Встречаемся сегодня! ! ! В дублинском замке! ! ! В восемь часов! ! ! Присоединяйтесь к охоте! ! ! 6 страница

Завернувшись в простыню, я вышла в гостиную пентхауса, где на страже стояли с десяток Невидимых в алой форме Дэррока. Я дала им подробные инструкции по поводу того, куда отправиться и что мне принести.

Когда они двинулись к спальне, чтобы разбудить Дэррока и получить разрешение, я съязвила: «Он не позволяет вам самостоятельно принимать решения? Он освободил вас только для того, чтобы диктовать каждый шаг и каждый вздох? Один или двое из вас не могут просто выйти и принести мне вещи? Вы Невидимые или ручные собачонки?»

Невидимые полны эмоциями по горлышко. И, в отличие от Видимых, не учились их скрывать. Я получила, что хотела, – сумки и коробки с одеждой, обувью, украшениями и косметикой.

Я во всеоружии. Хорошо.

Я любуюсь собой в зеркале и благодарна за то, что родилась красивой. Мне нужно знать, на что реагирует Дэррок. В чем его слабости. И какие из них я могу у него вызвать. Он был Светлым. И остается Светлым до мозга костей, а я прошлой ночью хорошо рассмотрела, как выглядят Светлые.

Они величественные. Прекрасные. Высокомерные.

Я тоже могу быть такой.

Мое терпение на исходе. Мне нужно получить ответы, и чем быстрее, тем лучше.

Я аккуратно завершаю макияж, добавляя бронзы на щеки и грудь, чтобы имитировать золотистую кожу Фейри.

Мое желтое платье облегает тело, доведенное до совершенства сексуальным марафоном с Бэрронсом. Туфли и аксессуары золотистые.

Я буду выглядеть, как Принцесса, – до самого последнего дюйма.

Когда я убью Дэррока.

При моем появлении он замолкает и долго рассматривает меня.

– Твои волосы когда-то были светлыми, как у нее, – произносит он наконец.

Я киваю.

– Мне нравились ее волосы.

Я поворачиваюсь к ближайшему стражу и говорю ему, что мне нужно, чтобы перекрасить волосы. Он смотрит на Дэррока, тот кивает.

Я вскидываю голову.

– Я прошу о мелочах, но они все равно сомневаются. Это раздражает. Разве ты не можешь дать мне двух охранников, чтобы они выполняли мои просьбы? – Я требую. – Или мне не положено ничего лично для себя?

Дэррок смотрит на мои ноги, длинные и мускулистые, на ступни, которые отлично смотрятся на высоких каблуках.

– Конечно, – бормочет он. – Кого именно ты пожелаешь?

Я равнодушно машу рукой.

– Выбери сам. Они для меня одинаковы.

Он приказывает паре стражей выполнять мои желания.

– Вы будете подчиняться ей, как подчинялись бы мне, – говорит Дэррок. – Немедленно и без вопросов. Если только ее приказы не будут противоречить моим.

Они станут мне подчиняться. А остальные стражи привыкнут, что эти двое подчиняются мне. Малые победы, крошечные повреждения.

Я присоединяюсь к Дэрроку за завтраком и улыбаюсь, давясь едой, у которой вкус пыли и крови.

«Синсар Дабх» редко проявляет активность днем.

Как и остальные Невидимые, она предпочитает действовать ночью. Для тех, кто так долго был заперт во льду и темноте, солнечный свет кажется болезненно ярким. Чем дольше я живу с кипящим горем внутри, тем лучше это понимаю. Солнечный свет – это как пощечина, которая говорит: «Посмотри, как светел мир! Жаль, что ты не такой».

Интересно, Бэрронс по той же причине редко выходил куда-то днем? Он ведь тоже, как и мы, искалечен и ищет покоя в тайне теней. Тени – отличная штука. Они скрывают боль и мотивы.

Дэррок ушел на весь день в сопровождении небольшого отряда и отказался сказать мне, куда направляется. Я хотела настаивать, поскольку чувствовала себя зверем в клетке, но были границы, которые лучше не переступать, если я хочу, чтобы он мне доверял.

День я провела в пентхаусе, порхая, как бабочка, рассматривала вещи, листала книги, заглядывала в шкафы и ящики, пытаясь скрыть этот обыск от стражей за имитацией обычного любопытства.

Я ничего не нашла.

В спальню Дэррока меня не пустили.

Но в эту игру можно играть вдвоем. Я запретила пускать кого-либо в мою комнату. И обновила руны, чтобы защитить рюкзак и камни. В спальне Дэррока я окажусь так или иначе.

Поздно вечером я покрасила волосы, высушила их феном и уложила свободными крупными локонами.

Я снова блондинка. Как странно. Я помню, как Бэрронс называл меня нахальной радугой. Мне не хватает белой мини-юбки и розового топика.

Вместо них я надеваю кроваво-красное платье и сапоги на высоких каблуках, доходящие до середины бедра. Черный кожаный плащ с меховыми манжетами и воротником я стягиваю поясом, подчеркивая изгибы своего тела. Черные перчатки, блестящий шарф и бриллиантовые серьги завершают мой наряд. Большая часть Дублина погибла, шопинг стал несбыточной мечтой. Вот только меня это больше не волнует.

По глазам вернувшегося Дэррока я понимаю, что сделала правильный выбор. Он думает, что красное и черное я надела для него, это цвета его стражи, цвета, которые он выбрал для своего будущего Двора.

На самом деле я выбрала красный и черный, потому что это цвета татуировок на теле Бэрронса. Сегодня я подтвердила свое обещание все исправить.

– Разве твоя армия не отправится с нами? – спрашиваю я у Дэррока, когда мы выходим из пентхауса.

Ночь ясная и холодная, небо усеяно звездами. За день растаял снег, и мостовые, для разнообразия, высохли.

– Охотники не выносят представителей низших каст.

– Охотники?

– А как ты собираешься искать «Синсар Дабх»?

Я уже ездила на Охотнике – с Бэрронсом, в ту ночь, когда мы пытались заблокировать Книгу тремя из четырех камней. Интересно, знает ли об этом Дэррок? Учитывая то, что его Зеркало спрятано у черного входа в «КСБ», сложно определить, что именно ему обо мне известно.

– А если мы найдем Книгу сегодня?

Дэррок улыбается.

– Если ты найдешь ее для меня сегодня, МакКайла, я сделаю тебя своей королевой.

Я внимательно его оглядываю. На нем дорогая одежда – твидовый костюм от Армани, кашемир и кожа. С собой он ничего не взял. Значит, ключ к слиянию с Книгой – это просто знание? Ритуал? Руны? Объект Силы?

– Ты взял все, что поможет нам с ней слиться? – как будто между делом спрашиваю я.

Дэррок смеется.

– Ах, так сегодня будет лобовая атака! И в таком-то платье, – тянет он шелковым голосом. – А я надеялся на соблазнение.

Я беспечно пожимаю плечами и так же беспечно улыбаюсь.

– Ты знаешь, что меня интересует. Я не считаю нужным притворяться. Мы то, что мы есть, ты и я.

Ему нравится, что я отношу нас к одной категории. Я вижу это в его глазах.

– И кто же мы, МакКайла? Что мы такое?

Дэррок поворачивается по сторонам и отдает резкую команду на незнакомом языке. Один из Невидимых Принцев появляется, слушает, кивает и исчезает.

– Те, кто выживает. Те, кто не потерпит чужой власти, поскольку сам рожден править.

Дэррок вглядывается в мое лицо.

Ты действительно в это веришь?

Улица остывает, а мой плащ внезапно покрывается крошечными кристаллами черного льда. Я знаю, что это значит. Королевский Охотник материализуется над нами, черные кожистые крылья рассекают ночной воздух. Мои волосы треплет ледяной ветер. Я смотрю вверх, на чешуйчатое брюхо представителя касты, специально созданной для уничтожения ши-видящих.

Огромный сатанинский дракон складывает массивные крылья и прижимает их к телу. Он тяжело падает на улицу, едва вписываясь между домами.

Он огромен.

В отличие от мелкого Охотника, которого Бэрронс смог подчинить своей воле и «погасить» в ту ночь, когда мы летали над Дублином, этот был стопроцентным Королевским Охотником. Я чувствовала его невероятную древность. Он был старше всего, что я видела или чуяла в ночном небе. Адский холод, отчаяние и пустота, которые он излучал, были единым целым. Но это не угнетало и не вызывало чувства собственной ничтожности. Я чувствовала себя... свободной.

Охотник осторожно мысленно «тычется» в меня. Я чувствую сдержанность. Он не обладает силой. Он и есть сила.

С помощью своего темного озера я «пробую» его.

Охотник удивленно выдыхает.

Я снова смотрю на Дэррока.

«Ши-видящая?» – говорит Охотник.

Я игнорирую его вопрос.

«ШИ-ВИДЯЩАЯ?» Охотник врезается в мое сознание с силой, которая взрывается болью в моем черепе.

Я поворачиваю голову.

– Что? – рычу я.

Огромный темный силуэт подбирается в тени. Опустив голову, Охотник касается подбородком мостовой. И переминается с одной когтистой лапы на другую, массивным хвостом сметая с улицы мусорные баки, которые давно стали бесполезными, и пергаментные останки людей. Яркие глаза Охотника смотрят прямо на меня.

Я чувствую, как он очень осторожно давит на мое сознание. В легендах Фейри говорится, что Охотники либо не Фейри, либо не до конца Фейри. Понятия не имею, что они такое, но мне не нравится чувствовать его у себя в голове.

Миг спустя он говорит: «Аххх» – и садится на задние лапы. «Вот ты где».

Я не знаю, что это значит. Я пожимаю плечами. Он выбрался из моей головы, это главное, и я поворачиваюсь к Дэрроку, который возобновляет наш разговор:

– Ты действительно веришь в то, что сказала о рожденных править?

– Я хоть раз спросила тебя, где мои родители? – отвечаю я вопросом, который горит в моем сердце, опаляет душу.

Мне больно даже думать об этом, но сейчас я в состоянии «все или ничего». Если я смогу сегодня заполучить то, что мне нужно, меня здесь не будет. Моя боль и страдания закончатся. Я перестану себя ненавидеть. Утром я снова смогу поговорить с Алиной и коснуться Бэрронса.

Взгляд Дэррока становится острым.

– Когда ты впервые увидела, что я захватил твоих родителей, я подумал, что ты слаба, находишься во власти сентиментальных привязанностей. Почему ты не спрашивала о них?

Теперь я понимаю, по какой причине Бэрронс всегда настаивал на том, чтобы я прекратила задавать вопросы и судила только по поступкам. Солгать ведь так легко. А еще хуже то, что мы цепляемся за эту ложь. Мы умоляем об иллюзии, лишь бы не видеть правды и не чувствовать себя одинокими.

Я помню, когда мне было семнадцать и я была по уши влюблена в обалденного Рода МакКуина, я спросила его на выпускном: «Кэти ведь показалось, что ты целуешься с Бренди у туалета, так ведь, Род?» И когда он сказал: «Конечно», – я поверила ему, несмотря на полоску помады на его подбородке, слишком красной, чтобы быть моей, и на то, как Бренди поглядывала на нас через плечо своего спутника. Прошло две недели, и никто не удивился, когда Род стал встречаться с ней, а не со мной.

Я смотрю в лицо Дэррока и вижу в его глазах то, что поднимает мне настроение. Он не шутит, когда говорит, что сделает меня своей королевой. Он действительно хочет меня. Не знаю почему, возможно, ему запомнилась Алина, а я лучший вариант замены. Возможно, потому что они с Алиной обнаружили, кем становятся вместе, на что способны, а совместное самопознание создает крепкую связь. Возможно, благодаря моему странному черному озеру, или что там еще делает меня привлекательной игрушкой для «Синсар Дабх».

Возможно, потому что Дэррок отчасти человек, а значит, ему не хватает тех же иллюзий, что и нам.

Бэрронс был пуристом. Теперь я его понимаю. Слова очень опасны.

Я говорю:

– Ситуация меняется. Я адаптируюсь. Я отрезаю то, что бесполезно при смене обстоятельств. – Я протягиваю руку и глажу лицо Дэррока, провожу указательным пальцем по его идеальным губам, по шраму. – И часто оказывается, что обстоятельства не ухудшились, как я думала сначала, а улучшились. Я не знаю, почему столько раз тебе отказывала. Мне понятно, почему тебя хотела моя сестра. – Я говорю это так просто, что в моем голосе звенит правда. Даже меня удивляет искренность моего тона. – Я думаю, что ты должен стать королем, Дэррок, и, если ты хочешь меня, я почту за честь стать твоей королевой.

Он втягивает воздух, медные глаза мерцают. Дэррок запускает пальцы мне в волосы, играет шелковистыми локонами.

– Докажи, что не лжешь, МакКайла, и я ни в чем тебе не откажу. Никогда.

Он тянется губами к моим губам.

Я закрываю глаза. Приоткрываю рот.

И в этот момент он убивает Дэррока.

Я сменила несколько установок с того дня, как мой самолет приземлился в Ирландии и я начала охоту на убийцу Алины, – и перемены были радикальными, как я тогда думала, – но в этот раз произошло нечто из ряда вон выходящее.

Я стояла, зажмурившись и приоткрыв губы, ждала поцелуя от любовника моей сестры, и тут что-то жидкое и теплое плеснуло мне в лицо, закапало с подбородка, намочило шею и побежало вниз по груди.

Открыв глаза, я закричала.

Дэррок больше не собирался меня поцеловать, потому что у него не было головы – просто не было, – а к такому нельзя подготовиться, каким бы холодным и мертвым вы ни чувствовали себя внутри. Если вас заливает кровью обезглавленный труп – труп того, кого вы знали, нравился он вам или нет, – вы реагируете на примитивном уровне. Особенно если вы ждали, что он вас поцелует.

Но что хуже всего, я до сих пор не знаю, как слиться с Книгой.

И я могу думать лишь: «У него нет головы, а я не знаю, как слиться с Книгой. Он ел Невидимых. Может, приставить голову обратно? Заговорит ли он тогда? Может, я смогу залатать его и пытать, чтобы получить информацию?»

Я сжимаю кулаки. Я в ярости от такого поворота событий.

Я была всего в поцелуе – ладно, пусть в нескольких ночах с врагом и невероятного отвращения к себе – от желаемого. Но я бы это получила. Я почти завоевала доверие Дэррока. Я видела это по его глазам. Он бы мне открылся. Рассказал бы все свои секреты, а потом я бы убила его и исправила этот мир.

А теперь его голова отделена от туловища и я не знаю того, что мне необходимо знать, и не могу жить в этой адской реальности месяцами, которые уйдут на поиски четырех и пяти из пророчества.

Вся моя миссия была заточена под единую цель – и вот эта цель трясется передо мной обезглавленная!

Полный провал.

Я позволила Дэрроку прикоснуться ко мне ради... ничего.

Я смотрю на кровавый обрубок шеи. Его тело движется кругами, лишившись головы. Надо же, он все еще движется. Наверное, благодаря Невидимым в венах.

Дэррок спотыкается и падает. Где-то рядом раздаются искаженные звуки. О боже, его голова до сих пор говорит.

Отлично! Он способен формулировать мысли? Тогда я в выигрышной позиции и могу предложить ему сделку: «Скажи мне то, что меня интересует, и я приставлю твою голову обратно».

Я хмурюсь. Но где же Принцы? Почему они его не защитили? Подождите-ка! Кто с ним это сделал?

Я следующая?

Я дико оглядываюсь.

– Ох. – На большее я пока не способна.

«Ши-видящая», – мурлычет Охотник в моей голове.

Я тупо смотрю на него. Охотник, которого Дэррок призвал для нашего полета, сидит в десятке шагов от меня, держит в когтистой лапе голову Дэррока за волосы. И раскачивает ее.

Если Охотники вообще умеют улыбаться, то именно это он и делает. Кожистые черные губы обнажают сабли зубов, и весь он просто источает веселье.

Его... рука, за неимением лучшего слова, размером с небольшую машину. Как он сумел так аккуратно оторвать Дэрроку голову?

Срезал ее когтями? Все произошло безумно быстро.

Зачем Охотнику убивать его?

Дэррок был в союзе с Охотниками. Именно Охотники научили его есть Невидимых. Они – как я однажды предупредила его – решили его предать?

Я тянусь за копьем. Оно снова у меня. Отлично, тогда Принцев не будет. Но прежде чем я успеваю вынуть оружие, Охотник хохочет сухим пыльным смехом в моем сознании, и меня накрывает ощущение древности, превосходящей само время, и разумности, которая прошла долгий путь безумия. Он действительно сдерживал себя раньше. И очень отличался от других Охотников.

Я бы не удивилась, окажись он всем им прадедушкой.

«Я зову себя К'врак. У людей нет такого слова. Оно означает состояние за гранью смерти. Смерть ничтожна по сравнению с К'враком».

– Что? – заикаюсь я.

Его голос звучит у меня в мозгу.

«К'врак совершеннее смерти. Это материя, приведенная в состояние полной инертности, из которого ничто не возродится. Это менее, чем ничто. Ничто – это уже нечто. К'врак – это абсолют. Вашему виду пришлось придумать историю о потере души, чтобы ваш маленький мозг смог вместить эти понятия».

Я замираю. Мне знаком этот голос. Эта насмешливость. Мое копье против него бессильно. Если я убью Охотника, она просто перескочит на меня.

«Я открою тебе секрет, – мягко продолжает голос. – Вы, люди, действительно возрождаетесь. Если только вас, – мягко смеется он, – не к'вракнуть».

Я судорожно вздыхаю.

«МакКайла, я никому не позволю меня контролировать. Дэррок никогда бы не воспользовался короткой дорожкой, а ты бы о ней не узнала».

Охотник сжимает голову Дэррока, как виноградину. Волосы и кости сыплются на брусчатку. И теперь, когда меня не завораживает жуткое зрелище, я вижу, что Охотник держит в другой руке. Что он все время держал.

Я пячусь.

У нас с Дэрроком не было ни единого шанса подняться в ночное небо и охотиться за «Синсар Дабх».

Она обыграла нас вчистую.

Захватила Охотника и пришла за нами.

А я беспомощна. У меня нет камней, мое копье бесполезно...

Амулет! Когда Охотник оторвал Дэрроку голову, амулет остался на его теле! Я дико оглядываюсь и пытаюсь рассмотреть все, не выдав своих намерений.

Где эти чертовы Принцы? Они могли бы телепортировать меня отсюда! Что они сделали – исчезли в тот миг, когда Дэррока убили? Трусы!

Он там! Когда тело Дэррока упало на землю, амулет соскользнул с обрубка шеи. Серебряный с золотом, он лежал в луже крови в десятке футов от меня! Темное гладкое озеро дает мне силу. Если амулет еще больше увеличит ее, хватит ли мне этого, чтобы выстоять?

Я тянусь внутрь, чтобы выйти на берег, усыпанный галькой, но проклятая стена возникает прежде, чем я успеваю добраться до озера. «Синсар Дабх» смеется. Прошлой ночью я повредила эту стену. Сегодня я либо смету ее, либо умру при попытке это сделать.

Силу нужно заслужить, ты не заслуживаешь ее.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять: Книга отделяется от Охотника, взмывает вверх и превращается в монстра, готовясь раздавить меня болью.

Или, на этот раз, чем-нибудь похуже. Возможно, к'вракнутъ меня.

Я прыгаю вперед и делаю хватательное движение. Пальцы смыкаются на цепочке. Получилось! Я тяну амулет к себе!

И тут внезапно что-то врезается в меня сбоку, амулет вылетает из моих пальцев и исчезает. Моя рука вывернута под неестественным углом, вытянута вперед, и, скользя по мостовой, я слышу, как в ней что-то щелкает. Я ударяюсь головой о землю и чувствую, как сдирается кожа.

А потом меня подхватывают и подбрасывают в воздух. Я бешено оглядываюсь, но нигде не вижу амулета. Я падаю, и кто-то забрасывает меня на плечо. Волосы закрывают мое лицо, рука безвольно болтается, кровь со лба стекает на глаза. Я едва не оставила свой скальп на мостовой.

Все размывается от скорости движения.

Суперсила. Суперскорость. Я чувствую, что меня укачивает.

– Дэни? – ахаю я.

Она пришла спасти меня, несмотря на то, что я вела себя, как последняя сволочь, прогоняя ее?

– Нет, Дэни! Мне нужен амулет!

Я вишу вниз головой и вижу, как летит подо мной мостовая.

– Дэни, стой!

Но она не останавливается. Я слышу рычание за спиной.

Это ревет Охотник.

Кровожадные вопли разрывают ночь.

Я вздрагиваю. Мне знаком этот звук. Я уже слышала его.

– Вернись, вернись! – Я кричу, но теперь по иной причине. Кто они – твари, которые рычат, как Бэрронс? Мне нужно знать!

– Дэни, мы должны вернуться!

Но она продолжает бежать. Похоже, она не слышит ни слова. И несет меня к месту, которое я никогда больше не хочу видеть.

К «Книгам и сувенирам Бэрронса».

Подозрение о том, что меня несет не Дэни, подняло голову, когда мы влетели в дверь магазина.

Точнее, подозрение повернуло голову и слизало кровь с моего бедра.

Либо у Дэни серьезные проблемы, о которых я и не догадывалась, либо это не на ее плече я вишу.

Меня лижут снова, проводя языком по ноге, под самым задом. Платье задралось, сбилось между моим животом и плечом несущего. Меня кусают. Больно.

– Ой!

Клыками. Не так глубоко, чтобы пустить кровь, но достаточно, чтобы болело. Я провожу по лицу рукавом, меховой манжетой стираю кровь с глаз.

Внезапное убийство Дэррока и мой шок из-за того, что К'врак оказался Книгой, вывели меня из равновесия. Если бы я могла связно мыслить, я бы с самого начала поняла, что это не Дэни, слишком уж высоко я висела.

Плечо подо мной было массивным, как и остальное тело, но в темноте я не могла его рассмотреть. Прожекторы на крыше не горели, а внутри не было янтарной подсветки. Только свет почти полной луны проникал через высокие окна.

Кто меня унес? Невидимый? Зачем ему приносить меня сюда? Я больше никогда не хотела видеть это место! Я ненавидела «КСБ». Здесь пусто, темно и повсюду призраки. Они смотрят грустными глазами из-за кассы, свисают с книжных стендов, лежат, истончившиеся и побежденные, на моем диване, дрожат у каминов, которые никто больше не зажжет.

Я оказалась не готова к падению. Я лечу спиной вперед, врезаюсь в диван в конце комнаты, отскакиваю от него, влипаю в стул и запутываюсь в одном из дорогих ковров Бэрронса, скольжу по полированному полу. Головой врезаюсь в изукрашенный камин.

Какое-то время я могу только неподвижно лежать. Все кости ноют. Кровь струится по лицу из уголков глаз.

Застонав от боли, я перекатываюсь и поднимаюсь на локте, чтобы оценить повреждения. По крайней мере, рука не сломана.

Я убираю волосы с лица.

И застываю. Силуэт в тусклом освещении магазина странно мне знаком.

– Выйди из тени, – говорю я.

В ответ раздается низкое рычание.

– Пожалуйста, ты же понимаешь меня? Выйди.

Он тяжело дышит у книжного шкафа. Он огромен, не меньше шести футов. Силуэт подсвечен луной из окна, видны три пары острых загнутых рогов и два костяных хребта по бокам.

Я уже видела такие рога. К ним была привязана моя сумка с камнями. Я видела, как они таяли, когда монстр снова превращался в человека.

Днем в Зеркалах Бэрронс был серым с желтыми глазами, ночью его кожа становилась черной, а глаза красными. Это ночная форма, бархатная чернота во тьме, за исключением алых глаз. Прежде чем он унес меня, я слышала рычание других таких же существ. Откуда они появились?

Мои руки начинают дрожать. Я осторожно отрываюсь от пола, чувствуя каждое растянутое сухожилие и мышцу. Прислоняюсь спиной к камину, подтягиваю ноги и обнимаю колени. Я не решаюсь встать. Это существо того же вида, что и Бэрронс, оно связано с тем, кого я потеряла.

Что оно здесь делает? Или Бэрронс даже мертвый продолжает защищать меня? Он приказал другим, таким же как он, охранять меня, если случится худшее и его убьют?

Монстр внезапно поворачивается и бьет когтистым кулаком по книжному шкафу. Высокие полки шатаются на болтах, крепящих шкаф к полу. С металлическим скрипом болты выскакивают, и шкаф начинает падать. Он врезается в следующий, и, словно костяшки домино, шкафы рассыпаются по моему магазину. – Прекрати! – кричу я. Но если монстр и понимает меня, то не слышит в общем шуме – или ему все равно. Он поворачивается и начинает громить один стенд за другим. Журналы и газеты разлетаются вместе со щепками от полок. Стулья врезаются в стены.

Мой телевизор монстр раздавил. Разгромил холодильник. Касса взорвалась, звеня колокольчиком.

Монстр бушевал, разрушая первый этаж, все то, что я любила, превращая мое убежище в руины. А я могла только сидеть и смотреть.

Когда не осталось ничего, что можно было бы сломать, монстр обернулся ко мне.

Лунный свет серебрил его черную кожу, отражаясь в красных глазах. На руках и шее монстра вздулись вены и сухожилия, грудь работала, как меха. На рогах повисли обрывки мусора. Он яростно замотал головой, кусочки пластика и дерева разлетелись.

С доисторического лица, сквозь пряди свалявшихся темных волос на меня смотрели полные ненависти глаза.

Я смотрела в ответ и боялась дышать. Он спас меня, чтобы убить? Большего я не заслуживала.

Он был ходячим напоминанием о том, что у меня было – и что я потеряла. Чего я так и не увидела – и что убила. Он был так похож на моего монстра из Зеркал, но в то же время чем-то отличался от него. Бэрронс был неконтролируемо агрессивен, не мог – или не хотел – перестать уничтожать все живое в пределах зрения, не важно, насколько оно мелкое и беспомощное. Там, на обрыве, в глазах Бэрронса я видела безумие.

Этот монстр был машиной для убийства, но не безумной. В его глазах не было сумасшествия, только ярость и жажда крови. Это был Бэрронс... но нет.

Я закрываю глаза. От его вида моя душа исходит болью. Монстр издает грудной рык, гораздо ближе, чем секунду назад. Мои глаза распахиваются.

Он стоит в паре метров от меня, нависает, звенит нерастраченной злостью. Алые глаза смотрят на мою шею, когтистые лапы сжимаются и разжимаются, словно хотят обхватить ее и сжать.

Я тру затылок, благодаря Бэрронса за метку. Как оказалось, знак все еще защищает меня, поскольку монстр не навредил мне, хотя и явно хотел это сделать. Интересно, защитит ли меня метка от всей «стаи» существ, похожих на Бэрронса. Он сказал, что никогда не позволит мне умереть. Кажется, он принял меры и на тот случай, если с ним что-нибудь случится. К примеру, Риодан, я и копье.

– Спасибо, – шепчу я.

Мои слова, похоже, приводят монстра в еще большую ярость. Он прыгает ко мне, хватает за воротник, поднимает меня в воздух и трясет, как тряпичную куклу. Мои зубы клацают друг о друга, кости вибрируют.

Возможно, знак меня и не защищает.

Я ведь не умирала сегодня. Пусть моя миссия изменилась, но цель осталась прежней. Болтаясь в воздухе и шаркая ногами по полу, я расфокусировала зрение и потянулась к озеру, призывая алые руны. Они держали на расстоянии Невидимых Принцев, а Принцы Фейри куда более смертоносны и сильны.

На поверхность всплывало что-то другое, но я игнорировала его. Понадобится немало времени – больше, чем мне хотелось бы, – в будущем, чтобы исследовать все, что скрыто под тихими темными водами. Я зачерпнула то, за чем пришла, и быстро вынырнула обратно.

Монстр все еще тряс меня. Глядя в его суженные глаза, я поняла, что, возможно, поспешила с выводами, решив, что он не так безумен, как Бэрронс.

Я подняла сжатые кулаки, с которых капала кровь. Монстр замотал рогатой головой и заревел.

– Поставь меня.

Двигался он так быстро, что моя рука оказалась у него в пасти прежде, чем я успела понять. Я еще выговаривала «меня», а острые черные клыки уже сомкнулись на моем запястье.

Но монстр не откусил мне руку, как я того ожидала. Он засосал ее. Мягкий теплый язык касался моих пальцев и проникал между ними.

Он выплюнул руку так же резко, как и схватил. Кулак был пуст.

Я тупо на него уставилась. Это существо просто съело руны, которых боялись самые смертоносные Фейри? Проглотило, как аперитив? Монстр облизал губы. А я основное блюдо? Второй кулак исчез в размытом движении.

Влажное давление на коже, шелковая настойчивость языка, скольжение клыков по запястью – и мой второй кулак тоже пуст.

Монстр роняет меня. Я приземляюсь на ноги, шатаюсь на обломках дивана и пытаюсь удержать равновесие.

Все еще облизываясь, монстр пятится.

Когда он останавливается в озере лунного света, я щурюсь. Что-то... не так. Он выглядит не так. Словно ему... больно.

У меня в голове мелькает жуткая мысль. Что, если я только что скормила страшный яд глупому чудовищу, которое ело все, что появлялось поблизости окровавленного, – как собака, которая не может пройти мимо отравленного гамбургера?

Я не хотела убивать еще одно такое существо! Оно, как и Бэрронс, спасло меня!

Я в ужасе смотрю на монстра, надеясь, что он переживет то, что я с ним сделала. Я же только хотела от него избавиться, найти место, где можно сгруппироваться, собраться с силами, чтобы двигаться дальше. В моем распоряжении ограниченное количество оружия. Придется рассчитывать каждое движение.

Монстр шатается.

Проклятье! Когда же я поумнею?

Он спотыкается и тяжело падает, испуская глубокий судорожный стон. Под его кожей начинают дергаться мышцы. Он запрокидывает голову и вопит.

Я зажимаю уши, но вопль все равно меня оглушает. Я слышу вдалеке ответные вопли. Жуткий концерт.

Надеюсь, чудовища не мчатся прямо в магазин, чтобы присоединиться к умирающему собрату и разорвать меня на части. Не думаю, что мне удастся накормить всех смертельными рунами.

Монстр стоит на четвереньках, мотая массивной головой из стороны в сторону, явно в предсмертных спазмах – челюсти раскрыты, клыки обнажены.

Он вопит. Этот вопль полон такого одиночества и отчаяния, что мне кажется, будто штырь вонзается мне в сердце.

– Я не хотела тебя убивать! – кричу я.

Свернувшись в клубок на полу, монстр начинает меняться.

О да, я убила его. То же самое происходило, когда я вонзила копье в Бэрронса.

Видимо, смерть заставляет этих чудовищ меняться.

Дата добавления: 2015-07-10