IV. Принятие христианства

Реформа языческого пантеона, предпринятая князем Владимиром, не принесла желаемых результатов: древние русичи по-прежнему верили не только в Перуна, но и в Велеса/Волоса и в Мокошь. Не прошло и десяти лет, как Вла­димир вынужден был вообще отвергнуть язычество и обра­титься к одной из известных в то время монотеистических религий — иудаизму, христианству и исламу. Предпочте­ние было отдано христианству в форме православия. Как уже было сказано выше, на Руси учение Иисуса Христа отнюдь не сразу овладело душами и сердцами простых людей. Язы­чество было загнано в подполье, но отнюдь не исчезло. Язы­ческие жрецы Древней Руси — волхвы, кудесники и чародеи — ушли из парадных хором на задворки усадеб, продолжая там наставлять доверчивых русичей, врачевать телесные и ду­шевные недуги. Церковь разными способами, в том числе и сближением персонажей или дат христианского проис­хождения и славянской мифологии (Илья на месте Перуна, Рождество Христово и языческий праздник зимнего солнце­ворота карачун, Параскева Пятница и Мокошь), вытесняла язычество, искореняла старые мифологические пристрас­тия. Однако в течение нескольких веков на Руси наблюда­лось противостояние двух религий, получившее название двоеверие. При этом православие самими носителями двое­верия воспринималось как правильная, праведная религия, а язычество — как неправильное, предосудительное веро­вание. В соответствии с тем, как вел себя верующий, в на родном менталитете сформировались понятия христианского поведения и языческого антиповедения, причем каждое из них было уместно в определенных времени и пространстве. Последние делились на чистые и нечистые время и простран ство В чистом времени и пространстве допускалось лишь христианское поведение, а в нечистом — человек волен был поступать как язычник. По сведениям Б. А. Успенского, к чистым местам относились церковь (в ней тоже различались более чистое — алтарь — и менее чистое — западный вы­ход — места), горница с красным углом, где висели иконы, к чистому времени причислялись церковная служба и дни христианских, праздников, особенно почитаемыми из кото­рых были так называемые «двунадесятые праздники», обставленные всевозможными табу, запретами на антиповедение (стирка, шитье, прядение, вскопка почвы — все это мирское, уходящее корнями в мир языческих богов-идолов, а потому неправедное, неправильное, с точки зрения истинно верую­щего человека).

Гораздо больше было нечистых мест и времени. К пер­вым относились: баня как языческое капище времен хрис­тианства, в ней гадали, колдовали, лечили больных, прини­мали роды у рожениц, развратничали; в банные дни не ходили в церковь, у бани был свой дух — банник, который пускал туда русалок погреться, сама же баня строилась на задворках усадьбы, на ее месте уже ничего нельзя было по­строить; даже банная вода считалась нечистой, поэтому после бани было принято умываться другой водой; овин, в котором также колдовали, гадали, рожали, отмечали име­нины Овина, непременным блюдом на которых был петух; лес как место, наиболее близкое к потустороннему миру, к царству мертвых (восточнославянское кладбище благодаря посадкам недаром очень быстро превращается в своеобраз­ный лес), владение лешего, не только допускающего, но и приветствующего антиповедение тех, кто попал туда: бого­хульство, надетую наизнанку одежду, перевернутую дугу телеги, охоту в праздник и даже стрельбу в крест; в лесу находится так называемый ирий (вырей) — место, откуда 25 апреля, на Воздвижение, из преисподней на землю воз­вращаются змеи, ужи, лягушки и прочие земноводные тва­ри; овраги, рвы, ямы, болота, омуты в озерах и прудах, где грань того и этого света крайне тонка и грозит всевозмож­ными бедствиями и несчастьями (ср. «в тихом омуте черти водятся»), слияния рек, перекрестки дорог, границы по­лей и селений как излюбленное место пребывания нечистой силы. Нечистым временем считались ночь, сумерки; ку­пальские дни; Касьянов день, 29 февраля, т е единственный день в четырехлетие причем икону ев Касьяна помещали на задней, западной стене церкви, нередко лицом к стене, столь опасен был сам лик, взгляд которого сулит сплошные несчастья (Н В Гоголь использовал этот мотив при создании образа Вия), полдень и полночь, которые русские привыкли встречать во сне во избежание столкновения с нечистой силой В нечистое время дозволялось языческое антиповедение: ряжение во время Святок (между Рождеством и Крещением), всевозможные карнавальные костюмы в дни Купалы, в известном смысле такое же поведение наблюдается на второй день восточнославянской свадьбы.

С окончательной победой христианства и разрушением двоеверия язычество трансформировалось в народную де­монологию, суеверие и предрассудки, с точки зрения официальной церкви. В демонологии уже практически ничего не осталось от славянских богов, даже собственными именами персонажи народных веровании не обзавелись, и лишь скрупулезный научный анализ выявляет в них древнейшие мотивы и функции, соотносимые с теми или иными славян­скими богами Некоторые из демонов («нечистой силы», как говорят в народе) имеют общерусское распространение, к ним относятся домовой, леший, водяной, кикимора и др.

Домовой. В демонологии представлен как дух дома. Внешне это небольшой человечек с лицом хозяина дома, он весь или частично покрыт белой шерстью. Стоит на страже интересов семьи, в доме которой обитает, проявляя заботу о домашних животных, в чем усматривается его связь с Beлесом/Волосом. О том же свидетельствует и тот факт, что домовой отстаивает интересы нескольких поколений, живущих в данном доме, т.е. он как бы представляет в нем пред­ков. Если хозяева переходили в новое строение, то совер­шали особый «ритуал», приглашая домового на новоселье, перехода новое жилище: хозяйка выгребала из старой печи совок углей и, переходя с ним в новый дом, с ласковым обращением: «Дедушка, хозяин, кормилец, соседушко» — просила домового следовать за нею. Несоблюдение этого весьма уважительного по отношению к домовому ритуала грозило семье многими бедствиями. Домовой обосновывал­ся обычно за печкой в углу, куда бросали мусор, чтобы он не ушел из дому. О древности этого домашнего духа свиде­тельствует способность домового легко превращаться в кош­ку, собаку, корову, иногда в змею, крысу или лягушку (до­мовой как тотемный божок). По отношению ко вверенной ему семье домовой мог не только покровительствовать, но и проявлять характер, весьма тяжелый и скандальный: он пугает спящих по ночам, топает по крыше и душит домочад­цев во сне, правда, без роковых последствий. Терпеть не может конкурентов, особенно соседских домовых, с кото­рыми он часто ссорится. Любопытно поверье о рождении домового: он появляется из яйца, снесенного петухом, ко­торое следует 6 месяцев носить под мышкой с левой сторо­ны, в виде змееныша. Чтобы умилостивить домового, нужно было оставить ему немного еды в хлеву, где он мог жить. Иногда домового наделяли женой — домахой, домовичихой, большухой, домовилихой — и детьми. Жену домо­вого порой называют кикимора или шишимора. Представ­ляют ее в виде маленькой женщины-невидимки, весьма зловредной. По ночам она беспокоит маленьких детей, пута­ет пряжу, но сама любит прясть ночью, может выжить хозя­ев из дому, весьма недолюбливает мужчин и вредит курам. В одной усадьбе с домовым находились и другие духи. Дворовой живет во дворе, иногда имеет змеевидный облик (Смоленщина), правда, змея имеет петушиную голову с греб­нем. Цветом волос и внешним обликом напоминает хозяина. Очень пристрастен в своих симпатиях и антипатиях: мог ночью так загнать не нравящихся ему лошадей, что те по утрам были в мыле, а любимцам заплетал гривы в косички. По не­которым сведениям, место для жилья дворовому отводилось в подвешенной во дворе сосновой или еловой ветке с густо разросшейся хвоей. Банник, дух бани, по представлениям восточных славян, весьма опасное существо: он мог испугать моющихся, бросая камни с печи, содрать с них живьем кожу. Чтобы умилостивить банника, в бане ему оставляли метлу, кусок мыла и воду в лохани, жертвовали черную курицу.

Леший — злой дух леса как воплощения нечистого ме­ста, заведомо враждебного человеку. Он является хозяином и деревьев, и зверей, а потому одет в звериную шкуру, иногда имеет рога и копыта. Он способен менять свой рост: в зави­симости от обстоятельств может быть выше деревьев и ниже травы. Зло подшучивает над попавшими в лес людьми: пу­гает их своим смехом, сбивает с пути, уводит детей. Как никакой другой демонический персонаж, леший наделен признаками нечистой силы — связью с левым: он запахивает одежду слева направо, левый лапоть носит на правой ноге, отчего ладить с лешим в лесу можно только в манере анти­поведения. Сопутствующие ему лешачихи, женская ипостась хозяина леса, представляются обычно в виде старух с длин­ными грудями, закинутыми за спину.

Столь же зловреден и водяной, воплощающий опасную для человека водную стихию. Как правило, он представляется в виде мужчины с лапами и рогами или безобразного старика, опутанного тиной, с большой бородой и зелеными усами. Во­дяной и сопровождающие его женские духи воды водяницы соотносятся с черным цветом, им жертвовали черного петуха или козла; водяной владел стадами черных коров. В подвод­ном царстве водяной разъезжает на соме. Излюбленное заня­тие — утаскивать людей к себе на дно, пугать и топить купаю­щихся. Живет водяной в омутах, котловинах и водоворотах рек, под водяной мельницей у самого колеса, откуда пошла привыч­ка держать на водяных мельницах черных животных.

Упоминаемые в фольклоре и других источниках Полудница, Русалка, Купала, Мара-Морена, Кострома и другие персонажи народных верований имеют либо локаль­ное распространение, либо недостаточно выясненный ста­тус, а потому они остаются за пределами данного очерка.

Дата добавления: 2015-07-10