Мелисса и Джимми

"Сатана улыбается...ведь многие монашки – очень симпатичные девушки...."

Шандор Ла Вей

В миру ее звали Мелисса. В монастыре она стала сестрой Гэрриэтт. Ее

работа заключалась в проведении христианских праздников и воскресных

занятий для школьников и студентов. Среди которых истинно верующих,

конечно же, было крайне мало. Большинство детей посещали эти занятия по

настоянию родителей. Воскресные классы сестры Гэрриэтт были обыденным

делом для того района Бостона, где она жила. То есть жила она в

монастыре, но дом у нее все-таки был. Там жили ее отец и мать, набожные

и правильные люди. К сожалению, они были очень стары, и Мелисса помогала

им, как только могла. Так как монастырь занимался благотворительной

деятельностью, монашкам часто приходилось разносить помощь нуждающимся,

и стараниями сестры Гэрриэтт ее семья попала в этот список, и это было

правильно - они действительно нуждались.

Лучшей подругой Мелиссы была Мэриэнн Джонсон. Девушка скромная и,

несмотря на ее плохое окружение, полное греха и разврата, верная своим

представлениям о жизни, которые не шли в разрез с Библией. Со временем,

думала Мелисса, Мэриэнн может стать образцовой монахиней - у нее были

все данные для этого. Были… К сожалению, Господь распорядился иначе -

все же дурное окружение добралось до Мэриэнн. Как ни печально, но ее

ополоумевший парень убил ее, когда она пришла к нему домой. Парень этот

теперь отбывал срок в тюремной психушке, но вот безутешным

родителям и друзьям, включая замечательного парня Джима Дэвиса,

влюбленного в Мэриэнн, было от этого не легче.

Дэвис был замечательным парнем. Он регулярно посещал воскресные занятия,

когда ему позволял спортивный график - он был спортсменом, лучшим

бейсболистом города, и при всем этом обладал покладистым нравом и

добротой. Что-то в его поведении после смерти Мэриэнн изменилось.

Мелисса даже подумала, что у них с Мэриэнн что-то было, но отбросила эту

мысль. Вряд ли такая, как Мэриэнн, могла бросить своего тогдашнего парня

Стива и изменить ему с Дэвисом. Нет, такой мысли сестра Гэрриэтт не

допускала. Хотя она считала, что они с Дэвисом могли бы быть очень

хорошей парой. Но факт есть факт - после похорон Мэриэнн Дэвиса стало не

узнать.

Он всегда и везде ходил грустный, одевался только в черное, забросил

спорт и стал более регулярно посещать воскресные классы сестры Гэрриэтт.

Дэвис стал самым послушным учеником и всегда приходил вовремя. Он слушал

всегда очень внимательно, постоянно делал какие-то записи в своей

тетрадке, и всегда о чем-то размышлял. Но вскоре спортивный комитет

пригрозил ему отчислением и лишением стипендии, если он не возобновит

спортивные занятия, ибо команда Фениксов без него сильно сдала. Ему

ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Понятно, что с этого времени Дэвис стал иногда пропускать воскресные

классы… и сестра Гэрриэтт поняла, что ей сильно не хватает его

сосредоточенного лица, его печальных глаз, полных силы и тоски, его

тихого, но не безжизненного голоса. Она и раньше видела его только по

воскресеньям и почти никогда не встречала его в городе, когда была там

по делам. Она стала ловить себя на мысли, что ее взгляд против воли

пытается найти в его толпе. Все это очень смущало Мелиссу. Это казалось

ей подлым и несправедливым - как это так, какое-то хитрое чувство

исподтишка завладело и управляет ею, противясь воле рассудка. Она честно

пыталась бороться с этим. Но это не помогало. Сначала она решила, что

думает о Дэвисе из-за его пропусков занятий. Но задав себе несколько

вопросов, она поняла, что не думает ни о Стэнли Йетсе, ни о Кэтрин

Борас, ни о Кларенсе. А ведь они тоже были хорошими людьми, и тоже были

вынуждены иногда по разным причинам пропускать ее занятия. Нет, здесь

было все по-другому.

Когда сестра Гэрриэтт закрывала на ночь двери своей кельи, то думала

только о Дэвисе. Она представляла, как он вновь появится в классе,

улыбнется ей, опять что-то будет записывать и печально смотреть на нее -

нет, сквозь нее, когда она будет читать строчки из Писания. Самое

ужасное, что ее стали посещать греховные мечты о том, чтобы Дэвис

поцеловал ее. Это было совсем плохо. Видимо, Господь хочет испытать ее.

Что ж, она выдержит это испытание. Но как же это трудно!

…Дэвис перестал стричься. Мэриэнн очень нравились его коротко стриженые

волосы. И теперь каждый раз, выходя из парикмахерской, он сразу

вспоминал о Мэриэнн.

Он решил больше не заходить туда.

Волосы длиннее обычного сначала были для него непривычны, но потом он

научился укладывать их в разные стороны и стал чаще смотреться в зеркало

- теперь выйти непричесанным из дома было проблематично, так как

непослушные волосы принимали непонятные формы и делали из него дурака.

Причесанным же Дэвис себе нравился больше. Друзья иногда шутили над ним,

но не перегибали палку - хоть Дэвис и был набожным парнем, все же

встречи с его крепким кулаком никто не желал. Мелиссе такая прическа

тоже нравилась. Со временем Дэвис отпустил бороду и усы, и теперь,

глядя в зеркало, он видел совсем другого человека. Это ему было по душе.

Прежний Дэвис исчез навсегда.

Друзья говорили ему, что он, того и гляди, запишется в рокеры. Дэвис

лишь улыбался. Его внешний вид придавал ему уверенности. Даже взрослые

люди смотрели на него как-то более уважительно - словно бы ему было не

двадцать два года, а все тридцать пять.

Сестра Гэрриэтт вовсе не была дурнушкой. Дэвис находил в ее чертах

много привлекательного, но сразу же отсекал подобные мысли - она же

монахиня, для мужского внимания она была недоступна. Во время

тренировок он думал о ней - как же она выглядит без этой нелепой

серо-коричневой рясы? Наверняка, если ее привести в должный вид,

накрасить, причесать, одеть как полагается, то она была бы недурна

собой. Но такой возможности Дэвису никак не предоставлялось - сестра

Гэрриэтт ночевала в монастыре, и лишь несколько раз в месяц навещала

родителей на окраине, куда она должна была добираться в мирской одежде.

Встретить бы ее в этот момент, думал Дэвис и улыбался. Мысли о сестре

Гэрриэтт (он даже не знал ее полного имени) потихоньку заняли в его

голове главное место. Стадион для него был домом, бейсбол был его

жизнью, которой он жил, но вот женского участия ему не хватало. Это,

пожалуй, было единственное, чего он был лишен. Теперь он хотел, чтобы

кто-то обнял и приласкал его после тренировки или тяжелого матча.

Природа и жизнь брали свое.

И вот, наконец, они встретились - это произошло нескоро: он был целиком

занят спортивной карьерой, и вконец забросил воскресные занятия, но,

видимо, сама судьба вела их друг к другу. Даже то, как они встретились,

казалось Мелиссе очень символичным событием - это наверняка знак Божий.

Была годовщина смерти Мэриэнн, на кладбище присутствовали все -

родители, родные, друзья. Конечно, Дэвис. Конечно, Мелисса. После службы

она подошла к нему и напрямик спросила, когда же он посетит ее занятия.

Она сказала это, стараясь быть строгой, чтобы голос ее не дрожал -

теперь она относилась к Джимми совсем по-другому, он был для нее

несколько в другом… статусе, если можно было бы так сказать. Он улыбнулся

ей, как всегда - от всей души, в нем не было ни капли лицемерия, и

ответил, что обязательно придет, когда окончится сезон - а это будет

где-то недели через две. Он пообещал ей, что в первое же свободное

воскресенье появится.

Она кивнула и отошла в сторону. Дэвис помахал ей рукой.

Мысли о Мэриэнн потихоньку затихали, они больше не мучали его. Он

даже удивлялся, как легко он забывает о Мэриэнн - но ведь они были

знакомы всего несколько недель, и может быть, если бы не ее смерть, они

бы и расстались спустя какое-то время, ведь она, как это не прискорбно,

не была его идеалом. Нет, она нравилась ему, но он не считал ее самой

красивой девушкой в мире, и уж тем более, своей единственной. А вот

сестра Гэрриэтт...

Поразительно, как возобновившиеся тренировки и ободрение друзей,

радостные приветствия болельщиков восстановили его волю к жизни. Он

почти уже забыл о Мэриэнн. Да, был такой эпизод в его жизни, но нельзя

же горевать вечно. Значит, так было угодно Господу. И кстати, о Господе

- надо будет наведаться в воскресный класс на этой неделе. Нехорошо,

конечно, посещать занятия с таким фривольным настроем, но Дэвис понимал,

что времена тяжелой, изматывающей грусти - те времена, когда он сидел,

глядя в пустоту - ушли.

…Дэвис был там, когда она вошла и поздоровалась с классом. Он легонько

кивнул ей, как бы понимая, что он и она ближе друг другу, чем остальные.

Сестра Гэрриэтт была одета как всегда, но голос ее не был скучным - она

говорила радостно и живо. Конечно, сегодня она видела его рядом с собой,

он снова был в ее жизни. Она, пожалуй, слишком часто смотрела на него,

разговаривая о Господе. Дэвис молча слушал, но в его лице что-то

незаметно изменилось - он был … Мелисса даже не могла объяснить, что

такого было в его новой внешности, она же не психолог. Но ей определенно

нравился сегодняшний день. После занятий, когда все ушли из класса,

Джимми остался сидеть на своем месте.

- Не мог бы я вас проводить? - спросил он внезапно, когда она

вопросительно посмотрела на него.

Мелисса против воли покраснела, подобных разговоров с ней никто еще не

вел, хотя она и ждала чего-то подобного.

- Можете звать меня Мелисса, - сказала она.

- Красивое имя, - ответил Дэвис. Он подождал, пока она закроет дверь,

сдаст ключи и переоденется.

…Они шли по набережной. Он держал ее за руку. Она не сопротивлялась,

ей было приятно. Он что-то говорил, но его слова терялись в дымке, что

заволокла ее разум. Дэвис смотрел на нее, и в глазах его ей виделся весь

тот мир, который она потеряла, когда стала монашкой. Она начинала

понимать, что многое упустила. Господь дал ей жизнь, молодость,

здоровье, а она чуть не потеряла все это. Сейчас она должна была бы… а

завтра она должна будет быть в монастыре. Но ей уже не хотелось туда

возвращаться. Она потеряет Дэвиса на целую неделю. А что потом? Да и

чего вообще можно ожидать, если она монашка?

Джимми и Мелисса уселись на лавочку в тени раскидистого дуба.

- Почему ты выбрал именно меня?- вдруг спросила Мелисса. Дэвис слегка

опешил.

- Не знаю. Просто ты мне понравилась, вот и все.

Мелисса кляла себя за глупость - это ж надо было спросить такое! Но все же она продолжила.

- Но ведь когда Мэриэнн была жива, ты…

- Не надо о Мэриэнн, хорошо?

- Но ты же замечал меня и тогда, ведь правда?

Дэвис помолчал секунд десять - пятнадцать.

- Тогда - нет, - сказал он наконец.

- А почему тогда я казалась тебе непривлекательной, а сейчас - наоборот?

Дэвис нахмурился.

- Тогда я был другим человеком. Мне нравился другой тип женщин. Я

изменился, как изменились и мои вкусы. Понимаешь?

Мелисса кивнула. Она поняла - тому, веселому и удачливому бейсболисту

Джимми Дэвису нравилась Мэриэнн, но человеку, пережившему смерть своей подруги, нравилась она, Мелисса. Тут Дэвис ласково положил ей руку на плечо.

- Хватит об этом, я хочу оставить все это позади.

Когда его лицо оказалось так близко к ней, ее дыхание участилось. Что же

такое происходит?

- Лучше посмотри на все это великолепие вокруг, - сказал Дэвис, указывая

рукой на рощу, что раскинулась вокруг них. И верно - красота была

неописуемой, а она даже не заметила этого, задавая Джимми нелепые

вопросы. Ей было немного неудобно в мирской одежде. Дэвис это понял и

сказал, улыбаясь:

- В этом тебе менее комфортно, чем в одежде монашки?

Мелисса кивнула.

- Хорошо еще, что у тебя нет мини - юбки, - добавил Дэвис.

- Это же грязно, носить такое! - сказала Мелисса. Джимми промолчал. Он,

наверное, думал по-другому.

Они сидели так еще с полчаса. Ветер раздувал ее волосы, и Дэвису это

нравилось, он наблюдал за их веселой игрой с улыбкой, которая так

нравилась ей. Потом Мелисса вспомнила, что ей надо бежать в монастырь -

приближался вечер, ей надо было быть в своей келье к девяти. Он хотел

поцеловать ее в щеку на прощанье, как делала вся бостонская молодежь, но

Мелисса отстранилась - весьма неловко, и чуть не упала, споткнувшись о

ботинок Дэвиса.

- Упс!- засмеялся Джимми. Она заулыбалась. Дэвис мог любую неловкость

превратить в шутку. Она сделала неопределенный жест рукой и удалилась.

Дэвис посмотрел ей вслед.

Неделя без Дэвиса далась ей тяжело. Она постоянно возвращалась к нему в

мыслях. Его голос, его глаза, что светились мягким, добрым светом, его

волосы, борода. Где - то она видела этот взгляд, полный любви и

понимания. Где же? Она никак не могла вспомнить.

Мелисса и сестра Шерил шли на утреннее служение во вторник под гулкими

сводами храма. Шерил сказала без обиняков:

- Говорят, ты собираешься покинуть нас?

- Почему вы так решили?- удивилась Мелисса.

- Говорят, что ты встретила парня…ну.. и…- Шерил запнулась.

- Нет, я с ним не…- пробормотала Мелисса. - Мы просто друзья.

- Друзья? - переспросила Шерил. - С парнями дружить никак не получится,

Мели. У них у всех одно на уме, поверь мне.

- Ты что, Джимми не такой! - переполошилась Мелисса.

- Да ты совсем наивна, сестра!- воскликнула Шерил. - Он же в тебя

влюблен, и ты думаешь, ему хватит ваших разговоров на лавочке? -

- Откуда … - пробормотала Мелисса. - Откуда ты знаешь про лавочку?

- Я вас видела, просто не стала подходить, - объяснила Шерил.

- Да разве я одна знаю? Об этом знают все, даже настоятельница!

Мелисса ахнула от неожиданности.

- И она тоже?

- Да, и потому говорят, что тебя скоро с нами не будет.

Мелисса проплакала всю ночь у образов святых угодников. Что-то в ней

сильно изменилось за это время - она стала совсем другой, и оплакивала

себя прежнюю. А в следующее воскресенье она снова была с Дэвисом.

Вскоре настоятельница вызвала ее к себе. Когда Меллиса шла по коридору,

другие монашки смотрели ей вслед. Многие неодобрительно, многие - с

печалью, а кто-то и с опаской.

- До меня дошли сведения, сестра Гэрриэтт, - сказала настоятельница, -

что вы встречаетесь с молодым человеком в то время, когда…- она не

договорила.

- Да, это правда,- сказала Мелисса. Настоятельница вздохнула.

- Я не скрою, что Джимми Дэвис - замечательный образец молодого

человека, воспитанного и посещающего нашу воскресную школу, но он -

мирянин. Вы же, сестра, давали обет, помните?

- Помню,- сказала Мелисса.

- Я понимаю, что вы сблизились с Дэвисом после смерти Мэриэнн, да

покоится она с миром - сказала настоятельница. - Но это было бы

прекрасно, будь вы мирянкой. Понимаете, о чем я?

Мелисса все прекрасно понимала.

- Я не виню вас ни в чем. Вы молодая и красивая девушка, а он - более

чем подходящая пара для вас, сестра. И я желаю вам добра, как и господь

бог наш Иисус Христос. Я хочу, что бы вы были счастливы,- она взяла паузу.

Мелисса с удивлением смотрела на нее, она ожидала чего-то более строгого.

- И, поскольку я желаю вам добра и хочу, чтобы вы были счастливы, я даю

вам право самой сделать выбор - либо наш монастырь и служение Господу,

либо мирская жизнь с мистером Дэвисом.

Настоятельница посмотрела ей в глаза.

- Но я еще не уверена…- сказала Мелисса.

- Я даю вам две недели, чтобы определиться, что для вас важнее. И

запомните - никто не посмеет осудить ваше решение. На все воля Господа.

Ступайте.

Настоятельница кивнула ей. Мелисса кивнула в ответ и вышла. Две недели.

За эти две недели она должна была решить, как быть с Дэвисом.

Оставаться без Дэвиса она больше не хотела. Жизнь без их воскресных

встреч казалась ей теперь невыносимо скучной, без него в ее теле не

загорался тот теплый огонек, что согревал ее, когда она была рядом с

ним. Мелисса даже не понимала, почему она испытывает такое к нему. Это

самый обычный парень, пусть даже и очень симпатичный и добрый. Но

симпатичных и добрых парней было много, вот только никто из них не

действовал на нее так, как Дэвис.

…Дэвис шел на встречу с Мелиссой, она сказала ему, что надо поговорить о

чем-то важном. Интересно, о чем? - думал Джимми. Может, она куда-то

уезжает? Может, …нет, он не мог подумать ни о чем плохом. Она сидела на

той же лавочке в дубовой алее, где они всегда сидели вместе. После

ставшего привычным поцелуя в щеку, он сел рядом с ней.

- В чем дело, Мели? - спросил он. Она взглянула на него. Глаза у нее

были красивые, карие, с золотистым оттенком. Удивительное сочетание.

- Джимми, - сказала она тихим голосом, - Что ты думаешь обо мне?

- О тебе… Ты красивая девушка, ты добрая девушка, ты…

- Нет, я имею в виду, что ты думаешь …о нас, - спросила Мелисса.

Дэвис задумался.

- Я думаю, что мы хорошо подходим друг другу … во всех отношениях.

- Ты любишь меня, ведь так?

Дэвис опешил.

- Я…- протянул он. - Я …

Она смотрела на него, и глаза ее наполнялись слезами. От того, что он

сейчас скажет, будет зависеть вся ее жизнь, так она уже решила про себя.

Дэвис же все мямлил что-то невразумительное.

- А ты как думаешь?- спросил, наконец, он.

Неужели он хочет, что бы она сама сказала ему это? Наверняка, у него

больше опыта в этих делах,- подумала она.

- Я считаю, что…- замялась Мелисса. Ситуация заходила в тупик. Мелисса

уже жалела, что начала этот разговор. Надо было просто уйти домой, а

назавтра вернуться в монастырь и впредь не заводить этих дурацких

отношений с парнями.

Но тут Джимми Дэвис одним рывком схватил ее в охапку и поцеловал в губы.

Глаза Мелисы закрылись, она застыла, словно статуя девы Марии в коридоре

монастыря.

- Я ответил на твой вопрос?- спросил Дэвис глухим голосом.

Надо что-то срочно сказать, - подумала она. Но вместо этого обвила руками его шею.

Все вопросы были сняты.

Ее подбородок ласкала борода Дэвиса, а свои ладони она запустила в его

волосы. Они держали друг друга так крепко, что, казалось, застыли так

навечно. Никто из них не хотел отпускать друг друга. Прохожие смотрели

на них и улыбались. Весь мир улыбался. Даже, наверное, Господь улыбался

им с небес, подумала она.

Он первым отстранил ее от себя.

- Я так задохнусь, милая!- сказал он со смущенной улыбкой. Она

засмеялась. Ее смех был свободным - целый мир словно бы отпустил ее, все

как будто перестало существовать, она была Евой, а он - Адамом, и

никого, кроме них, не было. Парк казался райскими кущами, а все люди -

светлыми ангелами.

На следующее утро Мелисса сдала свою монашескую одежду лично

настоятельнице. Та и не думала порицать ее - лишь благословила ее у

самого выхода. Монастырь, в котором сестра Гэрриэтт провела три года,

больше не был ее домом. Доброта настоятельницы потрясла Мелиссу. Она не

ожидала такой реакции, она ждала строгого выговора, молчаливого

осуждения, тяжелых взглядов. Но ничего этого не случилось. Видимо,

Джимми Дэвис казался ее друзьям и настоятельнице более чем достойной

фигурой. Почему-то сам его облик внушал уверенность в их совместном

будущем, даже настоятельница была под впечатлением от Дэвиса, настолько

тот был спокоен, добр и уверен в себе. С волосами до плеч, с густой, но

аккуратной бородой, Дэвис словно излучал спокойствие и любовь ко всему

сущему. Мелисса же рядом с ним казалась ангелом, что сопровождает Дэвиса

в его пути - она не использовала косметику, не надевала мини-юбки, не

устраивала на голове пышных причесок - она просто была собой, но уже не

сестрой, а девушкой своего парня. Ей нравилось, что не только один Дэвис

называет ее Мелиссой, она старалась отвыкнуть от «сестры», и это ей

удавалось. Разве что дети, посещавшие ее воскресные лекции, были с ней

по прежнему на «Вы» и обращались к ней по-старому. Она любила мир, она

любила всех вокруг, она любила Дэвиса - и все это счастье дал ей он,

Джимми Дэвис, бейсболист, чемпион штата в команде Фениксов. Дэвиса

уважали все, даже недруги, которых почти не было - не более, чем

завистники из противоборствующих команд.

Она поселилась у родителей, нашла работу в местном магазинчике и теперь

ее форменной одеждой стали белый фартук и голубая шапочка. Это весьма

забавляло Дэвиса - он говорил, что она в этом наряде неотразима.

Как летели дни! Мелисса даже забывала отрывать листки календаря -

настолько она перестала следить за временем. Джимми Дэвис - тот и вовсе

стал таким, как прежде, друзья замечали, что к нему вернулось его

чувство юмора, которого он был лишен в последний год. Их пару знал весь

город - они не скрывались, и доходило даже до того, что их лавочку на

окраине парка никто не занимал. Мелисса и Джимми обрели собственный рай.

Дэвис считал, что они это заслужили, что Господь воздает им за месяцы

мучений и страданий.

…Это случилось само собой. Они были вместе уже несколько месяцев. В одну

из пятниц Дэвис пригласил ее к себе домой. Мелисса согласилась - она

никогда не была у Джимми дома, они всегда встречались либо у нее, либо у

ее родителей, либо в парке или в других местах города.

Был вечер пятницы. Солнце еще не зашло за горизонт, и его

красно-оранжевые лучи окрасили облака своим светом. Дэвис смотрел на это

великолепие из окна. Она стояла рядом с ним, держала его за талию, его

рука по привычке лежала у нее на плече. Вот только их последующий

поцелуй был необычно долгим. Ей это нравилось, ему тоже.

Потом был еще один.

И еще.

…Она не понимала, почему она позволяет ему делать это с собой, но

посмотрев в его глаза, полные струящегося света и чистой любви, она

потеряла всякую власть над собой. Она не понимала, правильно ли то, что

он делает с ней - но вскоре его пальцы и губы заглушили в ней всякое

сомнение.

…Ей показалось, что она попала на небеса и вокруг нее поют ангелы, из

груди ее вырвался стон, когда она почувствовала боль - но глаза Дэвиса

смотрели на нее, словно сам Иисус дотронулся до нее своей рукой, она

словно ощутила божье дыхание.

Но когда она закрыла глаза, словно молния разорвала ее сознание.

Страшная мысль озарила ее.

Она открыла глаза и из-за плеча Джимми уставилась на образа, стоявшие у

него на книжной полке.

Иисус.

Иисус Христос.

Его длинные, ниспадающие волосы до плеч.

Его густая, но аккуратная борода.

Его глаза, излучающие свет и любовь ко всему вокруг.

Что же я делаю, подумала Мелисса. Что же ты делаешь! Ты спишь с

мужчиной, который вылитый Иисус, Господи боже!

Она в ужасе закрыла лицо руками, она не хотела смотреть, она была

раздавлена этой мыслью. Дэвис пытался успокоить ее, но она плакала и

плакала, не отрывая ладоней от лица. Она не могла этого сделать, этого

не должно было случиться. Она всего лишь развратница, нелепая, подлая,

сошедшая с ума извращенка - как можно быть в постели с мужчиной,- думала

она сквозь град рыданий,- наслаждаться его прикосновениями, а потом

понять, что тебя влекло к нему потому, что он как две капли похож на

того, чья икона была в каждом доме, и в ее старой келье - она словно

делала это с самим богом, с самим Иисусом! От ужаса она закричала. Дэвис

вскочил с кровати. Такого поворота он никак не ожидал.

- Любимая, что с тобой? - повторял он снова и снова, но сам его голос,

мягкий и жалостливый, напоминал ей о Его лице, Его волосах, Его взгляде

- и это было для нее невыносимо.

Господь не простит ей этого.

Сам сатана заставил ее бросить служение господу и совокупиться во грехе

с человеком, который обрел личину господа Иисуса Христа.

Она не помнила, как оделась и выбежала из квартиры Дэвиса, она не

помнила даже, попрощалась ли она с ним, она не помнила, как оказалась на

набережной.

Глубокая, темно - зеленая река протекала под мостом.

Сквозь слезы Мелисса смотрела в небо. Разве возьмут ее на небо после

такого поступка - ужасного, богохульного?

Одним рывком она преодолела перила и, постояв секунду, прыгнула в реку.

Может, самоубийство и грех, но рай меня уже не примет, - подумала она,

когда последняя зеленая волна захлестнула ее с головой.

Я тоже захлебываюсь – от смеха и восторга! Это мое лучшее деяние, не

находите?

7. Мне не обязательно давать душу неживым предметам – достаточно отнять

ее у тех, кто живы – тогда они будут дружить друг с другом и делать МОЕ

дело.

КАМЕНЬ

Под толщей зеленоватой воды, на дне Уинстонского озера, лежал одинокий

камень. Он наполовину врос в песок, кругом плавали рыбки, роились тысячи

икринок, мириады песчинок, а где-то справа, и немного неподалеку слева,

виднелись зеленые стебли камышей.

Камень чувствовал, что здесь - не его место, что он совсем чужой, что он должен находиться совсем не здесь. Но он лежал недвижим. К тому же, его обвивала толстая, белая, уже слегка посеревшая от воды, веревка. Веревка была тугим узлом завязана на шее утопшего лицом в песке человека. Рыбы своими губами потихоньку пробовали новое для них лакомство. Разве знали они, эти глупые рыбы, как не хотел

этот камень оказаться под водой? Как не хотел он увлекать за собой этого

человека, который просто пошел нарвать цветов для своей матери, но он не

мог выбирать свою судьбу, как и его собрат по несчастью, лежащий рядом и

связанный с ним одной веревкой. Веревка тоже страдала - ее узлы,

обязанные вокруг камня и шеи, сжимались в воде все туже. И веревка все

еще помнила быстро угасающий пульс, вспышка которого была так ярка, а

потом после всплеска затихла навсегда.

Шло дни, и камню стал близок этот неподвижный мертвец. Пусть он пух на

глазах, но в этом камню виделась какая-то жизнь, пока он сам был

недвижим. И лишь веревка колыхалась в воде, потревоженная течением.

А однажды проплывающая мимо щука вцепилась острыми зубами в веревку, и

под ее напором веревка сдалась и отпустила человека. Тот всплыл

медленно, словно бы ему этого не хотелось. Камень с тоской смотрел

человеку вслед. Часть веревки осталась с ним, а часть уплыла на

поверхность озера.

А потом камень услышал заглушенный толщей воды какой-то пронзительный

звук - это был крик. Вслед за этим на поверхности озера забрезжили

десятки теней, и их звуки заполнили все вокруг. Лодки проплывали туда-

сюда, сидящие в них люди прокалывали воду длинными деревянными палками и

пытались что-то найти в воде. Камень хотел поговорить с этими палками,

но они были заняты. А потом, спустя несколько дней, странный человек,

затянутый в резину и в стеклянной маске на глазах, схватил его обеими

руками и попытался вытащить. Не получилось. Ему помогли его товарищи,

тоже во всем резиновом и тоже в стеклянных масках. Камень подцепили

веревками, собратьями обрывка, обвязанного вокруг него. Он впервые за

много дней и ночей увидел свет солнца. Потом его и обрывок веревки

упаковали в большой пластиковый пакет, приклеили на него бумажку и

отправили куда-то на старом, дребезжащем автомобиле.

Камень лежал теперь в сухой и теплой комнате, задвинутый на одну из

полок. Вокруг него находились и многие другие предметы - молоток,

одинокий и холодный; утюг, еще более холодный и немного злой; и даже

охотничий нож, полный презрения к своим невольным знакомцам.

Спустя несколько дней камень был внесен в какое-то ярко освещенное

помещение, где услышал гул голосов, которые, впрочем, были ему

непонятны. После стука деревянного молотка обо что-то не менее

деревянное, голоса притихли. Они очнулись чуть позже, но теперь говорил

кто-то один.

Прошла неделя, или даже две. Камень периодически выносили из одного

помещения в другое, пока он не остался лежать на далекой, одинокой полке

в окружении пистолетов разных видов, не менее разнообразных ножей и

странных созданий, выточенных, словно шило. Там он и проводил свои дни.

Полка была настолько далекая, что камень никак не мог слышать, как в

одной холодной комнате жуткий зуд многих тысяч вольт забрал чью - то жизнь.

8. Я – вершитель судеб, но я не приказываю, я лишь даю выбор, но и

делаю невозможным от него отказаться, и я приведу вас к моей цели.

Дата добавления: 2015-07-10