Сковорода Г. С.

Ахмед замолк и окинул взглядом сгущающиеся теменью небеса. Солнце неохотно ползло за горизонт, теснимое ночью, словно не желало идти на покой, а желало остаться и тоже услышать, чем же закончилась история, рассказываемая стариком. Притихшие дети смирно сидели у его ног, еще не до конца в силу своей юности понимая, почему им так грустно. Где-то позади слушателей, закрыв лицо платком, плакала девушка.

- Как же так? – тихо спросил кто-то из собравшихся. – Неужели их пути так и разойдутся? Дед Ахмед, ты обещал нам историю о любви, а любовь оказалась несчастливой.

- Так и должно быть, - возразил другой. – Великие легенды всегда заканчиваются печально. Герои и храбрецы погибают, а влюбленные разлучаются ради блага остальных. Эта легенда тоже не исключение.

- Не спеши делать выводы, мой дорогой друг, - сказал Ахмед, не переставая улыбаться. – Вы еще не дослушали мою историю до конца. До заката солнца осталось совсем немного времени, но я успею вам поведать ее, откладывать уж нет смысла.

Он вздохнул и, снова затянувшись трубкой, нараспев заговорил.

- День за днем, ночь за ночью – покатилось колесо жизни с прежней скоростью. Постепенно былой порядок в стране восстановился, забылись злодеяния бессердечного аль-Мамуна, выскреблась песками кровь невинных с площади. Снова стал править Шахджахан, снова стали заседать Советы мудрейших и устраиваться пышные торжества. Но халиф вынес и свой урок из предательства брата, стал более осмотрительным и недоверчивым, жестким в решениях, самолично дотошно проверял каждого приближенного ко дворцу, чтобы оставить трон сыну безопасным, а тыл прочным.

Только не была все равно спокойной его душа. Надеялся Шахджахан, что по прошествии времени забудет принц Абильхан о своем северном возлюбленном, но шли дни, недели, а затем и месяцы, а рана в сердце принца не заживала. Все так же выходил Абильхан встречать знатных гостей, все так же улыбался им. На занятиях с учителями вел себя прилежно и учтиво, являлся на все переговоры и советы, в делах халифата был сведущ. Но мысли его были далеко и не принадлежали они ни народу своему, ни развлечениям, ни даже отцу. Лишь одному человеку, что где-то далеко, за синим морем, за зелеными долинами и серыми холмами, думал о нем, повернувшись обветренным лицом на восток…

Подарки, присланные из Каира от родственников матери, были забавными и красивыми, пестрели разнообразием и поражали дороговизной.

- Старый Шукри знает, чем порадовать глаз и сердце, - довольно приговаривал Шахджахан, вертя в руках усыпанную рубинами трость. – А вот, смотри, как занятно! Бывают же умельцы, способные сотворить такое, что песок в их руках становится послушным.

Билл посмотрел на стоящие в ряд стеклянные сосуды, в которых из разноцветного песка были невероятным образом сделаны картины. Красные дворцы, серые с голубым отливом верблюды и белые узоры на желтом фоне.

- Мило, - сказал он.

Халиф вдруг всплеснул руками и, восторженно охая, вытащил из горы даров звенящую изнутри коробку.

- Взгляни, Абильхан! Первые монеты имени тебя! Золото чистой плавки! Теперь ты самый молодой арабский принц, в чью честь выкованы деньги.

- Я рад. Теперь мной будут платить и размениваться.

Принц отложил очередной по счету отрез атласной ткани и, поклонившись, вышел из залы. Шахджахан бросил монеты обратно и, опустившись в кресло, устало подпер голову кулаком.

Билл вернулся в покои, где проводил почти все свое время. Забивался в угол, как испуганный зверь, подолгу сидел в темноте, пока тело не затекало и не начинало жалобно ныть. Спешил укрыться здесь после занятий, прогулок и приемов, чтобы остаться наедине с собой и местом, где он был счастлив в последний раз. Он пытался превозмочь себя каждый раз, вставая по утрам с постели, клялся, что пересилит себя и обернется прежним Абильханом, но все больше напоминал себе изможденного раба, обреченного на вечную каторгу. Он словно высох изнутри, вышел из тела немым духом, наблюдая со стороны, как дышит и ходит по дворцу, как принимает пищу, как говорит с кем-то. Билл понимал, что его безучастный и тоскливый вид причиняет отцу боль, и ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать.

Тоска по Тому не стихала на ни миг, и скрыться от нее нельзя было ни во сне, где лукавое подсознание играло с ним, ни во время пиров и гуляний, ни во время усиленных учений. Билл исполнял свои повседневные дела и обязанности, стиснув зубы, боясь, что каждое произнесенное им вежливое слово, каждый поклон и каждый сантиметр шелковой ткани на теле еще больше отдаляет его от Тома. Среди шумных гостей, лебезящих перед ним, на душных улицах, за тонкими занавесями носилок, даже на молитвах, со лбом, упершимся в холодный пол или колючий ворс коврика, - Том незримо присутствовал рядом, но невольно дрогнувшие от наваждения пальцы вместо его руки всегда ловили лишь пустоту. Утешавшая поначалу надежда, что все вернется на круг своя, стоит только телу забыть родные объятия, развеялась, как мимолетное видение. Слишком сильна была эта болезнь, и времени не было подвластно излечить ее.

Они, как могли, держали свое слово искать друг друга. Через год после того, как варвары покинули халифат, Билл, невзирая на протесты отца, собрался в дорогу и выехал навстречу неизвестности. На каменистых берегах Адриатического моря они встретились, принц издалека завидел – нет, почувствовал чем-то в груди – знакомую до боли фигуру, усмиряющую взглядом сощуренных глаз соленый морской ветер. Несколько дождливых дней промелькнули, как в тумане, они сжимали друг друга в объятиях, пытаясь насытиться друг другом, целовали до онемения в губах. И долго не могли проститься, надрывно шепча слова утешения и любви, лишь усугубляющие боль нового расставания. По возвращении домой принца трясло и ломало, словно в лихорадке, от желания вновь прикоснуться к любимому, становящимся нестерпимым зудом, который, затухая, продолжал тянуть в каждой клетке тела, куда бы Билл ни направлялся, что бы ни делал.

Второй год разлуки обернулся для принца воплотившимся в явь страшным сном. Поплутав несколько дней по лесам Франкии, он так и не встретился с Томом. Чащи и топи вставали на пути, как будто сам черт водил их по кругу, не давая выйти на дорогу. Наконец, выбравшись, Билл узнал от местных жителей, что кочевой отряд стоял здесь неподалеку чуть раньше, но уже ушел. Впавший в ступор принц не сказал своим слугам на обратном пути ни слова. Вернувшись в Дамаск, он закрылся у себя и вышел лишь тогда, когда голод стал нестерпимым.

Шахджахан молчал, терпеливо ожидая, когда упорство сына иссякнет, но смотреть на метания Абильхана становилось все больнее. Принц чах, как лишенный воды цветок, летящая быстрая походка исчезла, Билл ходил по дворцу молчаливой тенью. И глаза его уже не сверкали, как прежде.

На днях принцу исполнилось двадцать три, и халиф подумывал о том, чтобы передать ему в правление какой-нибудь город, чтобы сын увлекся делами и забыл, наконец, этого проклятого варвара. Он долго откладывал свое решение назначить Билла наместником Багдада, который со смерти аль-Мамуна так и стоял без власти, но известие о том, что сын вновь собирается во Франкию, заставило его немедленно собраться с духом для разговора.

Постучавшись, халиф заглянул в покои сына. Сундуки с одеждой были разворошены, кругом валялся разный хлам и мусор, а сам принц посередине комнаты собирал дорожную сумку, то складывая в нее вещи, то доставая их и заменяя другими. Билл выглядел веселым и радостным, и Шахджахан залюбовался им, редко когда теперь балующим своей улыбкой. Принц сосредоточенно пыхтел, не замечая присутствия отца.

- Опять поедешь искать своего варвара? – подал голос Шахджахан. Билл поднял голову и кивнул, смущенно улыбнувшись. Халиф покачал головой, неодобрительно глядя на хаос, царящий в покоях. – В прошлый раз ты вернулся ни с чем. Уверен, что хочешь отправиться сейчас?

- Уверен, отец. Я знаю, Том дождется меня. Наверное, в прошлом году ему пришлось уйти из-за лагеря, но теперь он наверняка все продумал.

- А что, если он просто не захотел прийти? – осторожно предположил халиф. – Он устал и не хочет больше быть связанным призрачными обетами. Ты не думал об этом?

- Не беспокойся об этом. Я хорошо его знаю, он верен своему слову, как никто другой. Даже если он решит оставить меня, он придет сказать об этом. – Билл помолчал, прислушиваясь к себе. – Нет, мое сердце еще бьется, а значит, Том по-прежнему любит меня. Я не упущу его!

Принц вскочил на ноги, тараторя без умолку.

- Я должен что-то подарить ему. Как я мог не подумать об этом раньше? Что-то, что займет место в его сундуке, достойное этого. – Он сжал в ладони висящую на шее на золотой нити фигурку. – Я подарю ему тот разноцветный песок с верблюдом!

Билл бросился в спальню, но Шахджахан придержал его за локоть.

- Подожди, Абильхан. Нам надо поговорить с тобой.

Жестом указав сыну сесть, он опустился напротив, заставляя себя быть непреклонным, глядя в глаза сыну, полные томительного ожидания встречи с любимым. Билл нетерпеливо теребил застежку у горла, его ладони стали влажными от волнения.

- Мне было нелегко решиться на этот разговор, я знаю, что ты будешь испытывать потом. Но, Абильхан, сейчас я хочу поговорить с тобой не только как отец с сыном, но и как правитель с правителем. Как с мужчиной, которому знакомо и близко понятие чести и долга. Я много думал и решил, что тебе пора уже приобщаться к правлению, начинать действовать со мной наравне. Не за горами тот день, когда тебе придется стать халифом. Я решил сделать тебя своим наместником в Багдаде.

- Что? – Билл выпрямился, изумленно глядя на отца. – Но я не…

- Ты готов. Ты умный, дальновидный, храбрый – все, что нужно, остальное приложится с опытом. А самое главное, что я хочу сказать, - ты должен забыть этого своего Тома. Когда ты станешь халифом, будет непозволительно мотаться к нему на другой конец света, ведь на твоих плечах будет лежать ответственность за такую большую страну, как наша. Хватит, Абильхан, пора оставить это в прошлом.

Принц невесело усмехнулся.

- Я догадывался, что речь пойдет об этом. Ты же знаешь, что я не могу. По происхождению я халиф, но на самом деле лишь простой человек. А людям свойственно любить и жаждать любви. Я же не виноват, что мой избранник находится за многие мили от меня, что он дикарь, а не богатая принцесса.

- Жаль, что он не богатая принцесса. Тогда бы ты имел право жениться на ней и рожать детей. А с этим дикарем тебе только дорога в ад, потому что Коран запрещает мужеложство.

Билл махнул рукой и встал, начиная вновь собирать сумку. Весь его вид говорил о том, что подчиняться законам принц не намеревался. Шахджахан прикусил губу, думая, какими словами образумить сына.

- Пойми, что твое влечение к нему гибельно.

- Влечение? – вскинулся Билл, бросая вещи на пол. – Это ты мне говоришь? С каких пор ты стал судить, как надменный старикан?

- Абильхан, не смей говорить с отцом в таком тоне.

- А ты не смей делать вид, что тебе это не знакомо! Вспомни себя самого, ты ведь тоже совершал глупости, чтобы привлечь внимание матери. При том, что даже не видел ее лица и ни разу не говорил с ней. Я достаточно провел времени с Томом, чтобы знать, что он – моя судьба. Ты требуешь от меня забыть о нем, но как я могу сделать это, ведь это значит забыть о себе самом.

Халиф помолчал, задумчиво меряя шагами нагретый солнцем пол. Билл пристально смотрел на него, ожидая ответа.

- Может, ты и прав, и я напрасно взываю к твоему разуму. Наверное, я не имею права лишать тебя счастья любви, ведь такой дар выпадает раз в жизни, и то не всем. Но, с другой стороны, твой титул – не пустяк, чтобы играть с ним, как вздумается. Халиф это опора и надежда народа, он должен быть непогрешимым, чтобы смочь защищать и хранить покой в стране.

- Неужели ты на моем месте не поступал бы так же? Неужели не искал бы встречи с любимым любой ценой?

- Я не знаю, сын. Я рад, что ты познал любовь, как и я когда-то, но наши случаи слишком различны, чтобы сравнивать их. Пойми, я всем сердцем желаю тебе добра и беспокоюсь за твое будущее. Как правитель халифата, я хочу оставить после себя наследника, который не уронит честь и достоинство трона. Как отец, я желаю тебе крепкой семьи, преданных жен и детей, мира в твоем доме. Как видишь, твой варвар не вписывается ни там, ни там. Я даже как мужчина понять тебя не могу.

- Что же мне тогда делать? – с горечью произнес Билл. Шахджахан подошел к сыну, кладя руку ему на плечо и заглядывая в глаза.

- Ты уже достаточно взрослый, чтобы принять решение самому. Я просто прошу тебя, Абильхан, подумай, хорошенько подумай. И сделай верный выбор.

Сказав это, халиф оставил Билла одного. Принц со вздохом опустился на пол и закрыл лицо руками.

Зеленые берега Средиземного моря утопали в цвете. Белые цветки усеивали ветки деревьев, источая благоухание, назревали первые плоды персиков и абрикосов. Теплые лазурные волны плескались, вынося на камни быстро таящую пену, а где-то далеко, у самой кромки горизонта, рассекая водную гладь, плыли корабли с парусами, полными ветра. Белоснежные дома, похожие на древнегреческие храмы, принадлежащие богатым господам, возвышались на холмах, а у самого берега вокруг извилистой пыльной дороги ютились маленькие домики из желтой глины. По улицам неспеша расхаживали одетые в легкие туники местные жители.

Билл долго искал нужный ему дом. Рыбацких хижин, стоящих на отшибе, было много, но та, единственная, под кривым кипарисом, все никак не хотела появляться в поле зрения. Оставив сопровождающих воинов в таверне города, он спустился к берегу и поехал вдоль него.

Сердце вдруг оглушительно застучало, посылая по всему телу волнительную дрожь. Билл охнул и пришпорил коня, мелкая галька брызнула из-под копыт во все стороны. Стоящий у хижины Том обернулся и бросился ему навстречу с радостным возгласом. Высвободив ноги из стремян, принц скатился с седла прямиком в его объятия.

- Я нашел тебя, нашел! – Билл прижался к Тому, счастливо смеясь. – Ты здесь! Господи, я так боялся, что мы больше не встретимся. В тот раз я чуть не умер, когда мы разминулись.

- Прости меня за это. Я был вынужден увести лагерь, местные жители грозились нас выдать. Я сам проклял все на свете.

- Ничего, не вини себя. Сейчас мы вместе.

Кажущаяся маленькой снаружи хижина внутри была просторной и сухой. Из убранств были лишь стол, пара стульев и соломенный тюфяк в углу, накрытый выцветшим покрывалом. Билл огляделся и улыбнулся, ощущая греющую душу теплоту, накатившие воспоминания, словно полузабытый сон.

- Какое прекрасное место, - с искренним восхищением сказал он.

- Если ты свободен от своих царских дел, мы можем побыть здесь подольше, - ответил Том. – Хозяин ушел в плавание на торговом корабле, обещал вернуться не раньше начала следующего месяца. За моими людьми присмотрит Якоб. Да, он просил передать тебе, что помнит тебя и очень любит.

Билл неотрывно смотрел на Тома, лаская его взглядом. Солнце, бившее из окон, красило его в золотистый цвет, спокойного, светящегося. Принц почувствовал давящую тяжелую вину за то, что должен был сказать любимому.

- Том, я… я не могу остаться с тобой надолго. Через несколько дней я должен буду возвращаться в Дамаск. Отец считает, что мне пора готовиться к правлению. Он ставит меня наместником в Багдаде.

Том вздрогнул и выронил из рук кувшин, из которого разливал по стаканам свежее козье молоко. Белоснежные брызги вперемешку с осколками разлетелись по столу. Билл испугался и спешно заговорил, пытаясь сохранить голос уверенным:

- Но это ничего не значит, Том, я все равно буду находить время, чтобы приехать к тебе, а если его не будет, тогда отменю свои дела. Мы все равно будем вместе, даже когда я стану халифом, меня не сдержат никакие законы и преграды. Том, поверь мне, я…

Том сел на стул и опустил голову на руки. На загорелой обнаженной коже Билл с болью в сердце заметил свежие шрамы. Подойдя к нему, Билл взял ладонь Тома в свои и коснулся ее губами.

- Я буду любить тебя, несмотря ни на что, - произнес он.

- Перед отъездом из лагеря я попрощался со всеми и передал Якобу право быть вождем, - глухо отозвался Том. – Я больше не мог просыпаться по утрам, искать тебя рядом с собой и не находить. Я устал от снов, в которых я хочу прикоснуться к тебе, а ты растворяешься в воздухе. Когда я ехал сюда, то надеялся забрать тебя, жить с тобой так, как того требует моя душа, оберегать тебя от всех напастей. Меня никак не оставляли эти мечты, я представлял, как мы построим дом на берегу моря, я буду ходить в море ловить рыбу, а ты будешь ждать меня.

- Я мечтаю о том же, но моя судьба уже предрешена. – Билл опустил голову.

- Судьба… Она только смеется над нами! – Том вскочил, опрокидывая стул, и зашагал по дому, с яростью пиная все, что лежало на пути. – Верно отец говорил, что не стоит ждать от нее милости. Она подразнила меня бесценным подарком и тут же его отняла! Что это за проклятье такое – любить того, кто никогда не будет со мной!

- Разве ж я виноват? Ты жалеешь о том, что встретил меня?

- Нет, не виноват. Тут нет ничьей вины. – Том остановился и тяжело вздохнул. – Но от этого только больнее. Наверное, я зря грешу на судьбу, а должен быть ей благодарен. Я ни о чем не жалею, ведь ты был у меня. Стоит жить ради тех дней.

- Говоришь так, словно мы разлучаемся навеки…

- Разве нет, Билл? Я не имею права что-то требовать от тебя, кто я один против целого народа. Никто. Ты должен быть халифом. А я…

Том замолчал, обреченно отводя взгляд. Билл встал и подошел к любимому, обнимая его. В доме повисла тишина, солнечные пятна на полу побледнели и растаяли. Снаружи послышался приближающийся раскат грома, и по деревянной крыше застучали капли дождя. Небо плакало от жалости к своим детям.

Билл медленно открыл глаза, не сразу вспоминая, где находится. Из щелей между досок стены крались по полу желтые полосы, свежий и чистый после прошедшего дождя воздух свободно влетал в открытое окно. Приподнявшись на локте, принц оглядел спящего Тома. Тот хмурился во сне, и у переносицы собирались недовольные складки. Билл помнил, что точно так же любовался спящим варваром в то утро, когда впервые ощутил в себе искры любви к нему. Он вспоминал каждый миг, проведенный вместе, каждый шаг навстречу друг другу. Перед глазами вставали образы, сменяя друг друга, живые и яркие, нестираемые из памяти ничем. Вот Якоб, тогда еще страшный незнакомый человек, вытаскивает его из повозки, и среди потешающихся над ним разбойников появляется их главарь с полным презрения взглядом. Вот Шакал грозит ножом ему у костра, требуя склониться, а вот уже спасает принца, едва живого, из ледяной буйной реки. И дальше, от первых рассветных часов до ночных сумерек, смежающих веки. Том был рядом всегда, с самого рождения на свет их связывала нить, сплетенная кем-то свыше. А теперь он должен уйти и разорвать ее, лишая из обоих возможности дышать.

Билл встал, осторожно укрывая Тома. Подняв с пола одежду, он бесшумно оделся, оглядываясь и проверяя, не разбужен ли варвар. У самого порога он еще раз обернулся, целуя Тома влажными глазами. Выдохнул, решаясь, и выскользнул за дверь. Сердце громко билось, а душа замирала, словно не веря принятому решению. Билл оседлал коня и направился в город, к своим воинам. Свой Рубикон принц перешел.

Том дернулся, как от удара плетью, и проснулся. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что Билла рядом нет, как не было и одежды принца, и его лошади, привязанной к столбу на улице. Вскочив, Том выбежал во двор и заметался по берегу.

- Ушел… Ушел! Бросил меня! – закричал он, запнувшись и падая на землю. – Даже слова не сказал, исчез! В любви клялся, помнить обещал! А сам оставил меня, не нужен я ему!

Задохнувшись, он с отчаянным возгласом зачерпнул горсть мелких камней, бросая ее в сторону просыпающегося города, и согнулся, сворачиваясь и утыкаясь лбом в колени.

- Вернись, умоляю, - беззвучно выдохнул он на исходе сил, каждое слово отдавалось болью в груди.

Окаменевший от горя, он все же не мог не услышать приближающийся конский топот, а затем и быстрый шаг человеческих ног. Том сделал над собой усилие и выпрямился, увидев перед собой обеспокоенное лицо Билла.

- Что случилось? Ты ранен? – испуганно спросил принц, опускаясь рядом с ним. Том вцепился в него, сжимая пальцами тонкие плечи, боясь, что тот снова исчезнет.

- Ты вернулся? Ты настоящий?

Билл недоуменно улыбнулся.

- Это я, Том. Я с тобой рядом. Ты чувствуешь? Я здесь.

Том облегченно застонал, притягивая к себе Билла.

- Я думал, ты уехал. Черт возьми, я чуть с ума не сошел. Испугался, что ты решил вернуться домой, не попрощавшись со мной.

- Ну что ты, как я мог? Я ездил в город, чтобы отпустить своих охранников.

- Но как? Ты поедешь обратно один?

Принц помолчал. Взяв лицо Тома в свои ладони, он прижался к нему, нежно целуя в губы и зарываясь пальцами в волосы.

- Я не поеду обратно, Том. Я хочу построить с тобой дом и ждать тебя в нем, пока ты ловишь в море рыбу. Я хочу каждый день просыпаться с тобой и засыпать с тобой. Ничего другого мне не надо.

- Но как же твоя страна и твой отец? – прошептал Том. – Ты отказываешься от трона… ради жизни со мной? От всего богатства и почестей?

- Зачем они мне? Все это золото, драгоценные камни, слуги, хвалы в мою честь, роскошный дворец, пиры и наложницы… Зачем мне все это, если у меня есть ты? Я уже познал лучшее из счастий. Я люблю тебя, так люблю, что готов отдать за тебя все на свете.

Том неверяще смотрел на Билла, почти не дыша. Билл казался ему эфемерным, сказочным видением, и он боялся моргнуть, чтобы случайно не спугнуть его. Осознание пьянящего, накрывающего с головой счастья, затопляющего его изнутри, медленно приходило откуда-то извне, вместе с жаркими поцелуями и теплыми ласковыми пальцами, играющими с его телом – и душой, подобно фениксу восстающей из-под тлена прошлых лет. И птица эта несла на крыльях свет, исцеляющий раны одним взмахом, обещающий что-то новое вдали, полное мира.

«Дорогой мой отец! Не вели казнить гонцов, принесших эту весть от меня, хоть и не по нраву она придется тебе. Я послушался твоего совета и хорошо подумал перед тем, как сделать свой выбор. Поверь, что более тяжелого выбора мне еще не доводилось делать. Я корю себя за то, что приходится огорчать тебя, ведь был твоей надеждой, но своего решения своего не изменю. Я остаюсь с Томом.

Я по-прежнему бесконечно люблю Отца нашего Аллаха и чту его заповеди, но, готов поклясться на Коране, только с Томом я почувствовал, как близко могу быть к Нему. Только познав лишения и тяготы в плену, я понял, как мне следует жить. Священные книги и заветы не передадут словами той истины, ведь слова лживы и путанны, а истина неуловима, лишь сердцем можно увидеть ее. А сердце слепо ровно до того момента, как не поселится в нем любовь. Она и есть высшее проявление божественной сущности, лишь она способна открыть нам глаза и помочь отыскать верные пути. Я люблю Тома и свой путь уже нашел.

Я знаю, что, возможно, ты так и не сможешь понять и принять мой выбор, но, прошу, попытайся. Ради меня самого, ради памяти матери и вашей любви. Не вини меня и не тоскуй, я в тех руках, что позаботятся обо мне как ничьи другие. Я хочу открывать этот мир заново, рядом с ним, я хочу видеть, как распускаются цветы, ждать долгой зимой весны, хочу наслаждаться этой жизнью и всем, что она мне даст. Мне больно оставлять халифат, но достойного тебя правителя из меня не выйдет, я не смогу вложить всю душу на благо страны. Ты вправе назвать меня олухом и бесстыжим лентяем, я того заслуживаю. Если судьбой уготовано мне, что я разочаруюсь в своем выборе и прокляну себя за него, что ж, я готов и к этому. Лучше жалеть о сделанном, чем об упущенном.

Я никогда не забуду о тебе. Если ты примешь нас, мы вернемся, будем приезжать, если будешь ждать. Я и Том. Он половина меня, а значит, тоже твой сын. Прошу, не отрекайся от нас, ты один из немногих, кто может поддержать нас, на чье плечо мы еще можем опереться. Я очень люблю тебя и буду молиться за твой покой. Что бы ни случилось на жизненном пути, ты навсегда останешься моим отцом.

Твой непутевый сын Абильхан».

Шахджахан отложил письмо и потер уставшие глаза.

- Я так и знал, - проговорил он и вздохнул. Халиф был расстроен, но что-то подсказывало ему, что выбор сына был самым честным и правильным из всех, что могли быть.

- Шахджахан недолго горевал, что сын его, Абильхан, предпочел вольную жизнь титулу халифа. Часто он ходил в усыпальницу к покойной Атхар и, говорят, что в один из таких визитов явился к нему дух жены. О чем они беседовали – никто не знает, но с тех пор жизнь во дворце изменилась. Халиф перестал хмуриться и тосковать, а вскоре после этого у другой его жены родился сын, а потом и дочь, и закружилась жизнь. Но и про старшего сына он не забывал ни на мгновение, горячо и с любовью молясь за него Аллаху.

А сам Абильхан прожил долгую жизнь рядом с возлюбленным своим Томом. Они уехали во Франкию и путешествовали по ней, пока не изъездили вдоль и поперек, от севера до юга, иногда приходили в земли, на которых осели их друзья-варвары, построив небольшую деревню, старостой в которой был Якоб. А после, как и мечталось им, построили дом на берегу моря и жили в нем до исхода своих лет.

Ахмед закончил рассказ и кивнул самому себе, словно ставя немую точку в повествовании.

- Так кончается моя история. Долгой и тревожной была она, но есть в ней серьезный урок. Лишь упорством и верой в себя можно побороть все невзгоды и заслужить любовь. Помните об этом и в самый трудный час не опускайте рук. И будут вознаграждены все ваши старания.

- Спасибо, спасибо, дед Ахмед! – наперебой закричали дети, вскакивая на ноги. На улице уже совсем стемнело, и встревоженные родители принялись разводить их по домам, гадая, как им уложить спать своих непослушных чад.

Слуга помог подняться Ахмеду с лавки и завел его домой, стеля низкую постель и готовя целебный чай, помогающий крепкому сну. Приняв отвар, старик лег и вздохнул, думая о былом, мысленно подсчитывал, сколько всего может положить на ту или иную чашу весов, вспоминал все, с чем предстанет перед Судом. Постепенно сон сморил его, уводя в призрачное царство, где на душе легко и спокойно, а под ногами шуршит мягкая трава. Ахмед вышел из неясной тени на залитый солнцем обрыв, раскинул руки – и невесомые ветры подхватили его, поднимая вверх, к солнцу, просящемуся в раскрытые ладони. Паря среди кудрявых облаков, он слышал детский смех, звенящий серебряными колокольчиками, и сам радовался, как ребенок. А внизу, на изумрудной земле, полной жизни, видел двух неспешно едущих всадников, срывающих со стеблей цветы ярчайших красок и вдевающих их друг другу в волосы. Ахмед узнал их – то были герои его последней земной истории, арабский принц и северный варвар, любящие, любимые и бесконечно верные друг другу, начинающиеся и заканчивающиеся друг другом, принадлежащие друг другу, как трава - земле, солнце - небу, а жизнь – любви.

Дата добавления: 2015-07-08