Т.С. Элиот

Есть правда в твоей лжи,

Сомнения в твоей вере.

Все, что ты построишь, будет разрушено.

Linkin Park «In Pieces»

«Почему ты причиняешь мне боль?

Я люблю тебя.

Ты не способна любить.

Ничто не ограничивает моих возможностей. Я есть все.

Ты книга. Страницы с текстом. Ты не рождалась. Ты не живешь. Ты всего лишь свалка для всего, что было плохого в эгоистичном Короле.

Я все, что было хорошего в слабом короле. Он боялся силы. Я не ведаю страха.

Что ты от меня хочешь?

Открой глаза. Увидь меня. Увидь себя.

Мои глаза уже открыты. Я хорошая. Ты – зло».

Разговор с «Синсар Дабх»

Я никому об этом не говорила, но, когда я только приехала в Дублин, у меня была тайная фантазия, которая не давала мне сломаться в самые трудные минуты.

Я притворялась, что нас всех обманули, что тело, присланное в Ашфорд, принадлежит не Алине, а какой-то другой светловолосой студентке, которая удивительно на нее похожа. Я категорически отказывалась признавать, что зубные слепки, на сопоставлении которых настоял папа, полностью совпали.

Я бродила по Темпл Бар Дистрикт, охотилась за убийцей своей сестры и притворялась, что в любой момент заверну за угол и увижу там ее.

Она посмотрит на меня, ошеломленно и испуганно спросит: «Младшая, что случилось? Мама и папа в порядке? Что ты тут делаешь?» И мы обнимемся, рассмеемся, я пойму, что все было просто кошмарным сном и что он закончился. Мы выпьем пива, пойдем по магазинам, отыщем пляж на каменистом побережье Ирландии.

Я была не готова к смерти. Никто не готов к ней. Вы теряете того, кого любите больше, чем себя, и проходите короткий курс смертности. Каждую ночь вы лежите без сна, размышляя о том, действительно ли существуют ад и рай, ищете любые способы вцепиться в веру, поскольку просто не можете смириться с тем, что ваши близкие находятся так далеко, что не слышат шепота вашей молитвы.

В глубине души я знала, что это просто фантазия. Но она была мне нужна. И некоторое время помогала.

С Бэрронсом я фантазий не допускала. Я позволила ярости захлестнуть меня, потому что, как правильно заметил Риодан, она может стать отличным топливом. Моя ярость была плутонием. Со временем я бы мутировала от радиации.

А самое плохое в потере любимого человека – помимо агонии от невозможности снова его увидеть – в том, что вы так и не сказали. Несказанные слова преследуют вас, они издеваются, напоминая о том, что ты считал, будто у тебя впереди целая вечность. А ее нет ни у кого.

Здесь и сейчас, когда я стояла лицом к лицу с Бэрронсом, мой язык перестал шевелиться. Я не могла вымолвить ни слова. Несказанное забилось в рот пеплом, слишком сухим, чтобы можно было проглотить его, и душило меня.

А хуже всего было понимание, что со мной играют. Снова. Не важно, насколько реальным это кажется, я знала, что это не более чем иллюзия.

«Синсар Дабх» все еще не отпустила меня.

Я так и не ушла с улицы, на которой она убила Дэррока.

Я стою там (а то и лежу) перед К'враком и брежу, пока Книга делает со мной что хочет.

Все так же, как в ту ночь, когда мы с Бэрронсом попытались загнать ее камнями и она заставила меня поверить, будто я сижу на мостовой и читаю ее, а на самом деле это Книга сидела у меня на плече и читала меня.

Нужно бороться с этим. Я должна нырнуть в свое озеро поглубже и сделать то, что умею лучше всего, – идти вперед в нужном направлении, не думая о том, как все плохо. Но я смотрю на отличную копию Бэрронса и не нахожу в себе сил избавиться от наваждения. Не так быстро...

Есть пытки похуже видения обнаженного Иерихона Бэрронса.

Через минуту я потянусь к своему центру ши-видящей и развею иллюзию. Или через десять минут. Я прислонилась спиной к камину и со слабой улыбкой подумала: «Ну, давай».

Иллюзия Бэрронса поднялась на ноги, мускулы заиграли под кожей.

Боже, как он красив! Я оглядывала его с ног до головы. Книга проделала удивительно точную работу, вплоть до более чем щедрого мужского достоинства.

Но она неправильно воспроизвела татуировки. Я знала каждый дюйм этого тела. Когда я в последний раз видела Иерихона Бэрронса голым, он был покрыт красными и черными защитными рунами, а позже они украсили даже его руки от бицепса до запястья. Теперь татуировки были только на животе.

– Лажаешь, – сказала я Книге. – Но это была неплохая попытка.

Фальшивый Бэрронс напрягся и слегка подался вперед. Мне даже показалось, что он собирается на меня напасть.

– Я лажаю? – прорычал клон Бэрронса.

И зашагал ко мне. Мне было сложно смотреть ему в лицо, поскольку на уровне моих глаз прыгало нечто другое.

– Какое слово тебе непонятно? – мягко спросила я.

– Прекрати таращиться на мой член!

Ну да, это определенно иллюзия.

– Бэрронсу нравилось, когда я смотрела на его член, – сообщила я иллюзии. – Он был бы рад, если бы я таращилась на его член целыми днями и слагала оды о его совершенстве.

Одним текучим движением он хватает меня за воротник и вздергивает на ноги.

– Это было до того, как ты убила меня, имбецилка хренова!

Я невозмутима. Его близость как наркотик. И я его хочу. Я схожу с ума. Мне ни за что не удастся остановить этот обман.

– Видишь, ты признаешь, что умер, – парирую я. – И я не имбецилка. Имбецилка бы тебе поверила.

– Яне мертв. – Он бросает меня в стену и прижимается своим телом.

Мне так приятно прикосновение рук лже-Бэрронса, так важна возможность смотреть в иллюзию его темных глаз, что я едва чувствую, как моя голова врезается в стену. Это куда реалистичнее коротких видений в черном крыле Белого Особняка.

– Мертв.

– Нет.

Его губы так близко. Какая разница, что это не он? У иллюзии его губы. Его тело. Неужели один фальшивый поцелуй – это так много? Я облизываю губы.

– Докажи.

– Ты ждешь, что я буду доказывать, что не мертв? – недоверчиво переспрашивает он.

– Я ведь немного прошу. В конце концов, я тебя заколола.

Он упирается ладонями в стену по обе стороны от моей головы.

– Умная женщина не стала бы напоминать мне об этом.

Я вдыхаю его запах, пряный, экзотический, драгоценное воспоминание, благодаря которому я чувствую себя живой. Электрическое напряжение, всегда заряжавшее воздух вокруг Бэрронса, жужжит у меня на коже. Он обнажен, я прижата к стене, и пусть я знаю, что это козни Книги, мне трудно сосредоточиться на его словах. Он кажется таким настоящим. За исключением татуировок. Книга знала размер его пениса, но не смогла воссоздать тату. Маленький просчет.

– Впечатляет, – бормочу я. – Правда.

– Мне, на хрен, неинтересно, что вас там впечатляет, мисс Лейн. Меня интересует только одно. Вы знаете, где «Синсар Дабх»? Вы нашли ее для этого долбаного ублюдка-полукровки?

– О, вот это уже перебор. – Я фыркаю от смеха. Книга создала иллюзию, которая является ее продолжением, и спрашивает меня, где «Синсар Дабх».

– Отвечайте, или я вам голову оторву!

Бэрронс никогда бы этого не сделал. «Синсар Дабх» допустила еще одну ошибку. Бэрронс поклялся хранить мою жизнь и до конца остался верен этой клятве. Он умер, чтобы спасти меня. Он бы никогда не причинил мне вреда и уж тем более не убил бы.

– Ты ничего о нем не знаешь! – рычу я.

– Я знаю о нем все. – Он чертыхается. – Обо мне.

– Не знаешь.

– Знаю.

– Ерунда!

– Нет!

– Да!

– Нет! – Он громко выдыхает. – Проклятье. Мисс Лейн, вы меня, на хрен, с ума сводите.

– Взаимно, Бэрронс. И перестань ругаться, ты перегибаешь палку. Настоящий Бэрронс ругается не так часто.

– Я, на хрен, знаю, сколько именно долбаных «хренов» использует Бэрронс. Вы знаете его хуже, чем думаете.

– Прекрати им притворяться! – Я толкаю его в грудь. – Ты не он и никогда им не станешь!

– К тому же это было до того, как вы убили меня и решили заменить Дэрроком. Прошло меньше месяца! Сильно горевали, мисс Лейн?

Да как он смеет? Я состою из одного только горя. Ходячее горе и месть.

– К твоему сведению, ты был мертв три дня. И я ничего такого не делала. Убирайся отсюда. Уходи. Сейчас же. – Я отталкиваю его руки и проношусь мимо. – Я не стану обсуждать с тобой мотивы своих действий, поскольку тебя здесь нет. Это чересчур даже для меня.

Он хватает меня и рывком ставит обратно.

– Вам лучше поверить в то, что я здесь, мисс Лейн, и в то, что я убью вас. Вы не могли бы доказать свою верность – точнее, отсутствие таковой – более убедительно. Вы прыгнули на меня в тот же миг, когда Риодан сказал, что я опасен, и убили без промедлений...

– Я медлила! Я не хотела убивать своего монстра-хранителя! Риодан сказал, что выхода нет! Я не знала, что это ты!

Отлично. Теперь я спорю с фальшивым Бэрронсом от «Синсар Дабх» о том, почему убила его. Ну зачем ей такое со мной вытворять? Что Книга может получить от этого спора?

– Вы должны были это знать!

Я понимаю, что должна остановить его, развеять иллюзию, но не могу этого сделать.

Присутствие Бэрронса всегда заставляло меня палить из всех стволов, и сейчас мне не важно, что этот Бэрронс – мираж. Некоторые люди вытаскивают из вас самое худшее, другие – самое лучшее, а есть такие (их невероятно мало), к кому вас тянет, поскольку они раскрывают вас полностью. Во всем.

Они заставляют вас чувствовать себя настолько живым, что вы готовы отправиться за ними хоть в ад, лишь бы все наладилось.

– Откуда мне было это знать? Ты что, всегда был честен со мной? Охотнее всего Иерихон Бэрронс делится информацией, он просто не может без этого! Ты не потрудился сказать, что случится, если я нажму «IYD». О нет, я поняла: я должна была догадаться обо всем, потому что ты мне признался – мы ведь так часто делились сокровенным, – что иногда ты превращаешься в трехметрового рогатого безумного монстра!

– Я нe безумен. Мне хватило ума, чтобы помочиться вокруг вас! Я убивал, чтобы вам было что есть. Я подбирал ваши вещи. Кто бы еще стал это делать? У В'лейна хрен не вырос, чтобы ссать. У вашего маленького МакКелтара яиц не хватает даже на собственные действия. Он определенно не способен на то, что нужно, чтобы владеть женщиной.

– Владеть? Ты считаешь, что женщиной можно владеет?

Его взгляд говорит: «Милая, конечно можно. Или ты так быстро все забыла?»

– Я была при-йа!

– И мне это нравилось куда больше того, что я вижу сейчас! – Он сужает глаза, словно только сейчас понял смысл моих предыдущих слов. – Я был мертв всего три долбаных дня? А две ночи назад вы уже прижимали Дэррока к моей стене? Вы подождали один чертов день, чтобы подыскать мне замену? Я неделями волновался о том, что он сдерет мою метку с вашей головы и я не смогу отследить вас в Зеркалах. Все это время я пытался вернуться, чтобы спасти вашу задницу, а вы преподнесли ему ее на тарелочке?

– Ничего я Дэрроку не преподносила!

Откуда он пытался вернуться? С того света?

– Женщина не трется так об мужчину, с которым она не трахалась!

– Ты понятия не имеешь о том, что я делала, а чего нет. Слышал когда-нибудь о прикрытии? О том, как спать с врагом?

– «Я думаю, что ты должен стать королем, Дэррок», – фальцетом передразнивает меня лже-Бэрронс. – «И если ты хочешь меня, я почту за честь стать твоей королевой».

Я ахаю.

– Разве не это вы говорили?

– Ты что, шпионил за мной? Если бы ты был Бэрронсом, ты бы не поверил ни единому слову.

– Потому что ваши действия говорили сами за себя, не так ли? И где же вы спали прошлой ночью, мисс Лейн? Явно не здесь. Мой магазин был открыт. Ваша спальня ждала вас наверху. Как и ваша гребаная честь.

Я открываю рот, снова закрываю. Честь? Бэрронс говорит мне о чести? Ну... то есть «Синсар Дабх». Что-то тут не так. Что-то очень, очень важное упущено. Помимо того что «Бэрронс» и «честь» – это два слова, которые я бы не стала употреблять в одном предложении, я не могла придумать ни одной причины, по которой «Синсар Дабх» воспользовалась бы такими приемами. Она никогда раньше не создавала столь продолжительной и детальной иллюзии. Я не могу понять, чего она хочет этим добиться.

– Вы знаете, почему я сегодня оказался на той улице вместе с вами и Дэрроком? – Когда я не отвечаю, лже-Бэрронс рычит: – Отвечай мне!

Я качаю головой.

– Я не шпионил за тобой и твоим маленьким бойфрендом. Кстати говоря, каково это – наплевать на последние минуты жизни своей сестры?

– Да пошел ты, – тут же отвечаю я. – Даже для тебя это слишком низко.

– То ли еще будет. Сегодня я пришел, чтобы убить Дэррока. Мне следовало сделать это гораздо раньше. Но я не смог получить удовольствие, «Синсар Дабх» опередила меня, – произносит лже-Бэрронс.

– Хватит уже! Ты и есть «Синсар Дабх»!

– Едва ли. Но я точно так же смертоносен. И так же могу уничтожить вас. Ничто не спасет вас, если я решу вас убить.

Эта иллюзия давно должна была закончиться. Единственная причина, по которой я позволила ей длиться, заключалась в том, что все началось приятно, и я надеялась на большее. Но какую бы странную игру ни вела Книга, ничего хорошего от нее ждать не приходилось, а этот ледяной рычащий Бэрронс не был тем, кого я хотела бы запомнить.

– Тебе пора уходить, – бормочу я.

– Я никуда не уйду. Никогда. Если вам хоть на миг показалось, что вам сойдут с рук ваши перебежки, вы ошибаетесь. Вы передо мной в долгу. Я прикую, свяжу, заколдую вас, сделаю что угодно, но вы поможете мне достать эту Книгу. А когда я ее добуду, я, возможно, позволю вам жить.

– Ты «Синсар Дабх», – снова говорю я, но мой протест слаб. Пока он говорил, я потянулась к своему центру – чтобы всевидящее око смогло сорвать иллюзию и показать правду – и сфокусировалась, как лазер, на мираже.

Ничего не произошло. Никаких пузырьков. Ничто не исчезло. Я не могла вдохнуть.

Это невозможно.

Я убила его.

А когда я поняла, что наделала, я превратила свое горе в оружие массового поражения. Я составила план, в котором затвердевшее бетонное прошлое стало бы цементным раствором будущего.

Это... эта... неожиданность никак не соответствовала моему пониманию реальности. И моим целям, и тому, во что я превратилась.

– Хотя могу и не позволить, – говорит он. – В отличие от некоторых, я не сентиментален.

Я резко вздыхаю. У меня начинает опасно кружиться голова. Этого не может быть. Он не может там стоять.

Или может?

Он выглядит, как Бэрронс, пахнет и говорит, как Бэрронс, и определенно так же относится к жизни.

К черту мой центр ши-видящей! Мне нужна сила. И я знаю, где ее найти. Я позволяю зрению расфокусироваться и лихорадочно втягиваю силу из своего спокойного озера.

И, снова собравшись, концентрируюсь на иллюзии.

– Покажи мне истину, – приказываю я, отправляя силу в полет.

– Вы не узнаете истину, даже если она укусит вас за задницу, мисс Лейн. Акцентирую ваше внимание: не так давно она вас укусила.

Он ухмыляется своей волчьей усмешкой, но в ней нет ни грамма очарования. Одни только зубы, напоминающие о прикосновении клыков к коже.

У меня подгибаются колени.

Передо мной стоит Иерихон Бэрронс.

Высокий, обнаженный, злой как черт. Его руки сжаты в кулаки, словно он вот-вот выбьет из меня дурь.

Я оседаю на пол и смотрю на него.

– Т-ты н-не мертв.

Зубы стучат так сильно, что слова даются мне с трудом.

– Жаль вас разочаровывать. – Если бы взглядом можно было убивать, этот отправил бы меня в яму под трехметровый слой скорпионов. – Нет, подождите-ка. Не жаль.

Это уже чересчур. У меня закружилась голова, в глазах потемнело.

Я потеряла сознание.

Сознание возвращалось медленно. Я пришла в себя на полу книжного магазина, в темноте.

Я всегда считала, что обморок выдает недопустимую слабость характера, но теперь поняла: это акт самосохранения. При встрече с эмоциями, силу которых невозможно воспринять, тело выключается, чтобы не метаться, как цыпленок с отрубленной головой, и не причинить себе вреда.

С тем фактом, что Бэрронс жив, я справиться не могла. Слишком много мыслей и чувств рванулись из меня одновременно. Мозг попытался осознать, что невозможное возможно, определиться с моими чувствами, и я тихо отключилась.

– Бэрронс?

Я перекатилась на спину. Ответа не было. Внезапно я испугалась, что все это было сном. Что он не жив и что мне снова придется смириться с этим.

Я рывком села, и мое сердце упало.

Я была одна. Так все это действительно было жестокой иллюзией, сном? Я огляделась, пытаясь найти доказательства его реальности.

Книжный магазин был разгромлен. Хотя бы это не было сном. Я начала подниматься и остановилась, заметив лист бумаги, приколотый к плащу. Я взяла его в руки.

«Если вы выйдете из магазина и вынудите меня вас искать, я заставлю вас жалеть об этом до конца ваших дней. Z».

Я рассмеялась и заплакала одновременно. Затем села, прижав к груди листок бумаги.

Он жив!

Не знаю, как такое возможно. Плевать. Иерихон Бэрронс выжил. Он ходит по этому миру. И мне этого достаточно.

С моей души свалился невыносимый груз. Я закрыла глаза и содрогнулась. Я дышала, впервые за эти три дня по-настоящему дышала, жадно наполняя легкие воздухом.

Я не убила его.

Я не была виновата в его смерти. Каким-то образом с Бэрронсом я получила то, чего мне не суждено было получить с сестрой. И мне даже не нужно избегать этих слов – второй шанс!

Я открыла глаза, перечитала записку и рассмеялась.

Бэрронс жив.

Он разгромил мой магазин. Он написал мне записку. Чудесную, чудесную записку! Просто праздник!

Я погладила листок, на котором он зафиксировал свою угрозу. Я любила этот клочок бумаги. Я любила его угрозу. Я любила даже разгромленный магазин. Понадобится время, но я все тут починю. Бэрронс вернулся. Я сделаю новые полки, заменю мебель, и однажды я буду сидеть на диване, смотреть на огонь в камине, а Бэрронс зайдет, и ему даже не придется ничего говорить. Мы сможем просто посидеть в дружеской или – какая разница? – мрачной тишине. С каким бы странным предложением он ни пришел, я не стану протестовать. Мы будем спорить о том, какую машину взять и кто поведет. Мы будем убивать монстров, охотиться за артефактами и пытаться выяснить, как поймать Книгу. Это будет отлично.

Он жив!

Я снова попыталась встать, и что-то соскользнуло с моих колен. Пришлось нагнуться и поднять это с пола.

Это была фотография Алины, которую я оставила в почтовом ящике своего дома в ту ночь, когда В'лейн перенес меня в Ашфорд, чтобы показать – он восстановил мой город и следит за безопасностью моих родителей. В ту ночь Дэррок выследил меня по метке на моей голове и позже похитил моих маму и папу.

Эту же фотографию Дэррок оставил на двери «КСБ», требуя, чтобы я пришла к нему через Зеркала, если мне дорога их жизнь.

Бэрронс оставил мне ее, чтобы сказать одно: он спас моих маму и папу до того, как я набрала «IYD» из Зеркал.

Но это был не подарок, который должен был меня утешить. Он оставил фото по той же причине, что и Дэррок. И хотел сказать мне то же самое.

У меня твои родители. Не играй со мной.

Ну ладно, он немного на меня рассержен. Я это понимала. Если бы он убил меня, я бы тоже разозлилась, как бы иррационально это ни звучало. Но он успокоится.

Я не могла бы попросить большего. Ну, могла, к примеру, чтобы Алина вернулась, а все Фейри сдохли, но и это неплохо. В таком мире я хотела жить.

Мои родители в безопасности.

Я вцепилась в записку и фото. Прижала их к груди. Я злилась из-за того, что Бэрронс ушел и оставил меня на полу, но у меня было доказательство его существования, и я знала, что он вернется.

Я была его ОС-детектором. Мы были командой.

Он был жив!

Я хотела не спать всю ночь, наслаждаясь мыслью о том, что Иерихон Бэрронс жив, но мое тело решило иначе. Стоило мне зайти в спальню, и я чуть не упала. Если я что и поняла с тех пор, как умерла Алина, так это то, что горе выматывает сильнее, чем ежедневный марафон. Оно выжимает все соки из тела и души.

Я смогла умыться и почистить зубы, улыбаясь, как идиотка, своему отражению, но на зубную нить и крем моих сил не хватило. Это требовало усилий. А я хотела только растечься безмозглой лужицей, свернуться в тепле понимания, что я не убила Бэрронса. Я не виновата. Он не умер.

Жаль, что он не подождал, пока я очнусь. Хотела бы я знать, где он. Или чтобы у меня был мобильный.

Я бы сказала Бэрронсу все, о чем молчала до сих пор. Призналась бы ему в своих чувствах. Я бы не боялась быть нежной. Утрата обострила все мои чувства, и мне хотелось кричать о них с крыши.

Но я не только не знала, куда Бэрронс ушел на ночь глядя, я едва двигалась. Боль была тем клеем, который соединял мою волю и тело. Без нее я обмякла.

Завтра будет новый день.

И в этом дне Бэрронс будет жив!

Я разделась и заползла в постель.

И отключилась, все еще пытаясь натянуть на себя одеяло. Я спала крепко, как женщина, которая несколько месяцев шла сквозь ад без еды и отдыха.

Мои сны были невероятно правдоподобными.

Мне снилось, что я снова наблюдаю за смертью Дэррока и это злит меня, потому что когти Охотника отнимают у меня возможность отомстить. Мне снилось, что я снова в Зеркалах, ищу Кристиана, но не могу его найти. Снилось, что я в аббатстве, на полу кельи, и Ровена приходит, чтобы перерезать мне глотку. Я чувствую, как из меня вытекают кровь и жизнь, превращая земляной пол в грязь. Мне снится, что я в Холодном Месте, бегу за прекрасной женщиной, которую не могу догнать, а потом мне снится, что я и правда это сделала – уничтожила мир и заменила таким, каким хотела. И после этого я летела над новым миром на спине могучего древнего К'врака. Его огромные черные крылья взбивали мои волосы, а я смеялась, как демон, под диссонансные нотки ремикса «Pink Martini» «Que Sera Sera» в исполнении адского клавесина.

Я проспала шестнадцать часов.

И ни одна минутка сна не была лишней. Три прошедших дня были нереальным кошмаром и окончательно вымотали меня.

Проснувшись, я первым делом вытащила записку Бэрронса из-под подушки и перечитала ее, чтобы снова убедиться – он жив.

Потом я помчалась вниз, так быстро, что последние пять ступенек проехала на заднице, все еще затянутой в пижаму. Мне нужно было убедиться, что магазин по-прежнему разгромлен.

Поскольку был день, а Бэрронс редко выходил до наступления вечера, я поднялась наверх и приняла горячий душ. Я привела себя в порядок, отскребла пятки.

И прислонилась к стене, вытянув ноги, чтобы понаблюдать, как вода расплескивается по копью, висящему в ножнах на бедре, очистить сознание и расслабиться.

К несчастью, ни мозг, ни тело расслабляться не желали. Мускулы ног все еще были напряжены, шею и плечи сводило, а пальцы выстукивали стаккато на дверце душа.

Что-то меня беспокоило. И сильно. Под счастливой поверхностью нарастал темный шторм.

Как что-то могло меня беспокоить? Мой мир снова обрел синее небо, несмотря на непрерывный дублинский дождь. Как я могу не ощущать счастья в этот момент? Это хороший день. Бэрронс жив. Дэррок мертв. Я больше не застряла в Зеркалах, не борюсь с мириадами монстров и не уклоняюсь от иллюзий.

Я нахмурилась, осознав, что в этом все и дело.

В этот миг не было ничего неправильного, помимо обычной судьбы мира, а к ней я привыкла.

Я не могла с этим справиться. Меня все время сжимали болезненные тиски.

Все, что шло неправильно, заставляло меня собраться и давало силы двигаться вперед.

Но за последние двадцать четыре часа я перешла от стопроцентной поглощенности горем и яростью к полному избавлению от этих эмоций.

Бэрронс был жив. Горе – пшик!

Человек, которого я считала убийцей своей сестры, которого я клялась убить, был мертв. Печально известный Гроссмейстер исчез.

Эта глава моей жизни дописана. Дэррок никогда больше не возглавит Невидимых, не принесет хаос в мой мир, не будет охотиться за мной, не причинит мне вреда. Мне больше не нужно постоянно оглядываться через плечо. Ублюдок, превративший меня в при-йа, уже вне досягаемости. Он получил по заслугам. Ну... так или иначе, он мертв. Если бы это зависело от меня, по заслугам он получал бы дольше и больнее.

Как бы то ни было, долгое время он был моим Raison d'etre. Смыслом моего существования. А теперь его нет.

И что у меня осталось? Месть – пшик!

Всякий раз, когда я представляла себе нашу последнюю встречу, Дэррок погибал от моей руки.

И кто теперь мой злодей? Кого ненавидеть и обвинять в смерти Алины? Это был не Дэррок. Он питал к ней огромную слабость. Он не убивал ее, и даже если он как-то повинен в ее гибели, сам он этого не знал. Шесть месяцев в Дублине, а я так и не приблизилась к разгадке смерти своей сестры.

Бэрронс жив, Дэррок мертв, и мертва моя всепоглощающая жажда мести.

Мои родители в безопасности под присмотром Бэрронса. Мне никого не нужно спасать.

У меня не осталось цели, четкого плана действий. Я потеряла направление.

Конечно, большая часть первоочередных целей, которые я ставила перед собой до того, как побывала в Зеркалах, осталась, как бы плохо все ни оборачивалось, но горе спрятало меня в тесную коробку, стены которой меня поддерживали. А теперь коробки не было, и я чувствовала, что превращаюсь в бесформенную кляксу.

Что потом? Куда идти? Мне нужно было время, чтобы осознать внезапное изменение реальности и отсортировать эмоции. Больше всего меня смущало то, что, несмотря на радость, которую я испытывала по поводу появления Бэрронса, я... злилась. Я была в ярости. Что-то во мне вскипало. И я пока еще не знала что. Но глубоко под всем этим я теряла терпение и чувствовала себя... глупой. Словно я пришла к выводам, которые не выдерживали критики.

Я вышла из душа в крайне дурном расположении духа и начала перебирать свою одежду. Мне все не нравилось.

Вчера я точно знала, что надеть. Сегодня не имела понятия. Розовое или черное? Возможно, пришло время выбрать себе новый любимый цвет. Или наплевать на это.

Дождь стучал по стеклу, а я все размышляла. Дублин снова стал серым.

Я натянула серые капри с принтом «JUICY» на заднице, спортивную кофту на молнии и шлепанцы. Если Бэрронса еще нет, можно убрать внизу.

В конце концов, я сделала то, что он просил.

Мои родители свободны, я жива, Дэррок мертв, камни в полной безопасности в испорченной спальне пентхауса.

Насколько я понимаю, все перечисленное делает магазин моим.

А еще «ламборгини». И «вайпер».

– И ни хрена не моя идея. – Рычание Бэрронса донеслось до меня, когда я была еще на лестнице.

Дверь в его кабинет была приоткрыта, и я слышала, как он расхаживает, берет и ставит обратно вещи.

Я замерла на последней ступеньке, просто наслаждаясь звуком его голоса. Пока его не было, я не понимала, насколько пуст без него мир.

Моя улыбка поблекла. Я переступила с ноги на ногу.

Мое настроение казалось солнечным светом на воде, но под ясной поверхностью скрывалось темное течение.

Я погрузилась глубже, чем готова была себе признаться, со своим уничтожением-мира-ради-будущего. Я была на сто процентов готова сразиться с любым темным знанием, которое мне потребуется, и не важно, чего это будет стоить мне или другим. Я готова была сделать что угодно, лишь бы заменить этот мир новым. И все потому, что верила – Иерихон Бэрронс мертв.

У меня не было четкого плана, кроме поимки Книги и работы с ней. Я считала, что смогу справиться с любым заклятием творения и разрушения, которое может в ней храниться. Оглядываясь в прошлое, я могу лишь удивляться своему поведению. Бешеные амбиции, сумасшедшая целеустремленность.

Смерть Алины со мной такого не делала.

Я запустила пальцы в волосы и дернула, в надежде что легкая боль поможет мне прочистить мозг. Пролить свет на мое недавнее сумасшествие.

Наверное, именно предательство сводило меня с ума. Если бы не я проткнула Бэрронса копьем, я бы так не убивалась. Да, горе от утраты Бэрронса было бы сильным, но сокрушило меня не горе, а чувство вины. Я убила своего защитника.

Чувство вины, не горе, питало мою жажду мести. Вот в чем дело. Чувство вины превратило меня в одержимую, которая хотела стереть один мир и создать другой. Если бы я убила Алину, если бы лично я была виновна в ее смерти, я бы чувствовала себя точно так же и решилась бы на те же действия. Мной двигала бы даже не любовь, а лишь отчаянная необходимость стереть свою причастность.

Теперь, когда горе не сжимало мое сердце, как кулак, я понимала, что не справилась бы.

Воссоздать мир только ради Иерихона Бэрронса? Об этом даже думать смешно.

Я потеряла Алину и не превратилась в сумасшедшую баньши, а ведь я любила свою сестру всю жизнь.

Бэрронса я знала всего несколько месяцев. Если бы я и стала создавать ради кого-то новый мир, я бы сделала это ради сестры.

Так, с этим мы разобрались. Я не предала Алину, не став ради нее Безумным Максом^[6].

Так почему же во мне все еще пульсирует и поворачивается нечто темное, пытаясь выбраться на поверхность? Что меня гложет?

– Мать твою, Риодан, мы тысячу раз уже это пережевывали! – взрывается Бэрронс. – Все гребаное время только об этом и говорим. У нас был план, ты от него отклонился. Ты должен был отправить ее в безопасное место. Она не должна была узнать, что это я. Это ты виноват в том, что ей теперь известно: мы не можем умереть.

Я застыла. Риодан тоже жив? Я же видела, как его разорвали на части и как он упал с высоты в сотню футов. Я нахмурилась. И Бэрронс сказал: «Не можем умереть». Что это значит? Никогда? И несмотря ни на что?

Он минуту помолчал, и я поняла, что он разговаривает по телефону.

– Ты знал, что я буду драться. Знал, что я выиграю. Я всегда побеждаю. Именно поэтому ты должен был разделить нас и пристрелить меня так, чтобы она не знала, что я мертв. В следующий раз бери с собой больше оружия. Попробуй противотанковый гранатомет. Как думаешь, с ним ты сможешь со мной справиться?

Гранатомет? Бэрронс способен выжить после такого?

– Так что это ты облажался. Она видела, как мы умерли.

Да, видела. И почему они не мертвы? Еще одна пауза. Я задержала дыхание, прислушиваясь.

– А мне насрать, что они думают. И не лезь ко мне с этим дерьмом про голосование. Никто не голосует. Лор не знает даже, в каком веке он находится, Кастео за тысячу лет не произнес ни слова. Ты не убьешь ее, и они тоже. Если кто ее и убьет, то только я. И то не сейчас. Мне нужна Книга.

Я замерла. Он сказал «не сейчас», явно упирая на то, что придет время, и это случится. И он не убил меня до сих пор по одной-единственной причине: ему нужна «Синсар Дабх».

И по этому мудаку я горевала? Его возвращение я праздновала? О «тысяче лет» я решила поразмыслить позже.

– Если ты думаешь, что я так долго охотился лишь затем, чтобы потерять свой главный шанс, ты ни хрена обо мне не знаешь.

Вот опять, то же самое говорила Фиона в ту ночь, когда Бэрронс метнул в нее нож, чтобы заставить замолчать. Я его «главный шанс». На что?

– Ну, давайте. Ты. Лор. Кастео, Фейд. Кто там еще хочет мне помешать? Но на вашем месте я бы отвалил на хрен. Не давай мне причин оставить тебя в живых и заставить жалеть об этом. Ты этого хочешь? Бессмысленной вечной войны? Хочешь, чтобы мы вцепились друг другу в глотки?

Тишина.

– Я никогда не забываю, кому я верен. А вот ты забыл свою веру. Сохрани ее родителей живыми. Следуй моим приказам. Все скоро закончится.

Я сжала кулаки. Что именно закончится?

– Вот в этом ты ошибаешься. Один мир не хуже другого. Некоторые миры лучше. Мы с самого начала знали, что она «уайлд кард»^[7]. После того что я выяснил о ней в ту ночь, я собираюсь ее разыграть. Вы уже нашли Телли? Мне нужно допросить эту женщину. Если она еще жива. Нет? Подключите больше людей.

Что он имел в виду, говоря, что узнал в ту ночь? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его словам, хотела предать его? Или что-то другое? Кто такая Телли и что Бэрронс хочет у нее узнать?

– Дэррок мертв. Она скажет В'лейну, что убила его сама. Ребенку никто не поверит. – Снова долгая пауза. – Конечно, она будет делать то, что я ей скажу. С В'лейном я разберусь сам, если понадобится. – Пауза. – Ни хрена ты не сможешь.

Тишина длилась долго, и я поняла, что Бэрронс повесил трубку. Я смотрела на лестницу, положив руку на дверной косяк.

– Тащите сюда свою задницу, мисс Лейн. Быстро.

– Я слышала... – начала я.

– Я позволил вам это услышать, – отрезал Бэрронс.

Я закрыла рот, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Уголки его губ были приподняты, словно он чему-то радовался, и на миг мне показалось, что мы снова ведем безмолвный диалог.

«По-вашему, приближаться к монстру безопасно?»

«Если ты думаешь, что я боюсь тебя, ты ошибаешься».

«А меня стоит бояться».

«Возможно, это тебе стоит бояться меня. Давай, разозли меня, Бэрронс. Увидишь, что будет».

«Маленькая девочка решила, что выросла».

Его губы сложились в улыбку, уже знакомую мне: сдержанное напряжение, отчасти насмешка, отчасти злость, отчасти возбуждение. У мужчин все так сложно.

– Теперь вы знаете, что они о вас думают. Между вами и моими людьми стою только я, – говорит Бэрронс.

Он и очень глубокое спокойное озеро. Если понадобится, я нырну на самое дно. Пусть Бэрронс снова жив, пусть теперь я понимаю, что никогда не уничтожила бы мир, чтобы спасти его, я уже не та, кем была раньше, до того как убила его. И никогда не стану прежней.

Трансформация, которую мне пришлось пережить, нанесла непоправимый ущерб. Эмоции, которые я испытывала, когда верила, что Бэрронс мертв, ранили глубоко, оставив шрамы на сердце и изменив мою душу. Я уже не испытывала горя, но память о тех днях, мои решения, мои поступки и то, что я едва не сделала, навсегда останутся со мной. Подозреваю, что часть меня еще долгое время будет бесчувственной.

Мой взгляд остановился на его шее. Она выглядела так, словно ее никогда не перерезали. Ни раны, ни шрама. Бэрронс полностью исцелился. Вчера я видела его обнаженным и знала, что шрамов на его торсе тоже нет. Его тело не сохранило ни одного свидетельства жуткой смерти.

Я снова посмотрела ему в лицо. Он изучал мои заново покрашенные волосы. Я отбросила пряди назад, заправила их за уши. По враждебности его взгляда я понимала, что, если снова открою рот, он его заткнет, так что я молчала и наслаждалась видом.

Горюя о Бэрронсе, я поняла, в частности, насколько он привлекателен. Бэрронс... вызывает привыкание. Он прорастает в тебя, пока ты не начнешь воображать, что красивее его никого нет. Его темные волосы гладко зачесаны назад, иногда подстрижены, иногда спадают на плечи, словно он забывает о необходимости стричься. Не знаю почему, но он кажется выше своего двухметрового роста, а его мускулы движутся со звериной грацией.

Он животное.

Его лоб, нос, рот, подбородок сформированы генами, носители которых вымерли давным-давно, и отмечены тем, что превращает его в чудовище. У него симметричное лицо с четкими чертами, но оно слишком примитивно, чтобы казаться красивым. Бэрронс словно эволюционировал достаточно, чтобы ходить на двух ногах, но при этом не избавился от чистых и незамутненных инстинктов прирожденного хищника. Агрессивная бессердечность и кровожадность – истинная природа моего демона-хранителя.

Когда я только приехала в Дублин, он внушал мне ужас.

Я глубоко вдыхаю, медленно наполняя легкие воздухом. Нас разделяют десять футов и широкий стол, но я чую его запах. Запах его кожи я не забуду никогда, до конца своей жизни. Я знаю его вкус. Я помню запах, который мы источаем, когда мы вместе. Секс – это парфюмерия, которую создают двое. Это запах, которого не создать одному. Возможно, этот запах может стать наркотиком из смешанных феромонов, которые получаются только из пота, слюны и спермы. Я бы с удовольствием толкнула Бэрронса на стол. Оседлала его. Прогнала бы шторм эмоций между нашими телами.

Я понимаю, что он внимательно смотрит на меня и вполне может проследить за направлением моих мыслей. Желание трудно не транслировать. Оно меняет даже наше дыхание, слегка замедляет движения. Если вы кого-то хотите, это трудно не заметить.

– Вы чего-то хотите от меня, мисс Лейн? – очень мягко произносит Бэрронс.

Похоть смотрит на меня его древними глазами. Я помню, как впервые заметила ее там. Тогда мне захотелось сбежать. А дикая Мак хотела играть.

Ответ на его вопрос был однозначный – да. Я хотела прыгнуть на его стол и выпустить из себя нечто дикое. Я хотела бить его, наказать за боль, которую испытала. Я хотела поцеловать его, прижаться к нему, убедиться, что он жив, самым примитивным из возможных способов.

«Если кто ее и убьет, – сказал Бэрронс минуту назад, – то только я».

Господи, как же я по нему горевала!

А он так спокойно говорит о моем убийстве. И не доверяет мне. Он никогда мне не доверял. Темные течения во мне становятся сильнее. Я зла на него. Он и сам заслужил частичку горя. Я облизываю губы.

– На самом деле да.

Бэрронс величественно склоняет голову и ждет.

– И только ты можешь дать это мне, – мурлычу я, выгибая спину.

Его взгляд опускается к моей груди.

– Слушаю.

– Это длится уже очень долго. Я не могла думать ни о чем другом. Я чуть не сошла с ума, пока ждала твоего возвращения, чтобы попросить об этом.

Бэрронс выпрямляется и прожигает меня взглядом.

«Сентиментальность», – говорят его глаза.

«Первый начал», – молча парирую я. И, думаю, это означает, что ему достались только объедки.

Я отталкиваюсь от двери, огибаю стол, проводя кончиками пальцев по Зеркалу, когда прохожу мимо. Бэрронс наблюдает за моей рукой, и я знаю, что он вспоминает мои прикосновения.

Я останавливаюсь в нескольких дюймах от него. Во мне жужжит энергия. В нем тоже. Я это чувствую.

– Я одержима желанием получить это, и, если ты скажешь «нет», мне останется только смириться.

Он резко вздыхает.

– А вы сможете? – В его темных глазах вызов.

Внезапно у меня возникает видение: мы вдвоем деремся, выкладываясь по полной, драка прокатывается по магазину и завершается яростным, безудержным сексом. У меня во рту вдруг становится так сухо, что я не могу сглотнуть.

– Возможно, мне понадобится время на то, чтобы... получить именно то, чего я хочу, но я не сомневаюсь, что смогу это сделать.

Его глаза говорят: «Ну, давай. Но тебе придется дорого за это заплатить».

Он ненавидит меня за то, что я связалась с Дэрроком. Бэрронс считает, что мы были любовниками.

И он готов заняться со мной сексом уже через секунду. Несмотря на свои рассуждения, безо всякой нежности, но он готов к этому. Я не понимаю мужчин. Если бы я думала, что он изменил мне... ну, скажем, с Фионой, через день после того, как помог убить меня, я бы заставила его долго мучиться, прежде чем снова стала бы с ним спать.

Бэрронс считает, что я занималась сексом с любовником своей сестры через день после того, как ударила его копьем, забыла о нем и двинулась дальше. Мужчины сделаны из другого теста. Думаю, что у них в крови желание стереть все следы, всю память о конкуренте, и чем быстрее, тем лучше. И они чувствуют, что единственный способ это сделать – их тело, их пот, их сперма. Словно они метят нас заново. Секс для них так важен, что с его помощью ими можно управлять, и то же самое они думают о нас.

Я смотрю на Бэрронса снизу вверх, в его темные бездонные глаза.

– Ты можешь когда-нибудь умереть?

Он долгое время не отвечает. Затем один раз качает головой. Молчаливое отрицание.

– То есть никогда? Что бы с тобой ни случилось? И снова движение подбородка.

Ублюдок. Теперь я понимала злость, скрывавшуюся под моим облегчением. Часть моего сознания уже сопоставила факты.

Он позволил мне горевать.

Бэрронс никогда не говорил мне, что он чудовище, которое нельзя убить. Одним маленьким признанием он мог бы избавить меня от невероятной боли, и я бы не чувствовала себя жестокой, темной, сломленной. Если бы он только сказал: «Мисс Лейн, меня нельзя убить. Так что если увидите мою смерть, не парьтесь. Я вернусь».

Я потеряла себя. Из-за него. Из-за его идиотского стремления скрывать о себе все на свете. Я не могла такое простить.

А хуже всего было то, что я верила: Бэрронс отдал жизнь, чтобы спасти меня. На самом деле он просто прилег вздремнуть. Что значит смерть кого-то, о ком известно, что он не может умереть? Да ничего. Мелочь. «IYD» оказался не такой уж большой услугой.

Я плакала, я горевала. Я мысленно построила огромный и незаслуженный памятник Бэрронсу, Человеку, Который Умер, Чтобы Я Жила. Я думала, что он пожертвовал собой ради меня, и это жестоко сыграло на моих эмоциях. Я позволила им поглотить меня, управлять мной, превратить меня в то, о чем я и подумать не могла.

А он и не собирался умирать ради меня. Это было обычным положением дел – Бэрронс следит, чтобы его ОС-детектор был жив и исправен, ничего личного, лишь следование цели. Ну и что, что он не позволил бы мне умереть? Это ему ничего не стоило. Он хотел заполучить Книгу. А я была способна ему помочь. Ему нечего было терять. Я наконец поняла причину его бесстрашия.

Я думала, что настолько небезразлична ему, что он готов пожертвовать ради меня жизнью. Я идеализировала его и попала в плен собственной фантазии. И если бы Бэрронс остался здесь вчера ночью, я бы выставила себя полной дурой. Я бы призналась ему в чувствах, которые возникли только потому, что я думала: он умер ради меня.

Ничего не изменилось.

Не было глубокого понимания или чувств между нами.

Он был Иерихоном Бэрронсом, я – ОС-детектором; он злился на меня за то, что я связалась с врагом; его раздражало то, что ему пришлось так не вовремя умереть, но он все так же ничего мне не говорил, использовал меня, чтобы достичь своей загадочной цели.

Бэрронс искрится нетерпением. Я чувствую, как его захлестывает похоть, под которой притаилась жестокость.

– Вы сказали, что чего-то хотите. Чего же, мисс Лейн?

Я холодно улыбаюсь.

– Получить права на владение магазином, Бэрронс. Чего же еще?

Дата добавления: 2015-07-10