Может ли коринфский дар не иметь отношения к смысловым языкам?

Языки коринфян были языками смысловыми, поскольку принципиально могли быть переведены (истолкованы). Так считал святой апостол Павел, требуя от своих духовных чад, чтобы они пользовались языками только при истолкователе.

Нет оснований думать, что молящийся на языках коринфянин сам не понимал хотя бы общего смысла своих молитв.

Ум при такой молитве духа порой остается действительно без плода. Но о каком плоде идет речь? По мнению защитников глоссолалии, этот плод – личное понимание молящимся смысла его молитвословий. Попробуем почитать апостола, заменив «ум мой остается без плода» на «я сам не понимаю смысла произносимого»:

«12 Так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви.

13 А потому, говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования.

14 Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, я сам не понимаю смысла произносимого».

Ст. 12 – старайтесь приобрести духовные дары для пользы церкви.

Ст. 13 – для этого [чтобы дар служил к назиданию церкви] говорящим на языках нужен дар истолкования.

Почему без истолкования нет пользы для церкви от молитв духом = молитв на языках?

Ст. 14 –потому, что когда я молюсь духом, я не понимаю смысла своих молитв.

А если бы ум производил свой плод (= понимание своих речений)? Если бы молящийся говорил на неведомом окружающим наречии, но сам понимал, о чем молится? Разве тогда получила бы церковь назидание без дара истолкования? Конечно, нет. Ведь назидание церкви апостол связывает с пониманием произносимого не только самим говорящим, но и членов общины (1Кор. 14, 5б).

Значит, если плод ума это понимание своих слов, то в целом текст не имеет смысла.

Чтобы текст послания имел смысл, под плодом ума должно разуметься нечто, что делает поиски дара истолкования излишними, поскольку у глоссолала уже имеется все необходимое для назидания церкви. Этим единственным условием = плодом ума, таким образом, может быть только сам дар истолкования. Проверяем:

«12 Так и вы, ревнуя о дарах духовных, старайтесь обогатиться ими к назиданию церкви.

13 А потому, говорящий на незнакомом языке, молись о даре истолкования.

14 Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, сам я не могу донести смысл молитвы для церкви.»

Всегда ли в церковном собрании нужно молиться духом лишь с истолкованием? Может привести в заблуждение форма высказываний апостола Павла от первого лица (1Кор. 14, 6). Поскольку апостол так поступал, почему бы и нам не последовать его примеру (1Кор. 4,16)!

Однако нужно обратить внимание на контекст: тут автор описывает воображаемую ситуацию, как если бы сам в ней очутился, чтобы пример звучал доходчивее[23]. Он говорит в условном наклонении: там, где в русском тексте на протяжении отрывка 1Кор 14, 6 – 11 стоит «если», в греческом тексте начертано «ean».

Вот как в связи со всем сказанным можно понимать трудные места в 1Кор. 14[24]:

С 6 по 11 стихи апостол разъясняет, что нет пользы от глоссолалии, если окружающие не понимают смысла произносимого, используя иногда рассказ от первого лица в контексте полемического приема «как если бы».

В стихе 12 он поясняет, что дары нужны для назидания церкви.

А потому, в стихе 13, он дает совет глоссолалу молиться о даре истолкования.

Стих 14 – пояснение, почему молитва на языках полезна только молитвеннику, но не церкви, если молящийся не может принести плод ума, т. е. сформулировать на понятном церкви языке смысл своей молитвы.

Видимо, для переводчиков не вполне была ясна мысль, продиктованная автором. И потому в 14 стихе, не смотря на то, что по содержанию он неразрывно связан ситуацией, которую описывает автор выше и продолжает обсуждать ниже, слово «ean» они передают русским «когда», вместо прежнего «если».

Дальнейший текст только подтверждает нашу экзегезу (толкование):

15: нужно молиться духом (на языках, понимая молитву сам), и молиться умом (истолковательно, т е. на языке, понятном церкви);

16 –17: если молиться только духом, то другой не получит назидания, так как не поймет смысл твоей молитвы; следовательно, молитва умом – это действительно молитва истолкованная для понимания других.

Наконец, что сам молящийся в примере апостола понимает смысл молитвы, рассказывает следующий текст:

«В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке» (1Кор. 14, 19).

«И других наставить» = «ina kai allous kathxhso»:

kai allous = и других – предполагает нечто, что свойственно самому действующему: если бы апостол не хотел показать, что, говоря на языках, он наставляет только себя, то “и” тут употреблено излишне, поскольку без того ясно, что когда поучаешь кого-то, твой ум вынужден соучавствовать;

kathxhso = катехизировать, обучить, информировать, сообщить, оповестить – предполагает, что сам молящийся, когда употреблял молитву на языках, поучал себя не просто через какое-то загадочное и необъяснимое “назидание”, но через назидание как осознанное восприятие поучительного смысла своих молитвенных высказываний, сознательное сочувствие им.

Тогда может возникнуть возражение. Зачем апостол настаивает на даре истолкования, если глоссолалы и без него понимали, о чем их молитва, и могли донести смысл до церкви? В том-то и дело, что не могли. «Почему не могли? Ясно почему. Lalein glossais можно было только в состоянии вдохновения, одухотворенности. Переживания этого состояния одухотворенности глоссолал мог выразить только когда Дух давал провещавать, а силою Св. Духа он мог «провещавать» только на иностранных языках. Когда же теперь он мог на понятном языке передать свою речь слушателям? Во время глоссолалического вдохновения, очевидно, не мог: тогда он говорил только на иностранных языках. По окончании глаголания языки? Но прекращалось глаголание, прекращалось и состояние одухотворенности, то состояние, о котором человек не может сказать, «в теле ли» оно, «или вне тела», а вместе с тем прекращались и те переживания, которые были связаны с этим состоянием и источником которых был Дух Святой. Глоссолал становился обычным верующим, с обычной естественной психической жизнью. Теперь он говорил обычным, своим природным языком. Но что он мог бы передать этим языком из своей речи? Он мог бы только указывать на факт своего вдохновения и восторженной речи, и только – но не мог бы пересказать содержание этой речи, как ап. Павел сказал о себе: «был восхищен в рай и слышал неизреченные слова», но пересказать их не могу (2Кор. 12, 4). Не мог передать самую вдохновенную речь, потому что источник и содержание её в Духе Святом, а воздействие Св. Духа на душу верующего прекратилось»[25]. Даже по памяти передать смысл речи теперь невозможно, поскольку во время вдохновенной молитвы ум верующего был погружен полностью в стихию иного языка, он не вел параллельно процесс перевода на свой привычный язык, с целью на нем запомнить содержание. Глоссолал как бы становился человеком, мыслящим на ином языке. И когда дар иноязычия исчезал, исчезала и возможность помнить речь на незнакомой лексике и понимать ее значение. Как это пояснить? Если бы вы потеряли способность говорить на родном языке, при знании иностранного, то не смогли бы воспроизвести на иностранном смысл заученного на родном языке текста. Потому что человек запоминает на том языке, на котором мыслит. А на момент глоссолалии языком мышления для верующего был язык иностранный. «Конечно, если во время глаголания глоссолала в Церкви были знающие тот язык, на котором в данную минуту говорил глоссолал, дар истолкования был не нужен (пример Пятидесятницы, – Деян. 2,11). Но когда таких знающих не было, дар истолкования был необходим»[26].

Дата добавления: 2015-07-10