире, где никто не увидит нас. Ногти до боли врезаются в ладони, и я каким-то нечеловеческим усилием перевожу взгляд на своего собеседника.

Мы уже оговорили все, что нужно.

- Если вы дадите мне свою визитку и скажете, когда позвонить, я буду очень признательна, - выдавливаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

- Конечно, - говорит Михаил Петрович, пристально глядя на мое, наверняка, побелевшее лицо.

Я тянусь к кошельку, но он галантно просит меня убрать деньги.

Протягивает мне визитку, я кладу ее в сумочку и говорю, что мне уже пора. Если он не против, то я пойду.

- Конечно, Ирина. Я еще пару рюмок коньячку хочу пропустить, а вас, наверное, семья ждет.

Я молча киваю. Бросаю последний взгляд через столики и пытаюсь справится с болью, взрывающейся внутри, пульсирующей в висках, заставляющей грудь болезненно сжиматься.

Я не думала, что так будет. Я ведь знала, на что соглашалась. Но и предположить не могла, что тот человек, которого я целовала, к кому чувствовала непреодолимое притяжение, которого хотела до дрожи, будет спокойно встречаться с другими женщинами, водить их в ресторан, касаться их… И в то же время он присылает мне цветы.

Вронский почувствовал мой взгляд и замер, заметив меня. Я резко обернулась и почти побежала к выходу. По пути задела сумочкой стул, он покачнулся, но я не слышала грохота за спиной.

Прохладный ветер растрепал волосы, дыхание перехватило. Я побежала по улице, не разбирая дороги, спотыкаясь о бордюры.

Его улыбающееся лицо, обращенное к ней, его рука на ее руке… Господи, я что, надеялась, что наши с ним отношения заставят его отказаться от других женщин? С какой стати? Тем более, дочь генерального…

Мысли мечутся в голове, словно стайка испуганных птиц. Меня шатает, будто пьяную. Вспоминаю его слова о том,что эту субботу мы проведем вместе. Истерично смеюсь и тут же захлебываюсь собственным смехом, ставшим посреди горла.

Останавливаюсь у столба, опираясь на него плечом. Воздуха не хватает, но дышать совсем не хочется. Взять бы сейчас и умереть, прямо здесь, от своей глупости и наивности.

Почему-то вспоминается Влад. Его угасающие глаза, когда дала понять, что не люблю, что никогда не любила. Вот так и во мне что-то сейчас умирало, затухало, словно слабый огонек, брошенный на ветру.

В памяти резко появился другой образ. Властные губы на моих губах, на моей коже, этот жаркий взгляд, словно пронизывающий насквозь. Тепло его тела, когда мы отдыхаем, лежа в объятиях друг друга, невыносимое удовольствие от чувства обладания.

Сейчас он повезет к себе домой эту Настю, станет раздевать ее так же, как раздевал меня, нетерпеливо срывая одежду, приникая ртом к открывшимся участкам белой кожи.

Меня тошнит от этой картины, нарисованной агонизирующим сознанием. И я не сразу слышу звук мобильного.

Когда достаю телефон, вижу пропущенный вызов. Не успеваю посмотреть, кто это был, как устройство снова вибрирует в руках.

Вронский. Смотрю, не в силах сделать даже движение пальцем. Просто наблюдаю, как мигает телефонная трубка в одном ритме с моим лихорадочным пульсом. И когда вибрация в моей руке прекращается, кажется, что и мое сердце больше не бьется.

Кладу в сумку телефон. Начинаю слышать шум автомобилей, проносящихся в метре от меня. Наконец, замечаю, что люди заинтересовано поглядывают на мою жавшуюся к столбу фигурку.

Чего я ожидала с самого начала? Любви, невероятной, фантастической любви? Предложения руки и сердца, обязательств по поводу моей дочери? Да кому я нужна?

Тысячи женщин, красивых, молодых, свободных и богатых, составят компанию этому преуспевающему дельцу. Он будет спать с ними так же, как спал со мной. И его глаза будут зажигаться при виде их обнаженных тел. Все это было не для меня, не ради меня.

Я была очередной прихотью, легко свалившейся в его постель. Глупой женщиной, возомнившей себя кем-то, кем на самом деле не являюсь. Неужели я не знала, что никогда не потерплю таких свободных отношений? Никогда не смогу закрыть глаза на другую или, может быть, других? Не знала, что он не изменит своего образа жизни, легкого, ни к чему не обязывающего?

Телефон зазвонил еще раз, но я даже не обращаю на это внимания. Иду, медленно переставляя ноги. Я думала, что в следующий раз прижмусь к нему чуть дольше, чем обычно, чуть сильнее обниму, потому что он – мое дыхание, потому что мое сердце уже бьется в его руках, само того не желая. Потому что я живу отражением в его бирюзовых глазах.

Дома Женя радостно бросается в мои объятия. Говорит, что бабушка сегодня сделала ей блинчики, а папа забрал с собой еще порцию для меня. Я вдыхаю ее нежный запах. Она пахнет наивностью и радугой. Именно так должна пахнуть радуга – мечтами, смехом и радостью. Моя маленькая девочка, моя радуга после грозы. Держусь за нее, как утопающий за плот в штормовом море. Она вертится и пытается вырваться из моих объятий, чтобы убежать досматривать мультик. Нехотя отпускаю и опять чувствую пустоту.

- С тобой все в порядке?

- Да.

- Ира, что-то случилось?

- Нет, просто устала и, по-моему, испортила новые туфли.

Влад непонимающе смотрит на действительно ободранные итальянские лодочки на шпильке.

- Поедем завтра купим другие, - говорит он.

- Хорошо.

Я начинаю плакать. Тихо, чтобы никто не услышал. Зажимаю рот рукой, чтобы предательские всхлипы на срывались с губ. Но Влад словно чувствует, что со мной. Молча подходит сзади и обнимает за плечи. Меня утешает нелюбимый мужчина, когда я плачу из-за того, кого люблю. Действительно люблю. Всем сердцем, свей душой.

Никогда бы не подумала, что одного взгляда хватило, чтобы разжечь во мне такую страсть, такое глубокой чувство. Я бы летела к нему по первому зову, по незаметному движению губ. Я бы была с ним, предавая мужа, предавая саму себя. Я поклонялась ему своими губами, руками, я положила ему под ноги свою душу, а он не заметил и прошелся по ней, как по коврику в прихожей. Я бы осталась подле него столько, сколько ему было бы угодно. Если бы была для него единственной, хотя бы на то время, что мы были вместе.

Отворачиваюсь от Влада и отхожу, чувствуя, как его руки бессильно падают с моих плеч. Иду в ванну, умываюсь. Выключаю телефон. Вот все и разрешилось. Моя непродолжительная интрижка была ошибкой. Огромной ошибкой. Прислоняюсь лбом к окну и сморю вниз. Там еще видны разноцветные лепестки. Но скоро ветер разнесет и их. Как и мои глупые надежды.

Настя липнет ко мне, как пиявка в ногам рыбака. Ее гибкое тело, запах ее духов и мимолетные ласки, когда отец не видит, сегодня вызывают во мне глухое раздражение. Я устал, и мне хочется немного отдохнуть, чтоб никто не донимал.

Она очень мила и в постели просто чертовка, но слишком навязчива. После сегодняшней встречи генеральный решил, что самое время расслабиться за вкусной едой и бокалом хорошего виски. Я только за. Присутствие Насти не стало неожиданностью. А ее новое платье – это нечто. Я точно знаю, что будь разрез на спине чуть поглубже, то показалась бы крохотная родинка. И я бы не прочь стянуть это тряпье и вздернуть эти стройные ноги вверх. Если бы она молчала и так сильно не напирала. Мою довольную ухмылку она принимает за сигнал и касается ширинки, слегка нажимая.

Но те сальности, что она тайком шепчет мне на ухо, не вызывают привычного напряжения в члене.

Смотрю в это красивое лицо. Во взгляде плещется похоть и призыв. Это именно то, что я люблю наблюдать в глазах своих женщин. Но почему-то сегодня я ищу в ней нечто другое. Трогательно-доверчивое, мягкое, нежное. И вспоминаю удивленные голубые глаза Иры. Когда она смотрела на меня в то время, когда я двигался в ней, я видел, что она шокирована, что потрясена. Она отзывалась на мои прикосновения так, словно была с мужчиной впервые. Я чувствовал, что в то мгновение я был всем ее миром, и это ощущение потрясло меня. Она отдавалась мне без остатка. Ничего не оставляла скрытым. И мне казалось, что на дне ее прозрачных глаз я вижу ее душу.

Та нежность, с которой она проводила по моему лицу после, как неуверенно прижималась ко мне…

Я трясу головой, отгоняя эти образы. Настя соскучилась. Мне не стоит быть с ней грубым. Особенно при ее отце, хотя он мне не указ и в наши отношения никогда не лез. Умный мужик. Хотя мне кажется, что он был бы рад выдать за меня свою дочь. Вроде красивая и неглупая, но есть в ней что-то поверхностное, что бывает у детей богатых родителей, выросших в достатке и вседозволенности.

Меня-то уж отец держал в строгости. Пока был совсем пацаном, еще как-то баловал, компенсируя отсутствие матери. А потом и порол, когда совсем зарывался, и из дому выгнал, когда я в шестнадцать лет послал его к черту с его нравоучениями. Но принял без слов, когда спустя неделю скитаний по друзьям, а потом и по улице, вернулся домой. Прямо как мать…

Неприятный вкус во рту запиваю виски. Настя заказала какую-то сладкую белиберду, которую обычно пьет на вечеринках. Ее рука ложится на мои пальцы, и она шепчет о том, что папа сегодня слишком словоохотлив, а она хотела бы, чтобы он побыстрее заткнулся и уехал домой. Она мечтает опрокинуть меня на подушку и ….

Машинально улыбаюсь ей и вспоминаю, что моя подушка все еще хранит едва уловимый запах Иры, что-то свежее и летнее, будто цветочный луг после грозы.

И мне еще больше не хочется привозить туда Настю. Может, к ней поехать? Все-равно не отстанет. Да и ее шаловливые ручки под столом уже начинают пробуждать мой интерес.

Я машинально поднимаю глаза, чтобы посмотреть на движение в зале, и вижу ее глаза. Широко открытые, застывшие, словно льдинки. Она встает из-за столика, где сидит какой-то мужик. Еще одно мгновение смотрит на меня, уголок губ дергается низ, и она уходит так быстро, что едва не опрокидывает стул, вовремя подхваченный проходившим мимо официантом.

У меня в груди неприятно ноет. Я не ожидал, что она будет здесь. Наверняка, узнала, с кем я сижу. Ее побледневшее лицо до сих пор перед глазами. Мои руки начинают зудеть. Хочу взять телефон и объяснить ей.. Что ей объяснить? Что я трахаю Настю, когда не трахаю ее? Сама должна бы понимать, что у наших отношений есть только одна плоскость, и никто ничего никому не должен.

Однако мысль, что она вряд ли еще когда-нибудь согласится на встречу, неприятно бьет в виски, словно шарик от пинг-понга, ударяется снова и снова, не желая вылететь.

Извиняюсь и иду в мужской туалет. Набираю ее и думаю, что ей сказать. Тысячи слов приходят на ум, но я понимаю, что все это будет выглядеть как невнятное блеяние. По хр*ен, лишь бы взяла трубку. Когда услышу ее голос, пойму, что нужно, чтобы успокоить ее.

Но она упорно не отвечает. Трижды набираю ее и слушаю унылые гудки. При этом внутри словно образуется какая-то дыра, куда проваливаются все внутренности.

Обиделась, значит. Не хочет меня видеть. И слышать тоже не хочет. В ярости жму на отбой. Какого черта?! Что мне, баб мало? Вон одна уже сидит в мокрых трусиках, бери и пользуйся. Но я не хочу ее, я хочу видеть потрясенный взгляд, когда Ира кончает подо мной, хочу чувствовать, как сжимается вокруг меня, как льнет ко мне, словно весь мир рушится, и я единственный, кто не исчезнет.

Подобие рычания вырывается из груди, я в бешенстве ударяю о дверцу кабинки, и она с грохотом врезается в стену.

Как все чертовски запутанно! Почему нельзя обойтись без всех этих сцен? Ей со мной хорошо, я это знаю, мне с ней тоже. Я же не требую, чтобы она бросила своего мужа. Пусть спит с ним, мне по фигу. Да и спит ли вообще? Он целый день хмурый, по телефону с ней ругается. Ей бы кайф ловить, что сейчас может оттянуться в постели, а она из себя недотрогу корчит, словно девочка наивная.

Иду за столик и вижу, что в нашем полку прибыло. По-моему, это тот самый мужик, с которым она ужинала. Что за хр*ен такой? Солидно одет, дорого, вид лощеный, но глаза цепкие, взгляд прямой. Палец ему в рот не клади, руку откусит.

Она что, на два фронта работает? Спит еще с кем-то кроме меня? Яма внутри становится еще шире, засасывает остатки благоразумия.

Нет, надо взять себя в руки.

- Здравствуйте, - протягиваю ему руку, он жмет крепко и быстро.

- Сергей, это мой давний приятель, Михаил Петрович Лавров. Это один из моих директоров, Сергей Вронский. Михаил Петрович основал свое производство, когда уехал из родного города. Ну да не всем здесь везет, - мой босс улыбается с чувством легкого превосходства.

- Это точно, Петрович, тезка, - беззлобно отвечает мужчина. Его лицо расслаблено и выражает довольство. - Зато девки меня всегда больше любили.

- Что было, то было. Вот и Надя.., - Валентин Петрович осекся, извиняясь взглядом.

- Да что уж там, десять лет прошло. А мне о ней иногда и поговорить не с кем.

- Ты так вдовцом и ходишь?

- Да я и не жалуюсь, - почему-то эту самодовольную ухмылку с его лица мне хочется стереть кулаком. Он что, действительно с Ирой крутит? И эта наивная пустоголовая с*чка спит со стариком? Кулаки сжимаются сами собой, и Настя бросает на меня удивленный взгляд.

- Какими судьбами здесь?

- Да приезжал с партнерами поговорить, нужно было на производство взглянуть, завтра уже уезжаю. А заодно решил городу помочь.

- Как именно?

- Вышла тут со мной на связь девочка одна. Из вашего управления городского, что-то там по социальной помощи. У вас в городе Дом престарелых закрывают, вот и ищут, кто бы помог деньгами. Тогда они смогли бы его содержать без помощи городского бюджета.

У меня что-то клокочет внутри. Ярость, наверное, смешанная с маленькой частичкой облегчения. Значит, она обзванивает всех, у кого водятся деньги, встречается с ними, выклянчивает, а мне ничего не сказала?

- А ведь мы тоже, знаешь ли, в стороне не стоим, - отвечает мой босс. – Сергей вон вызвался от нашего имени благотворительностью заняться, одаренным детям помогаем.

- Ну это дело нужное. У меня же фонд благотворительный, я уже давно в этом верчусь.

- Молодец. Мы тоже немного покрепче на ноги встанем и займемся.

Остальной разговор я едва улавливаю. Наверное, ей было стыдно попросить. Мои обычные подружки не стеснялись клянчить для себя, а ей стыдно для других. Постепенно напряжение отпускает. Я даже слегка улыбаюсь.

Я тоже помню это чувство гордости, когда всего добивался сам. И добился! У отца ни разу ни на что не попросил. И он тоже сейчас вспоминает о моих успехах при встречах с приятелями, каждый раз подчеркивая, что он к ним не имеет никакого отношения. А она, видно, подумала, что если спит со мной, то упоминание о деньгах сравняет ее с остальными моими … Нет, она не шлюха. Ее нельзя к ним приравнивать. И что во мне все так взыграло? Нужно успокоиться и выпить еще виски. Настю сегодня домой отправлю. Завтра вставать в пять и лететь за тысячи километров в Китай. Хорошо, что она со мной не увязалась.

А Ира… С ней что-то придумаю.

Быстро бегает легконогая лань, но ягуар быстрее.

Дата добавления: 2015-07-08