Глава 11. Калейдоскоп дней мелькает так быстро, что у меня кружится голова

Калейдоскоп дней мелькает так быстро, что у меня кружится голова. Цвета почти не меняются, просто чередуются один за другим, но больше не надоедают.

Утром серый. Всегда серый, несмотря на то, светит ли ярко солнце или идет дождь. Я с трудом открываю глаза, будто закрыла их пять минут назад. Без всякой радости встречаю новый день, который дается мне тяжело. Готовлю завтрак, отвожу Женю в садик, бегу на работу.

Днем – лиловый. Я немного оживаю, но это словно катиться по накатанной, а не действовать по собственному желанию, используя силы и энергию. Дела занимают меня, отвлекают, но не захватывают. Я иногда борюсь с рассеянностью, пытаясь не написать какую-то глупость в документах. Руки опускаются сами по себе, слабеют, вянут. Но я даю себе встряску и продолжаю движение, словно заведенная игрушка моей дочери.

К вечеру завод заканчивается. Темно-синие сумерки заставляют меня зябнуть, несмотря на теплые весенние вечера. И ветер кажется ледяным, пока я добираюсь в небольшую квартирку, которую зову своим домом. Готовлю ужин, механически занимаюсь домашними делами, почти усыпаю в ванной.

Но ночью меняется все. Тоскливо-голубая дымка дремоты охватывает уставшее тело, иногда баюкая, иногда жестко сбрасывая в сон, словно парашютиста с высоты в полторы тысячи метров. Резкие пурпурные блики заставляют тело вздрагивать, нервными движениями мышц отзываются на полузабытые, полувымышленные образы. А когда узнавание приходит, я погружаюсь в греховно-красный.

На коже вновь ощущаю горячие, ищущие губы, твердые и не знающие пощады. Настойчивые крепкие руки ведут меня к самому краю, удерживают, снова подталкивают. И тело узнает движения другого тела, мощного, властного, прекрасного. И когда я встречаю взгляд бирюзовых глаз, срываюсь с обрыва в бездну и лечу. Лечу, словно птица в сине-зеленую пучину, не боясь разбиться, не желая прерывать полет.

Вот почему я так не люблю серое утро.

Теперь в моей телефонной книге один номер находится в черном списке. Никогда не думала, что эта функция мне пригодится. Хотя проку от нее тоже немного. Сергей пытался связаться со мной по нескольким «левым» номерам. Я его не слушала. Никогда не думала, что он окажется таким сумасшедшим.

Однако два дня назад звонки резко прекратились. Я вздохнула с облегчением. Но ненадолго.

Влад объявил, что мы приглашены на вечеринку в честь Дня рождения шефа.

Загородный ресторан, суббота. Нужно купить подарок. Хотя никогда не знаешь, что подарить богатому человеку, у которого и так все есть, я все же решила рискнуть.

Денег у нас было немного, но мой выбор пол на сборник статей и воспоминаний о Стиве Джобсе, его вкладе в развитие современных технологий и умении раскручивать любой бизнес. Книга в толстом качественном переплете должна показаться интересной тому, кто работал в компьютерной сфере.

Сказать, что я не хотела ехать – ничего не сказать. Я знала, что там встречу Вронского, но избегать его вечно не могла, пока мой муж работает под его началом.

К торжеству покупаем Владу новую рубашку и галстук, мне – платье-футляр темно-синего цвета.

Все еще не средний класс, но почти близки к этому.

Пока едем к ресторану, я разглядываю красивые дома. Двух или трехэтажные, отделанные красным декоративным кирпичом, диким камнем, деревом. Стройные ряды елей и карликовых туй словно вышколенные стражи охраняют подъезды к воротам, зеленые газоны настолько ровные, что мне кажется, их стригли вручную ножницами.

- Может быть, и мы будем жить в таком доме однажды, - тихо шепчет мне Влад.

- Может быть, - отвечаю я. Да, это было моей мечтой. Но пока она неосуществима. Даже если муж возьмет кредит, денег на такой дом не хватит. Да и не хочу я этого сейчас.

- Мы можем купить что-то поскромнее, - словно угадывая мои мысли, говорит Влад.

- Я все еще не решила, - отвечаю я.

Хотя сама фантазия выйти рано утром на крыльцо и вдохнуть аромат роз и фиалок будоражит мне душу. Я очень хочу свой дом. Но не знаю, как буду жить там с Владом. Возможно, это место станет моей отдушиной. И обставляя по своему вкусу комнаты, обустраивая маленький дворик, я смогу забыть и о нелюбимом муже, и о том, что полюбила жестокого эгоиста. В конце концов, не я первая буду жить с мужчиной, к которому не испытываю страсти. Как я говорила себе в самом начале, рано или поздно это проходит, остаются лишь дружеские чувства, понимание, поддержка, доверие. С последним уже возникли проблемы, но как раз по моей вине.

Я глубоко вдыхаю, отгоняя образ небольшого одноэтажного кирпичного домика с черепичной крышей и клумбами перед калиткой. Может быть, когда больше не буду бояться своей судьбы, я решусь на это.

Ресторан больше похож на чью-то загородную виллу. Монументальное строение с арками и фонтанами окружено небольшим парком. Тенистые аллеи из лип и кленов тянутся в разные стороны, словно нити паутины. Густая трава ковром расстелилась на площади примерно десять гектар вокруг ресторана. Несколько беседок могли служить пристанищем как для уютной компании, так и для целой свадьбы.

Я выхожу из такси и поправляю жакет, наброшенный на плечи. Каблук застревает между расщелиной в плитке, и я со злорадством думаю, что даже здесь не все такое идеальное, как мне показалось. Это успокаивает, и я вхожу в огромный холл, держа Влада под руку.

Большинство гостей уже там. Нарядная толпа производит негромкое монотонное жужжание, словно пчелиный рой. Громко разговаривать - признак дурного тона. Поэтому мужчины в дорогих костюмах и их жены или любовницы в нарядах от кого-то знаменитого снисходительно, как бы нехотя отвечают на вопросы собеседников. Мне почему-то кажется, что каждый из них считает себя выше по статусу, умнее и богаче, чем все остальные.

Мне не нравится это сборище. Но терпеть – обычная женская доля, мне не привыкать.

Нацепив на лицо учтивую улыбку, мы приближаемся к имениннику.

Валентин Петрович рядом с дочерью. Смотреть на нее мне вовсе не хочется, но из-за того, что именинник был вдовцом, обязанности хозяйки выполняет Настя. Если бы проигнорировала ее, то поступила бы невежливо. Хотя видеть ее, такую красивую, сияющую, в блестящем черном платье, было просто невыносимо.

- С Днем рождения, - Влад по жмет руку большому боссу.

- Желаю вам здоровья и успехов в делах, надеюсь, подарок понравится, - я передаю упакованную книгу и спешу отойти, пропуская следующих за нами гостей.

Мраморный пол, словно зеркало, отражает нарядные силуэты. Мы плывем среди этой толпы, изредка останавливаясь возле какой-нибудь пары. Влад перебрасывается ничего не значащими фразами, и мы дрейфуем дальше.

Как бы я себя не настраивала, все же не смогла сдержаться. Мои глаза ищут его в толпе, против моей воли останавливаются на каждой высокой темноволосой фигуре, но я не вижу Вронского.

Все поджилки трясутся перед этой встречей, хотя внешне я – само спокойствие и непоколебимость.

- Как Хомутов держится, словно он император, - слышу я за спиной.

- А он и есть император. Отгрохал такую империю. Теперь это лакомый кусочек.

- Не для твоего мужа, дорогая, - язвительно замечает первая женщина. Подруга фыркает и отвечает:

- Это мы еще посмотрим.

Сзади меня стоят две дамы под пятьдесят. Одеты элегантно и дорого. В ушах и на пальцах сверкают бриллианты. Прически идеально уложены. Холеные жены кого-то из высшего руководящего состава.

- Ярик еще надеется, между прочим.

- А что, у него есть какой-то повод?

- Хомутову сегодня шестьдесят. Он уже давно не тот. Да и здоровье его подводит. Он определится с приемником.

- И что заставляет тебя думать, что он назовет имя твоего мужа?

- Потому что мой муж его первый заместитель.

- У него есть дочь.

- Сопливая малявка еще не доросла до управления компанией.

- Ты кое-что забываешь, дорогая. Ну это и понятно, возраст.

Вторая дама фыркает.

- Между прочим, я всего на год старше тебя.

- Его дочь неровно дышит к Вронскому, это общеизвестно. И Хомутов спит и видит его своим зятем.

Я вздрагиваю. Мои догадки были верными. Вронский не зря ухлестывает за дочкой генерального. И на ужин они собираются вместе, почти как семья.

Он не тот человек, который смог бы рискнуть всем ради обычной женщины среднего возраста с ребенком.

- Тогда чего же его не видно? Где он, будущий зять? Почему не стоит рядом со своей невестой?

Я задаюсь тем же вопросом. Значит, его действительно еще нет на приеме. Что-то случилось? Поссорились? Он умный мужчина, не стал бы рисковать карьерой.

- Легок на помине, - произносит женщина за моей спиной.

Я непроизвольно поворачиваю голову ко входу.

Высокий, статный, он заходит в холл, словно является владельцем этого заведения. С огромным букетом темно-красных роз и коробкой в праздничной упаковке он подходит к отцу и дочери, не сводя улыбающихся, слегка насмешливых глаз с этой пары.

Мое сердце делает кульбит и замирает.

Он пожимает руку Хомутову, что-то говорит ему, вручая подарки, и целует Настю. Крепко и быстро, как целуют свою девушку или жену, не стесняясь присутствия ее родителей.

Я закрываю глаза и понимаю, что не дышала все это время. Затаилась, словно подсматривала момент семейной идиллии.

Нас приглашают за стол. Банкетный зал невероятно роскошен. Цвета слоновой кости с золотой отделкой. Белоснежные скатерти на столах, украшенных живыми цветами. Столовые приборы из серебра.

Нет, это далеко не наш уровень. И если честно, я не стремлюсь к этому. Есть что-то давящее в атмосфере богатства.

Наш столик довольно далеко от главного. Меня это устраивает. Там, рядом с Настей, сидит Вронский. Он мило улыбается ей и говорит что-то, склонившись к ее хорошенькой головке.

Мне кусок не лезет в горло, хотя такой еды я еще не пробовала никогда. Официанты порхают, как бабочки. Бокалы постоянно наполнены. Дорогой коньяк пахнет, словно изысканная туалетная вода –я улавливаю десятки оттенков запаха и вкуса.

Тосты в честь именинника звучат пафосно. Некоторые говорят просто, но искренне, но таких меньшинство.

Спустя час я начинаю чувствовать легкое головокружение. Перепила? Не может быть, я растягивала чудесный напиток, цедила по каплям. Меня начинает трясти, словно в лихорадке.

- Ира, ты вся красная, - говорит Влад.

- Что-то нехорошо, - отвечаю я. В голове шумит. – Пойду, пройдусь.

Несколько пар поднялись, чтобы потанцевать под легкий блюз в исполнении квартета, и я вышла из-за стола вместе с ними. Движение гостей позволяет мне незамеченной покинуть зал.

Меня шатает, словно пьяную. Я решаю выйти на свежий воздух. Алкоголь? Давление? Скорее всего последнее.

Липы уже готовятся расцвести и одурманить сладким запахом широкую аллею. Мои шаги почти неслышны. Я ступаю аккуратно и медленно, потому что боюсь упасть. На минутку прислоняюсь к шершавому стволу, пытаясь сохранить равновесие и иду дальше.

Нервы! Вот из-за чего мне так плохо. Когда-то нечто похожее случилось со мной после того, как папа перенес сердечный приступ. Я ехала вместе с ним и мамой в скорой, ждала под реанимацией, успокаивая маму. Потом отвезла ее домой и расклеилась под своим подъездом.

Я и не замечала, что была напряжена до предела, стараясь не рассыпаться на части на этом проклятом приеме, держать себя холодно и отстраненно. А на самом деле боялась. Боялась увидеть его еще раз, встретится с его глазами, услышать низкий голос.

Здание ресторана почти скрылось за зеленью пышных крон. Влад будет меня искать. Ну, ничего, лучше здесь, пока никто не видит, отойти немного и свеженькой вернуться к остальным гостям.

Молоточки громче застучали в висках, голову сжало так, словно я опустилась глубоко под воду.

Внезапный приступ тошноты выворачивает меня наизнанку. Я сбегаю с дорожки в сторону и припадаю к дереву, ища опору.

Все дорогая еда и изысканный коньяк покидают желудок. Меня сотрясает дрожь, пока новый приступ не заставляет согнуться пополам. Чьи-то руки обхватываю меня сзади за талию и убирают волосы с лица. Влад все-таки нашел меня.

Мучительные спазмы сотрясают тело, пока желудок не опустошается полностью.

Я отплевываюсь, чувствуя, как слабею. Мне нужно выпить лекарство. Но мы за несколько километров от ближайшей аптеки. Господи, как неловко все вышло.

Влад протягивает мне носовой платок, я вытираю лицо и рот. Не помню, чтобы я ему клала его.

- Тебе лучше?

Я вздрагиваю. Это не Влад. Это…

Он разворачивает меня к себе, бережно придерживая, будто я могу сломаться в его руках. Лицо Сергея обеспокоенно, губы плотно сжаты.

- Нет, не совсем.

- Что тебе нужно? Что принести?

- Эналаприл или что-то похожее.

- Что это? От тошноты?

- От давления.

- У тебя высокое давление? – он обескуражен.

- Да. Подскочило что-то.

- Ты не…

Я соображаю медленно, но все же до меня доходит, что он имеет в виду.

- Да сколько же можно повторять, я не беременна. Мне плохо.

- Я думал, что … Я полагал…

- Я не жду ребенка. И не ждала. Я бы не стала это скрывать.

- Ты могла сделать… - слова, похоже, застряли у него в горле.

- Я бы никогда не сделала от тебя аборт, - замолкаю, понимая, что сболтнула лишнее. И ясно осознаю, что сказала правду только что. Даже если бы знала, что это разрушит мой брак, даже если бы Сергей ушел, не оглядываясь, не смогла бы убить в своем теле доказательство моей любви. Иметь ребенка от любимого мужчины – это непередаваемое удовольствие, благословение небес.

Он меняется в лице. Растерянность, пронзительная нежность, обеспокоенность.

- Ты можешь идти?

- Да, думаю, да.

Меня все еще штормит. Он поддерживает меня, пока мы медленно идем по аллее в сторону ресторана. Когда я спотыкаюсь, чувствую тепло и силу его рук на своем теле.

- Позови Влада, когда мы придем. Не хочу заходить в таком состоянии.

Он напрягается и хмуро смотрит на меня, словно я сказала что-то оскорбительное.

- Я сам могу позаботиться о тебе.

- Сильно в этом сомневаюсь.

- Что ты имеешь в виду?

- Сергей, во-первых, это будет подозрительно, во-вторых, я хочу, чтобы обо мне заботился мой муж. Это естественно. Тем более, мне, скорее всего, нужно будет уехать.

- Твой муж занят сейчас.

- Чем он занят? Новой сменой блюд?

- Его срочно вызвали в офис. Я получил звонок от заказчиков. Поэтому и задержался. Наш новый проект под угрозой. Они рвут и мечут. Он был разработчиком. Сейчас его карьера на волоске.

- Почему он не предупредил меня?

- Ты забыла сумочку, в ней остался телефон. Он попросил меня позаботиться о тебе.

Горькая улыбка кривит мои губы.

- Какая ирония судьбы.

Мы идем по аллее к зданию ресторана, словно двое пьяных. Он держит меня за талию, а я шатаюсь, будто в моих венах больше алкоголя, чем крови. Но при этом голова гудит, а желудок опять скручивают спазмы.

- Потерпи немного, - тихо говорит мне Сергей.

Я уже не могу говорить. Мне хуже. Я хочу выпить таблетку и прилечь. Все плывет перед глазами. В конце концов, голова начинает кружиться так сильно, что подкашиваются ноги. Он подхватывает меня на руки и несет, не думая о том, как это выглядит со стороны.

Мне не стыдно. Сейчас мне просто плохо. Когда мы почти у входа, навстречу выбегает служащий ресторана. Я почти не слышу, что он говорит. Меня начинает бить мелкая дрожь. Обрывки слов доносятся сквозь вату. Скорая помощь… сам довезу… передать ли что-то...

В конце концов, в моих руках оказывается стакан ледяной воды.

- Выпей таблетку, - говорит властный голос.

- Что это? - я едва ворочаю языком.

- Понижающее давление, - слышу чей-то ответ.

Если честно, мне сейчас уже все-равно. Глотаю то, что дали. Меня садят на лавочку, кто-то начинает обмахивать меня, протирать лоб холодным влажным полотенцем. Я медленно прихожу в себя, различая фигуры вокруг.

Чувствую, как под носом течет влага. Смахиваю ее пальцами и слышу сдавленный вскрик Сергея.

- Может быть, все-таки скорую?

- Не надо скорой, - шепчу я, пытаясь выпрямиться.

- У тебя кровь носом пошла, - говорит Сергей.

- Давление. Сейчас все пройдет.

Мне утирают кровь, меняют полотенце.

- Управляющий рестораном просит вас следовать в наши специальные апартаменты, - тот же незнакомый голос служащего.

- Показывайте, куда идти, только не через главный вход, - говорит Сергей.

Опять ощущаю свое тело в невесомости, все вокруг движется, меня мутит.

Через несколько длинных мгновений мы оказываемся в каком-то тихом помещении. Я больше не слышу взволнованных голосов, только холодное полотенце на моем лбу меняется с замечательным постоянством.

Наконец, открываю глаза. Это хороший гостиничный номер. Просторные светлые покои, кровать с балдахином. Сергей сидит рядом, больше никого нет.

- Мне нужно в ванную, - мой голос звучит глухо.

Он обнимает меня и помогает подняться. Я без туфель, ноги мягко ступают по толстому ворсу ковра.

- Выйди, - прошу я, падая перед унитазом. Меня опять выворачивает, хотя желудок пуст.

Когда я оглядываюсь, то вижу, что Сергей еще здесь, смотрит встревоженно и не двигается с места.

Откидываюсь назад, прислоняясь к стене. Тогда, когда отец попал в больницу, вроде легче было.

Сергей помогает подняться и ведет к раковине, чтобы я могла умыться и прополоскать рот. Потом просто подхватывает на руки и несет в постель. Так много меня еще ни разу в жизни не носили.

Бутылочка ледяной минеральной воды у моих губ кажется манной небесной. Жадно глотаю солоноватую воду, горло обдирают пузырьки. Сергей отходит ненадолго, я слышу, как он разговаривает по телефону, но не могу разобрать ни слова. Потом матрац снова прогибается под тяжестью его тела.

- Как ты себя чувствуешь?

- Дерьмово.

- Звонил Влад.

- Что он?

- Разобрался с заказчиками. Найдена неполадка в программе, но они хотят, чтобы ее устранили немедленно… Волнуется за тебя.

Конечно, волнуется. Я помню, как я рожала Женю. Он все время был со мной, даже в родильном зале. Бледный, нервный, готовый исполнить любое мое требование. И я не представляю, как ему сейчас работается.

- Ты сказал ему обо мне?

- Нет.

Я непонимающе смотрю на Сергея.

- Он не смог бы оставаться там. А о тебе есть кому позаботиться.

Закрываю глаза. Я хочу лишь снова вернуться домой, уснуть в своей постели и проснуться абсолютно здоровой.

В двери стучат. Сергей впускает мужчину с маленьким саквояжем. Доктор?

- Что тут у нас?

- Говорит, давление высокое.

- Сейчас проверим.

Как оказалось, у меня 160 на 100. Для меня очень много. Не удивительно, что чувствую себя космонавтом, запущенным в звездные просторы без подготовки. От укола я отказываюсь. Если выпила перед этим таблетку, то дополнительная доза лекарств для гипертоников может очень сильно сбить давление. Доктор соглашается, выясняет, что я выпила, и дает еще одну таблетку на случай, если в течении 10 минут не почувствую себя лучше.

После ухода врача Сергей садится рядом и берет мои руки в свои.

- Может быть, стоит в больницу поехать?

- Зачем? Приступ сейчас пройдет. Я хочу домой. Вечером Женю нужно забрать. Завтра встреча на работе. Это просто нервы.

- Почему ты нервничала?

Открываю глаза. И что мне ему сказать? Что боялась увидеть его на приеме, такого красивого и самоуверенного, в обнимку с Настей? Что глупое сердце не хочет понимать всей абсурдности и тривиальности сложившейся ситуации?

- На работе много дел. Устала. Вот и вылилось.

- И часто у тебя так бывает?

- Второй раз за все время.

- А первый раз?

- Давно, когда отца скорая забрала с сердечным приступом. Все крепилась, маму поддерживала, а потом как прорвало.

- Сейчас лучше?

- Да, отпускает. Сергей, я хочу домой.

- Может быть, еще немного побудешь здесь, отлежишься?

- Дома отлежусь.

- Хорошо.

Я осторожно спускаю ноги с кровати. В поисках туфель наклоняюсь вперед, но Сергей удерживает меня, становится на колено, берет за щиколотку нежно, словно я рассыплюсь, и бережно одевает туфлю. Едва ощутимо проводит большим пальцем по косточке и отпускает ногу, чтобы то же самое проделать с другой.

Откуда в нем столько нежности? Я не думала, что он на это способен. Всегда властный и деспотичный, страстный и напористый. Даже в постели он не был нежным, а сейчас… Я растеряна и смущена.

Он заставляет меня опереться на его руку, когда мы идем к выходу. На свежем воздухе становится еще немного лучше. Мы ждем, пока подгонят его машину. Он благодарит администратора за заботу, и тут я краем глаза замечаю фигуру в блестящем черном платье.

- Сергей, что происходит?

Настя едва сдерживает гнев. Но ее голос разве что немного напряжен, она прекрасно владеет собой, не намереваясь устраивать сцен.

- Ире стало плохо, я отвезу ее домой.

- А что, больше это некому сделать? Папа спрашивал о тебе.

- Передай ему, что я сейчас занят. Вечеринка обождет.

- Ты не можешь поручить это кому-то еще? Некрасиво ведь, гости …

- Мне нет никакого дела до гостей. Если твой отец так переживает из-за моего отсутствия, я позвоню и извинюсь.

Красивые черные брови взмывают вверх.

- Ты что же, не собираешься возвращаться?

- Если потребуется, я останусь, пока не вернется муж Иры,- его голос становится жестким, а взгляд пронзительным. Я вижу, что упоминать Влада он не хотел. Но рада, что все же дал понять, что я замужняя женщина. Иначе слухов не избежать.

Я опускаю глаза и вижу, что лиф платья испачкан кровью. Автоматически тянусь рукой к пятну, уже успевшему засохнуть. Настя, проследив за мои взглядом, видимо понимает, что это не пустая прихоть ее парня. Что мне действительно нехорошо. Поджимает губы, но потом кивает.

- Надеюсь, с вами все будет хорошо.

- Я в этом уверена. Извините, что причинила столько неудобств.

- Тебе не за что извиняться, - перебивает Сергей. – Поехали, тебе нужно в постель.

Что-то в его тоне заставляет вздрагивать нас обеих. Я готова провалиться сквозь землю из-за его бестактности и двусмысленности фразы, Настя же явно получила непрозрачный намек на то, что ее действия вызвали его неудовольствие. Она боится? Переживает, чтобы не потерять его расположение? Он действительно всех своих женщин держит в постоянном напряжении.

Машина едет плавно и, насколько я помню, непривычно медленно. Сергей всегда любил быструю езду.

Он знает дорогу к моему дому. На мгновение я представляю, что мы настоящая пара. Он сейчас уложит меня на кровать, завернет в одеяло и спросит, не хочу ли я чаю или воды. Устроится рядом, включит телевизор, и пока я буду дремать, станет перебирать мои волосы.

Такого я никогда не ждала от Влада. Когда болела, наоборот, хотела, чтобы меня оставили в покое, не выдерживала прикосновений. А сейчас мечтаю, чтобы эти сильные руки, уверенно ведущие машину, обняли меня. И в их колыбели я бы исцелилась.

Возле моего подъезда Сергей уверенно открывает мне дверцу и подает руку, помогая выйти.

- Я сама дойду, - говорю я, не в силах поднять на него глаза.

- Не надейся, что я брошу тебя здесь. Если потеряешь сознание в лифте, вряд ли это будет достойным завершением вечера.

- Не нужно…

Но он уже ведет меня в подъезд. Нажимаю код на двери, пока ждем лифт, украдкой поглядываю вокруг. Не хочу, чтобы соседи нас видели. Любой человек, обладающий зрением, смог бы сказать, что между нами что-то есть. Я знаю это, потому что смотрю на него по-другому. Я впитываю каждую черточку его лица, каждую линию фигуры. Знаю, как жилка на шее пульсирует над воротом рубашки, как тень от щетины покрывает подбородок и волевую челюсть, как ресницы ложатся на его щеки.

В моих глазах голод, и я ничего не могу с собой поделать. И даже если я отвожу взгляд, напряжение между нами практически осязаемо.

У дверей квартиры я достаю ключи из сумочки с твердым намерением попрощаться.

- Не предложишь мне чашку чая?

- Я не в том состоянии, чтобы играть роль гостеприимной хозяйки.

- Я нетребовательный гость.

- Сергей…

- Просто проведу тебя до диванчика, заварю чаю, посижу рядом, пока ты будешь звонить мужу, и уйду.

И хотя его лицо было бесстрастным, в глазах таилась какая-то щемящая тоска и невысказанная просьба. Будто ему было важно увидеть, как я живу.

Я сдалась. Повернула ключ в замке и пропустила его в прихожую. Моя квартира не была роскошной, как его апартаменты. И мне было немного не по себе от неимоверной разницы в нашем образе жизни.

Я попыталась увидеть свой дом его глазами. Узкий коридорчик, заканчивающийся ванной и туалетом. Справа зал, слева кухня, дальше по разным сторонам детская и спальня. Комнаты небольшие, на полу старые, но еще приличные ковры, закрывающие не очень новый линолеум. Обои спокойных цветов, и только на кухне ярко-оранжевая плитка под стать гарнитуру. Я сняла обувь, он последовал моему примеру.

- Заварить тебе чай?

- Если ты тоже будешь.

- Я выпью зеленый.

- Тогда я тоже.

Он идет за мной в небольшую кухоньку. Аккуратный стол, маленький уголок и стул занимают почти все свободное пространство. Он присаживается, пока я включаю чайник. На подоконнике мои любимые домашние цветы – фиалки. Черная варочная поверхность из закаленного стекла натерта до блеска. Духовка соответствует ей по стилю. На простой пестрой скатерти стоит блюдо с домашним яблочным пирогом, накрытым белым вафельным полотенцем, вышитым по уголкам – наследство от бабушки.

На холодильнике множество магнитиков и два Жениных рисунка. На одном она стоит между мамой и папой, яркое солнце посылает нам на головы лучи и пытается не затронуть огромный зеленый воздушный шар. На другом нарисована лошадка с голубой гривой и пышным хвостом, вся в яблоках и с дурацкой ухмылкой на своей смешной рожице.

Моя кухня не идет ни в какое сравнение с его дорогой, в стиле хай-тек, кухней.

- У тебя очень уютно, - его голос кажется мне глухим.

Я наливаю чай в кружки и оставляю его, чтобы переодеться. Мне нужно снять испачканное платье, но застирывать пятно сейчас нет сил.

Я возвращаюсь в обычной хлопковой футболке и серых тренировочных штанах.

- Тебе нужно прилечь.

- Хотелось бы.

- Я не задержусь надолго.

Мы идем в зал. Не в спальню же мне вести его. В этой комнате тоже все очень просто. Самый обычный диван и два кресла, обитые бежевым текстилем, стенка и телевизор. На журнальном столике я забыла шкатулку со своими немногочисленными драгоценностями. Стены украшены нашими фотографиями.

Пара со свадьбы, все остальные – уже после. На двух я и Влад держим новорожденную Женю, лица уставшие, но счастливые. Нас сфотографировали при выписке. Потом многочисленные фотографии дочки в разном возрасте. Мы вместе на отдыхе.

Я ложусь на диван, а Сергей рассматривает снимки. Его руки сжаты, спина напряжена.

Он сейчас смотрит на мои самые лучшие дни. Тогда я была счастлива, солнце светило ярко, и жизнь ободряюще улыбалась.

За последний год что-то изменилось. Радость покинула меня. И по странной прихоти судьбы я нашла этого мужчину.

- Твой чай остынет, - вдруг говорю я.

Он поворачивается и смотрит на меня так долго, что мне становится сложно выносить его взгляд. Изучает мое уставшее лицо, пробегает по губам, ищет что-то в глубине глаз, словно хочет раскрыть мои секреты.

Он расстроен и … зол? Его огорчили эти фотографии? Что же, меня тоже огорчает тот факт, что сейчас передо мной словно встретилось прошлое и настоящее. Мое потерянное счастье, память о котором осталась только на глянцевой бумаге, заключенной в рамочки, и мои несбыточные надежды, воплощенные в этом мужчине с бирюзовыми глазами, такими колючими сейчас, такими пылающими, обжигающими.

- Мой чай уже остыл, Ира.

Он говорит эти слова медленно. Но в них он вложил совсем другой смысл. И я чувствую, что ему больно.

- Позвони мужу, скажи, что с тобой все в порядке. Я захлопну двери.

Он разворачивается и уходит. А вместе с ним уходит и моя душа, оставляя измученное тело в пустой квартире, на холодном диване, среди фотографий со счастливыми лицами, которые мне хочется сорвать и спрятать, потому что все это было давно. Все это больше не обо мне. Потому что я живу только им, дышу им, каждый удар моего сердца адресован ему в надежде услышать ответный стук рядом.

Когда сухо щелкает замок, беру свой телефон.

- Влад, это я, - голос, как у старухи. – Я дома, мне стало плохо, - слезы бегут по щекам рекой, но голос не дрожит. – Сергей отвез меня домой, все уже хорошо, так что не спеши и не переживай. Как закончишь, забери Женю.

Нажимаю на отбой и разлетаюсь на осколки. Сережа…Сереженька…

Двери грязного лифта открываются и я захожу внутрь, не чувствуя под собой твердой опоры. Прислоняюсь к обрисованной стенке и закрываю глаза.

Когда я увидел, как ей было плохо, что-то словно разорвалось внутри. Я жутко испугался. Она была бледной, и ее всю трясло. Первая мысль – это беременность. Что-то не так. Но когда она сказала, что это здесь не при чем, что она не ждет ребенка, меня неожиданно накрыло разочарование. Странное чувство, будто мне действительно хотелось, чтобы внутри нее жила частица меня. А когда ответила, что никогда бы не избавилась от моего ребенка, словно небеса упали на землю.

Она хотела этого? Сердце защемило, меня неудержимо тянуло обнять ее и прижать к груди, целовать красивое лицо, подуть на мокрые ресницы.

Я не знаю, что на меня нашло. Но когда я увидел ее кровь, понял, что готов послать к черту все и вся, лишь бы облегчить боль моей женщины…Моей …

Я был готов положить ее на заднее сидение машины и мчаться, сломя голову, в больницу. От этого меня удержало только появление работника комплекса.

Слабая, беззащитная, неожиданно такая родная. Я чувствовал ее боль как свою собственную, и не находил места в номере. А она хотела, чтобы о ней беспокоился муж.

Горечь оставляет очень неприятный осадок на языке.

У него были на это все права. Я захотел отобрать их, забрать себе.

Я захотел единолично защищать и оберегать ее, владеть безраздельно. И почти решил, что у меня хватит сил сделать это.

Но здесь, в ее квартирке, на меня словно вылили ушат холодной воды.

Теплый, уютный дом, которого у меня никогда не было. Все дышало ею, все напоминало о ее присутствии. В каждой мелочи, в каждой детали угадывалась ее рука. И любовь.

Цветы на окне, полотенце с вышивкой, кружки, подобранные по цвету к кухне, с забавными надписями и шутливыми рожицами.

Моя мать … Я почти не помню эту женщину. Она бросила меня, когда я был маленьким ребенком. Она никогда не пекла мне пироги, не уверен, что она даже сделала для меня хотя бы один бутерброд.

Я знаю, что отец любил ее. Он прощал ее до тех пор, пока его сердце окончательно не разбилось.

Она возвращалась несколько раз. До сих пор вижу перед собой то яркое летнее утро. Она открыла двери своим ключом. Отец не менял замки после ее первого бегства, надеясь, что она одумается. Я помню, как он ждал, постоянно поглядывая в окно, как только чья-то машина останавливалась у нашего газона. И однажды это оказалось ее такси.

Я бежал к ней, сломя голову. Кричал и плакал. Мне, наверное, было около четырех или пяти лет. Я тянулся к ней руками, дрожа от счастья.

Отец вскочил с кресла и замер, не веря своим глазам.

Она тогда наклонилась ко мне, обдавая запахом дорогих духов. Какими нежными мне показались ее волосы. Гладкие и мягкие. Они коснулись моего лица, я ловил губами прядки. Она с трудом расцепила мои руки, сцепившиеся вокруг ее шеи, выпрямилась и посмотрела на отца.

Невероятно красивая женщина, так и не нашедшая счастья в материнстве и семейной жизни.

Она ушла спустя три дня. Я услышал, как они ругались внизу. Выбежал босиком из спальни, перепрыгивая через две ступеньки, несся по лестнице на звук ее голоса. Она стояла у двери с чемоданами. Тогда я понял, что она снова уходит.

Маленькому мальчику простительны слезы. Я выл, как волчонок, хватаясь за подол ее темно-красной юбки, который она пыталась высвободить из моих маленьких кулачков.

Помню, как она склонилась, чтобы чмокнуть меня в лоб, но я не хотел получать прощальный поцелуй. Я хотел, чтобы она целовала меня на ночь, и каждое утро, и каждую секунду моей жизни.

Когда она шла по подъездной дорожке, я как был, необутый и в пижаме, помчался за ней. Отец пытался меня удержать, но я вырвался и вцепился в ее чемоданы.

Она шла к такси уверенной, танцующей походкой, сквозь зубы уговаривая меня прекратить. И когда мне почти удалось выбить поклажу из ее рук, резко обернулась и оттолкнула меня.

Я упал и ободрал локоть. А она спокойно села в такси. Сквозь пелену слез я помню расплывающиеся очертания удаляющейся машины.

Тогда отец подошел, взял меня на руки и попросил прощения.

- Этой с*ки больше здесь не будет, мой сын. Не плач. Ни одна женщина не стоит этого, - сказал он тогда. Но я чувствовал, что моя пижама намокла на плече, в том месте, куда он спрятал свое лицо.

И сейчас, в доме Иры, я увидел, что могу разрушить. С семейных фотографий на меня смотрела ее дочь, такая безумно счастливая, солнечная девочка. Она играла с родителями на море, строя замки на песке, дергала за ухо ослика в зоопарке, сидя на руках отца, пока мама держала ее за ножку.

Она рисовала их семью. У нее пока есть эта семья. У меня не было, и я никогда не брал в руки карандаши, чтобы нарисовать мать.

Отец не смог мне ее заменить, да и не пытался. Он был мужчиной, не способным на нежные объятия. Иногда в нашем доме появлялись женщины, но я знал, как он относится к ним. Просто украшение его ночей, ничего больше.

Я не знаю, кем стала Ира для меня, но одно я решил наверняка. Ее счастье я не заберу.

Выйдя из подъезда, я на мгновение останавливаюсь и глубоко вдыхаю. Эгоизм борется с чувством справедливости. Хочу ее, Господи, как же я хочу ее, домашнюю, растерянную, хрупкую. Хотя бы в последний раз.

Разворачиваюсь и застываю на месте. Если я сейчас вернусь, то не найду сил, чтобы уйти.

Благородство – черта, которую воспитывал во мне отец, начиная с пеленок. Я проклинаю чертово благородство, которое уводит меня от ее дома, уносит за километры, за миллионы причин на расстояние в тысячи одиноких серых дней.

Дата добавления: 2015-07-08